Мысли о религии, встречи со священником

      Дом, в котором я родился и жил, располагался и теперь располагается рядом с церковью. Недалеко от церкви находились дома, в которых жили приходские священники. Прихода было два, которые обслуживали несколько священников. Когда-то мои бабушка и дедушка имели близкое знакомство со священниками, которые иногда приходили к ним в гости. Наверное, поэтому у нас в доме было несколько церковных книг, название одной из которых было «Жития святых».

          Фото родительского дома               

     Уже, будучи школьником, я читал эту книгу, и мне хотелось понять, что такое Бог и кто были его сподвижники на земле.

     Я обращался к дедушке с вопросом: «Почему Иисус Навин с войной пришёл в Ханаан, обманным путём провёл своё войско в крепость Иерихон и сжёг её?»

     «Милок, так надо было Богу», – отвечал он мне.

     «Разве Богу надо убивать людей?» – продолжал я.

     «За грехи, за грехи, милок, а ты много хочешь знать», – с некоторым раздражением говорил он. Дальше разговора не получалось.

     Вся моя жизнь проходила в атеистическое время. В школе разговоров о религии не могло быть. Церковь в 1936 году была закрыта. И это всё вместе усиливало мои вопросы, когда-то возникшие во мне.

     В селе Инякино, где располагалась МТС, в то время была действующая церковь, священником в которой служил отец Иван. По мнению многих наших сослуживцев, он считался хорошим человеком.

     Недалеко от церкви находилась сельская столовая, в которую я довольно часто ходил кушать.

     Однажды в моё посещение столовой я имел честь познакомиться с ним и иметь продолжительную беседу, которая не закончилась этой одной встречей.

     Он попросил разрешения подсесть ко мне за стол. Мы познакомились, обменявшись рукопожатиями, и назвав друг друга. Он предложил по случаю знакомства выпить по сто граммов водки. Предложение я принял в надежде, что так будет проще завязать интересующий меня разговор.

     Я впервые в жизни беседовал со священнослужителем под два метра ростом с большой рыжеватой бородой и длинными русыми волосами, облачённым в церковные одеяния, который, как мне казалось, обладал таинственными религиозными знаниями. Могучий бас завершал внешнее его  восприятие как волевую личность, способную направленно воздействовать на окружающих.

     Поговорив с отцом Иваном о разном, я попытался перевести тему разговора и задал ему вопрос: «Как вам удаётся пробуждать в людях веру в Бога?»

     Этот вопрос не застал его врасплох. Не задумываясь, он ответил: «В основном мне не приходится это делать. Люди, пришедшие в церковь, сами обретают веру в Бога, и вы придёте в церковь – тоже сразу поверите».

     «Со мной вряд ли это произойдёт, так как я должен понять, есть он или нет его – Бога», – ответил я.

     «То, что он есть, понимать не надо, это ясно каждому человеку. Кто же тогда создал всё, что окружает нас? Не само по себе всё это произошло?» – проговорил он.
     «Может, оно вовсе не происходило, а существовало всегда, приспосабливаясь к изменяющимся условиям. Так, по крайней мере, трактует наука», – спокойно возразил я.

     «Наука многое не знает и во многом ошибается, – с некоторым раздражением ответил он. – К тому же всякий атеист и даже учёный подвержены навязчивым сомнениям в правоте своей антирелигиозной позиции», – добавил он.

     «Неужели у него нет ничего более таинственного и убедительного, кроме того, что он сказал?» – подумал я.

     «Видимо, вам мало того, что я сказал, чтобы вы обрели веру, но достаточно для того, чтобы сильно задумались над этим», – проговорил он, не дав мне высказать своё мнение.

     «Приходите в церковь, и к вам сразу придёт вера», – настойчиво добавил он.

     «Конечно, для меня этого мало. Откровенно говоря, я от вас ожидал большего. Я подумаю над вашим предложением. Вы понимаете, что моё появление в церкви не останется для меня бесследно с точки зрения осложнений, которые неизбежно возникнут на работе. К тому же я член ВЛКСМ», – ответил я священнику.

     На этом мы разошлись по домам.

     В работе время пролетало с поразительной быстротой, прошла зима и наступила весна. Первая декада апреля стояла тёплой и практически уничтожила весь снег. Мы активно вели подготовку техники к весеннему севу.

     Возвращаясь вечером с бригадного стана Елизаветинской бригады, я притормозил летучку около сельской столовой с намерением поужинать. Поднявшись в зал столовой, к великому удивлению я увидел отца Ивана, который сидел один за столом и принимал трапезу.

     Увидев меня, он решительно поднялся и, подойдя ко мне навстречу, подвёл меня и усадил за свой стол, а сам направился к буфету и сделал заказ на дополнительную сервировку стола.

     Не успели мы обменяться информацией о текущей жизни, как на столе появился графинчик с водкой, винегрет с селёдкой и нарезка копчёной грудинки.

     «Давай выпьем за встречу, за здоровье и, наконец, за выполнение обещаний прийти ко мне», – разливая водку, быстро проговорил отец Иван и поднёс рюмку для чокания, пристально глядя на меня.

     «Но я обещал только подумать над Вашим предложением», – сразу же ответил я.

     «Большой разницы в этом нет. Если уже пропал интерес на поставленные в прошлый раз вопросы, тогда такой аргумент понятен», – с некоторым упрёком и подозрением во взгляде сказал он.

     «Интерес у меня не пропал. Более того, после встречи с Вами этот интерес усилился, так как появилась надежда узнать истину от священнослужителя, который несёт её в народ», – ответил я.

     «Если желание получить от меня истину усилилось, то давай за это выпьем», – проговорил он. При этом он поманил официантку и передал ей пустой графин, сделав заказ на водку.

     После очередного тоста и завершения ужина он обратился ко мне со следующим предложением: «Знаешь что, Алексей, если всё так серьёзно, то я уверен, что у тебя нет веских причин против того, чтобы зайти ко мне домой в гости как к человеку. Это ведь не церковь. Твоё руководство не найдёт убедительных оснований предъявлять какие-либо претензии по отношению такого поступка. Пойдём прямо сейчас».

     Такого оборота событий я не ожидал. Я согласился, и через четверть часа мы уже сидели за столом в доме священника за церковной оградой.

     Помню, нас встретила женщина лет сорока. Я сразу заметил, что на её правой руке не было трёх пальцев. Как-то необычно торчали большой и указательный палец. В её взгляде не чувствовалась большого одобрения по отношению моего визита, но внешне это ни в чём не проявлялось.

     Представив меня жене, он обратился к ней: «Маша, это наш гость, поэтому надо его угостить», – с некоторой волей в голосе сказал он.

     «Но у меня почти ничего нет, староста Наталья не дала мне денег, и я не ходила сегодня за продуктами», – тихо сказала она.

     «Давай что есть. С этой старой клячей я разберусь», - без особого раздражения проговорил он.

     Через некоторое время она поставила на стол: нарезанное сало, солёные огурцы, картофель, хлеб и половину графинчика водки.

     Он пригласил Машу сесть с нами за стол, произнёс тост «За знакомство» и после продолжительной паузы обратился ко мне: «Знаешь, Алексей, моя жена Мария спасла меня от неизбежной гибели на фронте во время Великой отечественной войны.   Она была медсестрой и меня, тяжело раненного и истекающего кровью, невероятными усилиями вытащила с передовой. Если бы не она, меня бы не было на свете. Я по гроб жизни всем обязан ей. Но иногда, в силу проявления несдержанности моего характера, я грешу и делаю ей больно. После этого я страшно переживаю, молюсь и прошу Господа Бога о том, чтобы простить меня за это и удержать от подобных поступков».

     Далее он подробно говорил о том, как он лежал в госпитале и как по выздоровлению был отчислен из действующей армии, и как долго по окончанию войны искал Марию. Наконец нашёл, она к этому времени также была демобилизована из армии в связи с ранением руки. «Как видишь, у неё нет трёх пальцев. Я убедил её выйти за меня замуж и получил её согласие стать священником. Намерения найти Марию и служить богу возникли у меня в госпитале».

     «Скоро Пасха, – продолжал он. – Приходи ко мне на праздничный молебен, и истина откроется тебе».

     Поблагодарив его и Марию за гостеприимство, с грузом впечатлений и мыслей я уходил из их дома. Более всего на меня подействовала грубость отца Ивана, которую он произнёс в адрес старосты Натальи. Я намеренно смягчил эту грубость, так как писать то, что он сказал, до настоящего времени мне не позволяет нравственная основа уважительного отношения к священникам. Но хорошо помню о том, что после этого во мне почти исчезло то чувство таинственности в отце Иване, которое мне обещало раскрыть религиозную тайну.

     Спустя несколько дней я ехал из районного центра на летучке с запасными частями. Маленький голубой «Москвич», производства тех лет, обогнал наш автомобиль и посигналил предложением остановиться. Мы остановились.

     Из «Москвича» вышел отец Иван и направился к нам. Я вышел навстречу ему, поздоровались. При этом он с неподдельным расположением обнял меня.
«Алексей, как мы договорились, завтра вечером по - темну приходи ко мне домой, и я покажу тебе пасхальную службу в церкви», – решительно с нотой повелительности, но с доброй улыбкой проговорил он.

     Для меня это было неожиданным приглашением, так как договорённости об этом не было. Был только его разговор об этом.

     «Не знаю, не знаю, подумаю, но обещать пока не хочу», – ответил я.

     «Алексей, тянуть больше не надо, я тебя жду», – резко сказал он и, пожав мне руку, направился к автомобилю.

     Я долго думал о том, как мне поступить: идти или подавить желание узнать что-то новое и важное для своего миропонимания. Неопределённость позиции в преодолении себя не переставала меня мучить. Наконец, чувство неудобства перед отцом Иваном и острое ощущение отсутствия воли подавили всякие сомнения, и я решил пойти и посмотреть на его службу в церкви.

     В условленное время я нажал кнопку звонка у двери дома священника.
Дверь открыла Мария и сказала: «Проходите, я сейчас его позову».
Я понял, что она была предупреждена отцом Иваном.

     Вошёл отец Иван, поздоровался и дружески обнял меня. «Сейчас я хочу несколько преобразить твою внешность в интересах некоторой конспирации», – сказал он.

     Если мне не изменяет память, он принёс одежду дьякона, которая состояла из стихаря, ораря и поручей. Мои длинные волосы он расчесал особым образом, так что они сокрыли уши и прилегали к щекам. Завершив одеяние, он подвёл меня к зеркалу.   Откровенно говоря, вид был внушительный.

     «Я тебя представлю представителем из Рязани, приехавшим на праздничную службу, поэтому особо не переживай», – в заключение проговорил он.

     На улице было уже совсем темно, и мы вошли с ним в церковь через боковой вход. Церковь была плотно заполнена народом. Свет от горевших вокруг свечей полностью не пробивал темноту и создавал приятную сумрачную обстановку. Повернув вправо и поднявшись на несколько ступеней, мы вошли в помещение престола. Он остановил меня недалеко от престола и сказал: «Стой здесь, я пошёл открывать службу».

     Через какое-то время могучий бас отца Ивана впечатлительно звучал в огромном пространстве церкви и, разносясь эхом, как мне казалось, внушал окружающим торжественную тревожную благодать.

     Прошло много времени, может быть, более двух часов, отец Иван вернулся ко мне и сказал: «Христос воскрес!» Обнял и поцеловал меня. «Надо отдохнуть, ты, наверное, устал».

     «Воистину воскрес!» – ответил я, обнимая его крупную фигуру.
Мы медленно шли из церкви к дому священника. Прервав молчание, я, предвидя возможные вопросы, с чувством какого-то душевного облегчения сказал: «Дорогой отец Иван, я испытал большие и глубокие впечатления от посещения церкви, но я не могу их выразить перед вами теперь. Мне надо прочувствовать их временем и оценить их, оглянувшись назад».

     «Я хорошо понимаю и вопросов не задаю», – дотронувшись до плеча, сказал он и, немного помолчав, добавил, что всё равно мы сделали большое дело.

     Время летело неумолимо быстро. И случилось так, что мы больше не встретились.