Фобия

«Сколько времени уже?», подумал Никита, взглянув в сторону. Странно, что он задавался вопросом, но не удосужился посмотреть на часы. Вокруг все также тишина. Никого. Птицы летают, но тихо, быстро, куда-то спешат. Под ногами копошатся насекомые, тоже тихо и быстро. Потемнело. Мужчина поднял глаза: небо совсем нахмурилось, погода быстро менялась. Вот-вот ливанет, но Никита сидел, не двигаясь, и вновь впер взгляд в каменное надгробье с выгравированным именем, датами рождения и смерти. «Пускай ливанет. Сахарный я что ль?», он откинулся на спинку лавки и не сводил глаз с камня.
- А ведь у нас могла сложиться прекрасная жизнь, - прошептал мужчина и опустил взгляд.
Он никогда прежде не говорил с ней после того… как она погибла. Что толку говорить, если она и при жизни-то не слушала и не слышала его. Что могло измениться после смерти? А сейчас? А сейчас непонятно зачем и что двигало им, заставив заговорить.
- Я бы любил тебя, гладил бы по вечерам, когда ты засыпала на моем плече, терпел бы как твои волосы щекочут мне бок… и как я вытаскиваю их отовсюду, даже из трусов, - Никита усмехнулся, вспоминая минувшие дни…

 – Да ну что ж за твою мать! – возмутился он, вытаскивая с вилки длинный темный волос. – Надь! Ну какого лешего?
- Что опять? – из комнаты послышался тонкий голосок, уже наполненный обидой.
- Опять твои волосы в моей еде! – мужчина демонстративно вертел в руках вилку.
- Ну давай я налысо побреюсь! – фыркнула она и скрылась в комнате.
- Может и надо, - тихо пробубнил он, злобно стряхивая опостылевшие волосы с пальца…

Никита открыл глаза и снова посмотрел на выгравированное на надгробье имя. Тишина тут же резанула по ушам. Вновь смиренные птицы перескакивают с дерева на дерево, едва успевая раскинуть крылья и тут же замирают, уединившись на тучной ветке.
Первая капля холодного дождя опустилась на нос, обжигая кожу. Никита не шевельнулся, безропотно чувствуя, как капля скатилась по переносице, превратившись в слезу, помчалась вниз к губам. Он продолжал смотреть на надгробье…

- Надь! – позвал он в трубку, стоя у машины под проливным дождем, хлопая по карманам.
- Ну что? – возмутилась девушка, - иду я уже, 5 минут!
- Ключи от машины возьми, - шипел он, озираясь по сторонам, не видит ли его кто. Мокрого, в черной кожаной куртке, крутящимся возле машины. Как подозрительно он выглядел! И Надька уже три часа собирается. Три часа! В Ашан!...

Внезапное дуновение, проползшее по лицу крабом, и мужчина тут же открыл глаза, вздрогнув. Дождь льет как из ведра, так же как в тот день. Вокруг никого, как и в тот день. Но что за движение было около его носа? Кто-то будто дотронулся легкой пушистой вуалью и исчез. Холодок вновь пробежался по спине, ковыряясь шилом в его коже вдоль позвоночника. Никита поежился. Холодно. Стало вдруг чертовски холодно. Он поднял воротник и вновь обернулся. Никого. Взгляд вернулся к надгробью и тут же внутри похолодело все, а не только вдоль позвоночника. Все органы в одну секунду приостановили свою деятельность и с ужасом замерли.
- Что за?.. – прошептал Никита внезапно осипшим голосом, звук которого был едва слышен. Его глаза неотрывно, не моргая, таращились на надгробье, на которое они таращилась уже энное количества времени, и с ужасном и страхом не находили привычной надписи: Надежда…
Надгробье словно превратилось в обыкновенный обточенный камень. Мужчина подорвался с лавки и в один прыжок оказался у оградки, ища привычные высеченные в камне буквы. Взгляд ощупывал каждый миллиметр мрамора, но так и не смог найти то, что искал. Мужчина со страхом обернулся: никого. Только плачущие деревья грузно свесили темно-зленые листья, померкшие и недвижимые. Под ногами набирались лужи. Сначала прозрачные. Земля под покровом лужиц выглядела так, будто это был особый арт-дизайн, бережно уложенный в аквариуме. Потом поднялась муть, заволокла собой открытые пейзажи, стерла понимание.
Хруст. Тихий, где-то позади. Никита резко обернулся и интуитивно сделал пару шагов назад, наступив в лужу и тут же залив, побитый временем кроссовок, но никаких холодных и неприятных ощущений не было. Мозг был занят поиском того, кто издал практически беззвучный и в то же время оглушительный хруст поодаль. Никита был уверен, что именно кто-то, неловко ступив, надломил не успевшую промокнуть палочку. Не что-то, а кто-то.
Сердце разгонялось все быстрее и быстрее, напоминая отчетливую барабанную дробь, не способную сбиться с заданного ритма. Дыхание учащалось, уже были слышны легкие осипшие звуки, едва успевающие вырываться из постоянно вздымающейся груди. Ему казалось, что он сейчас задохнётся. Умрет от страха. Что за удивительное чувство? Эмоция? Страх. Тело словно скованно окаменевшими в одну секунду мышцами, звук биения сердца спускается ниже, проваливаясь в желудке, который сжался до размера наперстка. Скрутило в упругий жгутик. Упавшее, колотящееся в судорогах сердце, жгутик вместо желудка, глыба, тянущая вниз, ощущаемая внизу живота, заставляли мужчину вертеться на месте как механическая юла, чьи шестерёнки подпитывались от чего-то сверхъестественного, преисполненного нескончаемой энергии. Но вокруг никого не было. Отсутствие чего-либо видимого не успокоило мужчину. Да и надпись на надгробье не появлялась. Нервы не выдерживали и Никита, не оглядываясь, лишенный страхом рассудка, рванул прочь с кладбища.
Дождь лил. И чем быстрее убегающий мчался, тем сильнее шел дождь. Перед глазами водяная стена, скрывающая обзор. Кроссовки начерпали воды из всех луж, которыми покрылась дорога. В ушах вовсе умолкли звуки падающей с неба воды, остался только шум, разгоняющий кровоток.
Не зная с помощью какого чуда, мужчина вырвался из пугающего, зачарованного круговорота дождя, гнетущей тишины и всей той мистической чертовщины, вцепившейся в перепуганное до смерти человеческое тело. Едва оказавшись за воротами кладбища, он, не заметив дыру, споткнулся и ощутимо грохнулся коленями о шероховатый, посыпанный мелкой каменной крошкой асфальт. Прямо перед изумленными людьми, двигающимися в сторону кладбищенских ворот.
- Вы в порядке? – первым нарушил тишину изумления мужчина, стоящий рядом с взволнованной женщиной с букетом искусственных благородных цветов.
Никита поспешно оглянулся, потирая колени, ничего не понимая. Никакого дождя на улице не было. Более того, с неба светило яркое солнце, распространяя слившиеся в куполообразную сферу маленькие лучи, разрывая не защищённые темными очками глаза. Недоумение на лицах стоящих перед ним незнакомцев читалось как трепещущая реклама яркими цветами. Оно и понятно: насквозь мокрый парень свалился буквально чуть ли не на голову. В глазах животный ужас, лицо бледное как у покойника, грязный, будто действительно только что выбрался из могилы.
А может его действительно по ошибке закопали, захоронили и вот сейчас он очнулся несколько минут назад в заколоченном гробу, засыпанный слоем земли в несколько метров. Тогда да, его состояние несложно понять, хот не дай бог такое ощутить на собственной шкуре. Но почему мокрый? До нитки вымок! Будто только вылез из бассейна. На улице уже который день стоит изнуряющая летняя жара и никаких облаков не прогнозируется ни завтрашним прогнозом погоды, ни окружающей обстановкой.
Никита не обращал внимания на мужчину и женщину, то и дело что-то спрашивающих и пытающихся помочь. Он поднялся с асфальта и тут же как юла начал кружиться, оглядываясь, ожидая увидеть там неописуемое нечто, мистического преследователя, который окончательно лишит его разума и понимая реальности, заставит отказаться от уже давно сформировавшегося мнения о волшебстве, бестелесных сгустках, магах и колдовстве. Даже о религии. Столкнувшись напрямую с чем-то необъяснимым, Никита все же предпочитал верить в то, что это у него какие-то проблемы ментального характера, это он тронулся умом и поэтому ему мерещиться то, что не может существовать, то, что своим существованием могло бы нарушить все законы, веками разрабатывавшиеся и подтверждённые богатым опытом всего человечества. Никита вздрогнул от своих же мыслей. Он окончательно поднялся на ноги, буркнул что-то неразборчивое в ответ встревоженным людям и похромал прочь от проклятого кладбища. Не оглядываясь. Никита был уверен, что то, что чуть не убило его первобытным страхом, не выйдет за пределы кладбища. Ведь так? Не выйдет? Если бы оно могло покинуть территорию мертвой земли, оно непременно бы последовало за Никитой.
Мужчина ковылял, отдаляясь от жуткого кладбища, не замечая, как теплой струйкой стекает кровь с разбитого колена, разжижается водой с мокрых штанов. Не замечал он как на него смотрят встречные люди, таращатся из тормозящих у светофоров машин. Он сейчас изгой! Внешний вид определил его уровень и статус в обществе буквально по щелку пальцев. Грязный вонючий бомж, алкаш, а может еще и наркоман, а значит потенциальный убийца, если до этого никого не убивал уже. И люди шарахались от него, выказывали раздражение и брезгливость на лице, не пытаясь скрыть, а наоборот нарочно демонстрировали свое отвращение. Поведение окружающих, настигшие самосознание и стыд не позволили мужчине сесть в подъехавший автобус. Что скажут, что подумают о нем пассажиры? Лучше пешком.
Всю дорогу Никита, под влиянием воскресшего разума, пытался проанализировать то, что с ним произошло на кладбище. Рациональность настойчиво подвергала критическим сомнениям произошедшее. И мужчина пришел к выводу, что ему все померещилось и ничего больше. Ничего не произошло на самом деле. Он все больше становился уверенным в том, что вернись он сейчас на кладбище, он не увидит ни единого подтверждения того, что там творилось что-то необычное. Но идти проверять он отказался и ускорил шаг в сторону дома, все еще шлепая мокрыми кроссовками, оставляя за собой следы.
Едва Никита закрыл на все замки входную дверь, у него отлегло от сердца. Захотелось выдохнуть, так как только в квартире он наконец почувствовал себя в безопасности. Мужчина скинул уже подсохшую на палящем солнце одежду и глубоко вздохнул, разглядывая свое отражение в зеркале, ища там признаки безумства. В его внешности ничего не изменилось: он не поседел, не полысел, не осунулся, глаза на месте, но именно в глазах Никита увидел нечто новое.
После смерти Нади уже энное количество времени в отражении своих глаз он наблюдал скорбь, потерю и забытое чувство вины где-то совсем в глубине черных зрачков, то самое, которое Никита старательно отрицал и пытался уничтожить. Его самые не любимые отголоски. Сейчас в собственных глазах Никита видел только страх, непонимание и метание правды, которую он знал до сегодняшнего дня и правды, которая водопадом обрушилась ему на голову. Сомнения.
«Чертов трус», со злостью подумал мужчина, вновь и вновь оглядывая отражение в зеркале, «опешил как трусливый заяц, как девка…сбежал. От чего? Да кто ж знает!», он еще раз окинул брезгливым взглядом себя в зеркале и пошел в ванную.
В силу привычных убеждений Никита считал, что мужчинам не полагается бренно валяться в горячих ванных, что это удел барышень: напускать пены и засыпать лавандовой соли, заниматься релаксом, но сейчас он стоял и пристально смотрел на ванную и…заткнув слив пробкой, включил потеплее воду. Ему нужно было расслабить сжавшиеся в атом разум и сердце, размотать жуткий клубок, в который сбились нервы. А как еще можно расслабиться? Пойти водки нахлебаться – это то, как мужчины разрешают напряжение, недоразумения, да вообще все, что угодно. Но именно в этой ситуации Никите впервые захотелось насладиться теплом, особенно после того, как еще будучи на кладбище его схватила железная рука мороза в летнее время, от чего до сих пор потряхивало. Поэтому ванна. Ничего страшного, если он 10 минут полежит в теплой воде и смоет с себя некротическую энергетику. Именно в этом, скорее подсознательном желании, чем в сознательном, он не хотел признаваться. Конечно же, он просто хотел помыться. При чем тут некротическая энергетика? Он не верил в эту чушь. Никогда не верил. Это иррационально! Он не психопат. С этим мыслями тело медленно опустилось в воду, а руки принялись незаметно и ненавязчиво тереть кожу.
Теплая ванная постепенно расслабляла мужчину, мышцы расширялись, успокаивались и теряли хватку. Веки тяжелили, Никита все еще боролся с собой, чтобы не уснуть. Еще с детства ему твердили, что в ванне спать нельзя – утонешь. Когда Никита был ребенком, он очень боялся вот этого «утонешь», потом, когда стал постарше на одни и те же предупреждения отвечал матери, что он мужчина, а мужчины в ванне не валяются, а раз не валяются, значит не могут утонуть и больше эту тему можно не поднимать. Но каждый раз, когда речь заходила о ванне, мама все равно предупреждала цокающим языком об опасности, подстерегающей сына.
Никита согревался, думая о матери и ее мнительности, проявляющейся во всем. Воспоминания немного отвлекли его от мыслей о кладбище и о том, что там произошло…
Никита с трудом открыл глаза. Сколько прошло времени? Он что, уснул? Спал в ванне, полной воды? Как это возможно? Он хотел было пошевелиться, но тело затекло. Только сейчас Никита понял, что вода остыла, да так сильно, что казалось, что его кто-то бросил в воды Атлантики. Холод, пронизывающий организм тонкими иглами, заставил Никиту пытаться двигаться, невзирая на боль. Никита вытащил руку из воды, желая поскорее вцепиться в бортик ванны, служившим опорой, но тут у него вновь промчался холод по внутренним органам и чувство упавшего вниз желудка вернулось. То самое чувство, которое он испытывал на кладбище.
Никита с замирающим ужасом в глазах и сердце смотрел на свою руку. Ни для кого не секрет, что от долгого нахождения в воде, кожа на кончиках пальцев временно деформируется, скукоживается, становится морщинистой и выглядит в целом больше отталкивающей, нежели привлекательной. Сейчас же дело было даже не в морщинистой коже, а в том, что эта самая морщинистая кожа при движении снималась с руки как перчатка, целостным куском, падающим в ванную. Никита завизжал не своим голосом, тонким, звонким и осипшим одновременно и рванул из ванны.
Пальцы обеих рук вцепились в борта ванны, пытаясь поднять мокрое тело, но это оказалось не так просто и легко. Тело будто наполнилось водой как губка, стало малоподвижным и неподъемным. Никита рывками поднимался, но его тут же камнем тянуло назад, и он шлепался в воду, усеивая все вокруг многочисленным брызгами, заливая пол. Но несмотря на то, что в паническом состоянии Никита в буквальном смысле выплескал полванны на пол, объем воды не изменился, она все так же продолжала скрывать его тело под собой. Каждый раз заливаясь в нос, принося крайне неприятные ощущения в носоглотке.
Страшный кашель начал рвать легкие, которые нещадно обжигала вода. Никита буквально захлебывался, но все еще пытался вырваться из неумолимой водяной хватки. Сквозь туман перед глазами он мельком увидел какой-то силуэт, возвышающийся у него между ног из воды. Мужчина хотел бы рассмотреть, убедиться, что ему не кажется, но для этого ему надо было прекратить сопротивление, прекратить бороться за жизнь и он был не готов ради призрачной тени, которая вообще неизвестно была ли на самом деле, умирать. Оголтелый страх, пытающийся сковать мышцы, никуда не делся. Собрав последние силы в кулак, Никита рванул и потащил отяжелевшее, уставшее тело из воды и выпал из ванны на холодный, залитый водой, кафельный пол…и зарыдал. Скорчившись в давно забытую позу эмбриона, взрослый мужчина беззвучно рыдал, схватившись за голову. Ему хотелось заползти в ракушку и спрятаться за плотными створками от пугающего мира. Мира, ставшего таким злым, непонятным, перевернувшим сознание, грубо выпотрошив его наизнанку внутренностями наружу. И теперь нечто стояло с дубинкой и безжалостно выколачивало скопившуюся вековую пыль, очищая прозревшие глаза от плотской паутинной ткани.
Никита понимал, что мир перевернулся, но жесткий, взращенный из детства рационализм твердил: «ты сошел с ума. Твоя жизнь закончена. Ты долбанный психопат. Всё. ВСЁ!»
Никита сжался еще сильнее и новый поток отчаяния в очередной раз сбил его дыхание, вынуждая ловить воздух, который словно издевался и никак не хотел, чтобы именно этот человек вдыхал его, проникал через его лёгкие. Пальцы все сильнее сжимались, не замечая остатка темных волос между ними. Жесточайшая агония безысходности проникала во все органы, молниеносно окутывая их и лишая независимости и свободы.
Спустя некоторое время, как только Никита почувствовал, что его отпускает страх и паника, и, наконец-то, появляется способность шевелиться, он голышом переполз в спальню и, не разбирая кровати, грохнулся на нее, завернувшись покрывалом, как куколка бабочки.
Он смотрел в потолок в ночной темноте: там шарахались свет ночных фонарей, свет фар проезжающих машин, расплывающиеся тени листьев деревьев, сучков и еще что-то, образуя пугающую картину ожившего театра теней. Неприятно. Предвещающее что-то неприятное. Вызывающее холодок на коже и неминуемые мурашки. Никита задумался. Он пытался понять, потерял ли он рассудок или все, что с ним происходит – настоящая, никому неизвестная реальность? В любом случае ему конец. Если он рехнулся, его упрячут в сумасшедший дом, заколют седативными, превратят в овощ, а дальше смерть. Примитивная до боли: подохнуть как завядшая в мешке луковица, о которой все забыли. Потом эту тухлую луковицу возьмут в руки, брезгливо поморщатся из-за вида и запаха, и вышвырнут за ненадобностью.
Если же это открывается новая реальность, то ему опять же конец: никто ему не поверит. Да он сам себе не верил, чего уж тут говорить о других? Другие – они другие. Никогда не поймут и ничему не поверят, пока не проникнут под кожу того бедолаги, чью жизнь и переживания надо прочувствовать. По-другому для других нет другой реальности. И как ни крути, когда познаётся что-то иное, разительно отличное от общепринятых стандартов, ты остаёшься один. Может не сразу, не по щелчку пальцев, но по итогу – один. Общепринятая реальность отличается от книжно-фантастичной реальности: в реальной жизни у Гарри Поттера не было бы Рона и Гермионы. В борьбу он был бы брошен один.
И что теперь делать? Позвонить Тохе или сразу сдаться санитарам? Попытаться бороться с неизвестным или глушить эту реальность волшебными пилюлями, создавая другую, менее тревожную?
Размышления прервал звук капающей воды. Никита осторожно стянул покрывало с головы, нехотя отрывая голову от подушки и пытаясь что-то разглядеть в просторах спальни. Темнота скрывала под собой все, являя миру лишь очертания теней и силуэтов. Кап-кап. Никита прищурился, въедаясь встревоженным взглядом в темноту. Кап. Кап. Кап. Медленно, растянуто, словно время замедлялось, где-то капала вода. Капли падали и с грохотом, пронзающим уши, разбивались о ламинат.
Никита уже отважился приподняться, сильнее укутываясь в покрывало. Вдруг оно спасет, если что? Превратится в щит, который не знавал бы по мощности ни один воин за всю мировую историю. Крепче прижимая к себе воображаемый щит, Никита спустил ноги на пол и тут же повернул голову в сторону открытой двери. Именно оттуда все отчетливее было слышно кап-кап. Там, прям перед открытой дверью в комнату, которую, как помнилось Никите, он захлопнул, заносясь в комнату, стоял силуэт человека. И тут сердце снова упало с огромной скоростью куда-то вниз и больно ударилось, трепыхаясь, пытаясь поймать ритм. Дыхание сломалось: хочется сделать вдох, вся сущность требует кислорода, а ноздри будто закупорены, в то время как рот выдыхает остатки жизненно важного газа.
Никита дрожащими руками поспешно протер глаза в надежде, что с ним играет его изнеможденный разум. Сейчас, он протрет глаза, как окуляры и то, что стоит в дверях, исчезнет, как мираж. Но ничего подобного не произошло. Никита осторожно открыл глаза и отпрыгнул назад, соскользнув с кровати на пол и почувствовал жгучую боль в спине, приложившись ею о деревянное ребро коробки кровати. То, что только что стояло в дверях и будто замялось, решая, можно ли ему зайти, уже стояло в полуметре от до смерти перепуганного мужчины. Никита закричал не своим голосом, пытаясь бежать, безуспешно суча ногами по полу, который намокал все больше и больше с каждой пройденной секундой. Находясь в паническом шоке изничтожающей паники, Никита едва был способен заметить, как с пальцев рук незваного существа, с кончиков волос капала черная вода, а на полу под ногами обоих образовалась уже приличная лужа.
Совершенно не контролируя свое тело, не помня и не понимая как, Никита умудрился полуползком, на четвереньках, выбежать из комнаты, прихватив с собой покрывало, запутавшееся в ногах.
Произошедшее в одни момент расставило понимание ситуации и теперь Никита был готов делиться свей реальностью со всеми, невзирая на то, куда именно после этого запихнет его мир. Плевать! Находясь в состоянии острой нужды в помощи, Никита не мог трезво отдавать себе отчет в происходящем, даже толком не мог оценить происходящее.
Он выскочил за дверь, захлопнув ее с такой силой, что в подъезде на грязный пол шмякнулись несколько кусочков штукатурки. Никита не заметил этого. Он вихрем вынесся прочь из квартиры и на одном дыхании пробежал три этажа вверх и истерично заколотил в черную железную дверь.
- Тоха! Помоги мне! – ревел Никита, не прекращая колошматить по двери, - открой скорее! Скорей, твою мать!!! Помоги мне!!!
Мужчине казалось, что он долбится в дверь уже битый час, что еще секунда промедления со стороны друга и Никиту уничтожит то непонятное, что проникло к нему в квартиру. Никита не заметил, как в кровь разбил кулаки о железную дверь, как щелкнул замок, как проклятая дверь начала открываться, а Никита все продолжал колошматить в нее и истерически рычать, требуя немедленно открыть чертову дверь, беспрерывно озираясь по сторонам, ожидая, что на лестничном пролете вот-вот появится эта мерзкая до судорог, страшная фигура.
- Мудак что ль совсем? – Тоха продрал сонные глаза и схватил Никиту за руку, не позволяя больше долбить свою дверь. – Чего творишь?!
Только в эту секунду Никита отвлекся от своих страхов на реальность. Ту самую. Общепризнанную. А она была такова: город сцеплен ночной тишиной, многоэтажное здание, где Никита вместе с Надей несколько лет назад купили квартиру, множество других квартир, погруженных в сон, разбуженные истошными воплями мужчины, судя по ним его не просто убивают, а каким-то особо изощренным способом на протяжение уже нескольких дней, но продолжая поддерживать в нем жизнь. Сам же мужик стоит полушатаясь, задыхаясь, озираясь и оглядываясь, окровавленные пальцы держат покрывало. Мокрое. Большая часть ткани лежит на грязном подъездном полу. Сам мужик голый. Грязный.
- Дерьмо! – шикнул Никита, внезапно осознавший всю картину в целостности.
- Чё разорались? – из соседней двери также торчало сонное тело, как и из других квартир, но к счастью, другие разбуженные хотя бы молча негодовали. – Ментов вызову, идиоты! – но лишь один мужик продолжал шуметь и угрожать.
- Извини, Васильич! Мы ушли! – Тоха буквально сгреб за шею соображающего Никиту в коридор своей квартиры и захлопнул дверь, уперев руки в бока и недоумевающе и вопросительно ожидая ответа от скукожившегося Никиты.
- Что за херня? – так и не дождавшись никаких объяснений, спросил Тоха. Никита все еще оглядывался, так до конца и не понимая, что происходит. Злой, раздраженный и полный негодования взгляд, сверлящий насквозь Никиту, совсем не пугал и даже не смущал. Мужчина оценивал действительность и всех живых существ в ней. Он искал глазами черный силуэт в лишенных света частях квартиры.
- И??? – Тоха снова потребовал ответа, - обожрался что ль? Аллё!
- Слушай, Тох, - заикаясь проговорил Никита, отдирая сухой язык от не мнее сухого нёба, - я сейчас все объясню.
- Да уж, будь любезен! – огрызнулся Тоха и выключил свет в коридоре, бьющий по заспанным глазам, и было направился в сторону кухни, как услышал пронзительный крик. – Ты чего, придурок? – вскрикнул Тоха и машинально включил свет, еле сдерживая себя, чтобы не зарядить другу промеж глаз.
- Не выключай свет! Не выключай!!! – Никита не слышал ничего и никого. Мгновенный щелчок, погасивший свет, словно лишил целый мир жизни.
- Все, успокойся, - каким-то подозрительным тоном проговорил Тоха, медленно убирая руку от выключателя, - не выключаю. Пошли, хоть кофе выпьем, раз спать уже не придется.
- Тох, - проскрипел чуть успокоившийся, но измученный голос, - мне кажется, что я сошел с ума.
- Мне так не кажется, - буркнул Тоха, насыпая кофе в кружку, - я в этом уверен.
- Я понимаю, как все это выглядит. Да, чет побери, я бы так же реагировал, встреть я такого же придурка, как я сам сейчас. И у меня нет разумного объяснения происходящему! – Никита вновь обернулся и вытер тыльной стороной кисти лоб, - меня что-то преследует.
- В смысле? – переспросил Тоха.
- Я не знаю. Какая-то мистическая херня. Не знаю. Сейчас выбежал из собственной квартиры, потому что там был этот чертов силуэт. Оно приходило за мной. Явно не чайку попить…
Никит рассказал все, что с ним случилось, описал все свои ощущения, страхи и на какое-то мгновение почувствовал облегчение: вот! Еще один человек знает о том, что происходит и вроде до сих не кинулся вызывать неотложку. Конечно, выражение лица друга не было праздным или добродушным и беззаботным, как это раньше случалось. Сейчас Тоха был серьезен настолько, что перестал быть Тохой, а стал вновь Антоном Михайловичем.
- Чего сам думаешь? – спросил он.
- Понятия не имею. Мои мысли не сулят ничего хорошего. Если эта чертовщина и вправду преследует меня – это уже мгла. Если же на самом деле меня никто не преследует и все это мне привиделось и показалось, то дела идут еще хуже. Но я клянусь, последний раз я пил, когда… даже не помню, когда именно. И ты прекрасно знаешь, что я не употребляю психотропные и наркотики. Я и не начал. Даже не пробовал.
- Я понял, - Тоха глотнул горячий крепкий кофе, задумчиво глядя в столешницу, покусывая губы.
- Я не знаю, что делать, но одно понимаю точно – один я не могу находиться.
- Пока Танюха у матери до конца недели, можешь пожить у меня. Потом она вернется, я с ней поговорю, думаю смогу убедить ее немного ужаться в пространстве.
- Она же ненавидит меня, - понуро сказал Никита.
- Ну… чуть-чуть, - Тоха отвел глаза в сторону, - но я думаю мы справимся с этим.
Оба мужчины не имели никакого желания ворошить прошлое, понимая причины ненависти супруги Тохи к Никите, особенно учитывая тот факт, что у каждого из них троих было свое уникальное видение мира, понимание и осознание произошедших событий.
Днем они сходили в пустующую квартиру Никиты, собрали пакет вещей первой необходимости и вернулись домой к Антону. Никита регулярно помогал по хозяйству разболтанному другу, не очень переживающему из-за отсутствия супруги, и погрязшему в приличной горе грязной посуды, застывших кофейных кругах на всех горизонтальных поверхностях, рассыпавшихся крошках, уже сухих настолько, что наступи на такую на полу, она даже не хрустнет, а вопьется в ногу как игла, пакетах от хлеба, рассыпанном кофе и многом другом мусоре. Тоха всегда был таким. С детства. В начале на него жаловалась мама, потом девушка, потом уже Танюха в роли жены. Никита знал его давно. Они дружили с 9-го класса средней школы, потом Антон отчалил в университет, после благоприятно нашел хорошо оплачиваемую работу и взял ипотеку в том самом доме, где и Никита с Надей выкупили просторную двушку для себя и будущего ребёнка. Никита никогда не обращал внимания на все женские причитания по поводу чрезмерной неряшливости друга. Здесь у него складывалось довольно философское мнение: главное, чтобы у человека в душе не было мусора, а то, чем он окружен, не так уж и важно. Мусор и безразличное отношение к нему и Тохи, и Никиты послужили причиной развития конфликта между Татьяной, супругой Антона, и Никитой, другом Антона. Ведь ни для кого не секрет, а скорее наоборот устоявшиеся убеждения и, наверное, современные стереотипы о том, что друзья мужа есть на самом деле враги мужа. Посудите сами, как часто слышно из всевозможных углов коммуникационной паутины, например муж пришел домой пьяный, с кем пил? Конечно, с друзьями. Вывод: эти друзья напаивают бедного мужа. Вреда желают, специально ведь напаивают! Силком скручивают и в рот заливают. Вторая, тоже не менее редкая причина вражды между супругами и друзьями супругов – это муж предпочитает проводить больше времени в кругу друзей, нежели жены. Тут и обида, и злость, и ненависть со стороны жены к таким друзьям, ведь именно они рушат семью, лезут в брак, ставят уже копья, а не палки, в колеса, от них надо держаться подальше. Обратную сторону медали благочестивые супруги не рассматривают. И еще одна немаловажная претензия: они научат или уже учат плохому. Список можно продолжать долго, но трех вышеуказанных причин хватило, чтобы изначально, казалось бы, дружеские отношения Тани и Никиты в довольно скором будущем после свадьбы друга не просто сошли на нет, а перешли в открытую конфронтацию.
Раньше Никита не до конца понимал причину ненависти Татьяны, да и плевать ему было. Ненавидит, пусть себе ненавидит, но, когда Таня начала обвинять Никиту в случившемся с Надей, это перешло все рамки дозволенного. Случился ядерный конфликт, когда Таня откровенно заявила, что Никита – слабак, который позволил погибнуть своей жене. То была последняя капля и Никита взорвался невиданной бранью, речи которой позавидовал бы самый бывалый сапожник. Тогда Тоха едва успел встрять между бранящимися, опасаясь, что придется лупить собственного друга, потому что по-пацански он не мог позволить, чтобы на его глазах ударили бы его женщину, а именно это, как казалось Тохе, замыслил Никита. А с другой стороны, Таня наговорила столько провокационных вещей, что будь он на месте Никиты, сам бы едва смог сдержать порыв удавить голыми руками. С того момента Никита и Таня прекратили общение. Пересекаясь в подъезде, реже во дворе, оба отводили глаза, делали чрезмерно брезгливые лица и расходились в разные стороны, будто на пути каждого лежали убийственно вонючие отходы, протухшие и смердящие трупным, блевотным запахом.
Приезда супруги Тохи оба мужчины ожидали в оцепенении. Антон продумывал, что сказать жене, чтобы растопить ее уже превратившийся в метал лед, как погрузить ее в сложившуюся ситуацию так, чтобы жена не решила, что Никита окончательно свихнулся. Хотя, откровенно признаваясь самому себе, Антон где-то далеко в душе крутил эту гадкую мыслишку, что друг-то действительно тронулся и по-хорошему ему надо бы к психиатру на прием, а не селиться у Антона. Ну действительно! Какие могут быть мистические вещи? 21 век на дворе! Цивилизация саранчовыми прыжками рвется вперед, не сегодня завтра колонизируют Марс, ворвутся в неизведанные пространства, уже насоздавали роботов, убирающихся, чинящих, даже трахающихся, машины, следящие за дорогой и самоконтролируемые, не нуждающиеся в водителе, автопилоты, поднимающие и сажающие железных многотонных птиц, и тут этот дурачок среди тотальной урбанизации, механизации и автоматизации, заявляет о том, что его пугает что-то неизвестное, черное отчасти, похожее на силуэт человека. Что?! Он что, серьезно, мать его?!
Подоплека недоверия истошно, но все еще крайне аккуратно, вошла внутрь Антона. Чужой, вовсе не его голос, такой тихий, но настойчивый, то и дело шептал: «сдай этого придурка в дурдом, в место, где ему будут рады». Но Никита же друг! Разве так можно поступать с друзьями? Даже с сумасшедшими. Но если Тохе нельзя, то его жене ничего не помешает вызвать неотложку и упечь бедного Никитоса в стены, обитые мягким одеялом. Именно с этим надо что-то делать, как-то уговаривать жену.
Пока Антон осмысливал происходящее и подстраивался под реальность, сгустившуюся суровыми красками, омрачившими беззаботность, Никита буквально ловил себя на мысли, что он в шаге от отчетливого сумасшествия. Он уже сам не был уверен в собственном рассудке. Точно ли он в порядке? Вот сейчас, прямо сейчас он лежит на диване в гостиной, окутанный нежным, но чертовски страшным покровом ночи, покрытый холодным потом, смотрит в дверной проем, где в лучах света, бледного текущего с кухни, где Антон что-то делает, и видит обрастающий четкими очертаниями силуэт. Женский. Черт побери, ЖЕНСКИЙ! Только сейчас, издыхая от звериного страха, Никита понял, что тень принадлежит женщине. Крик ужаса и монументального страха рыбьей костью застрял в глотке, а так хотелось орать. Орать не своим голосом, призывать Тоху на помощь, призывать весь дом на выручку. Но он не мог. Он открыл рот, язык отчаянно двигался, гоняя воздух, готовый разрядиться воплем, но ни звука не вырвалось из глотки. Вакуум. Космический. И тишина. Силуэт сделал шаг в комнату. Такой маленький, дрожащий. Едва оторвавшаяся от пола ступня бесшумно передвинулась вперед, ближе к парализованному Никите. Ближе всего на несколько сантиметров, которые казались метрами, скоропостижно сужающими расстояние между Нечто и Человеком.
Словно спасательный жилет, брошенный утопающему, уже оставшемуся без надежды, в коридоре появился Антон. Никита уже был готов сделать тот самый, всем известный, вздох облегчения и везения, но силуэт не исчез. Он продолжал стоять на том же месте, чуть заметно пошатываясь, явно настраиваясь и пытаясь сделать еще один шаг навстречу изнеможденному от страха мужчине. «Тоха!», хотел крикнуть Никита, но к нему все еще не вернулся дар речи, звуки все еще где-то бродили, но не в глотке. Никита пытался пошевелиться, чтобы хотя бы жестами указать другу об опасности, нависшей в комнате. Указать Тохе на черноту, сгустившуюся в человеческую тень прямо перед его носом. Неужели он сам не видит? Почему он не пятится в исступлении назад и не шепчет молитвы? Он не видит. Не видит! Не видит чертов силуэт!
Тоха, напрягая глаза, всматривался вглубь комнаты: Никита походу спал. Слава богу, наконец-то, спал. Уже столько ночей Никита боялся сомкнуть глаз, а сейчас как младенец. Тоха усмехнулся и сделал шаг в сторону, желая тихо уйти, дабы внезапным скрипом или шорохом не разбудить уставшего друга. И тут его босая нога наступила во что-то мокрое. «Вода?», изумленно подумал Антон, делая шаг назад от влажности на полу, «откуда?». Он внимательно вглядывался в пол, но кухонного света было недостаточно, чтобы рассмотреть, что это на полу и от чего. Никита же изо всех сил пытался падать знак другу, но с каждой пройденной секундой он все больше замирал, все меньше чувствовал мышцы в теле, все дальше уходили ветвистые нервы, переставая иннервировать опустошённый организм, забирая последнюю надежду на спасение.
- Черт, - неслышно выругался Антон и пошел в ванную за тряпкой, прикрыв дверь в гостиную, не желая будить друга, но обрекая его на неизвестность.
- Ник, - услышал парализованный мужчина женский шепот и внутри все вздрогнуло. Ник. Так его называла Надя, любимая жена. Всегда и только так. Все остальные, даже мать, называли его Никитой, либо Никитос. Но Ник – никогда.
- Ник, - снова повторил шепот уже где-то совсем близко. Звук распространялся так, будто комната приобрела эхо, но заниженное, приглушенное, лишенное привычных уху вибраций. – Я пришла за тобой!
Удар. Внутри что-то ударило по сердцу и грудной клетке. Ребра сжались вопреки своей костной, несгибаемой ткани. Дыхание сбилось, воздух, превратившись в колючего ежа, заметался, запрыгал по легким, разрывая их иглами, на кончиках которых образовались крючки, так беспощадно рвущие плоть. Слова, никем не произнесенные, но отчётливо слышимые, сработали как гарпун, метко брошенный в кита. Это точно Надя. Пришла с того света. Сумасшедший. Никита наперекор чудовищной реальности мысленно искажал ее, заставляя себя верить в одолевшую его психиатрию. Какой к черту с того света? Кто пришел? Покойница? Идиот! Психически нездоровый идиот! Завтра же к психиатру, пусть он разбирается с этим дерьмом, в конце концов, он за это деньги получает.
- Ты обещал, - вновь комната наполнилась неестественным шепотом, сверлом вкручиваясь в уши мужчины. Но в этот раз только страшным шепотом реальность не ограничилась. Не имея возможности издать хотя бы писк, хоть мышиный…комариный, мужчина внутри замер. Функционирование всех систем, работающих и так с перебоями, внезапно и молниеносно остановилось…от прикосновения. Определенно, к его руке что-то прикоснулось. Что-то холодное, мокрое, будто лапка жабы, только что вылезшей из пруда и случайно прыгнувшей на руку. Хочется отдернуть руку, кожа горит острым иголками внезапного холода, пронзающего эпидермис, щекоча нервы. Лежа в кровати и ощущая ледяное прикосновение хочется отдернуть руку еще быстрее. Но никак. Мышцы сокращаются, вот-вот должны привести тело в движение, но ничего не происходит. Нет движения, в то время как прикосновение расширяется, обхватывая кисть, сжимая будто станком, железным и холодным. Ползет кольцом. Сжимает. Сильнее. Сильнее. И шепот. Шипящий, змеиный, не человеческий: «ты обещал, Ник, ты обещал».
Внезапно все остановилось. Все исчезло. Черная гнетущая тишина сменилась стрекотаньем лесных насекомых. В ноздри ворвался тёплый лесной воздух. Перед глазами мелькнула картина ночного неба, насыщенного яркими звездами. Явно август. В этих широтах только август дает такое обилие и убранство ночного небосвода. Опять картинка: круглолицая луна отражается на водной глади, распластавшись по поверхности озера жирным блином. Вокруг вода. Вдали виднелись слабовыраженные черные точки-островки. Ступни явственно ощущают мелкую гальку, смешенную с песком. Рядом лежат огромные природные булыжники, их основания щекочет спокойная вода. С ужасом, не виданным доселе, Никита понимает, где находится. В какое именно прошлое его окунули картины. Сердце вновь замирает. 
На горизонте, в дорожке света луны, растягивающегося по воде, создавая легкую рябь, идет женская фигура.
- Надь… - шепчет мужчина, пытаясь позвать удаляющуюся от него женщину и совсем не желая будить друзей, спящих в палатках, установленных поодаль между несколькими валунами.
Женщина медленно идет вперед. Она не слышит шепот позади себя. Вода нежная и теплая омывает ее колени и с каждым шагом поднимается все выше, шурша от каждого движения.
- Надь! – вновь шепчет Никита, неуверенно делая шаг вперед. Парное молоко. Вода как парное молоко, касается его ступней. Ему не нравится это ощущение. Среди теплого водного прикосновения кожа ощущает холодные импульсы. Неприятные. Страшные. Страшные, потому что Никита так и не научился плавать и всю сознательную жизнь старался держаться подальше от воды. Даже при жаре он страшился окунаться в открытых водоемах. Если проживал в отеле, он мог позволить себе поплескаться в бассейне около лестницы, держась крепко за поручни.
- Иди сюда, - услышал он тихий шёпотом в голове. Женщина в воде, обласканная лунным светом, повернулась к нему и поманила к себе.
Время сжалось. Все остановилось и словно записанные на старую, изжеванную видеопленку, события отмотались еще дальше назад и замерли на моменте, когда он и Надя возвращались с очередных островов, крепко сжимая руки друг друга, сидя в самолете. Надя дремала, ее пальцы иногда подрагивали, когда сон запускал свои щупальцы глубже, но тут же расслаблялись, и девушка чуть постанывала как бы не довольствуясь тем, что сон остановил свое воздействие.
Никита, откинув голову на подголовник, бессмысленно пялился на багажные отделения ряда слева. Лететь долго, Надюха молодец – буквально на взлетной полосе начала засыпать. А его гложут мысли. Нехорошие. В этой поездке он чуть не захлебнулся океаном. Все из-за того, что Надя тащила его зайти по пояс. Когда-то ж надо учиться плавать. А как учиться если есть паническая боязнь воды? Паническая! Понимаете, что это значит? У каждого человека есть страхи: лёгкие опасения и те самые страхи, которые одним лишь своим приходом могут убить. Самолеты, собаки, тараканы, пауки, закрытые пространства, высоты, глубины и многое другое чего может бояться человек. Все перечисленное можно уместить в одно короткое, но такое страшное слово – смерть. Боятся летать? Потому что боятся умереть. Пауки? Укусит и смерть. Закрытые пространства? Не выберусь, если что-то пойдет не так и умру. Каждый страх ведет к смерти. Никто не хочет встречаться с ней. Никто не хочет смотреть ей в лицо. Это не та женщина, в чьи глаза хотелось бы смотреть и созерцать то, что можно увидеть в глазах человека. Давно прошли времена короля Артура и его бесстрашных рыцарей, никто не уверен, а существовали ли Ромео и Джульетта, так бесстрашно принявшие смерть. А Болконский, не боявшийся умереть, долгое время созерцал небеса, уже не стесняясь признавал самому себе, что боится больше не увидеть небо. Многие герои классики остались героями классики, а у нас остались только тексты и новомодные фильмы, где один герой, глядя смерти в глаза, не страшится ее, а еще и спасает до смерти перепуганный мир. А что же в реальности? Оглянитесь… вы все поймете.
Никита никогда не считал себя последним героем нашего времени. Не представлял себя в роли спасителя мира. Он – просто Никита. Такой же, как и все другие. И он боялся воды. Боялся, что водная толщь захлестнёт его и он не сможет вырваться. Он прекрасно понимал, что противостоять природным силам даже в зачатке мыслей глупо. Особенно он понимал это, когда где-нибудь на новостном канале сообщают, что чемпион мира по плаванию утонул. Наивно надеяться, что он – Никита, не умеющий плавать, сумеет одолеть стихию. Злостную подоплёку воды Никита видел даже в тихой заводи: зацепится нога за корягу, упадет, а там оказывается трясина. Засосет. Никогда не выбраться из нее.
Что за забвение нашло на него, когда Надя, словно прекраснейшая Сирена, увлекла его за собой в тихие океанские волны… где он споткнулся. Упал. Соленая вода обожгла ноздри, и Никита почувствовал, как этот пожар провалился в легкие… Как он оказался на берегу, мужчина даже не понял, но зарекся: в воду больше ни ногой… Зарекся, да не зарекайся. Следующим же летом он неприятно осознал, что катит в поезде с женой, с Тохой и его женой, еще друзьями прямиком в дикие места Петрозаводска. А спустя несколько дней с ужасом превратившем сердце в гранит, смотрел как его жена захлёбывается в нескольких метрах от берега. Прошибающий насквозь холод несет на своих мертвых устах шепот супруги: «ты же всегда будешь рядом? Будешь моим хранителем? Не позволишь, чтобы со мной что-то случилось?». Никита шепчет в ответ: «Обещаю».
«А что я должен был ответить?!» мысленно прокричал Никита, едва осознав, что все еще находится в комнате, в квартире своего друга. Ему никто не ответил. Вместо ожидаемых слов он почувствовал, как вода заливается ему в ноздри. Мужчина хотел открыть рот, схватить воздух, сделать вдох, но его губы были сжаты холодной рукой, будто сшитые стальной нитью. Вода продолжала заливаться в нос, разрывая носоглотку… трахеи… легкие. Кислорода все меньше и меньше, тело покрывается неконтролируемыми судорогами. Асфиксия. Чернота перед глазами… Пустота… Всё.

- Нельзя говорить плохо о мертвых, - прошептала Таня, держа под руку Антона, стоя около свежей могилы, - но говорю тебе, это точно Надюха забрала его.
- Тань! – также тихо прервал ее Антон, - хватит, а?
- А что хватит? – незаметно для окружающих возмутилась женщина, - он ей там наобещал чёрт знает что! Горы свернет ради нее, а мы решили проверить. Надя типа тонет… Он даже не шевельнулся!
- Да откуда ты знаешь? – Антон отдернул руку.
- Оттуда! Мы пришли, помнишь? Сколько он стоял в одной позе? Это она забрала его. Обещал? Выполняй! Это людям можно обещать и не исполнять безнаказанно, а покойникам… Сам видишь, что случилось.