Страшный рассказ или Дача на море

«Море удачи и дачи на море!» – казалось, так можно было только шутить, желая друг другу благополучия, но Андрея Михайловича Коростылёва можно было посчитать счастливчиком потому уже, что шуточка являлась для него реальным положением дела. Старинный дом, выкупленный им у бывшей хозяйки, немолодой дамы с поджатыми губами и взбитой вверх медной причёской с претензией на аристократический стиль, был, что называется с видом на море.
Андрей Михайлович- писатель, эссеист, недавно закончил исследование, касавшееся мистической стороны жизни некоторых зарубежных авторов, ставших со временем классиками, один стал классиком при жизни. Значит ли это, что он пережил сам себя?Исследование касалось трёх китов мистики, королей ужасов и кошмаров. Первым, по ходу времени, был Эдгар Аллан По, основоположник литературных направлений в жанре литературы ужасов. Мастеру исполнялось в этом году двести тринадцать лет, и было не лишне в связи с этим, пробежаться автостопом по галактикам Богов войн и разрушительных стихийных бедствий.Скажем, с воинственного Марса перепрыгнуть на спутники, попутчики, Фобос и Деймос, то де «страх» и «ужас». Два других - его главные последователи в знаменательном ряду подражателей, выделявшиеся своим плодовитым и страшнымталантом пугать до полусмерти своих читателей. Исследовал наш эссеист среди творческих деталей биографии то, что называлось взаимодействием сил мистических с реальностью, границу дозволенного литературным искусством с краем, за который переступать равносильно разрушению и души, и тела, и разума. Андрей Михайлович по запросу времени, то де админов, открывающихся в интернете фан-клубов почитателей жанра, щекочущего нервишки, искал общие черты в биографиях и творчестве коллег - создателей миров за границами человеческого восприятия –Говарда Филлипса Лавкрафта и Стивена Кинга, признанных королей кошмаров и ужасов, но более позднего времени, и даже настоящего.
Благодаря Эдгару Аллану По появились жанры детектива и психологического триллера. С историйо сыщике Огюсте Дюпене - «Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже» и «Похищенное письмо»,-  началась эпоха детективной литературы. С По брали пример Говард Филлипс Лавкрафт, Жюль Верн и Артур Конан Дойль.  Рожденный фантазией Эдгара, детектив стал прообразом известных ищеек: Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и мисс Марпл. А главное место в творчестве занимал новеллистический жанр. Новеллы По условно можно разделить на несколько тематических групп: психологические («Черный кот», «Лигейя», «Бочонок амонтильядо», «Овальный портрет»), логические («Золотой жук», «Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже», «Похищенное письмо»), юмористические («Очки», «Без дыхания», «Тысяча вторая сказка Шехерезады») и научно-фантастические («Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля», «Сфинкс», «История с воздушным шаром»).
Влияние По на Лавкрафта, и Лавкрафта на Кинга невозможно переоценить. Наследник Эдгара Аллана По, Лавкрафт в своих шедевральных повестях и новеллах - «Зов Ктулху», «Хребты безумия», «Дагон» мастерски исследует кошмары, скрытые за фасадом отношений обитателей двадцатого века, создавая неведомые миры, соединяет готический ужас (передавшийся с рассказами деда) и научную фантастику (занимался историей, химией, особенно астрономией), - порождая омерзительных летающих тварей плато Лэнг, и живущего на дне океанаКтулху, и других  немыслимых чудовищ - божеств Йог-сотота, Дагона и Ньярлатотепа, внушающих трепет и отвращение к их немыслимым культам! Прародитель американского хоррора становится пожизненной ролевой моделью для Кинга… почти полное отсутствие чувства юмора в сюжетах Лавкрафта, присуще Кингу, прочитавшему его в двенадцать лет.
Вдохновлённый вымышленными городами Лавкрафта — Иннсмутом, Данвичем, Аркхэмом и Кингспортом, - певец укромной «маленькой Америки» возводит в своей литературной вселенной с десяток колоритных городков, большинство из которых располагается в Мэне:Дерри, где разворачиваются действия «Оно», «Бессонницы» и «11/22/63», Хэвен («Томминокеры»), Честерс-Милл («Под куполом»), Чемберлен («Кэрри») или Ладлоу («Кладбище домашних животных»). Самый известный - Касл-Рок, шагнувший из мира литературы в реальный,- в его честь называет свою компанию «Castle Rock Entertainment» режиссер Роб Райнер. Касл-Рок упоминается в рассказе «Ночная смена». На него ссылаются в каждом втором тексте Кинга, а подробные географию, топонимику и социальный портрет города можно извлечь из «Мертвой зоны», «Куджо» и «Темной половины». В эпохальных «Нужных вещах» в Касл-Рок приходит Сатана собственной персоной, и город уничтожается навсегда.
Странная преемственность великих творцов, описывающих тёмное запределье человеческого разума, перекликается с биографическими чертами в линиях судеб.
Рут Кинг была уверена, что не может родить, и Стивен Кинг всю жизнь считает, что он случайно на этой земле. Ему пришлосьс младенческих лет, как и Эдгару По, быть брошенным папашей, который исчез сразу после рождения сына. В случае с Эдгаром По, отец семейства уходит, когда Эдгару исполняется год; в три года он уже остаётся и без матери – актриса умирает от чахотки, осиротив ещё и старшего брата Генри, и младшую сестру Розали, все дети попали в разные семьи. До конца жизни Эдгар сохранит обиду на отчима, принявшего его в свою семью, давшего фамилию, классическое английское образование, но так и не оформившего официально документы на усыновление, и даже не упомянувшего усыновлённого в завещании.
Лавкрафту будет восемь лет, когда его отец, ювелир и коммивояжёр, умрёт с диагнозом острый психоз в психиатрической лечебнице, но ребёнокхотя бы предоставлен вниманию близких, матери, деда, родных тёток.
Эдгар По рано проявил способности к учёбе. С пяти лет его отдали в школу. С маленьким Лавкрафтом, вундеркиндом, читающим запоем классику и Арабские сказки, пишущим стихи и рассказы с шести лет, занимался дед - бизнесмен, изобретатель и книгочей, собравший самую большую библиотеку в городе Провиденс штата Род-Айленд. А как вам такая деталь: Стивен Кинг в пятилетнем возрасте становится свидетелем ужасного происшествия: у него на глазах поезд переезжает знакомого. Шок и невысказанные страхи привели его на чердак дома, где он открылоставшийся от пропавшего отца чемодан, заполненный фантастикой – наследство не пропало даром, его тщательно изучилмаленький Стивен, что, наверняка, очень сильноповлияло, и определило дальнейшую линию жизни.
Итак, подрастающий По видит детскими глазами мешки пшеницы и табака, рулоны тканей, рабов и могильные плиты, чем торгует отчим. Лавкрафту страшные сказки рассказывает дед, прививая вкус к готическому стилю и трагическому миросозерцанию, и маленький Стивен Кинг, после потрясения чужой смертью под колёсами поезда, исследует лабиринты литературы из чемодана с книгами фантастики, оставшегося от отца единственным наследством. Будучи учеником колледжаначальных классов, По также переносит сильный стресс.Влюбившись в мать одноклассника, пробудившую в нём добрые чувства, - он переживёт серьёзную детскую травму первой любви, ведьнесчастная женщиназаразится менингитом и умрёт. Считается, что с этого моментадаст знатьо себе психическое расстройствописателя, и перейдёт в дальнейшем в апатию, манию преследования и мысли о самоубийстве.
Как складывается начало литературной линии писателей?
Подражательные стихи, которые писал в двенадцати – четырнадцатилетнем возрасте в стиле Байрона и Китса, ввосемнадцать лет Эдгар По, выпустит на тоненькой серой бумаге под названием «Тамерлан» (поэму и пять стихотворений) тиражом в двести пятьдесят экземпляров, будучи студентом Виргинского университета на свои деньги, то есть те, что давались ему отчимом. В это же время происходит разрыв с семьёй отчима по причинам расхождений во взглядах на образ жизни и учебную деятельность пасынка (отчим требует, чтобы тот прошёл курс математики, считая, что он достаточно к тому выделяет средств, но у По не хватает денег ещё на один курс, необходимо оплачивать услуги прачечной, достаточный запас иметь на питание, и прочие бытовые нужды), но главным образом, ссора происходит из-за карточного долга, в пять раз превышающего расходы на учёбу. Карточный долг отчим отказывается признать.  В это время писатель уже страдает от болезненных периодов депрессии, позже перешедших в бредовые состояния, когда По выглядит безумным, и называет такие периоды «сумеречными эпизодами». Виною и бедоюсильная восприимчивость к алкоголю. Два бокала вина ввергают егов состояние опьянения. Сопутствует тому популярный коктейль того времени - «Персик и мёд» -смесь фруктов с мёдом, бренди или виски. Учитывая, что Эдгар плохо переносит алкоголь -мгновенно пьянеет от маленькой стопки, -вероятно, из-за «Персика и мёда» он к концу учебного года и «накопил» карточный долг.
После одного из таких состояний он бросает учёбу, пытается работать клерком и газетным репортёром. Прибавив возраст, записывается в армейский полк, где, проявляя интеллектуальные способности, становится замеченным, его переводят в штаб полка, он аккуратно ведёт армейскую канцелярию, и получает высшее звание для гражданского лица в армии – полкового сержанта. Пользуясь остаточными связями с отчимом, добивается ухода под видом поступления в военную академию, где поклонники его творчества, товарищи и сокурсники сбрасываются по семьдесят пять центов, и По выпускает, собрав, таким образом, сто семьдесят  долларов, вторую книгу стихов в двадцать лет:««Аль Аарааф», «Тамерлан» и другие стихотворения», в двадцать два была выпущена и третья книга – «Стихотворения», в которую вошли ранее не публиковавшиеся работы («Израфель», «Пэан», «Осужденный город», «К Елене», «Спящая»). Радость от события омрачается известием о смерти старшего брата, Генри умер от туберкулёза. Новый удар. Был и ещё один, перед поступлением в военную академию, которую он бросит, - (академия была лишь поводом вырваться из рутины надоевшей армейской службы), -несколько месяцев он проводит у тёткиМарии Клемм, в обществе её дочериВирджинии, на которой женится позднее против желания её матери. На момент женитьбы Эдгару будет двадцать шесть, невесте – двенадцать. Хотя достатка в семье нет, влюблённая девушка на двенадцать лет, сумеет составить счастье «хроническому неудачнику», после чего умрёт от туберкулёза. На два года задержится По, после смерти жены, тяжело переживая утрату,только через год вернувшись к литературной деятельности.Выпустит книгу по физике, метафизике и математике «Эврику». Прокатится с лекциями по Европе. После казалось улыбнувшейся удачи, случится последний «эпизод помрачения рассудка». Старый друг обнаружит его около таверны без вещей, в чужой одежде, с травмой головы, избитым, в состоянии полного помрачения, По не вспомнит ни своей фамилии, ни имени.В госпитале, страдая от галлюцинаций и судорог, называя лишь имя умершей жены, также неоднократно произносил имя некоего Рейнолдса, личность которого идентифицировать так и не удастся. По проведёт в больнице четыре дня, но так и не сумеет вспомнить, что с ним случилось.Газеты того времени объяснят гибель литератора болезнью мозга и воспалением центральной нервной системы. С современных позиций медицины можно предположить, что бред и потеря сознания могли свидетельствовать о кровоизлиянии в мозг, возможно, в результате черепно-мозговой травмы.Сорок лет было отпущено Эдгару По, чтобы стать знаменитым. Неудачи преследовали его в течении всей жизни с младенчества. Памятник, который собирались установить на его могиле, был уничтожен поездом, когда он сошел с рельсов и врезался в кладбищенский склад.Ежегодно в течение полувека, могилу По в Балтиморе посещал тайный поклонник в чёрном. Он приходил ранним январским утром и оставлял на надгробии писателя бутылку коньяка и три красных розы. Эдгар По считался мастером мистификаций, всю жизнь окружал ими самого себя и своё творчество. Возможно, бездна всё ещё смотрит в глаза Эдгара Аллана По. И видит в них своё отражение.
В госпитале от рака желудка умрёт Лавкрафт сорока семи лет от роду. На могиле поклонники установят памятную плиту с изящной, пафосной, с налётом таинственности надписью «I am Providence», взятая цитатой из его письма, игра слов означает одновременно и «Я Провиденс», и «Я провидение», «Я промысел божий». При жизни Лавкрафта лишь один его роман ушёл в печать, а рассказы выходили в свет в дешёвых журналах. Посмертная слава догнала Лавкрафта, опередившего своё время. Только сейчас мы начинаем понимать не только пользу, но и скорбь, и весь хтонический ужас, который может создать знание вне морали. Мы живём на тихом островке счастья посреди тёмного моря непознанного, и нам вовсе не следует заплывать за буйки разумного, ведь объединение разрозненных обрывков знания грозит открыть перед нами такие ужасающие виды реальности, что от увиденного можно потерять рассудок. Сейчас опубликовано всё, что написал Лавкрафт, в том числе неоконченные произведения. В этом заслуга не только «Arkham House»- редкий случай, когда для одного автора создаётся отдельное издательство, - подтянулись и другие. По Лавкрафту снято несколько десятков фильмов, начиная с «Заколдованного замка» - он же положил начало моде на кроссоверы «Лавкрафт плюс кто-то», скажем, Эдгар По. Создано порядка пятидесяти компьютерных игр и около тридцати настольных, записан целый ряд рок-опер. Количество песен, фан-арта, и фанфиков по Лавкрафту учёту не поддаётся. Со дня его рождения прошло сто тридцать два года. Со дня смерти – восемьдесят пять лет.
Надеюсь, читатель не обидится, чтоему предложили немного отвлечься от непосредственных задач, решаемых писателем, чтобы глянуть в сторону бездн человеческих судеб и душ, в которые Андрею Михайловичу совсем недавно пришлось погружаться «по самое не балуйся», а если б по горлышко, то и утонуть было бы легко. Он еле выбрался из тем вязких и скользких, как слизистая гладь чёрной трясины ночных кошмаров Лавкрафта, - вундеркинда, визионера и мизантропа, страдавшего от ночного паралича, – состояния при котором человек просыпается раньше, чем оказывается способным пошевелиться, часто сопровождающегося ужасом, удушьем, дезориентацией в пространстве и фантастическими видениями. Скатился скрутых, как американские горки дьявольских талантов Стивена Кинга, чья популярность год от года только растёт... Или даже ещё страшнее, – словно на опасных виражах судьбоносных поворотов, Андрей Михайлович, словно чудом увернулся из-под колёс автомобиля, когда самому Кингу пришлось принять на себя удар девятнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто девятого года. После чего у того начался долгий тяжёлый период восстановления от травм. Только через пять лет Кинг вновь начал выпускать книги, а писать после пяти недель, а три недели находился в реанимации с тяжёлыми травмами по всему телу, поставившим под угрозу саму жизнь; и признавался в том, что для человека, потерявшего возможность зарабатывать на жизнь, такие испытания невыносимы, и что самый большой страх, который присутствует с ним постоянно – это страх перестать писать книги. Если это произойдёт, по признанию короля ужасов, он сразу умрёт или сойдёт с ума, потому что счастливым он бывает, только тогда, когда пишет! Так может говорить только тот, у кого нет иного выбора! Потому что, если договаривать всё, не утаивая, то почему же надо писать, когда есть любимая жена, двое прекрасных детей, сын Джо и дочь Наоми? Все эти образы, страсти, распирают изнутри, только освобождаясь, писатель может жить, чтобы следующим днём вновь выносить и живородить всё то, что через него лезет на белый свет, иначе раздерёт в хлам телепортирующую дверь - душу и тело писателя. Кинг обиделся на водителя. И знаете, что с тем произошло? Этот человек, Брайан Эдвин Смит,получив довольно мягкое наказание, был найден мертвым в кровати в своём фургоне. По мнению полиции, Смит лечился от ряда болезней, и одна из них могла стать причиной его смерти. Может и так, но на лице его было застывшее выражение ужаса. Наводит на разные размышления…Традиция предлагает считать Стивена Кинга королем ужасов: фамилия располагает, а сам писатель не возражает, но несмотря на то, что онявляется непревзойденным виртуозом страшной литературы, есть мнение, что его книги имеют психотерапевтический эффект, объясняя и анализируя природу распространенных фобий, и помогают от них избавиться, что Кинг не может жить без катарсиса и финальной победы над злом, которой ознаменовано абсолютное большинство его романов. Из этого правила, правда, есть знаменательные исключения, в большинстве такие романы подписаны фамилией Бахман, взятым Кингом псевдонимом. Он, словно, вымещает тёмную сторону на псевдо-автора и дважды его «убивал» и воскрешал, пока фальсификация не была раскрыта. Кинг – живая легенда.По произведениям Кинга поставлено больше ста фильмов. Кинг активно творит. Ему семьдесят четыре года. Реальность трансформируется в сознании писателя в новые творческие идеи.
А иногда начинается обратный процесс:когда сюжет книги частично переходит в жизнь писателя… и лихо закрученный случаем сюжет, довлеет и начинает выписывать самим автором, да любым человеком,делающим свой выбор изо дня в день, невозможные, казалось бы, непридуманные истории… и вот тут надо держать ухо востро! Потому что, пока ты делаешь выбор, ты остаёшься свободным, но как только срабатывает закон уже ранее сделанных тобою шагов, выбор сужается, и когда-нибудь тебе будет отказано в возможности иного выбора, над которым тяготеет уже пройденный путь в заданном инерцией или случаем направлении. 
Может, в некотором роде, действительно сработал закон притяжения, если иметь ввиду то, что одно тянет за собой другое, подобное первому, – он получил новый срочный заказ от молодого редактора, - новорождённого из пены времени издательства молодёжного электронного журнала «Белый апельсин», -  человека молодого и энергичного, со звучной, словно о чём-то предупреждающей,фамилией Богомолов, -на страшный мистический рассказ, объёмом от одного до полутора авторского листа. А это от сорока до шестидесяти знаков с пробелами. И собственно, этим сейчас и пытался заниматься. Не считал, конечно, знаки и пробелы, а именно выбирал героя, время действия и место действия. Размышлял о разумном, добром, вечном, что можно заронить всхожим зерном в душах своих читателей. О неутолимой жажде запретного и тем загадочного знания, закрытого для человека, а вследствие этого, и вопросах экзистенциальных – души, смысла и собственного предназначения в жизни, о миссии писателя, формирующего не зарплаты работникам издательства, а запросы и интересы думающего читателя. Вот чем он занимался,когда внезапный порыв ветра распахнул все окна…
Неожиданно началась вдруг гроза с ливнем, когда вовсе в этот период погода так не должна себя вести. Между тем он не помнил, чтобы открывал окна. Бросившись их закрывать, он увидел нечто, что заставило его, защёлкнув запоры, зашторив занавески, отскочить от окон глубоко в комнату, и замереть. Человек страшной наружности со злым взглядом вошёл в палисадник. Особое совпадение его внешности с только что описанной для страшного рассказа, который автор начал было сочинять, вызвало шок. На минуту Андрей Михайлович остолбенел, но понял, что дорога каждая секунда. Ещё более глубокий подкорковый страх вывел его из ступора. Заставил броситься к входной двери. Но добежать до неё без риска столкнуться со страшным посетителем он мог и не успеть, поэтому он ограничился тем, что накинул запор на дверь, ведущую в коридор, где находился и санузел. А потом, отступив, ещё и на дверь в предбанник с умывальником и большим старинным сундуком, бог весть чего раньше в себе хранившем, оставшимся от бросившей его бывшей хозяйки. Сундук был тяжёлый, с окованными вычурной резьбы из металла уголками. Художественная натура писателя побудила его из сентиментальных соображений не выбрасывать его, да и лень было такую тяжесть куда-то перетаскивать, абольшой объём позволил заполнить нутро новым содержанием, в основном это была чистая бумага, старые рукописи и часть тиража от непроданных книг. Кстати, и разная мелочёвка, которую жалко было выкинуть, шляпы, зонтики, ботинки, пара сервизов – посудный и чайный и остальное не барахло, так барахлишко…
Андрей Михайлович забился в не просматриваемый из окон угол между стиральной машинкой и стеной и вжался в стену, желая слиться с обоями. На фоне неописуемого ужаса, наполнившего боящегося громко вздохнуть осчастливленного новосёла, пробилось воспоминание, что в сундуке осталась не просмотренная чужая папка бумаг, оставленная, видимо, за ненадобностью бывшей жиличкой. Было жалко выкинуть, не сунув нос из любопытства, а потом за хлопотами и забылось. Уж не за этим ли наследством пожаловал нежданный посетитель? Но такой реакции не было бы у Андрея Михайловича, если бы только человек не был так похож на героя рассказа, описание внешности которого только что успел породить автор. Сердце билось часто – часто… удастся ли просмотреть таинственную папку потом? Или с этим мгновением зашкалившего страха, и душа отойдёт, сейчас она где-то в пятках засела. Хорошо бы таблетку валидола под язык, совсем не лишним было бы. Чувствуя, что если, дверь не выдержит, или даже дёрнется под чужим напором, то душа просто воспарит в небеса, и неизвестно вернётся ли. Находясь близко к обморочному состоянию, боясь потерять сознание, Андрей Михайлович перебежками в полусогнутом состоянии, почти на корточках, так, что можно даже сказать, если не по-собачьи, что достаточно громко, так по-кошачьи, то есть, как можно тише, достиг сначала одной комнаты, потом другой, потом открыл тихо, чтобы предательски не скрипнула, дверцу старинного шкафа, изготовления одного временного периода с сундуком, и забился в угол между свисавшими на вешалках костюмами, рубашками, пиджаками и пальто… трудно сказать, сколько времени прошло, растянувшиеся минуты или часы…
- Как быстро ты освоился в доме! Хочешь пожить подольше, надо отработать! Не боись, обязанности не хитрые! Вон девке по дому поможешь, молодая неумёха, не справляется! Дунькой кличу. Она покажет, что делать. А сейчас расскажи мне, что ты там насочинял по жизни. Иди за мной. - Андрей Михайлович, видимо, так сильно вжимался в спинку шкафа, что стенка подалась под напором, и он провалился вглубь шкафа, в котором оказалось большое пространство, а поднявшись на ноги, узрел в нескольких метрах от себя бывшую хозяйку дома, которой отвалил немало денег, чтобы она освободила пространство. Однако, что было делать? С удивлением озираясь на изнанку своего «внутреннего дома» он двинулся за ней, на всякий случай, стараясь держаться подальше. Та осмотрела его оценивающе; показала руками, чтоб повернулся, и он даже оглянулся, чтобы убедиться, что позади никто не стоит, но спиной полностью не стал поворачиваться. Старуха понимающе с усмешкой вскинула гривастую свою голову, раскрыв при этом рот, сохранивший немного зубов, однако блеснувший золотойфиксой, и прошла к кровати, прилегла на неё, а перстом указала на стул, на который сел на подкашивающихся ногах Андрей Михайлович, не в силах не то что рассказывать, а даже рот разомкнуть. Но и стоять он не мог. Ноги дрожали. Потому и сел – на краешек стула, как провинившийся ученик.
- И что ты там накрапал, древогубец? Расскажи-ка! Из-за чего лишил планету половины лёгкого?
Андрей Михайлович почувствовал себя пачкуном, паразитирующим на деревьях жучком – древоточцем.
- Ты ведь писа-а-тель, эссе-еи-исст! – Выделила голосом, омерзительно похожим на змеиный свист,медноволосая бывшая красавица, подурневшая ныне. С лицом, изборождённым глубокими морщинистыми складками,собравшим половину грехов мира. Надменно выдающимся вперёд подбородком, поджатыми узкими губами, смотрящими уголками вниз, крючковатым носом, и всеми угадываемыми линиями лица, совпадающими странным образом с портретными чертами героя, ненаписанного пока нового страшного рассказа. Только в женском обличье персонажа рассказа, начатого с описания внешнего образа деревенского колдуна, задуманного автором Андреем Михайловичем, и вдруг живьём нарисовавшегося в его палисаднике под аккомпанемент дождя, с неистовыми порывами ветра, неожиданным образом разразившейся грозовой симфонии!  - Помнишь, как говорят, «что посеешь – то пожнёшь!» - шипела меж тем недобрая бабушка – «Каков сев, таков урожай! Какова наживка, таков и улов!»
О чём писатель сейчас мог только думать, поражённый этой мыслью, что медноволосая ведьма перед ним - придуманный им персонаж, только в женском обличье! Может, он сам бессознательно начал описывать черты лица бывшей хозяйки дачи, передав их своему книжному герою?.. Но почему тот ворвался из мира фантазии и воображения в его реальность?  - «Ну, уж, дудки! Не бывать тому, чтобы придуманный им образ, как реальное лицо, воздействовал на него!»
Андрей Михайлович, сунув руку в карман, состроил, на всякий случай, фигуруизпальцев. Так называемую, «фигу» или «шиш», мол, - «врёшь, нас так просто не возьмёшь, на мякине не проведёшь!»  Однако, пот прошиб, предательской холодной испариной выступив на побледневшем лице. Несчастный писатель нащупал в кармане брючины носовой платок, вынул, что несколько ослабило мышечное напряжение, и промокнул вспотевшее лицо. Заикающимся голосом он сумел выдавить: «П-п-простите, к-к-какие обязанности?»
- Ладно, иди пока! – Поняв, что толку с него сейчас, как с козла молока, махнула та в сторону дверей. И когда на полусогнутых онпятился к дверям, как рак, не из почтения, чтобы не оказатьсяспиной к старухе, бросила вслед: «За кошками будешь убирать, и кормить их!»
Оглянувшись вокруг, Андрей Михайлович, в самом деле, увидел вылезших из всех углов кошек и котяток - серебристых, чёрных, и даже белого окраса. К кошкам Андрей Михайлович испытывал симпатию. Держать на коленях это ласковое пушистое существо и слушать успокаивающее мурлыканье всегда приятно, но он никогда не видел столько кошек сразу! Это-то и пугало! Хотя куда уже больше было пугаться! Скажем, если бы вместо кошек он узрел столько крыс, можно было бы и Богу душу отдать! А кошки - это гораздо лучше! Одна подошла и потёрлась о штанину. По крайней мере, его никто не собирался сию минуту ни убивать, ни есть, а то, что не убивает сразу – делает, кажется, сильнее. Тут он заметил, что бабкина девка подзывает его рукой. Девка выглядела замордованной и испуганной на всю жизнь, гораздо несчастнее него, да и негоже было ей свой страх показывать, поэтому, как смог, Андрей Михайлович постарался выправить ситуацию, слегка расправив плечи и выпрямив спину, может, гоголем пройтись и не удалось, но от привычного положения тела, сердце стало биться ровнее. Девка проводила его во двор с дровами и сложенной поленницей, и показала движением, что вроде, как рубит и вновь на поленницу с дровами.
- Тебя, будто, Дуня зовут? – вспомнилось. – Та еле заметно кивнула и тут же потупилась, и покраснела. – Да, таких пирогов Андрей Михайлович давно не лицезрел. Девке, поди, давно за двадцать, а может и тридцать, а ведёт себя, как дитя малое! Дородная, титястая, видно, что старинная домотканая рубаха надета без всякого там нижнего белья на голое тело, и платок на голове по-старинному под подбородком подвязан, как у какой-нибудь старушенции дореволюционной.
- Ты давно здесь прислуживаешь? – та же реакция, и тот же затравленный взгляд. – А ты говорить-то можешь? – но тут Дуня взглянула на него как-то жалобно, и покачала головой.
- Отговорилась! – вместо неё промолвила старуха, оказывается, стоящая на крыльце, и подглядывающая за происходящим. – Немая она, так что отставить разговорчики. А ты, брысь на кухню. Она готовит, а ты, - ткнула теперь пальцем на него старуха, - в миски накладываешь, а потом убираешь за ними.
Дунька же вздрогнула всем телом, обернувшись на голос хозяйки, и бросилась опрометью, понятно, что на кухню. Старуха сощурила глаза, лукаво ли, насмешливо ли ощерилась почти беззубым ртом, опять блеснув золотой фиксой, и слегка погрозила крючковатым пальцем, но ничегоне сказав, исчезла с крыльца, войдя в дом. Без слов всё было ясно! Это было первое ласковое предупреждение, чтобы разговоров никаких у Андрея Михайловича с Дунькой не было, и никаких шуры-муры. А Андрею Михайловичу ничего не осталось кроме, как колоть дрова на более мелкие полешки, и складывать их в поленницу. Потом ему Дунька сунула горячую ещё кастрюлю с кашей- мешанкой, видимо с консервами, так как в каше угадывались мясные прожилки. Так же, как прошлый раз, махнув легонько ладонью, поманила за собой и показала, где стояли металлические миски. И сунув с десяток их ему в руки, она так же бочком, потупившись, ускакала по своим делам. Да ещё прежде знаками дала понять, что ему и ей кушать это месиво тоже можно, показав, как работает ложка, так дети, играя, понарошке кушают. Андрей Михайлович осознал, что видит перед собою забитое существо, которое навряд ли можно назвать человеком. Прислуга – не человек. Неужто крепостные такие же вот были? «Так вот что такое в крови иметь раба! И как трудно по капле его из себя выдавливать?» - вдруг понял Андрей Михайлович. За кормлением кошек ему удалось немного расслабиться, да и активные движения вернули мышцам естественное положение, и нервам дали некоторое успокоение. Ничего сверхъестественного от него не требовалось. Вся работа была посильною. Иногда требовалось поднять тяжёлый спрессованный пук сена на чердак. Воды принести. Ну, и уборка дома была на нём. Постоянная, изнуряющая день за днём, так что просвета уже видно не было. Было желание сбежать, но он жалел кошек, к которым привязался всей душой. Кошки его тоже полюбили. Подходили гладиться. Забирались на колени, на грудь, когда он ложился спать на сеновале. А если спал на животе, то забирались на спину, и укладывались в головах, дружно мурча. Под их ласки он и засыпал, и просыпался так же, будимый какой-нибудь из них, то мяукнет над ухом, то моськойткнётся в щёку. Он дал им всем имена. Одна кошка, которую он звал Зайка, любила делать ему массаж на спине и животе. Другая - Бусинка грела своим тельцем, укладываясь к нему под мышку, как заправская любящая подружка. Парочка, а то и две парочки, располагались в районе головы, и ублажали слух мурлыканьем. Охраняли его по ночам, спавшего на сеновале так крепко, что снов никаких он не видел или не помнил. Он совершенно потерял счёт времени. Но нагостился уже у старухи порядочно, столько, что стал осознавать, по добру – по-здорову, его не выпустят. И заказы летят. И сроки. И рассказ, обещанный, даже не зачинался…
Однажды он подслушал бормотанье старухи: «Пора – пора, курами да петухами больше не отделаешься, надо пустить кровь, пора омолодиться, вновь сначала, вновь юна, и весь мир у твоих ног! Привыкла я к этой дурочке немой, а что делать… тянуть больше нельзя, я и так ослабла, на днях – на днях… сказать, пусть топор поточит…но ничего - ничего, сила ещё есть! А ужо что будет!.. мир у ног…» - стараясь не дышать, он на цыпочках отошёл от дверей старухи… когда она распахнула дверь, он был уже в отдалении, но бабка была, жуть какая подозрительная, и как ни старался он придать себе беспечный вид, но может, что-то она и просекла, что заставило её поторопиться. При первой же возможности Андрей Михайлович, дождавшись удобного момента, подловил прислужницу. Подкрался к Дуне, когда она кормила коров, - (да –да!.. с этой стороны дома, где время остановилось, были и утки, и гуси, и куры, и коровы, а не только кошки; и пока он намывал дом от их покакушек; натирая деревянные полы до блеска, выбивая  от пыли половички – половушки и рогожки; Дуняша обхаживала хозяйство, целый комбинат животных был на её могучих плечах, иной раз и его привлекали к заготовке кормов, покосу травы и сушке сена), - и вот, дождавшись подходящего момента, когда она поднялась на сеновал, чтобы поменять коровам подстилку, или добавить пук сена в кормушку, он заскочил быстро следом по лесенке наверх, подкравшись к ней со спины, и прикрыв рот рукой, чтобы она не замычала сама, как корова, и не выдала их, горячо зашептал той на ухо: «Ты только не пугайся и не кричи! Я тебе ничего плохого не сделаю! Пока нас не слышат, погоди не вырывайся! Я сейчас тебя отпущу, а ты меня просто слушай! Ясно?» - она кивнула. Он отпустил и с чувством зашептал: «Я подслушал, как твоя хозяйка говорила, что тебя хочет в жертву своим демонам принести, чтобы омолодиться. Я не знаю в чём тот ритуал заключается, но для тебя угроза жизни - тема сейчас актуальная! Тебе есть куда бежать?» - Дуняша смотрела на него широко открытыми глазами, словно в первый раз видела, потом покачала головой, как бы говоря, что бежать ей некуда. – «Со мной побежишь?» - Дуняша всхлипнула так, что скорее мяукнула, как кошка, и тут раздался снизу скрипучий голос старухи: «Дунька! Шалава! А ну, подьсюды!» - почему старуха в первый свой приезд показалась ему похожей на аристократку, он теперь не мог понять! Ведьма страшная, одно слово! Старая хрычовка! Не такая, каких в книжках под рекламные буклеты для тинейджеров вырисовывают, чтобы юным девочкам сразу же захотелось стать эдакой независимой смазливой чародейкой, под взглядом которой кобельки человеческие сами пред ней в поленницу укладываются! А страшной, коварной, глубоко древней, нагрешившей столько, что пальцев на руках и ногах считать не хватит, погубившей не десятками, а сотнями, если не тысячами жизней и душ людских. Страх опять подступал к самому горлу, и хотелось бежать сию минуту, куда подальше! Тем более, свой долг, как джентльмен, он исполнил, и Дуню предупредил. Он ис сеновала-то не сразу слез, выждав приличное время, в надежде, что старуха уйдёт к себе, но всё равно наткнулся на стоящую внизу ведьму, подозрительно осматривающую его, явно давно его поджидающую, что для него стало полной неожиданностью. Он даже сначала реально растерялся, опешил, но взял себя в руки. Она как-то особенно пристально, словно первый раз видела, приглядывалась к нему. Он постарался придать себе беспечный вид, типа, - «ну, что особенного, дело молодое», и думать старался, на всякий случай, о том, что они так самую малость на сеновале пошалили; не до серьёзного, а так… прелести Дунины представлял в уме…как будто он их лапает, и под подолтой лезет… вдруг эта тварь нечеловеческая, мысли сейчас его читала. Нотоли получилось неубедительно, толи она видела и чуяла глубже его страх, – (говорят, он воняет), - по-видимому, работничек вышел из доверия…
«Эх, до чего же было жалко бросать кошек! Мог бы - всех за собой уволок!» - Андрей готовил план побега, между тем, занимаясь ставшими привычными делами. Дуняша его сторонилась, но взгляды её выдавали с головой. Наверное, бабке было так же легко читать людей, как Андрей читал во взглядах Дуни себе приговор. Топор наточила Дуняша. Сдала она его. Расколола её бабка, поняла, что не просто он её тискал на сеновале.– «Значит, переиграли положеньице!» - думал он, - «значит, жертва уготована нынче иная, а других головастых, по кому топор наточили, кроме самого да Дуньки, в помине нет! И Андрей, взявши вёдра, словно на колодец идёт, бросил их, отойдя, и молясь про себя, взывая к Господу Богу, сожалея лишь о брошенных кошках, побёг со всех ног, дороги не видя, первый раз со двора, куда и как не важно, лишь бы подальше! Не побежал, а именно побёг, спотыкаясь, падая, словно в марево какое проваливаясь, через кисель телом проходя, таким упругим стало пространство. Но заметил, что с молитвой легче становиться. Всей душой к Господу воззвал! Взмолился! Жизни прося, избавления от дьявольского наваждения! И вдруг взмыл над обыденностью и полетел над дорогой! Даже удивиться не успел. Себя осознаёт. Лёгким стал! Воспарил! Господь сподобил! И погода резко испортилась. Дождь пошёл. Ветер взыгрался так, что провода стал рвать, столбы валить. Летит Андрей над деревьями и думает, куда же он попал, что бабка при лучине и керосиновой лампе живёт, а в мире, оказывается, уже электрификация произошла, а что стоит удивляться ли этому? В мире Андрея давно электричеством все пользуются, а керосинка такой раритет, что осталось ей место только в музее! Летит и всё отчётливее представляет себя за столом, как рассказ писать собрался, героя придумал, как герой этот в жизнь ворвался, и в шкаф его из-за него занесло, как провалился - всё вспомнил, а ведь когда робил на старуху, кажется, что самого себя забыл, кто он, откуда, зачем здесь оказался?.. Как только Андрей стал осознавать, что находиться вовсе не там, где должен, и занимается совсем не тем, чем ему предписано, отошёл душой от молитвы, как сразу же стал снижаться; и сверху заметил, что ветви деревьев тянуться к нему, норовят оцарапать, зацепить, остановить. Деревья и столбы валятся, как будто дорогу ему перекрыть норовят; провода рвутся, как бичи по ногам норовят хлестнуть, искры во все стороны летят. Дождь колбасит так, что землю разбивает в хлябь, и вокруг уже такая грязюка, что по низу уже точно не проехать, не пройти, и по этой грязюке в сапожищах бежит власть чинящий, в мундире и фуражке с околышем. И страшным посвистом в свисток свищет, не как полицейский чин, а словно легендарный Соловей – разбойник. И деревья прогибаются от посвиста. И трава ложится, как подкошенная. Вспомнилось, как дальше было в былинах у русского народа: «Ни зверь, ни человек устоять не может!» А тут и провода электрические лопаются со звуком, словно струны гитарные. Понял Андрей, что предаваться унынию и размышлениям не место сейчас, и ни время! Что от тех мыслей, словно оковы на руках да кандалы на ногах чугунные появляются, к земле тянут.– «Не иначе, колдует бабка! Прочухала, что убёг - Андрюха!» - Стал он ещё пуще, ещё усерднее молитсяГосподу Светлому, Спасителю человеческому, и вырвался из власти мерзопакостной ведьмы! Взмыл повыше, а потом и вовсе высоко полетел над Землёй, душа освободилась! Так и читал про себя молитву, пока летел, под собой видел поля и реки, леса, озёра… а море-то, море где его любимое? Как подумал, так и море увидел! Про Бога не забывает, с непривычки боязно вровень с облаками лететь, так ведь, упасть и над землёй возможно не мягче, чем приводниться!.. Летел так, пока вниз планировать не начал, чувствует, что приземляет его, но не резко к земле несёт, а плавненько, но всё равно сама посадка твёрдой показалась. Резко дёрнулся и шишку набил. Смотрит, не поймёт куда приземлился. В куче белья сидит. От его костюмов одеколоном слегка нос коробит. Чихнул, да и проснулся окончательно. Однако, сон помнит. Как сейчас, словно, всё было! Наяву будто, а вовсе не во сне! А как возрадовался, возликовал, что всё лишь приснилось! Вспомнил Андрей, что в шкаф забрался: «Эвон, оно что! Да никак я уснул? Или без сознания пролежал? Сколько же времени я в шкафу-то сижу?» - думает. Дверцу тронул, та, скрипнув, приоткрылась. - «Делать нечего. Вылезать надо, раз ожил!» - думает. Сначала в щель глазом глянул, потом голову высунул. Прислушался. Потом вполовину высунулся из шкафа. Так тихонечко и вылез весь. К двери подошёл. Приоткрыл. Вроде, ничего не слышно. Стал на всякий случай опять молитву про себя твердить. Так, метр за метром, словно заново родившись, он освоил постепенно всё пространство своей дачи. Вышел в палисадник. Долго ходил туда-сюда, глядел в небо. Светало, звёзд уже не было. Небо голубело. На фоне его величаво колыхались под лёгким ветерком зелёные лёгкие планеты. И ему самому стало легче дышать! Наваждение отпустило. Служба в ближайшей церкви начиналась в половине девятого. К этому времени он уже был там. Выстоял службу, помолился. Раздумывал, можно ли благословения просить страшный мистический рассказ написать, не будет ли это богохульством? Но подойти к батюшке с этим вопросом так и не решился. Зато картинку в уме словил. На воображаемом экране внутренним зрением увидел мощную переправу через реку, которой конца – края нет, и переходящую её по понтонам колонну тяжёлой техники артиллерийской - танков и бронетранспортёров. Аналогию провёл с божественным чудом, когда шёл Христос по воде, яко посуху. Ну, где колонна бронетехники пройдёт, там и писатель, помолившись, осилит окаянные хляби лжи, отвергнутого падшего войска бывшего первого ангела. Он расценил возникшее видение, признаться, как хороший знак, и разрешение от Господа. Ведь, сделал он нас по своему подобию. Творцами. И мира, и миров. Не войн и апокалипсиса! А Мира! А если и воинами, то света!..
К батюшке Андрей Михайлович подошёл по другому вопросу! Он заказал обряд освещения дома! А потом говорил с прихожанами, расспрашивая тех о своей даче у моря! Не все знали, не все шли на разговор, но кое-что выяснить смог. Вроде, как с самого начала любовь прежних хозяев дома не задалась. За гордячкой хозяйкой хозяин побегал ни один годок, прыгал из-за неё с высотки, покалечился, вдруг она выходит за него замуж, за калеку, а до этого на здорового смотреть не хотела, приворожил ли он её каким средством? Или она его? Может, ей с инвалидом удобнее показалось социальный статус блюсти, встроенный в семейный кодекс, где главою сразу автоматически она стала, так сказать, надзора меньше, а воли для гулек больше. Бывает же так, что живут люди рядом, асемьи-то и нет, вместе да врозь! И наложил он, горемычный, на себя руки, в итоге! И поди теперь разберись, кто там кого приворожил… а хозяйке, видать, деньги нужнее были, чем квартира, где счастья не получилось! Что же? Раньше было надо про всё узнавать, а теперь выправлять положение самому придётся!
Расспрашивал он и о человеке с характерной внешностью, ворвавшемся в палисадник, сошедшем словно со страниц начатого рукописного рассказа. Но про него никто ничего сказать не мог. Кроме того, что он не местный житель, что «здесь таких людей с описанной внешностью, слава Богу, встречать не приходилось!» Даже по словесному описанию,  портрет выгляделдо жути отталкивающим! Несочетаемые с рыжей шевелюрой, словно гривой молодого льва, глубокие носогубные складки лица выдавали озлобленную натуру. Густые сведённые к переносице тёмные брови и нос, по орлиному загнутый книзу; и глубоко посаженные глаза под насупленными бровями, смотрящие острыми буравчиками. От фигуры, не смотря на сухопарость и внешнюю утончённость строения, веяло энергетикой силы, власти и жестокости. И хрупкой или изящной её никак нельзя было бы назвать. Руки жилистые, под рукавами рубахи угадывались играющие мускулы, так же, как и на лице ходили желваки под резко очерченными скулами, ниже тонких, вытянутых двумя червяками губ, уголками опущенных к заострённому подбородку. 
Умиротворённый и раздосадованный одновременно столь странным сплетением всех обстоятельств, - (парадоксальное сочетание, понимаю), -писатель вернулся на свою дачу! Расследование обстоятельств продажи надо было проводить раньше. Писатель, как многие идеалисты, вроде не верящий ни в Бога, ни в дьявола, в случае непредвиденных несчастий, вполне, мог прибегнуть к молитве «Отче наш». И вот Андрей Михайлович обошёл с горящей свечой все углы дачи, читая молитву, и потом ещё святой водой всё окропил, щедро разбрызгав повсюду, особенно шкаф, внутренность его вместе со всем гардеробом одежды, подмочив так, что на той стали видны следы впитавшейся влаги. Конечно, потолкал сначала нерешительно, потом более уверенно спинку шкафа, с усилием отодвинул тот от стены, проверил стенку. Простукал даже её на предмет обнаружения пустот. Никаких тайных ходов не обнаружил. На столе нашёл начатый рассказ с описанием страшного человека, ворвавшегося, казалось, со страниц в его реальность!  Потом вспомнил о чужих бумагах в старинном сундуке, и пошёл их искать, откинув, к тому приложив такие же немалые усилия, массивную окаймлённую по углам железными набивками, крышку. Папку нашёл без проблем, хотя для этого и потребовалось перерыть все вещи в сундуке, и жадно, вооружившись очками, принялся за чтиво, даже и не убрав в разворошённое нутро назад поднятые из сундука предметы, многие из которых он даже не помнил, что убирал туда. (Так и по жизни бывает, что приобретённые вещи, да и знания, оказываются нам и не очень-то нужными).
Рукопись оказалась романом некоего самодеятельного автора. Разбирать стремительным почерком писаные листы оказалось не совсем просто. Вначале надо было привыкнуть и к стилю, и к форме письма. Андрей Михайлович вновь чувствовал себя исследователем, оседлав любимую лошадку, так же он рылся в различных переводах одного автора, сравнивая тексты. Изыскивал курьёзныеслучаи исчастливые моменты в их биографиях, в желании найти тот роковой из них, когда мотивация к сочинению перевесила естественные удовольствия от жизни, пересилила лень, слабость и болезненность, перевесила желание выпить, расслабиться, переборола потребность в дружеском общении и в радостях любовных утех. Но тут было нечто иное. Перед ним открывалась ненавязчиво такая пропасть, такое болото из страстей, взаимных заблуждений, мытарства, такое надругательство над естественными желаниями быть любимыми и счастливыми, такое похотливое паскудство прелюбодеяний, которое убивает душу, чувства, заменяя пустотой, бессмысленностью, потерей жизненных ориентиров, что не сказать, не описать! И описанное словами, не должно было существовать. Собственно, он понял, куда попал – в самую гущу событий жизнеописания ставшего инвалидом во имя несчастной любви человека, который получил за свой проступок – попытку отказаться от божественного дара жизни - полную меру наказания домашним адом. Отводил же Господь, не давая долгое время воссоединиться ему с бесовкой! Но видно, приворожен был таклярвой, что без неё смерть, и с нею – смертная мука. После попытки самоубийства, далось дураку «счастье», и понял он тогда, когда ему было действительно хорошо, и понял, что стало «хуже, чем было», и надо бы возвратиться к тому перекрёстку, где всё пошло не так, как хотелось, но где найти обезноженному опору? И молодая, приходя к мужу – калеке подробно рассказывала, как хорошо она оттянулась в бане с двумя молодчиками, и не желает ли он поприсутствовать на бесплатном представлении в честь юбилейной даты супружества.Он описывал, как ему, заклеив скотчем рот, и усадив на инвалидное кресло, «показали кино», в главной роли со своей молодой, где ей доставляли удовольствие «двое из ларца одинаковых с лица», они пили и ели, поили и его, болезненно отодрав скотч, когда он плакал, и не понимали почему он не хочет принять участие в сладкой пирушке. Сомнений не было – автор рукописи был тот самый несчастный, проживающий с медноволосой ведьмой, продавшей ему дом. Вероятно, она понятия не имела об этих бумагах, запрятанных в сундуке, оставив их вместе с другим мусором в доме. Иначе не пожелала бы предавать огласке годы жизни со своим обезноженным поклонником, ставшим супругом. Он зависел от неё. Он видел всё, что она творила в бане, сдавая её под видом летнего домика накачанным бритоголовым юнцам с повышенным спермотоксикозом. Видел и описал, как обрабатывали они её, точа свои кинжалы, словно она была точильный станок. Описывал, как она скакала на них верхом, словно на ретивых скакунах, и рычала, в погоне за оргазмом. И, собственно, авторский стиль, что ли, держал внимание? Такие ли уж шокирующие были откровения? Что, собственно, такого может описать автор, что уже многократно не показала киноиндустрия с экранов и видео. Парнушек, что ли, он никогда не видел? Или не знал, про мормонов, или про свингеров, обменивающихся жёнами, и про другие извращения, про групповухи, про заднеприводных? Всё он и раньше допускал, что такое есть, и хуже бывает, но это было не искусство, это была жизнь, она вываливалась за рамки литературного творчества. Это было настолько страшно, что не могло являться предметом повести и романа, длиною в человеческую жизнь. Андрей плакал, он, словно побыл сейчас в его теле – тюрьме. Он вспомнил инвалидную коляску, просто выставленную на помойку, нет человека – с ним не считались и при жизни, его словно и не было никогда. Когда-то он мог бороться, выбирать, но делая ежедневный выбор из слепых «хочу», он пришёл к тому, что уже не мог ничего хотеть, даже отмотать всё назад. Что же он должен был сделать, чтобы вернуться к перекрёстку, где был путь, была воля, сила, энергия! Кого подпитал, отдавая свою молодость и тело на поругание, и вновь совершил ту же ошибку, или помогли совершить? Подтолкнули, привели на край пропасти, осталось только заглянуть за край… Андрей рыдал. Он не мог понять, читает ли гениальное произведение, или отдаёт на поругание и свою душу и тело. Любители парнушек, демонов, идолов помните ли вы кому приносите жертвы и воскуриваете фимиамы? Знаете ли, что когда-то за пройденной чертой, вы уже не сможете выключить своё бесконечное видео, оно поглотит вас, оно вас выключит, высосет, и пустой оболочкой вы ещё будете пить и есть, так и не поняв, что раньше у вас всё было по-другому. Солнце светило, и каждый день приносил радость открытия нового. Каждое дело, сделанное вами, приносило удовлетворение от труда, и вы придавали новое качество своей жизни и это -служило и на благо другого. Только при условии, что Вы придавали смысл в первую очередь своей жизни! Не становясь бесплатным подарочком для другого! А смысл своей жизни человек придаёт сам! И надо постараться, чтобы смысл не смылся и не смылился, а для этого ты сам должен его не терять!  Готовый подарочек в виде рукописи – трагический и опасный! Тошнотворно – смердящим развратом страстей, бьющих фонтаном спермы и пота, кровавых слёз и оторванной плоти! Где-то отдельно от тела ходили ноги, и фантомные боли в отсутствующих конечностях разрывали криком тишину звёздных ночей до самого бархатного сезона, практически до октября, когда осень остужала буйство растений и токов жидкостей по жилам, венам, артериям, меняя весь состав биохимии человека. И тогда ведьма мучила его по-другому. Приходя в спальню и бесконечно перетирая свои амурные истории. И смеялась над его бессилием. И жила за мужем, как за ширмой, имея вид благопристойный и чванливый, пока совсем его не сломала, и он ушёл из жизни самым варварским способом, выпив бутылку уксуса. Может, уксус показался слаще той жизни, которой он так бездумно распорядился. Ведь, не без его же согласия она накинула на него хомут, поставила прелестную ножку и вскочила на шею. Вовсе ни к чему напрямую понимать выражение «изъездила муженька». Признанием, что жертвенный супруг похитил бутылку уксуса и собрался её выпить, кончалась рукопись. Андрей сильно утомился, разбирая чужой почерк. Да и сама история не была смешной и лёгкой. Он читал рукопись чуть не целую ночь, а на утро собирался уже встретить батюшку, чтобы тот исполнил обряд освещения дома. Завёл будильник. Отрубился на оставшиеся три часа от ночи, и спал крепко, пока тот не прозвонил. Встал с огромным трудом. Но батюшка сильно задержался, а когда, наконец, дошёл, точнее доехал на чёрном мерседесе, подаренном навороченным молодцем, замаливающем грехи, что называется, откупиться таким образом удумавшим, то едва переступив порог дома, повернул назад и молитвенник читать отказался, без объяснения, и даже названная вдвое больше сумма за службу не изменила его решения. Андрей догнал его, садящегося за руль: «Батюшка! Я не спрашиваю, почему Вы отказали мне, ответьте на вопрос, я нашёл рукопись в доме, её видимо, прежний хозяин писал, что мне с ней делать?» - «Читал её?» - «Грешен. Не сдержал любопытства, прочёл!» - «Сожги! Береги душу!» - «Батюшка, у меня заказ на рассказ мистический, не благословишь ли сподобиться на гражданскую службу?» - «В Господа веруешь?» - «Теперь верую!» - «А до этого?» - «Так некогда задумываться-то было?» - вопросом на вопрос ответил Андрей, - «Я же по профессии – эссеист!» - «Кто ты?» - «Писатель, эссе пишу. Исследования творчества авторов провожу». – «Отказаться не можешь, стало быть?» - «Не могу!» - «Про Бога помни, когда писать будешь! Есть мистика, а есть Божий промысел! В Санкт – Петербурге на Казанский собор в годы войны бомба сброшена была, тогда ещё город Ленинградом назывался. В перекрытиях застряла, не взорвалась, а люди не знали; восемнадцать лет после этого молиться в храм ходили, а над головой немецкий фугас весом сто пятьдесят килограмм. Пробил свод, застрял в перекрытиях одного из куполов. В шестьдесят первом году при реконструкции храма его лишь обнаружили».  – «Батюшка, а что делать, если ты героя придумал, а он возьми да появись вживую?» - «Было так?» - «Было!» - тяжело вздохнув, ответил писатель. – «Искушение или предупреждение, чтобы не писал! Или писал по-умному! Выбор твой, сын мой, но не забывай, что если долго смотреть в бездну…» - «То бездна начинает смотреть в тебя!» - договорил наш герой. – «Ну, вот видишь, ты всё понял! И это твой перекрёсток, ты можешь писать или отказаться! Но сделай так, чтобы искать эту точку не пришлось снова в поисках правильного решения». – «Батюшка, а есть третий выход?» - «Выход есть всегда, но чаще он там, где и вход, если, конечно, ты не в метро или в танке; есть и более кардинальное решение. Смотрел фильм Тарковского «Жертвоприношение»?» - «Смотрел». – «Понял ли что?» - «Нет». – «То-то и оно, что мы смотрим. Но не видим. Слышим. Но не слушаем. Читаем. Но не понимаем о чём. Пишем. И не помним зачем? Для чего? Ради чего? Думай, сын мой! Думай, что и зачем ты делаешь? Прибавляешь ли свет или множишь тьму, ведёшь ли души в светлое воинство Христово или подкармливаешь духов злобы и корысти?» 
Батюшка посчитал законченной бесплатную консультацию по сохранению души и укреплению духа нового прихожанина, между тем итак потерял во времени и деньгах сюда добираясь, распознав дом странной семейки, о которой наслушался в исповедальне предостаточно…Нездоровый фон дома сразу подсказал ему, что тут обряд проводить – на свою голову бесово племя навлекать. Одними молитвами не обойдёшься! Только очищение огнём помочь сможет, но как сказать прихожанину об этом? Увы, у нас в неблагополучных зонах многие живут! А принести дом жертвой для сожжения – себя освободить, душу свою отпустить на свободу от накопительства, от заточения в вещах мало кто может, это только в фильме Тарковского такое возможно! Правда, Лев Толстой тоже под старость душу отпустил в дорожное странствие. Только долго ли оно продлилось?» - А Андрею так хотелось воззвать: «Благочинный! Не сжечь же ты мне дачу предлагаешь! Ты же сам вон на мерсе миллионном ездишь!..» - и словно отвечая на незаданный вопрос священник, открыв дверцу авто, сказал: «Многим приходиться выбирать не из хорошего и плохого, сын мой, а из плохого и очень плохого! Постарайся сделать так, чтобы выбор твой был шире таких возможностей! А живи так, чтобы никогда не сомневаться, что ты сделал правильный выбор! А для этого, сын мой, надо всё делать по совести! Спроси себя, что говорит тебе совесть? Ведь, мы знаем с младенческого возраста, что такое хорошо, и что плохо! Храни тебя Бог!» - попрощался святой Отец, перекрестил писателя, и отъехал, оставив за собой облачко пыли, которое снова вскоре улеглось на дорогу.
К ногам Андрея на животе подполз чёрный кобелёк, и просительно заглянул тому в глаза!
- Ну что, дружище, ты, наверное, голодный? Давай, уж, накормлю тебя что ли?.. Как говорится, Кесарю – кесарево!.. а человеку – человеческое! И «чёрного кобеля не отмоешь добела!» Пошли, дружище! Разбавь моё одиночество, может, заглянув в твои бездонные глаза, я найду в них истину и окончание для своего сюжета! Я накормлю хотя бы тебя! Ведь в мире столько голодных кошек и собак! И даже людей! Не у всех есть дачи на море. Пусть даже и с бывшими хозяевами, с историей, так сказать.Не у всех есть и чёрные мерседесы, жрущие деньги и бензин! Давай перекусим, Дружочек, или мне звать тебя Джимом? «Дай, Джим на счастье лапу мне!» Или Джином? Может, ты исполняешь желания?» - Пёс тявкнул, вскочил на лапы и завилял хвостом.  – «Значит, Джин? Пошли Джин, в гости грызть кости! Покушаем, чем Бог пошлёт, и постараемся не забывать, что «если долго смотреть в бездну, то бездна начинает смотреть в тебя!»