Особистка

Детектив

Часть Первая


ИНТРОДУКЦИЯ

На «каторжном острове» Сахалине, по выражению Антоши Чехонтэ, стартовала история моего героя Николая Стримова.
Его семья была переселенцами, почти беженцами, эмигрантами. Бабушка, Мария Николаевна, которая и в советские времена писала, по-русски используясь иностранной буквой «t», значилась раскулаченной барыней и звала своего первого внука на французский манер - Николя.
Всех других она звала суками меделянскими (кругосветными).
Выходец из крестьян, отец Николя колченогий, добрый и дерзкий инвалид Иван Данилович, ещё пацаном, перед войной превратился в инвалида пости сразу после ФЗО (фабрично-заводского обучения), когда уже стал железнодорожником - составителем поездов.
Тут ему ноги смолоду и перемололо.
С «горки» они с напарником раскатывали вагоны по составам. И по какой-то неведомой причине старый украинец и земляк Ивана не подставил тормозной башмак под колёса набегающего вагона. Боль и дальнейшая трагедия всей жизни была непереносимой. Но Иван не выдал подставившего олуха. Времена-то были суровыми. Расстреливали и не за такие провинности!
Дочерью Марии Николаевны можно считать Нику Дмитриевну - маму Николя. В семье она считалась самой красивой и в девичестве, после бегства из приюта для детей раскулаченных мироедов зарабатывала на жизнь уличной проституткой.
Особые статьи о наказаниях за проституцию, в советских кодексах до 1987 года отсутствовали, но проститутки легко могли   преследоваться по другим статьям уголовного кодекса или административного. Непосредственно уголовно наказывалось вовлечение несовершеннолетних в проституцию, а также сводничество и содержание притонов.
Они, представительницы древнейшей профессии, работали по совместительству воришками, аферистками, мошенницами, стукачками наводчицами и скупщицами краденого.
Приведу из пример из русской литературы примеры. Вот краткое изложение главной коллизии модернового интерпретатора романа «Воскресенье» за 1822 год великого Лео Толстого.
«Катюша Маслова — героиня романа Л. Н. Толстого «Воскресение» (1889–1899). «Дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер барышень-помещиц». Барышни-помещицы воспитали девочку и сделали своей горничной: «из девочки, когда она выросла, вышла полу горничная, полу воспитанница. Ее и звали так средним именем — не Катька и не Катенька, а Катюша». В 16 лет она влюбилась в Нехлюдова, когда тот приезжал к теткам; играя в горелки, они нечаянно поцеловались за кустом сирени. Это был чистый поцелуй, как и христосованье в Светлое Христово Воскресенье. Но как раз в пасхальные дни, оказавшись в деревне по дороге на войну, Нехлюдов соблазнил К.М. и, сунув в последний день сторублевую бумажку, уехал. Тетушки прогнали ее, родившийся ребенок, отправленный в воспитательный дом, умер, а К.М. пошла по рукам и вскоре очутилась в публичном доме, переменив даже имя. Роман начинается с того, что ее, обвиненную в отравлении купца, ведут в суд. Там и происходит ее новая встреча с Нехлюдовым, находящимся в числе присяжных заседателей. Ей было в это время 26 лет» ...
Не хилая вещица и «Леди Макбет Мценского уезда» - очерк Николая Сомёныча Лескова, увидевшая свет в 1892-м. Там, заскучавшая за стариком селянка, губит своего супружника и до полицейской разборки с кнутом у позорного столба успевает четырежды замочить новых её сношателей…
Но плохо или хорошо, а всё однажды кончается.  Ибо, как всякий автомобиль находит своего водилу, так и женщины да находят своего хозяина. Одно хорошо: не симпатичных жриц любви не бывает! Ну, мужья, зная своих супружниц, не то чтобы ревновали впоследствии, просто присматривали за ними, как испанские дуэньи.
Скорый на руку и рябой ковыляка Ваня стакнулся с обаятельной Никой в Питере, на Лиговке. Как малолетки, обручались по специальному разрешению власть имущих. Свадебная гулянка была самой размолодёжной. Свадебное платье – буржуазный предрассудок. Без колец. Но цветы! Цветы, и о, цветы! Они у нас, у северян, всегда в почёте, и в беде и радости. Их любят.
Громкая «хромка» и несколько буянов…
Позже она шустро выучилась на счетовода и выросла на производстве до главного экономиста. Он, несмотря на его неполное пятиклассное образование, благодаря богатой практике стал рационализатором и вытянулся по карьерной лестнице до начальника цеха.
За войну Иван, как железнодорожник, дорос до капитана и начальника восстановительного поезда, был награждён трудовым оденем и Медалью «За Победу над Германией». Для него и его семьи война закончилась в Западной Белоруссии на границе с Польшей. А для жилья выделили ей ведомственную жил площадь в виде конфискованного панского дома-усадьбы с вишнёвым садом, и кафельной печью, как на картинке.
Николя, в ту весну, как только вошёл он в полную силу памяти человеческой, полюбил его, а потом и всё, то напоминало о нём. Любимым цветом автоматически стал «бордо», плодово-ягодным деревом – вишня, сакура и песни о них.   
Как вдруг, после комфорта, роскоши   и достигнутых житейских благ семья Стримовых загремела на «каторжный» Сахалин.
И это от судьбы. Диву даёшься, сколь изгибисты бывают судьбы людские! Это сплошная комбинаторика.
Перво-наперво судьба есть слагаемое судьбоносного рока твоей страны. Какова она, лёгкая или тяжёлая? Затем семейная. И, наконец, личная судьба. Удачлив ли ты по рождению. Некоторые ведь с серебряной ложкой во рту рождаются, как говорится, и в огне не горят, и в воде не тонут.
Но можно, можно быть несчастным человеком среди счастливцев и в родной стране.
И всё от изразцовой печки. И танцы - от неё, и - всё на свете. Для неё и колченогий батя Стримов корячился. Потому по пятницам, возвращаясь домой по рельсам, батяня по субботам собирал с насыпи куски жаркого антрацита. А по воскресеньям, как положено, вместе со всей послевоенной страной проводил за столом, в просторном дворе своего панского дома. Они любили хоровые песни с запевалой.
Не задалась одна из последних посиделок. Неожиданно появился какой-то в гражданском и с поведением начальника.
-Что, спрашивает, пьёте? А как на фронте так вас не видать?
На такое Стримов первый вспух.
-А ты кто такой тут, мать перемать?
-Много будешь знать – быстро состаришься, - последовал заготовленный ответ.
Ну, Рябой Иван и приложил обидчику!
Оказалось, районный следователь из перекрашенных поляков по фамилии Дубинский.
Железнодорожники побросали всё, завербовались кто куда, в основном, на Дальний Восток, да и всё такое.

Глава вторая
В тёмные, как бы доисторические времена, детство Николя обрывается школой. А отрочество – службой в армии.
Но это в обычной последовательности, а детство моего невыдуманного героя закончилось одиссеей на каторжный Сахалин.
Как ему помнится из взрослых разгаров, в 1944 году его из Облучья в Биробиджанской АО притартали в белорусский Гродно на поездах под лозунгом «Всё для фронта, всё для Победы!». Через пару лет, едва он «вошёл в память», все жители европейской части Советского Союза возвращались на Запад, на разорённую фашистами землю, а он в тех же фронтовых теплушках вместе с семьёй двинулся из белорусского Гродно на Дальний Восток, в тьмутаракань...
Получалось, что песенный бродяга бегал не только с Сахалина, но и на, став побродягой.
На следующий день после застольного инцидента, в понедельник с утра перед работой, подкатил к вишнёвой усадебке Стримовых чёрный воронок,  и нарядные, как новогодние ёлки-палки, менты, чёртиками из табакерки, из вонючей полуторки повыскакивали возбуждённые  менты, заломили руки отцу, побили его для острастки при сопротивлении.
-Заложили мне пальцы в дверной проём и зажали, хоть кричи, - рассказывал отец, -а плюгавый этот по фамилии Дубовской командовал:
-Отпустить!
-Прижать!
Отпустить!
-Прижать!
Такую же экзекуцию проделали менты и с другим собутыльником народной посиделки. Косарев была его фамилия.
А пацанва, по воскресеньям ещё на железнодорожную станцию бегали, встречали красные поезда с демобилизованными советскими солдатами. Для дембелей Гродно был первым родным городом, и они забрасывали малышню всем, что припасли для своих.
От радости встречи в толпу летели коробочки цветных карандашей, тетрадки на немецком языке, почтовые конверты и гирлянды. Уррраа!..
Николя помнил белых чаек на Байкале в Слюдянке и катера, белые как чайки, размашистые качания корабельных   мачт на волне в мелких бутах, скрежет стальных вагонных колёс на поворотах, портрет Сталина, высеченный каторжником скале, дым, гарь.
Семья получила государственную ссуду для переселенцев построили пятистенок из смоляных железнодорожных шпал «в заборку».
В ожидании обещанного места отец ишачил кондуктором и неделями пропадал в дальних командировках. В его отсутствие Николя по его указанию работал пилой одно ручкой, топором и рубанком, шпаклевал брёвна смоляной паклей, колотил на внутренних стенах решётки под штукатурку и красил обшивку. Вернётся отец, скажет:
-А я тебе подарок от зайчика привёз!
Развернёт тряпицу из своей кирзовой сумки кондуктора остаток хлебца:
-Вот тебе за работу!
И по-особому сладок был тот зайкин хлеб!
А на этом «каторжном» острове природа страдает гигантизмом.
Почти всё гипертрофировано: лопухи вырастают здесь до величины раскрытых зонтиков от дождя, клеверные луга – по пояс! Смешно сказать, я тоже ожидал гигантского роста. Тем более что в мире тогда, как раз в моё время, настала эпоха «акселерации». Или «дебилизма».
Дебил – это ничем неоправданное прозвище людей моего, послевоенного поколения 20-го века. На самом деле, они акселераты: ребята и девчата с ускоренным ростом и замедленным психическим и половым развитием.
Люди после Второй мировой войны рождались по-обычному, но вырастали по-пушкински - прямо-таки на глазах - чуть ли не в гигантов. Помните, «И растёт ребёнок там не по дням, а по часам» ?.. И всё бы хорошо, но в сексуальном развитии акселераты оставались на прежней, соответствующей их возрасту сексуальной ступеньке.
Замечу сразу, мальцы того времени набирали сексуальный опыт без посторонней помощи.
А в европейских странах завели для тупых специальные уроки. Они там, в присутствии девочек дружно учились и учатся натягивать кондомы на гуттаперчевые модели мужских членов. А наши глобальные акселераты об этом деле даже и не колыхались!
О скорости своего произрастания каждый мог сказать:
-Старался как мог!
Но, понятно, было, что, послевоенный рахит, Николя сначала должен был лет десять восстанавливаться. Тем не менее, гонял он по улицам вместе с пацанами. А позже,  в юности часами висел на турнике, зацепившись ногами вниз головой, делал гимнастические упражнения «на растяжения» и рубал ненавистные гречневые и овсяные каши, которыми зажёвывал противную морковку... Но всё не впрок, хотя к этому времени заросли все его детские недоделки. Как на дворовой собаке.
Набрал Николя лишь 175 сантиметров и - всё. То есть, был чуть выше общепринятого среднего роста. Не более. А школьные классы состояли из предвоенных переростков и каждый в школе мог дать ему щелчка. Или затрещину.
Дети войны – это не просто дети, а безотцовщина. Чаще всего никто и не знал отца.
Николя пошёл в школу с тряпичной нищенской сумой через плечо, босиком, в шорт-штанишках на лямках, в тюбетейке. Мама Нина перед работой забросила его  в школьный предбанник,  побежала отпрашиваться с работы, наказав:
-Будут спрашивать – отвечай!
Когда классные развели детишек по классам. Вдруг – возникла мама:
-Ты почему не в классе?
-Не знаю.
-Ах, что ты, вообще, знаешь?!
И к директору. А тот хомяк был ещё тот жук.
-А как фамилия? Стремилов или Стремоусов?
-А как у вас записано?
-Это вам лучше знать! Вот, записано… Стремоусов.
-А мы – Стримовы! И как вы могли развести всех детей, а у этого ребёнка никто не удосужился и спросить, почему мальчик один в школе? Я его готовила-готовила, он и писать умеет, и читает, и в городской библиотеке уже записан. И всё насмарку?
-А вы не задавайтесь, рано ещё!
Быстро по списку пробежал.
-Ну вот, первый «Б»! Пойдёмте!
Училка тоже сразу окрысилась:
-А он что немой у вас?
-Нет, он домашний, скромный и стеснительный!
-Ишь ты, фу ты ну ты! - Фуфыкрнула намалёванная Зоя Васильевна – сцука первая учительница.
 С этого началось! Теперь,  как только она заметит что-нить неладное что у Николя – подзатыльник, а когда обнаружила, что он ещё и левша и выучился писать левой рукой, то и совсем взбеленилась: как схватит указку, как смажет ею со всего маху по левой ребёнка – так у него слёзы из глаз. Не от боли. Класс-то от смеха покатывается. От оскорбления.
Так приступил мой странный герой грызть гранит науки...
Но и отец тоже бывает полезен... Как-то злючей зимой пурга случилась бешеная. Идти до школы километра три. А после школы ветер переменился, всё в морду лица норовил так, что дух перехватывало. Свалился Николя в сугроб, копошится в нём, затихая и проваливаясь всё глубже и глубже. Вдруг чья-то мощная рука из сугроба, словно подъёмным краном вытащила его не свет.
Новый дом отец удачливо сбагрил за кругленькую сумму. Ну и деньги тогда были – широкие, как совковые лопаты, и кошельки-портмоне для них так и назывались – лопатники!
В следующем-то городе сахалинского проживания, в Холмске, отец приобрёл уже готовый дом в дальнем распадке города, но состарившийся дом, между двух гористых сопок и на въезде-выезде на щебенистую дорогу в областной центр.
Отцу обещали работу мастера железнодорожного участка по ремонту подвижного состава и грузовых вагонов. Но поперёк обещания встало препятствие – закон! В те времена никто не мог быть взят на работу без прописки. А сиська эта могла быть преодолена только покупкой собственного дома. Отец кондукторил на подвеске и купил эту сараюху и как испытанного помощника и взял сынишку с собой из Горнозаводска для реконструкции избы и готовки пищи.
Тут уж Николя наишачился вопреки желанию.
Со стороны горы была сооружена толстая бетонная стенка, удерживающая осыпи. Отец с сыном заменили сгнившие брёвна фундамента, выровняли полы и двор, куда нужно было подниматься по лестнице, пристроили ещё одну комнату, облицевали дом голубой шилёвкой « внахлёст», наличники – под золото-бронзу, сколотили собачью будку, затащили туда худую уличную суку, назвали Каштанкой и стали кормить.
Для семейного стола Николя навострился готовить баночные рассольники и борщи, сдабривая их картофелем, и кашами из брикетов. А по воду ходить приходилось в соседний распадок и это было изнурительно. Тем более, что отец разбил за домом грядки с огурцами и помидорами. Поливка утром и вечером. Воды носить не переносить. И Каштанка хлеб сжирала мгновенно - не напасаешься! А до магазина нужно было скатываться до береговой черты. И – бля – подниматься.
Словом, выходило порой так. Что Николя завидовал пацанам, у кого не было отцов. Мамки их старательно кормили, чинили и деньги совали.
И свободная пацанва вместо того, чтобы помогать или учить гениального Пушкина, вольготно отрывалась от заботливых мамок в сопки, злобно щерившиеся мелким колючим бамбуком. Или крутились вечерами на уличной танцплощадке с девками.
Тоска трудяги-одиночки сжимала сердце Николя.
Гармонист, хромку натягивает, летят вокруг то брызги шампанского, то дунайские волны бушуют, девки ширкают по пыли «танкетками», ребята в кепках «восьмиклинках» для блатных, которые плюясь подсолнечной шелухой, знающе осматривают девок и оценивают, сплетничая про каждую. А Николя, как крейсер на рейде, одну ходку за другой таскает мимо сборища по два ведра воды на руках для огорода.
-Хорошо им, - замечал отец.-Ни кола, ни двора. Так только живут!
Тут один красавчег решил разогнать привычную хмарь.
Поднял с дороги кирпич и вбросил в ведро.
Парняга, шутки в сторону, был в самом деле ништяк: цыганистый, коричневый да чернокудрый, плечи развёрнутые и в  спортивном трико с лампасами – девки прямо-таки очарованы были.
От неожиданности опустил Николя вёдра на землю, соображаю, что бы это значило?
А красавец, боксёрскую стойку принял и хлопочет, наседает.
И тут, без всяких слов, без замаха, инстинктивно, в рыло хрясь! И притопил, но не в рыло, а ногой по яйцам! Фраерок надолго скорчился.
Этот приёмчик теперь "кикбоксингом" называют.
Пацанва ржёт, главарю уличной шайки тоже понравилось, он меня рядом с собой в центр скамейки усадил и говорит моему очухавшемуся оппоненту:
-Эй ты! Отнеси вёдра куда следует и полей там как следует.
Пацанва зауважала, стали брать с собой. В заброшенных окопах, в ходах сообщения и в японских блиндажах они  копали оружие, взрывчатку, старые снаряды. Случалось, раскапывали заброшенные склады с японскими консервами....
Здесь-то, однажды в распадке, мы неожиданно вырулили на замаскированную бамбуковую хижину, где увидели с десяток усатых, узкоглазых воинов в хакки, готовых к убийству, и которые дико таращились на нас с высоты. Мы знали, что недобитые дети япономатерей охотились на детишек других народов.
Скрестившись глазами с затаившимися японцами, пацаны на задницах стремительно скатились по бамбуковой циновке распадка на оживлённую горную дорогу Холмск - Южно-Сахалинск (Маока - Тойохара), ведущую через перевал.  Ну, а потом, благополучно избежав встречи со смертью, они, как и положено пионерам, рассказали нашим советским пограничникам о бандитах.
...С той поры как я их видел, замечу тут, современные японцы, как и все другие этнические общности, - жертвы генетически модифицированной пищи и глобального процесса - они, тоже подросли где-то от десяти до пятнадцати  сантиметров. Но их прежние самурайские традиции и кодекс камикадзе  "Бусидо"  сегодня поддерживает организация «Якудзы».
Оружие до сих пор копают во всех уголках пропавшего Советского союза. Их так и называют «чёрные копатели». Кто в музеи относит, но не бесплатно, кто зарубежный бизнес делает, кто ...
А послевоенные ребята копали из любопытства: что будет?
Вырвал чеку из гранаты, только сделал замах, чтобы отбросить, а она взорвалась. И нет ребятишек.
Ещё шантрапа мелюзга разводила костер, втюхивала туда гранату; рвануло, конечно, и ещё сверстника не стало.
А порох они использовали в самодельных пистолетах-«поджигах». Технология изготовления груба и проста. Как мысли великих. Стальной ножовкой нарезались кусками медные трубки с загибом, прикручивались к деревянном ложу блестящими полосками металла от ящиков, другой сплющивается и ближе к загибу от конечного крепежа  пропиливается отверстия. После изготовления в ствол такой опасной штуковины насыпается порох, в прорезанную щёлку вставляется головка обычной серной спички. Готово, блин! Направляешь поджиг на цель и чиркаешь спичечным коробком. Пока спичка разгорается, прицеливаешься более тщательно, и – бац выстрел... Настоящий пистоль или мушкет! На раз. Для следующего выстрела всю процедуру зарядки нужно было пройти заново.
Иные мастеровитые пацаны ложе поджига изукрашивали резьбой, лакировали, перламутр накладывали. Иногда, правда, особенно во время соревновательных стрельб, глаз выбивало. А так, ништяк!
Позже появилась усовершенствованная система - пугач.
Мама Николя, обшаривая детские и отцовские карманы «перед стиркой», выявила такой поджиг и задала трёпки. А потом и отца с ремнём подключила.
Другой до сих пор поливал бы такую заботу. Но Николя  как бы и благодарен был за науку. Ведь в те времена ноутбуков не было – только карманы.
Вот сижу, кропаю.
И такая тягость и не бросить это бытописание.

    *****
(Продолжение следует)


 







Ебьёт раком и вытаскивает из неё разведданные

Кэгэёбщика все – извращенцы