Октябрь. Недописанная повесть. Глава 7

7.
Дядю Женю, наконец, освободили из под ареста. Он пришёл в общагу, с трепетом, волнуясь, - как там Октябрь, подошёл к двери родной комнаты. Дёрнул отполированную стальную ручку - дверь не подалась, глухо постучал в дермантин обивки - нет ответа... Из-за двери доносилась музыка. - Октябрь! Октябрь! Открой! - Не могу, дядюшка, у меня отказали ноги! - Хорошь ****есть! Открывай! Женя стал пинать дверь. Повысовывались соседи: Опять нажрался, алкаш! Ходят, тут, всякие! Ни стыда, ни совести! Опять за старое! Милиции на вас нет! Сам куролесил, теперь ещё малого подтянул!

Октябрь полз по полу, отталкиваясь локтями от крашеных коричневых досок. Ног ниже колен не было, и идти не представлялось возможным. Грязный пол проплывал перед его взором как Нева весной под мостом, но вместо расколотых льдинок перед мальчиком проходили шелуха подсолнечника, окурки, хлебные крошки, волосы, горелые спички, зубья казеинового гребешка для волос, гречка, пуговицы, автобусный билет, шерстяная детская руковица, зелёная аллюминиевая крышка от кефира, гвоздь, куриные перья, обрывок контурной карты, пёстрая вязаная дорожка, приведшая его к двери комнаты.

Октябрь подтянулся на руках и сумел отворить щеколду засова. В комнату ввалился дядя Женя. - Сынок, сынок! Что с тобой? С тобой всё в порядке? Я так волновался за тебя! Что случилось? - Сверчков приходил: ругался бычил предьявлял говорит кри-кри горе детям покидают по неразумию плохо будет поздно горько бедный глупыш превратишься в осла жаль тебя деревянный попинали немного проучили участковый приходил протокол составлял у меня алиби не помню ни *** отец спасибо дядя Женя!

Дядя Женя достал из карманов две жёлто-зелёные груши, подошёл к кухонному столу, выбрал нож, аккуратно срезал с груш кожуру, вырезал сердцевину, нарезал груши на кубики, и стал кормить Октября. «Мой милый, никогда нельзя знать, что с нами случиться на этом свете. А случиться может всякое...»