Почему бутерброд падает маслом вниз?

- Мама, как Павлуша себя вёл?
Сам Павлуша сейчас сидит за столом и делает вид, что уроки готовит, но на самом деле он в дневнике что-то пишет. Дневник не школьный, а личный, наблюдений, и для записи прочитанных летом книг.
«Валентина с ночной. Это моя мама. Она работает санитаркой в городской больнице в отделении потихушников. Они выглядят тихими. Но потом какую-нибудь бяку обязательно и выкинут, когда санитарки этого ждать не будут. На самом деле отделение правильно называется психиатрическим, и потихушники – это больные, совсем не всегда тихие, и поступают туда после всяких попаданий в неприятности, драчек, гулек – так Валентина уменьшительно-ласкательно драки и гульбища с распитием алкогольной продукции называет.А ещё называет больных потихушников -попаданцами. Попали в отделение – вот и попаданцы, а потом уже потихушниками становятся, когда полечат, и ведут себя тише воды, ниже травы, но есть и палата для буйных.Тех усатый дядя Миша к кроватям привязывает, чтобы они себе и другим членовредительстване наделали. Он там санитар для охраны, сам не убирает за больными, их заставляет, а то они, как в санатории, а не на лечении. И он там взят, чтобы охранять. Но охраняет он не больных, - они не нужны никому, родственники сами их туда привозят, и подержать просят подольше, чтобы от их выходок хоть немного отдохнуть. Не нужны кроме тех, кто там работает, чтобы им уколы делать, ведь когда некому делать их будет, придётся новых больных искать. Охраняет санитар дядя Миша, главным образом, медицинских сестричеки весь персонал от буйных попаданцев, которые не хотят потихушниками становиться. Таблетки не глотают, а только делают вид. На таких вот, особенно, он должен всё время смотреть. Это, наверное, очень трудно, смотреть всё время на больных людей… Вообще-то у Валентины два высших образования – она психолог сама по профессии, на которую четыре года в институте училась, а потом ещё на социолога заочно, но работы у нас в городе нет, потому что город наш маленький и вымирающий. Это, наверное, страшно жить в вымирающем городе, но я привык. Скоро одни старухи и нервнобольные останутся. Так Марусяговорит. Это моя бабушка. Она на мамино образование жизнь положила, а толка нет. С папой мама развелась давно, и пять лет уже одна живёт. Еле трудоустроилась нянькой для детинушек, а то туго было без алиментов. У папы новая семья, и ему не до нас. Новая жена ему мотоцикл подогнала и тёплое место в издательской конторе, а ещё у неё есть своя трёхкомнатная квартира, пудель, связи с мохнатой рукой, и дочь тинэйджер. (Бр-р! Страшилка какая-то! Правда, что ли она ведьма, как Маруся говорит? Надо будет узнать поаккуратнее потом, что такое тинэйджер – что за фрукт и с чем его едят, а то мне представляется два в одном - инжир и рыбий жир. Нуждается в уточнении!) Всё это Маруся с Валей между собой перетирают, а я уши грею. Это мне так всегда они сами говорят. Правда,бабушка зря ругает маму, она же не совсем одна, вместе с мамой Валей живём и мы с бабой Марусей. У нас есть кошка и попугайчики. Их называют неразлучники, потому что парочками они лучше выживают, когда есть с кем поговорить на своём птичьем попугайском языке. Наверное, и люди парочками выживают проще, но мамина парочка, прихватив мой компьютер, упорхнула к молодой самке, и теперь там полный набор. Папа хотел и попугайчиков разделить, но мама не дала, и сказала, что только через её труп. Я заплакал, и папа, плюнув на пол, ушёл, громко хлопнув дверью, а Маруся вслед сказала: «Не плюй в колодец, пригодиться воды напиться!» Есть у нас в городе гостиница, и там иногда селятся ненадолго приезжие из столиц нашей Родины. Там живут сытно и богато. А мы между ними как хрен в болоте болтаемся, одной травой питаемся. Я говорил Марусе, что столица Москва одна! Она смеётся, и говорит, что царь бы Петербургом город не назвал бы, если бы не считал его главней! Мне всё равно, но когда мама на праздники приносит Ленинградский торт, то бабушка говорит: «Смотри, Павлуша, всё, что от Ленинграда осталось…» Город один и тот же, а названий много, ещё Петроградом он был и сейчас просто Питер или Санкт-Петербург. Я ем и боюсь, что город совсем исчезнет, если все его пожирать будут. Столичные любят снимать наши развалины и выставлять в ютубе. Мы с пацанами им иногда позируем за жвачку. Всё. Мама никак не отвяжется, блин…»
- Павлуш, ты совсем глухой? Ты кушал?
- Кушал.
- А бабушку слушал?
- Слушал!
- А вот и не слушал! Говоришь, как об стенку горох! Сожмёт зубы, молчит, а делает всё по-своему!
- А нечего в меня горохом кидаться!
- Видишь, как отвечает!  Лень впереди него родилась! Читает, пишет чего-то, чай школы сейчас нет, мог бы на огород сходить, полить морковь и капусту! И горох, кстати. Солнце всё пожжёт, живём, как на Занзибаре, Африка да и только! Как бы аллигаторы в реках не развелись.
- Мам, Миша арбуз из семечка на участке растит!
- Вот! Видишь, Миша с арбузами будет, а твоей зарплаты только на семечки и хватит!
- О вкусах не спорят! Кому - арбуз, кому – косточка!
- Скоро одни косточки от самих останутся! Рожки да ножки! У нас даже хлеба нет! И сходить некому! Вырос Федот – не польёт и огород! -  Констатировала Маруся.  – Лень-матушка вперёд родилась!
- Я не Федот! – откликнулся Павлуша.
- Федот – Федот – открывай шире рот! А как до работы, так болит живот!
- Ничего не болит! Хлеба нет – пеки пироги! И блины! Красна изба не углами, а пирогами!
- Это откуда?
- От верблюда! Так Марья Ивановна на трудах девчонок учит!
- А ты что делал на девчоночьих уроках?
- А они там готовят, а потом пацанам всё скармливают, что сами не доели!
- В самом деле? Куда же тогда шли деньги на завтраки? Или наш пострел везде поспел? И там, и там поел?
- На пряники!
- На какие ещё пряники?
- На такие, на которые без пряников не заигрывают!
- А ты уже заигрываешь? – уточнила Маруся.
- Да мы просто за косички девчонок дёргаем, а ботаничка нам так говорит!
- А она не говорила вам, что без труда, не выловишь и рыбку из пруда? Вот и сходил бы за рыбкой, Машка бы тебе песенку спела в благодарность!
- Я ей сам спою! Мур-мур-мур, кушай кашку, кушай кур!
Кошка обиженно демонстративно отвернулась. Никаких кур она уже сто лет не видала. Машка – это кошка, как вы, конечно, поняли.
- Да, пеки блины, тогда и за хлебом схожу - не подмаслишь - не подъедешь!
-Так,откуда такие глубокие познания?Вот не знала, что в нашем семейном гнезде менеджер проклюнулся!
- Так физрук физичке говорил, а мы подслушали.
- А физичка, что ответила?
- А физичка ему сказала «не всё коту масленица!» А почему взрослые пословицами говорят? И что такое менеджер, и как там, тинэйджер?
- А как насчёт не солоно – хлебавши сегодня всю семью оставить?  Говорю, горох, да и только!
 - Я не горох!
- Горох-горох! Если бы не мороз – давно бы тын перерос!
- Какой ещё тын?
- Забор значит!
- А мороз причём?
- А мороз, значит, что лень-матушка не даёт идти в рост!
- Всё! Я иду за хлебом! У меня уже голова кругом от ваших слов!
- Допекли, значит, оладушек!
- Слышишь, я иду! Доставай гроши!
- Квас купи!
- Ага, дали мёд, а вам к нему ещё и ложку подавай! – ворчит Павлуша, но в магазин собирается. Маруся головой качает, языком своё болтает, а сама шустро в прихожую за сумочкой, открывает сумочку, из сумочки достаёт косметичку, закрывает сумочку, открывает косметичку, из косметички достаёт кошелёк. Закрывает косметичку, открывает сумочку, убирает косметичку, закрывает сумочку, открывает кошелёк, достаёт соточку! Закрывает кошелёк, открывает сумочку, достаёт косметичку, открывает косметичку, убирает кошелёк… всё это время Павлуша, словно заворожённый, смотрит на это, потом говорит: «Стоп! На квас-то не хватит! Только на хлеб!»
- Ох, цены! – вздыхает бабушка.
И снова открывает косметичку, достаёт кошелёк, закрывает косметичку, открывает кошелёк. Достаёт вторую соточку! Закрывает кошелёк, открывает косметичку, убирает в неё кошелёк, закрывает косметичку, открывает сумочку… Павлуша не выдерживает, вдруг вырывает деньги из рук бабушки и убегает из дома.
- Вот воспитанием с кем заниматься надо!  А не воспит-няниеммужиков чужих! Своего-то упустила!
- Ла-ла-ла! – отвечает Валентина!
- И тебе говорить, как об стенку горох! Чего же удивляться-то! Яблочко от яблоньки не далёко падает!
- Мама! От осины не родятся апельсины! Чего ты хочешь?
Их разборки слышны даже на улице. И Павлуша тяжело вздыхая, кричит под окном второго этажа: «Мама! Бабушка!» Кричит несколько раз, пока его не услышат, и не высунуться обе из окна: «Чего тебе? Ты ещё не купил ни хлеба, ни кваса?» - «А можно на сдачу мороженое купить?» - «А нос тебе вареньем не помазать? Придёшь – помажу!» - «А я тогда не приду!» - находит, что ответить Павлуша, чем окончательно заводит бабушку: «Я тебе не приду! Я тебя кашей берёзовой накормлю! Давно на горох не ставят, а зря!»
Достал Павлушу сегодня горох этот! Павлуша чувствует подвох, что ещё за берёзовая каша, зачем это ему на горохе стоять? И пытает снизу о том, и мама, чтобы положить конец пререканиям, заявляет грозным голосом: «Мама! Пусть он купит себе мороженое!» А Маруся ворчит: «Ага! Деньги с пенсии моей, а распоряжаться ими все горазды!» - И Валя раскошеливается и даёт ей из своего футлярчика из-под телефона назад двести рублей. Футлярчик у неё вместо кошелёчка. Но Марусе этого мало, по-видимому, и она, забирая деньги, и вновь повторяя все действия с сумкой, косметичкой, и кошельком, ворчит себе под нос, уже тише: «Что мне твои двести рублей, разве спасут зимой? Поливать-то морковь-то сейчас надо! Была капуста – станет пусто! Потому что вместо головы у кое-кого тыквы пустые! Не думаете, что завтра есть будете! Вишь, как блины на сковородке жаримся! Скоро к нам Новая Гвинея со всеми папуасами своими переедет!» - «Может, хоть крокодильего мяса попробуем!» - парирует Валя. Павлуша стоит под окном забытый, и вновь греет уши. Потом медленно идёт в магазин и покупает всё, что заказано, а на сдачу дорогое мороженое в шоколаде – «Ленинградское». Выйдя из магазина, он умудряется одной рукой нести пакет с хлебом и квасом, а другой распечатывать аппетитный манящий брикетик на палочке, и начинает медленно надкусывать и высасывать из шоколадно-молочного лакомства блаженную сладость. Откуда-то всплывают знакомые строки «эскимо на палочке в золотой сверкалочке», и думает, почему у одного города так много названий, и хочет сказать бабушке, что ни один торт остался от Ленинграда, но есть ещё и мороженое «Ленинградское»; и спросить, что значит «берёзовая каша» и «стоять на горохе», и почему «Эскимо», так назвали, может его эскимосы делают?.. Вдруг в ноги мальчику тыкается носом пёсик, тот вздрагивает от неожиданности и… дорогое «Ленинградское» мороженое летит под ноги, выскальзывая из своей золотой сверкалочки – фантика, и падает неизбежно в дорожную пыль… мальчик смотрит на него с такой жалостью, что кто-то, проходя мимо, прыскает от смеха, и Павлуша слышит о себе горькую правду: «Вот растяпа!» - Но как счастлив подношению ничейный бродяжка пёсик! Он с такой жадностью набрасывается на неожиданное угощение, расправляется с ним в минуту, и благодарно заглядывая в глаза мальчика, дружелюбно виляет хвостом, готовый за ним идти уже куда-угодно, хоть на край света! Верная душа! И почему тогда Маруся с Валей ругают, когда нечаянно встречают папу псом шелудивым, если пёс верный, а папа – нет!
- Прости, дружище! У нас уже есть попугайчики- неразлучники и кошка Машка! Меня не поймут Валя и Маруся, если я заявлюсь с тобой! – Он потрепал пса по голове, и пошёл не солоно – хлебавши, без мороженого, половину и ту не успел заесть! Ну, хоть пса накормил, поди такое угощение ему не часто перепадает! Не вытерпел оглянулся, казалось весь вид пса только что говорил: «Ну, вот, как всегда…», а тут пёс встрепенулся и потянулся с надеждой к мальчишке: «А может, можно?» И так у него это заразительно получилось, что Павлуша засмеялся, а пёс расценил это, как добрый знак, и уже вился у ног мальчишки вьюном, повизгивая от радости, что может идти с ним, пока не прогонят.
- Это ещё что такое? – вопрошала Валя, указывая на незнакомую псину.
- Буду помирать – тебя за смертью пошлю! – из-за спины мамы провозгласила Маруся. – Квас принёс?
- Мама, тут псина!
- Что? Серёжа вернулся?
- Какой Серёжа! Натуральный дворянин из местного двора! Дворняга помоечная!
- Мама, это не помоечная! Это не пёс шелудивый! Он верный! – встревает Павлуша.
- Верный? До первой получки, пока не пропьёт! – вновь подала голос бабушка.
- Мама! Это не Серёжа! Это Верный!
- Ах, Верный! Но не благоверный! Ну, двери-то закройте! В конце концов, должен ведь, нас хоть кто-то охранять? Не знаю – не знаю! Тебе решать, Валентина! Может быть, хоть какой-то присмотр за ребёнком будет, а то совсем от рук Павлуша отобьётся! Дайте мне квас, я как с Сардинии добиралась, наш Сарданапал, похоже, в магазин, что под окном, обходными тропами партизанскими,ползком по-пластунски, и с кусачками против колючей проволоки посуху, двенадцать чугунных башмаков стоптал, и через семь морей и океанов плыл кролем-брасом? Верно, за семь вёрст киселя хлебал? Вишь волкодава какого подобрал, поди всё лесами, как тать крался, да в поле с ветром в быстроте тягался?
- Ох мама, не знаю, но пусть пока останется, а там посмотрим, будет ли толк!
- А прокормим с пенсии-то моей, да твоей милостыни?.. Ну, пожуём, проглотим… поживём – посмотрим… а хлеб-то купил?.. То-то! И запомни – хлеб всему голова!
- А Сардиния - это где?
- Это остров, принадлежит Италии, которая сама, как сапог на карте выглядит!
- Маруся, а кто такой Сарданапал?
- Спроси, что-нибудь попроще!
- А ты знаешь, почему бутерброд падает маслом вниз?..
- Конечно!
- И почему же?..
- По закону подлости! Но мы будем жить по другому закону!.. Верно, Верный?
- Да - да - да!