Очарование старости

На финском горнолыжном курорте заметили весну.  Солнце просыпалось и удивленно всматривалось в сугробы. Снег не выносил такого пристального внимания, тускнел, серел и обмякал. У стволов сосен и елей кое-где выглядывала прошлогодняя сухая трава, но на склонах снега было еще достаточно. К тому же ночью, пока солнце не видело, из пушек настреляли нового, и местные, которые сразу рождаются с лыжами и сноубордами на ногах или, по крайней мере, учатся на них стоять, как только выбираются из люлек и принимают вертикальное положение, катались с раннего утра до позднего вечера.
Мы здесь были гостями. Выбирались покататься в лучшем случае один раз в году и то больше для смены обстановки. В горках разбирались не очень и амуниция у нас прокатная. Немного покатавшись с утра, мы зашли перекусить в небольшой ресторанчик, расположенный в скале прямо у спуска с горы.
Недалеко от нас сидела пара, совершенно непохожая на завсегдатаев этого ресторанчика. Пожилая женщина в тонком узорном свитере с распущенными до плеч седыми волосами сидела ко мне лицом. Ей было лет семьдесят. Не накрашена, лицо в морщинках. Ее компаньон сидел спиной к нам. Он был достаточно широкоплеч, в толстом шерстяном свитере. Но сутулая спина, седые редкие волосы вокруг лысины, говорили, что он также не молод.
Они ели в полном молчании, только она изредка поглядывала на него и иногда, угадывая его мысли и опережая просьбу, что-то подавала ему. За их молчанием было столько уже сказанных за жизнь слов, столько рассказанных историй, что, казалось, они не нуждались в общении. Они понимали друг друга с полунамека, просто по движению глаз, и не испытывали желания вторгаться в тишину, а только слегка касаться друг друга.
В зале появился молодой официант. Проходя, он что-то спросил у них и улыбнулся. Старик молча пошевелил плечами. А лицо женщины расплылось в улыбке, и глаза вдруг стали совсем молодыми и ясными. Она выпрямилась, поправила волосы и что-то ответила официанту. Между ними завязался небольшой разговор, и это был разговор двух незнакомых, но одновременно близких людей.
Официант вытер соседний стол, захватил освободившиеся тарелки и вернулся за стойку. А пара снова погрузилась в молчание, и снова она глядела на него заботой и принятием.
Вскоре они пообедали, женщина встала первая и вышла из–за стола. Мужчина тоже зашевелился и привстал из-за стола, повернувшись к нам в пол-оборота. Теперь его можно было хорошо разглядеть. На вид ему было ближе к восьмидесяти. Широкий открытый лоб, лицо в глубоких морщинах, седая щетина и седые лохматые брови. Женщина, ковыляя, обошла стол. Ступала она тяжело, как будто ногам было сложно идти после долгого сидения за столом. Подойдя к мужчине, она заботливо придержала его свободную куртку, помогая продеть руки в рукава, которые уже не так хорошо его слушались.
Потом она сама надела куртку и спрятала волосы под тонкую вязанную шапку. А дальше, на наших изумленных глазах, они наклонились, взяли со стоявшего рядом стула два горнолыжных шлема, и, ковыляя, пошли к выходу из ресторана. Оглянувшись им вслед, мы поняли причину тяжелой походки: женщина передвигалась в тяжелых горнолыжных ботинках. А старик, в своей горнолыжной куртке и шлеме, шел к выходу в сапогах для сноуборда.
Сколько таких зим было в их жизни?
Сколько зим их еще ждет? Думают ли они об этом, наслаждаясь последними снежными днями? Для них ли ночью стреляли снежные пушки?
Они медленно, но так уверенно шли, что, казалось, меньше всего они думают именно о завтрашнем дне. Они были здесь и сейчас. И было солнечно, тепло, немного грустно и очень  хотелось такой же старости.