БусиДо

   В вагоне пахло потом и жареной курицей. Старенький поезд дальнего следования извивался вдоль белоголовых отрогов Тянь-Шаньского хребта и трясся так, что казалось, вот-вот развалится. Но состав, как ползучая киргизская кляча, уверенно тащил меня в шумную Москву после репортажа о горячих боях погранотрядов с наркоконтрабандистами.
   Я лежал на своей нижней полке, забронированной для прессы, в первом купе плацкарты, листал книги о восточных единоборствах и постоянно зевал. Здесь на высокогорье, где кругом чистый разреженный воздух, постоянно хочется спать. Но, так как я с детства увлекался борьбой, зачитывался каратэ, кодексом самураев, то своим увлечением гнал туман назойливой сонливости. Пытался понять и по-своему ответить на вопрос: «Как они жили? Зачем умирали?»

   Вагон сильно накренило, выглянул в окно: альпийские луга на фоне гор, да высохшие соленые озера и тушканчики, как колышки, торчат вдоль дорог. Киргизия – горно-степная страна, на востоке соседствует с Китаем, имеет один хребет на двоих. Поэтому восточные учения здесь в ходу.
   Мне известны способы победы над другими, но я не знал главное, - как победить себя. Никак не мог согласиться с тем, что если человек не достиг цели и продолжает жить, он проявляет малодушие. Если же он не достиг цели, то должен умереть, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но ведь каждый нормальный человек пытается найти себе оправдание, чтобы не умирать. Я – журналист, мотающийся по горячим точкам, видавший много раз, как погибали на глазах, и не понимал…

   И вдруг я оказался очевидцем схватки маленького «японца» с тремя огромными грабителями в вагоне поезда из Бишкека в Москву.
Девяностые годы, из всех углов вылезла вся грязь, которая копилась в стране Советов годами, а может и столетиями…
   Но сначала, мы с Ним оказались в одном купе. Мой сосед, невысокий чернявый мужчина, посматривал в окно, где паслись огромные стада животных на ржавых маковых полях. Он  некоторое время молчал, присматривался к соседям, а потом сказал одну фразу, и мне стало ясно, что это необыкновенный человек, совсем не такой, как все, окружающие меня всю мою жизнь. Его одежда, манера держаться, взгляд, речь, всё выделялось из нашей серой жизни.
   Я профессионально напрягся, собрал все свои университетские знания, попытался разговорить его. Но, всё, что узнал – это то, что он едет с южного города страны, где родился и жил ребёнком с матерью в женском лагере врагов народа. А теперь, навещал старых друзей, отдавал им долги, и вновь обратно в столицу по своим коммерческим делами. И это в лихие 90-е. Дел тогда было несчетное количество, попробуй, догадайся.
   Внезапно в вагоне началось какое-то шевеление и потасовка. Трое грабителей выхватили сумку у богато одетой красивой женщины. Она беспомощно протягивала руки, умоляюще смотрела на всех. Баул с нехитрым добром, собранным, наверное, трудом всей жизни. Но все в страхе сидели по своим местам и только молча возмущались. Не меня же ограбили. Двое мужиков попытались отбить, но сильными ударами были брошены на деревянный пол вагона. У одного грабителя блеснуло в руке лезвие ножа.
   Мой невысокий собеседник, неведомыми мне приёмами за несколько секунд повалил нападавших на пол, когда те попытались пробежать с добычей мимо него. При этом трость, на которую он опирался, превратилась в меч, самурайский меч, - катана. Пока мы все пришли в себя, он уже куда-то исчез. Но я машинально успел снять его на фотоаппарат. Оставшиеся в вагоне мужчины связали лежащих, и дали показания сотрудникам правопорядка.
   На станции дорожная милиция, выслушав описание короткого боя, сказала, - это восточное, наверное, ученик пленных японцев, обучавших здесь бусидо. Местные знали их всех поименно и уважали.
Тайна восточного учения повернула меня обратно на юг: пересел в поезд, но в другом направлении. Я был поражен и хотел узнать про бусидо как можно больше.
   В городке я нашел лагерь, а в нём пожилую женщину, знавшую всё и обо всех.
Смотрительница по фото вспомнила того мальчугана, который превратился в моего необычного знакомого попутчика.
- Это Эмиль, сын Марии, жены испанского партизана, которого расстреляли, как врага народа, а её беременную сослали сюда. Здесь она и родила этого славного мальчишку. Мы его по очереди прикладывали к своей груди, всем хотелось почувствовать себя матерью. Но он смышленый сызмальства был, кусал нёбами сосок, соображал, что без молока, и выплевывал, - весело вспоминала пожилая женщина. – Потом, когда ему было лет шесть, Эмильчика, как самого толкового, выделил один японец-ниндзя, и начал с ним заниматься, изображая из палки меч. Пленных Квантунской армии, после поражения в конце сороковых было много в городе. Они часто сидели на корточках и грелись на солнышке, как воробьи, весело поглядывая на наших играющих детишек.
 
   Я их запомнила в заскорузлых сапогах, в тяжелых грязных куртках, с каплей на кончике носа – потели от жары и от работы, строили разрушенные войной дома. Ботинки у них были хорошие, так сняли наши охранники с них и себе надели.
А ещё, что Эмилька учудил, когда в четырнадцать лет сбежал на Кубу в трюме корабля, помогать отрядам Че Гевары сражаться за независимость. Он тогда уже знал иностранные языки и, в том числе, фарси. Семь дней голодным тайно плыл к острову свободы. Там его, конечно, поймали, и чекисты вернули домой. Но школу Эмилька закончил с золотой медалью, такой умный что ли был. Мы удивлялись, все медали были строго распределены между начальством – дочь прокурора, сын секретаря обкома, и вдруг – сын врага народа. Уличная шпана его боялась, он защищал слабых и девочек в обиду не давал, дрался, как волчонок. А после школы он уехал поступать в Москву, на товарняке. Денег на билеты у мамы не было, не говоря уж про оплату его учебы. Но он поступил в юридический, где-то кем-то работал и вот вернулся. Отдавать всем свои долги, как он говорил. Все кто ему помогал, получили то, что хотели бы иметь в нашей бедной стране, вот и я получила ткань на новое платье. Шить себе буду, вспоминая его. А мечу своему он обучал в столице детей, так он нам рассказывал. И добавила, в степи и горах сотни дорог, но лишь одна твоя, и он её нашёл.
   Я с интересом выслушал рассказ и помчался на поиски дальше, в столицу.
Бусидо переводится, как «Путь воина» - это кодекс самурая, его философия и свод важнейших правил, которые следует соблюдать настоящему мужчине.
В столице таких клубов, где летает самурайский дух, единицы. В одном месте, где проходят тренировки будущих воинов с мечом, мне сказали, что знали Эмиля. О нём легенды ходили, передавая новым поколениям кендо – это «Путь меча» на пути воина, то есть - вся техника работы с катана. Сегодня учение бусидо всё больше уходит в спортивную практику.
   Всё у Него с обучением в столице начиналось так. Когда Эмиль дал объявление на обучение бусидо в рекламную газету «Из рук в руки», то лишь через две недели один отец привел к нему сына хулигана с безнадёжным видом. Прошло всего десяток дней, как родители уже заметили изменения в поведении двенадцатилетнего мальчика: он навел порядок в своей комнате, стал лучше учиться и вприпрыжку бежал на занятия с мечом. Отец рассказал о сыне друзьям и тут начался бум: в школе бусидо не хватало мест. Тогда Эмиль поднял взнос до ста долларов. Всё равно шли.
   Он часто читал своим ученикам свои стихи и стихи классиков:
«Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: - Иди!..

   Все его ученики достигли высоких постов в госслужбе и бизнесе, стали банкирами и коммерсантами. Учение дисциплинировало и вырабатывало упорство, волю, умение идти вперед. Воин, описанный бусидо, - это не профессия, а образ жизни, который означает жить в каждый момент, достойно и честно. Десять врагов не совладают с одержимым человеком. Здравый смысл не совершит подобного. Нужно стать безумным и одержимым, когда идёшь к цели. Успех будет при достижении наивысшего уровня гармонии тела и духа. И это не только когда противостоим противнику, но и в любом деле.
   Все виды боевых искусств, считал наш «японец», сводятся к тому, чтобы защитить женщину, мать, родину. Спасти, защитить красоту, а красота спасет мир.
«Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив…»

   Прошло много лет. Путь длиною в жизнь одного поколения. Лет пятнадцать. Я продолжал поиск ответов на самопознание и развитие личности.
Как-то летом я отдыхал на юге у моря. Прохлада летнего вечера в приморском городе собирает всякий люд на променад на широкой тропе освещенной набережной. Среди гуляющей разношерстной толпы выделялся один невысокий мужчина лет шестидесяти в ярко синей модной одежде с тростью. Он шёл быстро, с ним все здоровались, кто-то из женщин, не сдерживая эмоций, пытался подойти познакомиться, но наш щёголь шёл, не останавливаясь, вежливо кивая головой.
   Вокруг меня зашептали: вот он – генерал, легенда города, у него более сотни костюмов… Я сразу узнал своего пропавшего героя и всем внутренним миром ринулся к нему.
- Вы меня помните? Я - журналист, мы ехали в одном купе из Бишкека...
Он моментально кивнул, улыбнулся и назначил встречу на завтра у памятника Пушкину. Я был счастлив: наконец-то я нашел его, и у меня к нему накопилось множество вопросов. Наконец-то я смогу завершить неоконченную повесть. С нетерпением дождался утра, надел самый лучший свой наряд и отправился к своему «самураю».

   Эмиль встретил меня как старого друга, не смотря на свое высокое положение. Как всегда он неотразим, в каком-то черном восточном костюме. На галстучном платке сверкала брошь с камнем. Шляпа и туфли также были того цвета. В руках трость и на безымянном пальце - гранатовый перстень.
   Он сначала расспросил меня, а затем повёл на набережную. Я все время пытался задать ему свои вопросы, но это было сделать просто невозможно. Его постоянно отвлекали прохожие – то приветствовали, то пытались заговорить с ним, а то и сфотографироваться. Он заметил мою нервозность и предложил зайти к нему домой. Сказать, что я был на седьмом небе, это значит ничего не сказать.

   Двухкомнатная квартира походила на музей картин с обнаженными женщинами и всевозможными статуэтками. Вокруг летал самурайский дух, с рыцарством, мужеством и красотой. В красном углу висело снаряжение бойца кендо - шлем, кираса, котэ, юбка и зачехлённые три меча разного размера.
   Он искусно извлек меч из ножен и в одно мгновение разрезал пополам падающий мишень-листок острым лезвием клинка настоящей катаны, длиной примерно с метр. При этом Эмиль громко выкрикнул «Кияй», что я от неожиданности вздрогнул.
- Лихо вы тогда в поезде дали отпор тем грабителям. Как это у вас так здорово получается?! – вставил я комплимент, наводя его на продолжение темы.
- Тогда я был молодой. Ещё мог бы и вслепую, с завязанными глазами сражаться против трёх. Сейчас уже не тот, - он ударился в воспоминания. – Как-то на Востоке в одной из стран попал в переделку и долго скрывался без связи. Так досталось всем, особенно матушке, когда к ней приходили из органов. Я даже стихи написал об этом:
«— Мать, твой сын тебе писал?
— Писал, и я люблю его как прежде.
— Мать, а может он бежал?
— Значит, так было надо, он мой как прежде.
— Мать, твой сын погиб на войне в огне или в тюрьме!?
— Он жив, я чувствую его как прежде.
— Запутала ты нас, старая, скажи, в какой он тьме?
— Он мой, как прежде, он во мне».

- Ух, - перевёл я дух, - Сильно!
- Писал стихи раньше. Да, да, несколько сборников издал. Как-нибудь почитаю. Книжечек моих уже не осталось, всё раздал друзьям.

   Эмиль объездил много стран Ближнего Востока. Везде у него были влиятельные друзья, с помощью которых он мог решать задачи высокого уровня. С ним считались и советовались. Дарили ему дорогие подарки, квартиры, поместья. Он поработал даже в ООН.

   После окончания дипломатической службы их брак с женой, который был не по любви, распался. Дети выросли. Он переехал жить в квартиру матери.
Странно, рассказывал мне он, что ему приходилось сеть контактов строить с нуля в шести разных странах, на шести разных языках, выдавая себя за гражданина этой страны. И отношения близкие складывались с людьми, настолько близкие, что новые знакомые готовы были поделиться с ним своими самыми откровенными тайнами.
Шестую связь пришлось создавать на родине, куда вернулся через двадцать пять лет. За это время страна изменилась до неузнаваемости. Здесь он оказался без друзей, «свой среди чужих», говорящий с каким-то акцентом. Вдобавок, потерял ещё семью.

   Как-то Эмиль вернулся после встречи со своим руководством недовольный и грустно промолвил матери:
- Странно, я отличный специалист, знаю языки и никому в этой стране не нужен. Поеду туда, где меня уважают.
   Его мудрая мама говорила, что говорить на разных языках не так важно, главное – это уметь молчать на всех языках. Куда бы ты не уехал, а от себя все равно не уедешь. Загляни внутрь себя. Там должно быть спокойствие, штиль, как в глубинах у Нептуна.
- Для этого надо иметь высокий уровень развития в стране. А здесь с утра у дверей открывающегося метро толпы нищих попрошаек устремляются занять лучшее место в вагонах. Значит, люди живут бедно?!
   На что мудрая мама просто сказала:
- Это означает, что нищим хорошо подают!
   Он все же уехал за границу и открыл там модельное агентство. Но с годами всё чаще и чаще возвращался и жил в небольшом старом приморском городе. На вопрос, почему он выбрал этот городок, основанный при царе Горохе, он парировал просто:
- Люблю то время, когда я был молодым, пусть бедным, но счастливым. Люблю родной совок. Этот маленький город пока ещё остается в том сказочном времени, - сказал он с лёгкой грустью. И я прочитал в его глазах ностальгические мысли. Жаль, что уже не вернуть то время, тех людей, которые его окружали.
   Я подумал, что сейчас у него есть всё, а он одинок, хотя его окружают люди, много людей. Здесь, в приморском южном городке, его все знали. Он являлся для жителей этой местности легендой. Каждый хотел бы его потрогать, поговорить с ним.
«Умей поставить в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том…»

- Ещё ребенком обучал меня пленный японец учению бусидо, - продолжал вспоминать Эмиль. - Он говорил, что ещё с младенчества нужно поощрять в малышах смелость, никогда не запугивать их. Ведь если ребенок с детства привыкнет бояться, он пронесет этот недостаток через всю жизнь. Ошибку совершают те родители, которые учат детей бояться молнии, запрещают им ходить в темноте или рассказывают ужасы, чтобы те перестали плакать.
   Все мои молодые годы меня постоянно вели, и подбрасывали мне на жизненном извилистом пути то нужных людей, то подачки, а то и жену, дочь секретаря райкома. Отец, которого мы с мамой считали расстрелянным, как врага народа, оказался жив. Он служил в разведке и был заброшен в другую страну под чужим именем. Об этом я узнал недавно. Мне показали фото, где вместе с руководителями страны стоял мой отец. Я на него, оказывается, очень похож.
Когда мне предложили продолжить постигать бусидо и владеть катана, я согласился. Так я оказался в школе разведки. Я изучал языки, как полиглот, и знал их тогда около пятнадцати.
   Несколько раз меня проверяли на вшивость, даже пытались напоить, но я стойко выдерживал все неадекватные вступительные экзамены. Древние учат, что человек должен принимать решение в течение семи вдохов и выдохов
   Если решился действовать — захлопни дверь для тревог и сомнений. В ссору не вступай, остерегайся, а сцепишься, дерись так, чтобы уже остерегался недруг – учили новые сенсеи.
«Бойся катаны.
Можешь погибнуть в огне.
Воды – спасенье».

   Проверили даже в бою в Афганистане. Тогда под Кандагаром было жарко. Смертельные встречи с душманами были часто. Если через час был бой, то через два – похороны. Всегда предшествовала артподготовка врага и внезапность, всё смешивалось с землёй. Свинец летал, как лазерные лучики. В таком дыму, чтоб выжить — это просто везение! А здесь ещё все по команде внезапно встали и пошли на прорыв, атака «мертвецов». Ничего и никого не видно, а мне это на руку, меч всегда был при мне. Для меня это был как бой с противником вслепую, с завязанными глазами, игра со смертью. Я только успел крикнуть «За мной!» и пошёл делать проход, рука неистово работала то вправо, то влево; рубящие, колющие, рубящие, рубящие. Бой без правил, в котором не соблюдаются никакие правила, нет запретов. Выжить. Звук шуршащей одежды, бряцанье оружием, тяжелое дыхание. Я чувствовал энергетически всех их в этом кромешном дыму. «Духов» было много, как саранчи.

   Уже передо мной было чистое ущелье, да ручей родниковой воды, а я всё еще махал по инерции. Как жив остался, я уже не помню. Наверно, ангел прилетал и был спасительным жилетом. Вдали, как оплавленные воском свечи, догорали автомашины нашей военной колонны. Я только почувствовал, как тряслось внутри всё и поджилки. Я упал в слезах, не чувствуя обмякшего тела. Жадно глотал холодную воду, затем перевернулся на спину.

   Облака – ленивые и пышные, останавливались в небе над ущельем, где я лежал без сил, и рядом ещё полсотни бойцов, оставшихся в живых. Эти ватные белые ангелы, будто что-то говорили мне сверху и плыли дальше за горный окоём, уступая место новым проповедям. Я тогда был атеистом, в церковь не ходил, да и сейчас хожу только чтобы замаливать грехи…
   «Бамбук поёт на ветру. Пустые стебли, в которых – Жизни уж нет».

   Мы выпили саке. Третий тост он поднял - за тех, кого с нами уже нет. Помолчали. И в этой нависшей тишине можно было повесить меч, он бы завис на вершине горы воспоминаний. Сколько их полегло..?

   Спиртной напиток нас никак не брал. Оказывается саке — это иероглиф, обозначающий любой алкоголь в Японии. А сам напиток, который на Западе называется саке, в самой Японии носит название нихонсю. Мы выпили, закусили суши и сасими - тонкие ломтики сырой рыбы.
- Но больше всего мне нравится самогон, - вдруг заявил он. - Ух, какой же это стратегический напиток, продирает оболочку насквозь. А давай-ка, по чуть-чуть?
Вообще-то я пью совсем мало, но как в такой редкостной компании, не откажешься. Тут же рукоять трости превратилась в финку. Эмиль лихо нарезал огурцы, сало, сыр. Пир продолжился.
- Меч - душа мужчины, а зеркало – женщины, говорят на востоке, - продолжал свой рассказ Эмиль. - Но, есть меч дарующий жизнь (катцу дзин - кен), а есть – убивающий (сатцу). Один меч, но две противоположные философии. Для человека важно, что у него внутри, какой теории он придерживается. Кендо – путь меча, продолжатель бусидо, учит тому, что меч не для убийства, а для защиты чести.
И вообще, настоящего профессионала в любом ремесле отличает наличие системы. Надо сплести сеть, иметь свою философию и стратегию. И не допускать ошибок в причинно-следственных связях. Такова формула успеха.

   В итоге беседы я понял, что дух времени уходит безвозвратно, однако, дух самурайского меча не растворился полностью, а повис в сознании этих людей, чтобы воскреснуть из столетий в бамбуке, буке и грабе. И на его безопасном лезвии остались лучшие зарубки всех поколений. Если раньше стригли головы, то сейчас только ногти, и при этом, тщательно следят за собой. После оттепели пятидесятых годов сделана правильная остановка меча, до удара. Замах и разрез нового времени сделан так искусно, что отрезок нового пути буси, прочно удержался и не упал.
«Молнию видишь? Это - катана моя. Милая рядом».

    Удивительно было мне узнать, как при живом муже выслать беременную женщину в лагерь за тридевять земель, отправить её туда с малышом на выживание? При этом разведчик выглядел спокойным и ни разу не выдал свои чувства негодования. Но очень хотелось задать этот вопрос его отцу, которого он так никогда и не увидел.
- Долги надо отдавать, - сказал Эмиль задумчиво и посмотрел на меня. - Удача и неудача определяются нашей судьбой. Хорошие и плохие дейст¬вия – это всё Путь человека. Воздаяние за добро или зло – это всего лишь поучения проповедников. А о том, хорош человек или плох, можно судить по испытаниям, которые выпадают на его долю. Человек, обделенный мудростью, ругает свое время. Тот, кто сдержан в словах, принесет пользу в любые времена, если подумает, как это сделать. Но, у каждого своё предназначение.
- Ну, у вас испытаний было предостаточно. А как же в личной жизни? Простая женщина рядом с вами не сможет удержаться.
- Конечно, я был ещё раз женат. И моя любимая девочка не простая, она была просто необыкновенная. Рисовала, прекрасно говорила, а как пела. Я её боготворил. Милое создание, небожитель. Но, заболела, и её не стало, вот уже лет пять, как её нет рядом. Вот это её автопортрет, - он показал на самую большую картину.

   На меня смотрела счастливая, полуобнаженная женщина, лет сорока. У неё была неестественно большая грудь, может быть так нарисовали. Я в уме подсчитал возраст, разница в годах у них была лет двадцать. Если человек держит себя в руках, имеет молодой торс, модно одет, пострижен, конечно, он будет иметь успех в любом обществе. Я думал, что в своё время, многие женщины были от него без ума.
- Как же вы с ней познакомились?
- О, это случилось в один из поздних весенних вечеров. Я прогуливался по слабо освещенной улице и увидел, как из подъезда служебного выхода театра выпорхнула дамочка в норковой шубке. В этот момент двое парней, якобы куривших у двери, подскочили к ней, и тут же бросились с меховой добычей за угол дома. Ох, везёт мне на грабителей. Через пару минут я возвращал украденное тепло милой хозяюшке.
Вот так мы и познакомились. Эмиль взял статуэтку обнаженной женщины, задумчиво посмотрел на неё, стал тихо и мягко говорить о философии женщины, чередуя эмоциональную речь стихами о любви.

    Красота имеет голос. Просто он настолько тихий, что проникает только в самые чувствительные сердца.
«Смысл нашей жизни заключён в любви.
Она - маяк, звезда на небосводе.
Она - огонь, пылающий в крови.
Она - луч света в чёрной непогоде».

- Красота в линиях, изгибах, наконец, в женской мудрости. Вспомним описание Клеопатры, - он перевел взгляд на картину, висевшую на стене за спиной. – Она ведь была некрасивой, но  умной бесконечно, как Богиня, с отменным чувством юмора и харизмой. Мужчины были от нее без ума. Она источала мИрру и легко влюбляла в себя даже таких царей как Цезарь и Марк Антоний.
Они не могли никак надышаться ею, и пили любовь из женщины ведрами, но не спеша, по граммулечке, наслаждаясь каждой капелькой, цедя каждую эмоценьку.

    И вообще, мужчина порой нуждается в адреналине и играх. Может быть, поэтому он ищет женщину, которая станет для него опасной игрушкой, высекающей эмоции, как искры из под крутящегося точила.
   Но некоторые женщины боятся огня, а другие, наоборот, им становятся и как солнце светят на пути.

   Эмиль вздохнул и снова заговорил то о вечной любви, то о тоске по счастью, о какой-то долине слез и долине роз. Слова эти удивительно подходили к судьбе наших женщин. Даже я – журналист, заслушался, так красиво он воспел жизнь.
- Вы, Эмиль, весьма творческий человек, а пришлось  служить. Не кажется ли, что вам пришлось прожить чужую жизнь? – неожиданно возник у меня вопрос.
- Всему своё время. На каждый этап жизни свой сюжет судьбы. Но ты прав: без творчества жизнь была бы величайшей ошибкой.
Испанец с самурайским мечом, знанием пятнадцати языков, но думал он по-русски, и пил по-русски.

   Посидели хорошо. Утром, лучше бы не вставал, ощущение как будто вчера проглотил поношенную шапку из тушканчика. Но ничего, зато на повесть материала набрал. Наводку он мне дал, лучше бы с утра на коньяк.

   Познать себя через других бывает легко, особенно, когда рядом вдруг оказывается человек на голову выше тебя по всем вопросам жизни. И тогда понимаешь, что надо было с детства овладевать каким-либо философским учением близким тебе по духу. Я мысленно пытался измерить глубину этого человека, но вскоре понял, что не смогу, тону.
   Звонок мобильного был отключен на ночь, и аппарат запульсировал на столике в приступе вибрации, как попавший в паутину шмель, чем вернул меня из пучины тумана мыслей.
- Ну что, будем продолжать слушать про учение или уже всё, больше не интересно? – раздался вчерашний голос, который был во мне всё это время.
– Что вы, Эмиль, мне всё было интересно. Не хотелось уходить, - соврал я, но хмель от вчерашнего саке сразу выветрился. – Попробовать бы разобраться ещё в себе достаточно!?
- Так бывает, - услышал я вкрадчивый голос своего мудрого визави. - В один прекрасный момент человеку начинает не нравиться его невозможность управлять собой и своей жизнью так, как ему этого хотелось бы. И тогда возникает желание разобраться в себе, чтобы навести, наконец, в себе и своей жизни порядок. Но ведь у тебя по большому счету всё есть – любящая семья, любимая работа. Живи и радуйся…

   Я подумал, вот Эмиль, прошел такой сложный путь ученика и учителя, а в глазах читается одиночество. Раны от меча заживают, а раны от брошенного слова - нет.
А у меня, вроде бы всё хорошо, но не хватает знания своего внутреннего счастья.
Может быть так человек устроен, что ему всегда будет чего-то не доставать.
Совершенству внутреннего «самурая» нет предела!

   Позже я узнал, что Эмиль, гуляя по Москве, опять оказался свидетелем нападения на женщину. Ну, конечно, ночь, одинокие троллейбусы, подворотни и мерцающие огни неоновых ламп. Наш герой не устоял против несправедливости, а «заехал в глаз» одному, второму…

   Благодарная, испуганная женщина так долго благодарила спасителя, глядя прямо в глаза, что Эмиль весь растрогался, расслабился. В ночи она ему показалась принцессой, восточной принцессой. А когда она назвала своё имя: «ВЕРА!». Здесь уж он окончательно влюбился как мальчуган.

   Сейчас они вместе и я рад за них. Негоже такому импозантному мужчине в расцвете сил оставаться одному. Но путь «самурая», путь воина, сложный. Он требует тишины, покоя, одиночества.



   (В рассказе есть выдержки из стихотворения Р.Киплинга, а также Хокку, Японские.)