Записки наобум. Былька 9

     Дети подрастают и становятся похожими на взрослых, а взрослые - на детей. Странно тасуется колода. Карты чужие ложатся рядом с родными, почти близнецами. Под романскими арочками-уголками блистают цифирки 0-19 и 42-61. Словно списаны одна с другой, но с ошибкой слепого, как крот, художника-гравёра.

     Рождение-взросление, житьё-бытьё, прозрение-старение.

     Так и есть, так и есть…

     С Полиной мамой мы расстались …надцать с лишним лет назад. Мирный договор после враждебного противостояния с самими собой.

     Игральная карта дочки уложена в мамину колоду, а моя как будто случайно сброшена с ломберного стола на пол. В уголках цифры дочки и папы 10 и 52. И ещё 45. Это у мамы-дамы. Почти пиковой, но скорее всего, трефовой.

     Странно, странно тасуется колода. Убавляя дни жизни и добавляя обиды и глупости.

     Раздача карт на новый кон повышает ставки, но мало чему учит игроков.

     Лишь добавляет сходства. И ещё красок стыда и возбуждения.

     Впрочем, кому что, кому за что…

                ВЗРОСЛЫЕ ДЕТИ 

    
     Только теперь жизнь моя нашла опору. Успокоилась, осмотревшись, отбросила и забыла лишнее и приняла подаренное судьбой. Игральные карты, если не буквально, уложены не размётанной кучей, а радующим глаз веером.

     Попробую их перебрать и рассмотреть ещё раз, восстанавливая ход этой истории.

     С женой мы расстались, когда она поняла, что моя инвалидность погубит её личную жизнь. Знакомая сказала: «Жены декабриста из неё не вышло». Я остался один. Развод, переезд к родителям в Люблино, письменный стол, кровать, компьютер, телефон.

     Смешно теперь вспоминать, но я по привычке надеялся, что это какая-то нелепость, путаница, ошибка и временная одурь. То есть женщина в конце концов одумается. Поймёт, что мы вместе с ней ошиблись. Она же начитанная, воспитанная, добрая, умная, честная…

     Какая божественная глупость! Обманывать себя можно, но Он-то над нами есть. Мы Ему нужны как дети, наверное. Просто ты Его не видишь и не понимаешь, и поэтому сам глохнешь и слепнешь.

     И всё надеешься-таки стать зубной пастой, засунутой назад в старый тюбик.

     Смс на телефоне: «Как дела?» Отвечаю: «Норм. Когда будешь в гости?» Через секунду: «Всё равно. Когда тебе удобно».

     Объясню.

     Шесть лет назад (о, годы! о, боги!) колода карт была ещё раз перетасована. Появились новая жена, загородный одноэтажный дом из бруса, живая тишина за окнами и в комнатах. Тюбик был забыт и стал забавным и неудачным прошлым.

     Теперь у меня другой письменный стол, супружеская кровать, обеды с тушёными овощами и лазаньей, современный компьютер, удобный мобильник, вечерами душ, свежее бельё и Лига чемпионов по телеку.

     До Москвы 25 километров в южную сторону. Но тут лично я больше не вистую, делаю пас и тихо-тихо жду.

     Чего?

     Скажем, смс от Полины.

     «Если вы не заняты, могу приехать завтра. – Норм. Только шашлыка не будет. Дожди. – Хорошо. Я не голодная. От слова совсем».

     Итак, в субботу дочь приезжает в наш загородный дом к самому обеду, около часа дня. На ней чёрный худи, джинсы, девчачьи берцы и сумочка с гаджетным барахлом на талии. Мы по-московски целуемся, приглядываемся друг к другу, осваиваемся.

     Так происходит каждый раз, словно мы вместе высаживаемся на незнакомом, но гарантированно безопасном берегу. Ирина хлопочет в кухне, жене полагается соорудить стол, что-то там нарезать, разогреть, разлить по высоким начищенным до блеска бокалам и угостить мужа и его дочь своей гастрономией.

     Мягкий, тёплый запах щекочет нам носы, возбуждает аппетит. Ленивые голубцы! Кругляшами рыжеватая своя морковь, блинчики сметаны, тёмно-зелёные аккуратные пенёчки маринованных огурцов! Пред-шум, пред-аромат, пред-чувствие…

     Дочь облокотилась на край моего письменного стола, что-то говорит, рассматривает кабинет, как будто в нём впервые. Мне удобнее слушать и кивать. Мы не виделись с прошлогоднего декабря, с моего дня рожденья, то есть десять месяцев. Время перемещает нас вновь и вновь туда-сюда, затевая глупую и безвыигрышную-беспроигрышную забаву. Скажем, «девятку» без взяток или дартс без мишени.

     Налицо жучиный, мелочный и, видимо, дьявольский промысел. Дети подрастают, взрослые отстают, ничего не меняется кроме моды, цен и указаний маршрутизатора.

     Самый-самый первый, пробный разговор:

     - Я скучал. Смотрю на тебя и никак не привыкну.

     - Я тоже. Как дела?

     - Норм. А у тебя?

     - Надоело всё! Хочу поехать куда-нибудь отдохнуть. Только денег нет.

     - Найдём. Спокойнее!

     А Поля рассказывает, как ездила весной с мамой в Питер. Я Питер не люблю. Чужой, равнодушный, поучающий город. Но слушаю, понимая, как девушке сейчас фигово. Она-то мечтала попасть в Европу, а угодила в ж(..). Рифмовать не буду. Полина уже многое понимает. В девятнадцать лет зрение и нюх острее.

     Наш госпароход никуда не доплыл и просто дёшево скурвился.

     Полина умеет налаживать контакт:

     - У вас тут клёво. Такой кайф.  Отсюда и уезжать никуда не хочется.

     - Не жалуемся.

     - А как в этом году урожай?

     - Малины было много, клубники, смородины, крыжовника, ирги. Банок восемь компотов закрутили. Подвал заставили. Всё своё носим с собой.

     - А ещё что в огороде?

     Появляется Ирина и улыбается:

     - Репа. Хочешь?

     - Я всё хочу! Я сегодня голодная и злая!

     Окно кабинета сверкает золотом. Октябрь – наш земляк и хранитель. Мне хочется сказать что-то надёжное, но пока не выходит.

     Прежде я курил, разгоняя дым и беседу, теперь же очень правилен и никакими вредными удовольствиями не пользуюсь.      

     Полина этой весной окончила Колледж гостиничного сервиса имени В. Талалихина (видимо, герой-лётчик надолго, если не навсегда, оккупировал пикирующее сознание российского менеджмента). Всё лето дочь проработала официанткой на круизном теплоходике «Ривер Палас», бегающем по Москве-реке от метро «Выставочная» до Музыкального центра на «Павелецкой» и обратно.

     Начало смены в 15.00. Второй рейс - в 19.00. Три часа на маршрут. По кругу. Туда-сюда. Семь дней в неделю. Но иногда с одним выходным в две недели по уговору с шефом ресторана. И так по девять часов до самой полуночи.
    
     Честное слово, я бы не выдержал. Но Полине - девятнадцать лет, и для неё будущее похоже, наверное, на теплоходик с надёжными бортами и продуманным маршрутом.

     - Зарплата-то была?

     - А-а!.. Смех и слёзы. Семь по девять за 60 тысяч в месяц. Один раз дали почти восемьдесят. Но это - расщедрились, видимо, где-то что-то украли. Или от кого-то просто откупились.

     - А чаевые?

     - Как выйдет. От клиента зависит. Если богатый, то хорошо даст. Если жмот да ещё и с семьёй, то полная жопа. Не то что чаевых не даст, ещё и по счёту обманет. Сунет мятые купюры – а тысячи-другой нет!

     - Труба!

     - Отстой! От слова совсем.

     Ни с того, ни с сего вижу, как девчонка повзрослела. Прежде всего, глаза. Они у неё вообще заметные, чернично-карие, по форме миндалевидные, укрытые крышами-карнизами ресниц. Мило и заманчиво. В смысле полюбоваться, как на фото. Сочно, с молочком, и не каша.

     А сейчас на щеках, подбородке, в тени под носом и в свечение кожи – секси. И шея сильная и, кажется, не такая уж и наивная.

     - Так, ребята, - Ирина берёт нас в оборот. – Давайте к столу. Поля, мой руки и на кухню. Расставишь тарелки, разложишь хлеб, зелень, соль-сахар. Вперёд!

     Обед долгий, неспешный, сытный. Горит электрический свет. Постукивают настенные часы. Шапка розового цветка гибискуса чуть кренится, облокачиваясь на уют.

     Под столом крутится котёнок по кличке Печорин. Чёрная молодая шкурка контрастирует с белой грудкой и гольфиками. Неделю назад у пацана позеленели глазки, заострились ушки и стал толще хвост. Ест младенец в три горла и сейчас сторожит шальной бонус в виде колбасы или рыбы.

     Обед Поля заканчивает кофе с коньяком. Я хлопнул под горячее стопку водки. Ирине вечером везти на машине девушку на станцию, поэтому жена пьёт наш многоягодный компот.

     Поля после коньяка порозовела и вдруг заговорила о любви. Прозвучало имя Самвел, и чернично-карие глаза чуть затуманились. В голосе родилась бесшабашность вместе с осторожным любопытством. Папа не строгий, но мало ли чего ему по поводу неизвестного ему Самвела взбредёт в голову?

     - Кто он по профессии?

     - Повар в ресторане. Мы на теплоходике познакомились.

     - То есть норм?

     - Пока да. А там посмотрю.

     Потом, естественно, появляются частности. Первая – армянин. Вторая – живёт в Москве с родителями. Третья, самая неожиданная – возраст двадцать девять лет. То есть такое кавказское, южное, щедрое оперившееся сердце!

     Мы с женой украдкой переглядываемся. Надо как-то одобрить Полин поиск, но лично нам он тем не менее кажется глупостью. Мы молчим и ищем возможность продолжить необидный разговор.

     Я прошу у Ирины чашечку кофе с мороженым. Урчит кофемолка, пахнет арабикой, мысль у меня тоже концентрируется.

     - Поль, а ты знаешь, что такое амок?

     Дочка пожимает плечами. Не знает! Но жена меня поняла. Она ставит джезву на огонь и объясняет:

     - Так называется внезапное любовное помрачение. Амок. Начинается ни с чего и заканчивается, как правило, ничем. Почти у всех он бывает. Меня год изводил. А потом пропал, как прошлогодний снег.

     И Поля таки клюнула.

     - Да-да! В восьмом классе у меня тоже было. С ума чуть не сошла. Потом с этим парнем, который по контракту в Донецк ушёл.

     - Кажется, он алкаш был?

     - Да уж! Кретин высшей марки!

     - А теперь? Что у вас с Самвелом? Амок?

     Она сама пытается понять ситуацию, но ничего ей в голову не приходит.
Поэтому мы слышим уклончивое:

     - Да ничего серьёзного. От слова совсем. А что дальше – посмотрим.

     Конечно, тут можно было бы развести турусы на колёсах, покопаться в своей истории, кивнуть на знакомых, подмигнуть литературным-киношным классикам, посетовать на Совковый инкубатор, родителевы страхи, железные занавесы и ещё черте на что.

     - Он подлежит мобилизации?

     - Конечно.

     - И что?

     И тут Полина делает излюбленный финт. Называется «меня это не касается». Звучит так:

     - Если призовут, Самвел говорит, что пойдёт. Нет – нет. Обойдётся – значит, обойдётся.

     Меня всё-таки начинает зашкаливать. Набрав воздуху поглубже, я собираюсь разразиться монологом о…

     Спасибо, моя Ира успевает отреагировать раньше, чем я разеваю рот.

     - Знаешь что, Поля? – жена улыбается, немного отстранённо и как бы чему-то другому, не тому, о чём только что говорили. – Ты права. Самвел сам во всём разберётся.

     Я понял жену и так умно-преумно киваю.

     - А тебе сейчас надо подобрать хорошую работу. Училище ты окончила, практику прошла, поработала для опыта на теплоходе…

     - Молодец! – подаю голос я.

     - …Конечно, молодец. Я так и говорю, - Ира беседует тихим и очень доверчивым голосом. – У неё отличное начало карьеры. И теперь надо не упустить момент. Понимаешь?

     - В смысле? – Поля заинтересовалась и готова слушать дальше.

     - Ситуация у тебя выигрышная. Главное, не ошибись. Сделай нужный ход. Начни с самого простого. Поищи работу по вкусу. Тебя же никто не торопит?

     - Нет.

     - Отдохни немножко, подыши воздухом, осмотрись – и за дело.

     Поля увлечённо:

     - Я уже изучила предложения некоторых фирм. Разослала резюме. Во вторник буду созваниваться с кадровичками, которые ищут официанток в рестораны. Думаю, что-то подберу.

     - Подберёшь, - Ира кивает. – Только не спеши. Лучше выжди и потом - вперёд. Сразу всё не бывает. Но постепенно получится.

     - Скоро только кошки родятся, - умничаю я. Поля блестит чернично-карими глазищами. Ей нравится, что она такая умная и что мы тоже, вроде, не дураки.

     Вообще в кухне сейчас полный норм. Котёнок Печорин влез на руки к Полине. Он шалит вместе с моей дочкой.

     Мы с женой весело переглядываемся. Что ж, новая колода вскрыта, карты разложены, можно начинать игру. Как она называется? Будет видно. Масти готовы азартничать, ловчить, подмигивать, хитрить.

     Мне кажется, что игра будет в нашу - мою, Ирину и Полину - пользу. Год полон хреновых новостей. Но мы ему не уступим. Главное, играть слаженно. Не суетиться, не перебивать карту, не оставлять партнёра без взятки. Вист – так вист всерьёз, без дураков и без «паровоза» и «горы» на мизере.

     «Две «пики» – не одна, туз – он и в Африке туз, знать бы прикуп – жить в Сочи и не работать».

     Короче – под вистующего ходи с «тузующего». И карта рано или поздно начнёт играть с тобой в одну и ту же игру. То есть будет та самая, крупная и своевременная удача.

     Стемнело. Я с Полей вновь в кабинете. Прощаться обоим не хочется, но надо. Мы редко видимся. И каждый раз не успеваем поговорить о чём-то главном.

     - Пап, - Поля хочет что-то сказать. - Знаешь… Всё как-то тяжело… Ну, не так, как мне раньше казалось…  Почему?

     - Иди сюда, родная!

     Я сижу на рабочем кресле. Дочь склоняется ко мне, мы нежно обнимаемся и целуемся.

     - Знаешь, Поль, так бывает. Такая игра. Пока разберёшься, столько налажаешь.

     - Боже мой! И как быть?

     - Не унывать. На самом деле, всё норм. Всё устаканится. Работа, жизнь, любовь. А если что не так – кривая вывезет. Веришь?

     Полина некоторое время молчит. Потом оживает.

     - Ну да. Наверное… - да, глазищи у неё необыкновенные, с такими глазищами не пропадёшь. – Классно у вас тут. И Печорин такой классный.

     - Да и ты тоже ничего.

     - Стараюсь.

     - Скоро ещё раз приедешь?

     - Не знаю. Как карта ляжет!

     Ирина уже завела свой «пежо». Со двора – звук мотора и прощальный лай нашей Собы-ретривера. Через окно до меня долетает мягкий звук скатов проезжающей по деревенской улице машины.

     Светят червоным золотом уличные фонари. Над чёрным пиком ели на соседнем дворе повисла ярко-жёлтая, почти лимонная луна. Сегодня – полнолуние. Немножко странная и пугающая тишина.

     Девчонки укатили на станцию. В доме я один. Включаю комп, читаю свой недавний стишок…

     Сколько их ещё напишется? Бог знает. Жизнь придумана не нами и не нами пишется то, что мы частенько не успеваем сказать друг другу - жёнам, мужьям, папам, мамам, сыновьям и дочкам… 
    
ПРЕФ

Дочь приезжает в гости не так часто.
Она в Москве, я в тихой деревеньке.
Подборы карт у нас различной масти.
Её красны, мои уже черненьки.

Мы не пасуем, но и не вистуем.
Не лезем в «гору», мизеры не тащим.
Могла бы дочь играть десятерную
игру, в какую я бросался раньше.

Зелёное сукно, ломберный столик.
Но соли нет в безвыигрышном азарте.
Любовь любви подвоха не подстроит.
На пульку жирное число не ставьте.

У дочери глаза чернично-кари.
В них не игра, а грозный мрак природы.
Мерцают тускло тени женской мари,
в черничные утопленные воды.

Девятнадцатилетние начала.
Шестидесятилетние итоги.
Ничто нас порознь не разъединяло.
Друг другу мы посвящены от Бога!

Отец и дочь. Рубашки карт соцветны.
Даны нам в руки и неотличимы.
И веерами – радуги-секреты.
Разлучены. Сохранены. Любимы.

               
               
                3-20 октября 2022,
                Саморядово

               
                *   *   *

    
.................................
Отец и дочь. Фото Иры Вечтомовой.