Вдруг приходит дьявол сам...
Ведь и воришко-Кобылица в пересказе Иваном отцу и братьям становится самим дьяволом:
"Вдруг приходит дьявол сам
С бородою и с усам!.."
Дьявол этот взялся, я думаю, прежде всего из Державинского "Гимна лиро-эпического на изгнание французов из Отечества...", который начинается так:
Благословен Господь наш, Бог,
На брань десницы ополчивый
И под стопы нам подклонивый
Врагов надменных дерзкий рог.
Восстань, тимпанница царева,
Священно-вдохновенна дева!
И, гусли взяв в багряну длань,
Брось персты по струнам — и грянь,
И пой победы звучным тоном
Царя Славян над Авадоном.
Авадон (Аваддон, Абаддон; у Булгакова - Абадонна), - один из прислужников Сатаны, разрушитель. В библейских текстах он назван Апполлионом, который является предводителем саранчи.*
А Кобылицу нашу Иван называет именно саранчой:
Вишь, какая саранча!
*В Книге Откровения Нового Завета ангел по имени Аваддон описывается как царь армии саранчи; его имя сначала транскрибируется в греческом койне (Откровение 9: 11 — "чье имя на иврите Аваддон") как ;;;;;;;, а затем переводится ;;;;;;;;, Аполлион.
"По трубному гласу пятого Ангела с неба спала звезда, и «дан был ей ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи: и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя. И из дыма вышла саранча на землю...» (Откр.;9:1–3) Этой саранче, подобной скорпионам, велено было мучить людей, которые не имели на себе печати Божией, «пять месяцев» (Откр.;9:5)."
Это место в Откровении интерпретируют, в частности, так:"... эта саранча – не что иное, как аллегорическое изображение человеческих страстей. Каждая из таких страстей, дошедши до известного предела, имеет все признаки этой чудовищной саранчи (см. толкование Ф. Яковлева)". //Архиепископ Аверкий
Как тут не вспомнить:
"И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей..."?
Хотя здесь уже упомянуты события преддекабристской поры (начала 1820-х), но эти Саранчи подобны одна другой: они обе посланы для разрушения, - разрушения Романтизма. И именно как разрушитель, наша Кобылица и является и саранчой, и чёртом. На это накладывается и третья Саранча - та, на которую поехал Пушкин по предписанию градоначальника Одессы, и после которой был сослан в Михайловское, где окончательно распростился с Романтизмом.
Так, в одном событии - поимки Кобылицы, - на самом деле изображено три события, - как вставленные друг в друга, по принципу матрёшки:
1. Война 1812 года (Пожар Москвы). Это событие заставило поставить под сомнение пристрастие к французской литературе, как и саму безусловную ценность этой литературы. Заставило обратиться к русской литературе, искать своего, национального, выражения, выражения вдруг явившейся миру Русской Души.
Это событие заставило мальчика по прозванию Француз сделать первые шаги к тому, чтобы стать Русским Национальным Гением. Пушкин писал: "«Начал я писать с тринадцатилетнего возраста и печатать почти с того же времени»... Это заявление было неправдой по отношению к фактам: писать Пушкин (по свидетельству хотя бы сестры, О.С. Павлищевой), начал лет с восьми, а первое произведение его было напечатано 04 июля 1814 года (Пушкину 15 лет). Но это заявление абсолютная правда в духовном смысле: Пушкин начал становиться настоящим Русским Поэтом благодаря Войне 1812 года (в которую ему было 13 лет).
2. Ссылка в Кишинёв, в мае 1820 года.
С одной стороны, эта ссылка как раз способствовала расцвету Пушкинского романтизма. С другой, она приблизила поэта к переоценке прежних ценностей.
3. Выход в отставку со службы и высылка из Одессы в Михайловское, май-июль 1824 года.
Катализатором этого послужила как раз саранча, на борьбу с которой Пушкин был послан начальником, графом Воронцовым, на свой 25-летний юбилей.
Два года в Михайловском довершили становление Пушкина как русского национального гения. Укрощение Кобылицы было завершено. "Je sens que mon ;me s’est tout-;-fait d;velop;e, je puis cr;er", - писал он в 1825 году Николаю Раевскому-младшему, - "Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить".
Свидетельство о публикации №222102201319