Литовская крепость. 43

43.

 Ян Щит и Олехно Савич вышли в город, когда солнце приближалось к полудню. По дороге они обсуждали последние события в крепости.

-Я всё время думаю, Олехно, - сказал Ян, когда они переходили мост, соединяющий крепость с городом,  - о разговорах старого боярина Фёдорова и Анны Жиневой с боярином Микитой Якимовым. Оба они упомянули сапожки племянницы боярина Фёдорова, оба вскоре погибли. Чую я, что должна быть какая-то связь, но не улавливаю. В день наезда на имение боярина Фёдорова Микита был в крепости, а в день гибели Анны Жиневой боярин Микита был на игрищах.
-Общее у этих случаев то, что боярин Микита рассвирепел, услышав про сапожки, - подхватил Савич. -  Это и есть самое непонятное. Положим, что он купил сапожки, попавшие на базар из рук грабителя. Положим, что в разговоре с боярином Фёдоровым Микита рассвирепел из-за того, что его могли заподозрить в покупке краденого, а в случае с Анной? Ну, повздорили они в дверях церкви, ну, сказала она, что сапожки он, верно, в овраге подобрал…
- А может, и нет никакой связи между этими разговорами о сапожках? – продолжил размышлять Ян и сам не заметил, как налетел на запыхавшегося Хомяка Евлахова, который со всех ног мчался в крепость.

- Хомяк, ты куда? – спросил Савич, едва успев схватить обоих товарищей за шиворот и спасти их от падения с моста в узкую речку Мцну.
-Опаздываю я! – выпалил Хомяк, дыша открытым ртом, как пойманная рыба. – А всё этот…
-Отдышись, - посоветовал Ян, - а то ты в гору так не добежишь. Кто тебя подвёл?
- Кто-кто, мой старый дядька, что за мной в детстве присматривал! Сегодня же конец месяца, у меня сегодня увольнение! Я должен передать свои обязанности сменщику, а этот слепой крот взял и приказал стащить мои сапоги в овраг!
-Погоди-погоди, - заинтересовавшись знакомыми словами, сказал Савич. – Какие сапоги? В какой овраг?
- Да у нас дома, как всегда, родни прорва. Снова пришлось спать с братьями в сенном сарае, - начал объяснять весь багровый от возмущения Хомяк. -  Ну да ладно, в доме ещё хуже из-за духоты. Я вчера взял и скинул сапоги у порога. И надо же было моему дядьке с утра надумать навести во дворе порядок! Этот старый крот сослепу сгрёб мои сапоги и приказал матушкиным девкам выкинуть их в овраг!
- В какой такой овраг? – спросил Ян, держа Хомяка за воротник кафтана, чтобы тот не сбежал, пока не ответит. От любопытства он даже приподнялся на цыпочки.
- В какой, в какой – в мусорный! Эти дуры сгребли мои сапоги вместе с другим мусором и стащили в овраг, куда вся наша улица скидывает всякую поломанную и ненужную дрянь! Я встал, собрался идти на службу, а сапог-то нет! Я – туда, я – сюда, батюшка в окно кричит, что я остолоп, позорю всю семью на службе, и что он сейчас сам меня прибьёт! Вся родня высунулась из окон, все галдят – дают советы, как стая галок. Я в этом шуме еле выяснил, кто с утра прибирался во дворе, хотел заставить девок идти со мной в овраг, чтобы они показали, куда сбрасывали мусор. И надо же было случиться так, что матушка именно их отослала на базар! Тут батюшка вышел из дверей с вожжами, чтобы проучить меня за нерадение к службе, матушка на нём висит, просит меня не убивать. Пришлось мне босиком бежать до базара, искать матушкиных девок, и волочь их в овраг искать сапоги! Хорошо, что нашлись! Только если боярин Рагоза заметит, что я к увольнению и передаче обязанностей опоздаю, то он меня убьёт!
- Эх, и отец убьет, и Рагоза убьёт! – посочувствовал Ян. – Тогда беги!
Отдышавшийся Хомяк махнул рукой и припустил к крепостным воротам, на ходу перепрыгнув через вещи, поставленные на землю другим отъезжавшим со службы боярином. Он ухитрился напугать лошадь, которая везла в крепость бочку с водой, едва увернулся от кнута возницы, гаркнул на облаявшую его собаку и сбил с ног зазевавшегося стражника, благо то был его хороший знакомый.
-Бедолага! – посочувствовал Ян, глядя Хомяку вслед. – Посадит его подвоевода Рагоза в холодную, если заметит, что он опоздал на увольнение.

-Послушай, Щит, - вдруг задумчиво сказал Савич,  - а могло ли так быть, что Анна, когда кричала Миките про овраг, думала о мусорном овраге, а он подумал, что она намекает на овраг, куда «белые всадники» сбрасывали убитых? Может быть, поэтому она и стала жертвой на языческих игрищах?
- Может быть, Олехно, это бы всё объяснило, если бы Микита точно имел отношение к всадникам, выдававшим себя за неупокоенные души, - согласился Ян, -  однако не забывай, что в день наезда на боярина Фёдорова он вместе со своими людьми был в городе.

Щит и Савич спустились к посаду. Улицы были полны народа как никогда. Невозможно было протолкнуться среди лошадей, телег, вещей, плотно текущей в двух направлениях разнообразной пёстрой толпы. Когда их прижало к забору боком боевой  лошади, которая испуганно шарахнулась от чего-то, бояре, опасаясь быть задавленными, решили зайти в лавку и немного переждать, пока толпа поредеет. Внутри они увидели ещё нескольких человек, которым в головы пришла такая же спасительная мысль. Среди них они заметили Домну Огневу в сопровождении девушки-служанки с корзинкой в руках, Одинца Фёдорова и даже молочного брата боярина Якимова – Митько. Домна и Одинец стояли рядом, но на расстоянии, не глядя  друг на друга. Оба выглядели так, словно проглотили кол.

-День добрый! – поздоровался со всеми Ян, и присутствующие поклонились ему в ответ. – Что-то сегодня на улице народу как никогда!
-Так конец месяца, боярин, - отозвался словоохотливый хозяин лавки. – Одни бояре со своими людьми приехали, а другие ещё не уехали! Видели бы вы, что ещё с утра творилось на воротах! Наши бояре, кто с утра успел уволиться, разом рванули на охоту! Видать, застоялись за месяц службы!
-Застоялись? – изобразил глубокий интерес и удивление Ян Щит. – Да в этом месяце чего только не делали! И стену чинили, и внутренние постройки. Потом запасы на следующий год привезли. Их только неделю  разгружали и спускали в погреба! Кто в  поле ездил на дозор, кто служил в городе!  Неужто у кого-то ещё есть силы в первый день увольнения поехать на охоту?
-Охота, как говорится, пуще неволи! – подхватил тему хозяин. – Тут и на улице было не пробиться! Одни едут в крепость, другие с собаками и соколами на выход! Шум стоял такой, что рядом ничего не было слышно: люди друг на друга покрикивают, собаки лают, соколы крыльями бьют, девки, кого к забору прижало, визжат от страха, что их раздавят!
-Небось, молодые рванули на охоту этим утром? – продолжил расспрашивать Щит. – Им же что!  Простоят в карауле ночь, а наутро усталости  - ни в одном глазу! А если с утра услышат  разговор о веселье, так помчат,  как ни в чем не бывало!
-Да как сказать, - пожал плечами хозяин лавки, - молодые, конечно, многие поехали. Но и не молодые тоже. Боярин Волк с сыновьями поехал. Боярин Жинев тоже. Опять же бояре Куряков и Толстый…
-Видать, подвоевода Рагоза так всех держал в ежовых рукавицах в этом месяце, что народу захотелось вырваться на волю, - поддержал беседу Савич. -   А что, Митько, боярин Якимов тоже поехал на охоту?
- У моего боярина есть дела поважнее, чем скакать по лесам, - ответил Митько, полуотворачиваясь.
- Ой, Митько, не по чину ты гордый, - съязвил Щит. – Думаешь, что если твой боярин тебя приодел, так ты стал нам равен?
-Я, может и не равен, но мой боярин будет повыше многих: у него имение имеется и крестьян без счета, - ответил Митько с почтительной насмешливость, намекая, что Щит и Савич хоть и бояре, но по количеству имущества от него недалеко ушли.
- Смотри, а то я плетью пройдусь по твоей гордой спине! – не выдержал Савич, замахнувшись и сделав шаг в направлении наглеца.

Именно в этот момент Домна Огнева, которая до сих пор стояла молча, вдруг сказала:
-Толпа поредела, -  и решительно двинулась к дверям. Девушка с корзинкой метнулась за ней.
Женщины на какую-то долю мгновения разделили Олехно Савича и Митько. Последний, видя решительность боярина, молниеносно бросился к дверям, сильно толкнув служанку. Девушка вылетела в открытую дверь и с размаху упала с крыльца, выронив корзинку. Оттуда из-под покрывавшего корзинку полотенца выпал кусок яркой зелёной материи, свёрнутая красная лента и рассыпались мелкой россыпью калёные орешки. Митько на миг задержался, окинув, словно ястреб, зорким взглядом раскатившиеся во все стороны покупки, а затем припустил вдоль по улице, затерявшись в плавно двигавшейся по ней толпе.
Одинец Фёдоров вышел вслед за Домной, но подходить к ней не стал. Савичу и Щиту из глубины лавки была видна только его спина. Судя по выражению лица девушки, они обменялись отнюдь не дружескими взглядами, после чего Одинец решительно пошёл в том же направлении, в котором скрылся Митько. Домна, обождав, пока её девушка соберёт покупки, с непримиримым и непреклонным видом двинулась в противоположную сторону.
-Хотелось бы мне знать, что это сейчас было, - пробормотал Щит.
-Ну, раз все благополучно вышли, пойдём и мы, - предложил Савич.

Бояре вышли и, решительно раздвигая толпу плечами и локтями, вскоре достигли въездных ворот. Там они узнали у стражи, что из города на охоту с утра, сразу после начала увольнения по службе,  выехало с небольшой временной разницей не менее двадцати бояр со своими людьми. При этом все отряды разъехались в разные стороны. Пока Щит и Савич гадали, по какой причине мценских бояр, обычно в мгновение ока разлетавшихся по окончании службы в свои имения, охватила массовая  охотничья  лихорадка, на склоне одного из лесных оврагов проходил важный совет.
 Овраг находился на севере от города, на пересечении трёх холмов, покрытых берёзовым лесом, переходившим в густой орешник. Повсюду в окрестностях раздавались крики охотников и лай собак. Сквозь деревья с одной стороны были видны скачущие в поле всадники.
Бояре сидели на кошмах и поваленных ветром стволах, словно прервали охоту для отдыха. Боярин Волк заканчивал речь:
-Как видите, положение складывается нелёгкое. Чтобы упредить желание наместника нашими головами заслужить возвращение города Трубецка, мы должны сами поспособствовать тому, чтобы он его получил.
- Поняли мы, поняли, - отозвался Тимофей Петлин. – Все «за». Давайте приступать, пока нас не накрыли здесь  эти две охотничьих собаки наместника – Щит с Савичем. Кто будет писать письмо?
-Кто-кто, брат твой Сенька! – огрызнулся боярин Жинев. – Кто ещё тут писать умеет?
Сеньке, молодому парню восемнадцати лет, соорудили нечто вроде стола из привезённых с собой сбитых коротких досок (в случае поимки владелец этого сооружения, старый боярин Говоров, собирался выдать его за заказанную в городе крышку для подпола) вручили лист бумаги, чернильницу и перо.
-Пиши, - скомандовал Волк и начал диктовать:  Государю великому князю мценские бояре челом бьют. Послал ты нам наместника, князя Ивана Юрьевича Трубецкого, за которого нижайше благодарим. Не можем нарадоваться на его мудрое и попечительное правление. Он нам как отец родной…

-Удавил бы такого отца, - прошипел сквозь зубы  боярин Жинев и сжал кулаки.
-Держи себя в руках, Василий Михалкович, и не сбивай людей с толку, - одёрнул его похожий на жердь боярин Ивашка Толстый.
-Вот, сбил с мысли, - топнул ногой боярин Волк. – Давайте вспоминайте все вместе, за что мы его благодарим.
-Да за что его благодарить? – снова встрял боярин Жинев. – Приехал, всюду нос свой суёт, всё с ног на голову поставил! Спустить бы на него свору собак, чтобы знал!
-Ну, давайте так и напишем! – рассердился боярин Волк. – Государь великий князь, забери своего наместника, а то он нам принимать беглых в своих имениях, торговать запрещёнными товарами с соседними княжествами и делать набеги на чужие приграничные деревни мешает! Достал своим надзором, забери его отсюда!
-Нет, это, понятное дело, не годится, давайте напишем, как он хорошо крепость укрепил и  организовал отпор против татарского набега…
-Что писать-то? – встрял в разговор Сенька, которому наскучило сидеть, держа наготове перо.

-Пиши, - скомандовал боярин Волк и вдохновенно продолжил: - Благодаря стараниям наместника твоего крепость наша укреплена  и ныне процветает…
-Как вертоград на горе, - вставил боярин Логвин Куряков.
-Что это за зверь, вертоград на горе? – недоумённо спросил Жинев.
- Бог его знает. Это отец Севастьян в церкви в прошлое воскресенье так сказал. Я из его проповеди понял не много, но звучит красиво, - заявил Куряков.
- Пиши, Сенька, «как вертоград на горе», - кивнул головой Волк. – И защитил нас от набега татар, и пленных отбил… Что ещё писать будем?
-Добавьте: «И язычников извёл, и чертей из Тихого омута выгнал, и крест в том месте установил, христианскую веру укрепив», - предложил Ивашка Толстый.
-Хорошее предложение, - согласился Волк. – Пиши, Сенька, дальше: «Интересы твои блюдёт, как верный пёс, и наши права защищает, неизменно исполняет установленные тобой законы…»
-Хорошо дело пошло, - закивали головой бояре, не обращая внимание на Жинева, застонавшего и замотавшего головой.

- Благодарим тебя, великий князь, за милость и процветание нашего края. Падаем всем поветом на колени и смиренно просим вознаградить за все безмерные его заслуги наместника нашего, Мценского и Любутского, Ивана Юрьевича Трубецкого, - вдохновенно продолжил Волк, - лишь заботами которого мы пребываем в добром здравии и благоденствии, чтобы ревностно исполнять государеву службу.
По завершении письмо было ещё раз прочитано и одобрено всеми присутствующими.
-Хорошо написано, - сказал Ивашка Толстый, шмыгнув носом. – Даже слезу прошибает.
-Да, - согласился Логвин Куряков, - я почти сам поверил… Может, ещё добавить, чтобы великий князь вознаградил наместника именно городом Трубецком, а то вдруг промашка выйдет?
-Ну да, и приписать: «И сразу отзови его отсюда», - съязвил Тимофей Петлин.
-Ну, я просто предложил… Хотел как лучше…
-Лучше молчи и не мешай знающим людям! – назидательно заявил Тимофей.

Далее были избраны молодые бояре, срок службы которых только что окончился, так что их, по меньшей мере, месяц не должны были хватиться в крепости. Им было поручено отвезти важное письмо в столицу. Присутствующие договорились о том, кто чем снабдит посланцев на дорогу и на жизнь в Вильне, после чего мценские бояре разъехались в разные стороны.

Вечером, вновь наведавшись к городским воротам, Щит и Савич с удивлением узнали, что все охотники со своими людьми, как один, вернулись в крепость. Прибыли они все с разных сторон и в разное время.