Слезы радости

Я не буду сегодня рассказывать вам о тех человеках, что притворяются спящими в тесных автобусах, когда к ним подходит старушка, или о тех, кто хватает последний батон в магазине и семенит быстрее к кассе, чтобы первым встать в очереди - все они и так хорошо воспеты и подвешены на ветках жизни гнилыми яблоками. Давайте поговорим лучше о тех, кого дети рисуют разноцветными мелками на теплом летнем асфальте и, смеясь, смотря на свои рисунки, называют их папа и мама.

Милости просим… Небольшая двухкомнатная квартирка художника. Время около трех часов дня. Суббота. Семья еще не обедала. В одной комнате возле мольберта сидит сам художник и трудится над очередной картиной. Возле него на полу играет в войнушку его сынишка и раз за разом врезается на своем пластмассовом танке в его левую пятку : “Папа, а ты мне танк нарисуешь?” “Нарисуешь, сынок, нарисуешь, - говорит он сынишке, - Вот тебе задаток”, - и художник макает кистью в сыновий маленький носик. Ребенок смеётся и бежит на кухню показывать свой нос матери.

Там же расположились остальные участники событий: молодая жена в косынке, неловко повязанной поверх русых волос, она стоит возле плиты и готовит обед для семьи: манно - морковные котлеты с пюре. На груди её кимарит сынишка-грудничок, повисший на ней рюкзаком в специальной носилке с широкими лямками; в коротких шортиках, сделанных из бывших штанов, стоит рядом с ней сынуля постарше и дергает её за подол, и сам, не понимая, чего он добивается от матери; рядом возле батареи, покачиваясь на стуле, и, по-видимому, задумавшись о сущности детского бытия, сидит девочка, лет пяти - шести, старшая из детей, она смотрит в потолок и грызет сухарь молочными зубами.

На кухню вбегает мальчик с краской на носу: “Мама! Папа опять балуется, он мне нос изрисовал”, - произносит ребенок и гордо показывает нос матери.
Женщина резким движением бросает ложку на стол, которой она переворачивала котлеты, закрывает глаза и, натянув скулы, шепчет, спрашивая поднимающийся пар от кастрюль: “Когда же все это кончится? Когда… Господи?”

Дети удивленно смотрят на мать. Топая пятками, она шагает в комнату к мужу:
- Ты зачем измазал Ванечке нос?
Художник не отвечает, лишь улыбается и продолжает рисовать. Ванечка, прибежавший из кухни, выглядывает из- за подола матери и тоже давит улыбку.
- У нас четверо детей! - выпаливает жена, - Но я чувствую, что у меня их пять! И ты - самый вредный ребенок. Весь дом держится на мне! Я стираю, кормлю вас, пою, одеваю! А ты сидишь и малюешь свои картины. Ты! Оставишь свое имя в истории, а я… я так, сбоку припеку… Все, чего я добьюсь, если и то повезет, так это наши внуки скажут: “Моя бабушка любила готовить. И все.., а ты… ты… ну, вот что это такое! - она махнула рукой на картину, - Что ты нарисовал? Канарейка в клетке, женщина с глупыми глазами лягушки и читающий книгу старик с бородой. К чему эти аллегории? Возьми и напиши крупными буквами на холсте:” Весь мир - тюрьма; все бабы-дуры, но мы мужчины - все же молодцы…Так что ли?”
Художник не отвечал, но и не улыбался более.
 
- Ну, что ты молчишь? - простонала жена артиста, - Я устала, устала… Я думала, что все будет по-другому.
- А как ты себе это представляла?
- Я думала.., - хотела она было что-то сказать, но тут слезы хлынули из её глаз, и на вздохе она вынула из себя дрожащим фальцетом: “ А у меня ведь тоже был талант… Я прекрасно пела… Ты сам… Мне… Говорил…”

Она еще что-то хотела сказать, но тут засвистел чайни, и она в слезах убежала на кухню, за ней вереницей убежали и дети. На глазах художника тоже были слезы. Он все чувствовал, все понимал, но ничего не мог сделать. Он встал, отложил свои кисти в сторону и прошел на кухню. На полу сидела его жена и плакала.
 
- Прости меня… - проговорил художник.
- Нет, ты прости меня, - всхлипывала жена.
- Нет, ты…

Он присел к ней на пол, и сквозь свои и её слезы говорил: “Любимая моя, мудрая девочка, я знаю, как тебе непросто. Можно погрустить иногда, пороптать на судьбу… Все это ничего.., это ничего.., но нужно брать себя в руки, и растить детей, и делать дело.., по-другому никак… Не плачь, душенька моя, не плачь, моя дорогая, любимая девочка…”

За ухо художника потянул подошедший сынишка в шортиках: “Папаня, не забижай мамушку”. Жена шептала детям и мужу: “Все хорошо, все хорошо, это сейчас пройдет… Сейчас…” Её саму за косынку дергал мальчик с измалеванной краской носом и говорил:”А ты папу не забижай, он мне еще танк нарисует”. К ним подошла девочка с сухарем и обняла их всех, широко прижемая друг к другу: “И от чего же вы все плачете?” А женщина, все также держа на груди посапывающего малыша и обнимая детей и мужа, говорила: “Это все от радости, дети! Это слезы радости… Потому, что мы есть семья! Мы живы, здоровы, можем видеть и слышать друг друга… И все это и есть настоящее счастье, а остальное суета… Это слезы радости”.

А на плите все свистел чайник, но его никто не слышал…