Дипломат. Что есть второе счастье?

      От входной двери раздался нетерпеливый, требовательный звонок и Марь Ванна
  поспешила в прихожую с досадной догадкой: опять Нюрка вернулась чтобы
  забрать что-то забытое ею.
     Поспешно щелкнув входным замком уже хотела с удовольствием наградить
  забывчивую Нюр Ванну уточняющим определением, но распахнув дверь и раскрывая
  свой рот в желании погромче высказать личное мнение сестре, ей пришлось
  неожиданно лицезреть стремительно ворвавшееся нечто мужского рода, деловито
  удаляющегося вглубь их квартиры.
     Марь Ванна только успела от него услышать: "Закрывайтесь, она подойдёт
  позже"- а когда, закрыв дверь, последовала за деловитым незнакомцем, чтобы
  выяснить ряд появившихся вопросов, он уже деловито уплетал котлеты, кстати,
  не со сковороды, а с тарелки.
     Добавляя к ним в свой рот тушёную капусту, он милостиво проговорил полным,
  набитым едой ртом: "Присаживайтесь Марь Ванна, не стесняйтесь.

      Удивление, охватившее её минуту назад, переходило в шоковое состояние.
    Чегой-то она в своём собственном доме должна стесняться?   И кто этот
  наглый субъект странного возраста, поглощающий обеденные котлеты с аппетитом
  дворовой собаки?
     Кстати, успевший перед трапезой вымыть свои руки под краном кухонной
  раковины: оставшиеся грязные пятна на дне красноречиво об этом вещали.
    Она терялась в догадках, не зная что предположить: ни на вора, ни на курьера
  он не походил.  Вор бы пошёл шмонать чем бы поживиться подороже котлет, а
  на курьере обычно бывает одета униформа.  Однако на ворвавшемся субъекте одежда
  была явно не свежа, что не характеризовало его ни тем, ни другим.

     Видимо то, что заметила Марь Ванна, раздражало и его.  Запив съеденные
  котлеты морсом из кувшина, торжественно стоящего посередине стола и ожидающего
  своей участи третьего блюда обеденной трапезы, неизвестный удалился в ванну,
  из которой минут через двадцать вышел завёрнутый в банное полотенце,
  с мокрыми волосами, босой и без штанов.   Его штаны, проявив свой синий цвет,
  понуро висели на верёвке, истекая остатками воды после обрушившейся на них
  долгожданной постирушки.

     Марь Ванна, до сей поры витавшая в мысленных определениях статуса
  не званного гостя, вдруг услышала от него самого: "Я ваш дальний родственник,
  успокойтесь, бояться меня не нужно"
  И с этими словами он, по-хозяйски завернув на себя покрывало, захрапел на одной
  из двух кроватей, стоящих в уютной комнатёнке.

    Возникшая первая оторопь с появлением странного субъекта, вовремя
  назвавшимся их родственником, под действием десяти капель валерианы,
  растворилась и на её место пришло небольшое угрызение совести от незнания
  дальних родственников: ни в лицо, ни по имени.
     Как ни странно, но он-то их имена знал-вот что было удивительно и ставило
  жирную точку под вопросом о их родстве.
    Марь Ванна, перебирая в уме все известные ей имена дальних родственников,
  мысленно примеряла их на спящего на её кровати мужчину.  Поглядывая на
  внезапно обрушившееся спящее родство, она пыталась угадать его возраст:
  "Сорок с лишним или... чуток не пятьдесят" -предполагала она- ах, не хорошо
  не знать родню. Наверное думают, что я зазналась.  Но как быть с ним?"-
  продолжала недоумевать Марь Ванна, ставшая горожанкой, овдовев селянкой.

    У пришедшей вскоре Нюр Ванны эмоции от увиденного чередовались в том же
  порядке, что и у Марь Ванны, здравствующей на белом свете, что и её сестрица.
     Та, считающей себя опытной горожанкой, первым делом напустилась на сестру:
  - Где были твои глаза, когда ты впускала его в квартиру?
  - Ему удалось убедить меня, что он от тебя...
  - С какого бока? Я его вижу впервые.
  - Не буду оправдываться: он вёл себя и говорил так убедительно, что я...
    Кстати, нет совсем не кстати, он уплёл половину котлет, так что нам
    осталось по две штуки.
  - Но почему ты потом не вызвала полицию?
  - Ну вызвала я, а он вышел бы из ванны.  И что?.. Это я выглядела в их
    глазах странной, а не он- опасным.    Как бы я оправдывалась перед
    полицейскими, если он назвал себя дальней роднёй?
  - Ну, хорошо, хорошо. Ты спросила-как его зовут?
  - Не успела, он уснул.   Давай сами догадываться.
  - Давай.  Может - сын тёти Моти из нашего села?
  - Сомнительно, тот старше.  Наверное он-сын двоюродной Полины, Матвей?
  - Даа.  Скорее всего. Но я видела его в школьном возрасте, а этот,
    если окончил школу, то лет двадцать назад.
   
     Бабульки за рассуждениями не слышали, как пришелец, выбравшись из постели,
  прокрался ближе к кухне, чтобы подслушать о чём рассуждают сестрицы, зная,
  что услышанное может ему пригодиться в последствии.
     Урчание в опустевшем желудке заставило его обнаружить себя и он с радушием
  хозяина обратился к женщинам.
  - Ну что, мои родные? Думаю пора мне вас чаем угостить.  Доставайте из
    холодильника варенье, а я яичницу сварганю на оставшейся от котлет
     подливке.  Разбив в опустевшую сковородку три яйца, стал дожидаться
  готовности глазуньи и, обратившись к бабулькам по имени, заговорил
  заботливым тоном.
  - Я думаю, вам на ночь вредно яйца есть.  Так и быть, выручу вас, съем
     все три куриных зародыша, а вам полезней чаёк со сливками.
    Ну-ка, Ивановны, пошевеливайтесь, мечите из холодильника съестное ,
    да себя-любимых не забывайте.

    Но вот что можно сказать на такое заботливое обращение самозванца,
  назвавшегося роднёй?
  - Да вы не сомневайтесь, я Матвей тётки Поли.  Она в конце вашей деревни жила.

     Хозяйки закивали головами, соглашаясь с ним, потупив глаза от охватившего
  смущения за свои сомнения и не знания  ветвей своего родового древа.
  А он, одним махом проглотив яичницу, затёр куском хлеба жирные остатки
  со дна сковороды так, что та сияла, как вылизанные котом от безделья свои...
   И, ополоснув сковороду, он назидательно молвил: "Вот, сковороду вам вымыл.
  Думаю: фарфоровые кружечки хозяйки сами вымоют, не станут гостя утруждать.
  Пойду, посмотрю новости , а то на приисках в тайге не до телевизора было.

  - На приисках?
  - Да, нифритовые.  Слыхали?
  - Да, краем уха. Нам как-то не до нифрита.  Говорят на приисках хорошо
    зарабатывают?
  - Хорошо, только не все.
  - Как это?
  - Простым работягам достаются остатки-сладки.  Всё гребут главари.
  - Неужто до сих пор существует такая несправедливость?
  - Ну вы тётушки, будто с луны свалились.
    И это говорил он, сам свалившийся на головы пожилых женщин.

    Озадачив возрастных женщин трудно усваиваемую истину Матвей-Мотка отправился
  почивать на диван другой комнаты, милостиво уступив законное спальное место
  хозяйкам квартиры.

                2
     А на следующее утро проведя ревизию съестных запасов раньше пробуждения 
  хозяек квартиры, Мотя заметил практическое отсутствие хлебобулочных изделий, 
  к коим привычный был с детства. Ведь хлеб бывало являлся единственным 
  продуктом в его семье с отцом-хроническим безработным.
    Но к счастью, имеющиеся в нём витамины (группы В) благоприятно сказались
  на нервной системе и мозге подрастающего Моти, который и без должного
  образования проявлял незаурядные способности  пронырливости, находчивости
  и психологического  спокойствия, что определённо является необходимым
  в работе дипломата или подобной профессии. 
     А для Матвея эти качества представляли инструментарий в его, продолжающейся
  уже сорок лет жизни: настоящей или с выдуманным сценарием для себя самим,
  реализуя свои способности, которых бы хватило, будь он...
     Но он не тот, кем мог бы быть, а тот кто есть в данном месте, на данное
  время.   Вот так он и скакал от одного к другому: от настоящей родни к
  выбранной в неё им самим.

     Конечно, он не сразу осчастливливал хозяев квартиры своим вселением, мол,
  проезжающего мимо дальнего родственника.  Сначала ему приходилось
  прислушиваться краем уха, выбирая объект для своего неожиданного визита.
  Затем зорко приглядываться к нему, определяя момент возможности нагрянуть
  к хозяину или хозяйки квартиры, чтобы не получилось осечки и воспользовавшись
  их недоумением, взять для себя то, что представлялось возможным на данный
  момент.
     Его таланты наблюдателя и мыслителя практически всегда приносили ему
  нужные плоды, а способность ориентироваться в обстоятельствах с бесшабашной
  наглостью и находчивостью работали безотказно.

      По-разному венчались его выводы наблюдателя и психолога: одни его сразу
  раскусывали, другие через часа три-четыре, за которые он успевал утолить
  на дармовщину голод, помыться и обсохнуть, прикорнув на чьём-нибудь диване.
     Бывало не догадывались о его самозванстве недели две, как, например,
  эти две бабульки- добрые с воспитанием не позволяющим выгнать на улицу
  родственника, о котором забыли или не знали.
     Вёл он себя не агрессивно, даже немного помогал чем мог.

    Например, как в данном момент с пришедшими с востока  первыми лучами солнца,
  Мотька не стал обнаруживать своё пробуждение, а с восточной мудростью решил
  проявить чудеса дипломатии.
     Притворяясь что спит чуть ли не летаргическим сном, дождался  утреннего
  отбытия Нюр Ванны в свой, излюбленный молью пыльный архив каких-то бумажек,
  умудрился кое-что предпринять, что не заставило долго ждать и обнаружилось
  вновь раздавшимся звонком в дверь, который Мотя охотно и сноровисто
  прокомментировал.
  - Это я, Марь Ванна, сделал заказ.  Доставка из магазина, продукты принесли.
    Там хлебушко, печенье, как вы любите.  Вот платите и распишитесь- три
    тысячи.

    Марь Ванна удивилась такой цене хлебобулочных изделий, но безропотно
  протянула курьеру деньги, черкнув свою закорючку в бумажке, молниеносно
  подсунутую ей к носу Мотькой  и курьером, который всё время приговаривал, что
  торопится и у него много утренних заказов.
    Мотька не замедлил вынимать продукты из пакета, а удивлённая Ивановна
  раскладывала их по полкам шкафов и холодильника: три кило разного сорта
  колбасы, сыра три фабричные упаковки, огурцов, помидоров со свежей зеленью.
  количество которых бабулькам пришлось бы есть месяц, пакет конфет, пряников
  и ещё кое-что по мелочи, что оценили в магазине совсем не мелочью.
  - Не беспокойся, тётя, не пропадёт. Я из колбасы и капустки такую солянку
    забабахаю- закачаешься.

     А у Марь Ванны и так голова шла кругом, без его-"закачаешься", но по
  истечении дней трёх, начала успокаиваться: продукты не успели испортиться,
  они просто поубавились с пришедшим на ум выражением, что мужики едят много.
    Солянка и правда понравилась сестрицам, а горячие бутерброды с сыром
  за завтраком исчезали на ура.
    Жизнь у тётушек казалась праздником: как-будто не он был у них в гостях,
  а они у него.    Бабульки, поразившиеся в первый момент его прытью, стали 
  принимать Мотькину наглостью за деловитость хозяина и то, что сначала удивляло,
  стало казаться обыденным.

     Конечно, Матвей такой удаче был рад.  Но через пару недель, отъевшийся,
  отмывшийся и отоспавшийся, заскучал и начал думать о дальнейшем.  Теперь ему-
  посвежевшему и вкусно пахнувшему мужчине приходили естественные мысли 
  о женщине.
    И, написав в записке: "Уехал, может увидимся ещё. С почтением".- Оставил
  тётушек в недоумении (как и при приезде) и прихватив с антресолей кое-что
  из хранившейся, ненужной одежды бывшего мужа тёти, отчалил в направлении
  примеченной им молодки с желанием у неё не только столоваться...
    И, как выяснилось позже, очень даже преуспел.

                3
      Квартиры Мотька не обворовывал. Иногда сердобольные хозяйки, ориентируясь
  по погоде, видя его непрезентабельный вид, сами дарили ему что-то из вещей,
  которые жалко было выбрасывать и стыдно кому-то предлагать. 
     Мотька брал всё, чтобы не обижать сердобольцев, но потом частенько
  наведывался к мусорным контейнерам, делясь "подарками" с более нуждающимися.
     Именно по этому он не ходил с синяками после своих виртуозных внедрений
  в чужое, жилое пространство.

     У него самого такие законные квадратные метры имелись в коммуналке
  не худшего варианта: с большой общей кухней и прихожей, хоть танцуй.
    Танцевать он разучился, а научился удачно сдавать в аренду своё жильё.
  Так что кое-какая копейка у него имелась.

    Список его "родственников" состоял не только из подобных бабулек, в нём
  значились имена и адреса одиноких мужчин и дедков.  Не брезговал он
  гостеприимством и возрастных дам, которые могли ещё ого-го, как давать.
     Но изюменкой в перечне его "санаторий" всё же были девицы, явно нуждающиеся
  в его компании.
     Общение с ними начиналось тем же методом: стремительного внедре5ния с
  неотъемлемой дозой гипноза, имеющего разные вкусовые качества.
  На бабулек возымел гипноз с ароматом свежего чая, на дамс- свежей мяты.

     С одной очкастенькой воблой так увлёкся общаться, что дело чуть ли не до
  свадьбы дошло.  Но от этой катастрофы его спасло появление на квартирном
  горизонте родной мамулечки, которая своим чутьём унюхала не рыбный запах,
  а запах мошеничества.
     Мотке пришлось с той же прытью, с какой внедрился, катапультироваться
  из уютного кресла, размером двух комнатной квартиры.  И со словами: "Дамы,
  я понял, что чуток заблудился.  Где у вас тут выход на свободу?- поспешно
  ретировался, прихватив свой рюкзак с манатками, который всегда стоял наготове.

    Вобла поплакала солёными слезами: то ли по Мотьке, то ли досадуя на мать,
  спугнувшая своим появлением жениха, по сути желающего жениться хоть на любой
  из них: какая разница, квартира-то одна и таже и не коммуналка, как у него.
    А мог бы и с обеими жить. Вот глупая мамаша- не разглядела свово счастья.
                Мотька пошёл его дарить в другой дом.

    Матвей, а может совсем и не Матвей, понятливо менял места личного пребывания,
  стараясь тщательно заметать  следы своего очарования, понимая, что дальние
  родственники есть практически в каждом семействе.      Главное чтобы они
  и по месту своего проживания были  далеко-далеко.
    И открывающие перед ним дверь хозяева, принимали беспокойство, понимая, что
  жизнь может повернуть обстоятельства на сто восемьдесят градусов и они вполне
  могут оказаться в гостях у такого родственника, у которого деньги от аренды
  собственного жилья таяли, как мартовский снег, а кушать хочется всегда.

    Конечно встречались понимающие его манёвры, видящие таких, как Мотька
  насквозь, но ведь он к таким и не стремился.
    Таким умным, как и он сам, Мотька закидывал пару вопросов на улице, для
  определения степени их простодушия и, если понимал, что тот полный лох, то...

    Вот до чего же Мотька был талантлив: самоучка-психолог, самоучка- дипломат,
  да и других талантов у него была уйма.
    Но однажды ему к сожалению  "посчастливилось" внедриться в городскую
  квартиру, хозяйка которой...
    В общем, внедрился он без проблем, желая как всегда чем-нибудь поживиться,
  хотя бы пожрать не водой из-под крана.

    А она, бесстрашно впуская незнакомого молодого человека, увидела свой шанс
  получить то, что не имела, но очень хотела. И это был не обязательно секс.
    Она спокойно сидела за кухонным столом, вслушиваясь в зазубренную
  до монотонности вступительную речь пришельца, ожидая от него более весомое,
  чем простое сотрясание воздуха, не мешала его последовательному обследованию
  недр её квартиры.
    А Мотька, обнаружив в гостиной только старенький диван с допотопным
  телевизором, в спальне видавшую виды кровать, а в холодильнике такую же
  пустоту, как и в кастрюлях на плите, хотел уже было ретироваться...
     Получалось как в  той истории, когда вор оставил деньги хозяевам квартиры,
  которую пришёл обворовывать.
    Ну что?   Раскрыв все карты друг перед другом, они решили работать вместе.
                А это уж, как пойдёт и что из этого может получиться...