Фануза глава 4

          Дома все собрались около меня. Дедушка был очень рад, что я нашлась. А мать, посмотрев на меня, сказала: - « Не жилец она умрёт, наверное». -  Повернулась и пошла по своим делам. Братья и сестра так те безучастно отнеслись ко мне. Надо бы показать её врачу, да где в глухой деревне врач? Если ближайшая больница находиться в райцентре, далеко  от деревни, можно и не довезти. Но дедушка не сдавался.  Он позвал в домой муллу.  Тот просил всех уйти из комнаты и остался со мной наедине. Я лежала, как овощ, без признаков жизни. Пробыв со мной недолго, мулла вышел и сказал дедушке, что он в этом случае бессилен и надо бы меня показать русскому попу. Мать, узнав об этом, разразилась бранью. – «Уж пусть лучше она умрёт, чем русского попа в дом приводить!»- заявила она.
 
          Дедушка, недолго думая, запряг лошадь и повез меня в  русскую деревню, где была церковь. Когда подъезжали к церкви, то лошадь упиралась, хрипела и ни как не хотела въезжать во двор. Дедушка  взял меня  на руки и отнёс к попу. Вдруг я открыла глаза, посмотрев вокруг,  захохотала басом. Поп, посмотрев на меня и выслушав деда, сказал, пусть тот оставит меня у него, а сам принесёт сюда чистую одежду и кусок белого холста. Кажется, в неё вселился бес, и я попробую сделать ей отчитку.  Дедушка так и сделал. Не знаю, как уж меня лечил русский поп, только я стала ровнее дышать и открыла глаза. Смутно, как во сне помню, он меня раздел  и посадил в бочку с водой. Затем несколько раз окунул в бочку с головой. В памяти всплывает поп, что – то говоривший нараспев, и большой  крест, мелькавший у меня перед глазами. Затем он сначала завернул меня в белую холстину, потом одел на меня, сухую, чистую одежду. А на шею повесил  гайтан с крестиком. Впервые я пришла в себя и стала  что-то  соображать. Но говорить не могла, а только показывала рукой на предметы и мычала. Но поп сказал дедушке, что это испуг и он должен пройти. Дедушка хотел отблагодарить попа деньгами. Но тот их не взял. Потом я узнала, что дедушка всё же отблагодарил батюшку. Он наловил много рыбы и принёс её русскому попу. От рыбы тот не отказался.

           Домой  я  зашла на своих ногах, поскольку я была очень слаба, дедушка поддерживал меня сзади.  Мы прошли в избу, и дед посадил меня на лавку около стола.  Домачацы собрались около меня, и смотрели на меня, как на чудо. Они давно  уже смирилась, что я скоро умру. Бабушка всплакнула, вытирая глаза краешком платка, и села рядом со мной. Она взяла мою руку в свою, гладила её и приговаривала. Всё  будет хорошо, дочка! Всё будет хорошо!  Дедушка тоже сел рядом и вытирал полотенцем пот, который лил из него градом, наверное, от пережитого волнения. Я ничего не говорила, только молча, смотрела на всех. Столько внимания мне ещё не уделяли за всю мою короткую жизнь, особенно в семье. Я оглядывала всё вокруг, как-то не понимая, что же со мной происходит? Вдруг я увидела на столе лежащий хлеб: - « Хлеба хочу!   Хочу   есть!»- громко крикнула я.  Ведь я не ела уже много дней. Все засмеялась. Бабушка сидела рядом со мной, поддерживая меня за спину, отломила хлеба и налила чай в кружку. Я ела с такой жадностью, чем удивила братьев и сестру, которые стали показывать на меня пальцем, подсмеиваясь надо мной. Но дедушка  цыкнул  на них, и они умолкли. Так вернулся  ко мне дар речи, и я стала говорить. Что дедушка возил меня к русскому попу и как меня там лечили, никто не знал. Дедушка и сам не знал, как меня лечили. Только батюшка посоветовал ему, чтобы он молчал и никому ничего не говорил. – « Так легче жить будет твоей внучке среди вас». - Сказал он. Да и дедушка был не из болтливых, даже бабушке  он  ничего не сказал, тем более другим домачацам. Мне дедушка наказал, ничего никому не говорить, что же со мной случилось в церкви. Да и я не помнила почти ничего.

          Вскоре я обнаружила у себя на шее крестик и догадалась, что мне его на шею повесил русский поп, но значения этому не придала. Я показала его дедушке. Он приподнёс к губам палец, и приказал, чтобы я никому его не показывала и ничего  о нём никому не говорила. Особенно не говори матери, предупредил он.  Но   ребёнок, есть ребёнок, и я похвасталась им перед сестрой. Сестра наябедничала матери. Та так взбесилась и такой разъярилась, что подбежала ко мне и с силой сорвала крестик с шеи. Затем больно ударила меня по щеке, и  выбросила крестик в печь. Не понимая в чём моя вина, я громко заплакала. Тут она отвесила мне подзатыльник и сказала, чтобы я замолчала. Дедушка, узнав об этом  проишествии,  сказал: - « Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты молчала и не никому не говорила и не показывала его.  Так что сама виноватая, что тебе досталось от матери. Почему ты меня не послушала?»-  Только спустя годы память окончательно вернулась ко мне. И я отчётливо вспомнила всё, что происходило со мной в церкви. Я поняла, что русский батюшка тогда, в церкви крестил меня. И я была крещёной башкиркой. Наверное, поэтому меня всегда тянуло к русским. За что не раз была бита матерью, сестрой и братьями. Меня никто не любил,  и нужна я была только как рабсила в доме. Единственными близкими родными были бабушка и дедушка.


          Однажды мать в сарае нашла кусок сала, спрятанного мною. Был большой скандал. – « Так ты по - прежнему , ешь чушку?»- спросила она. Я утвердительно покачала головой и сказала, что оно очень вкусное. Я могла бы соврать ей, но я дала слово дедушке говорить только правду везде и всегда.  Мать схватила меня за волосы и стала избивать. Но я была уже большая и не поддавалась ей. Я тоже вошла в раж и кричала матери, что  дальше буду, продолжать есть его, и она мне не запретит и вообще, когда я выросту, то уйду от вас и выйду замуж за русского парня. Русские едят все вкусное и хорошо живут. Она таскала меня за волосы и била тем, что только попадалось ей под руку.  Наконец я вырвалась и хотела убежать, но старший брат поймал меня.  Вместе с матерью они посадили меня в подпол. Вот посиди тут и подумай, как тебе дальше жить! Я просидела в подполе три дня без пищи и воды. Приспособилась питаться сырой картошкой. Каждый день мать открывала подпол и спрашивала: - « Не передумала ли я выходить замуж за русского?» -  Я отвечала  ей, что не передумала. Вот подрасту немного и уйду от вас. Чем бы дело кончилось, не знаю, только на моё счастье,  за продуктами пришёл дедушка. Узнав в чём дело, он открыл подпол и сказал: - « Вылезай дочка, со мой жить будешь на озере».- С матерью они опять повздорили. Пока я дошла до озера, я несколько раз дожилась на траву и  отдыхала. Голова кружилась и гудела, меня несколько раз стошнило. Кожу на голове нельзя было до тронуть,  чувствовалась боль. Тяжёлая коса тянула её, и тоже причиняла мне боль. Я пожаловалась на это дедушке. Недолго думая, он взял и отрезал мне косу и оставшиеся волосы. Когда кожа головы перестала болеть, то  дедушка побрил меня налысо. Я посмотрела на себя в зеркало и заплакала. – « Ничего дочка к осени волосы отрастут. И коса  ещё  вырастит лучше, чем прежде!» - сказал он. Я пролежала дня два в шалаше, прежде чем кончилось головокружение.

          Став  взрослой, я часто думала, почему мне доставалось от матери? Наверное, за мой прямолинейный характер и не умение держать «язык за зубами». Этим я напоминала ей отца. Да и воспитывал меня дедушка очевидно так же, как своего покойного сына когда- то. Он учил меня доброте, терпимому отношению к людям, даже если они мне и не нравились, честности и справедливости. Да и наказания за провинности у него были своеобразные. Помню в начальных  классах, после уроков, мне так хотелось есть. Поешь только утром, а к обеду «кишка кишке кукиш кажет», а ещё до дома надо дойти несколько километров. И вот,  как - то раз, я зашла в хлебный магазин. На прилавке стоял лоток с маленькими белыми булочками. Ах, как вкусно пахло свежим хлебом!  У меня прямо слюнки  потекли, да  и белого хлеба у нас в семье никогда не было. Хлеб выпекали дома, и только черные караваи. Помню, я улучила момент, когда продавец отвернулся, и схватила булку и положила себе в карман пиджака. Это был пиджак брата, который я носила вместо кофты. Когда продавец повернулся ко мне лицом, то я выглядела растерянной и не знала, как мне уйти из магазина. Продавец заметил меня и спросил: - « Чего тебе девочка надо?  Деньги  - то есть?» - спросил он меня. Я покачала головой  - « Ну так иди отсюда. Вот когда будут, тогда и приходи!» -  Я выскочила из магазина, мне только это и надо было, и побежала скорее прочь. Отбежав на приличное расстояние, я достала булочку и съела её. Я смаковала, как будто ела конфетку. Домой я бежала, довольная собой. Вот какая я молодец! Как ловко и не заметно у меня всё получилось! Меня так и распирало,
поделиться своей удачей с кем  ни будь. Похвастаться, какая я молодец!

          Конечно я побежала к дедушке, рассказать ему о своей удачи. Но чем  больше с восторгом я рассказывала ему, тем  сильнее он хмурился. Потом спросил:
 - « И ты считаешь это хорошим поступком? Ведь ты же украла эту булку! Выходит что ты воровка? Ты об этом подумала?  Обо мне  подумала?» -
Я стояла. опустив глаза в землю.
- « Какой позор мне на старости лет!  У меня, фронтовика, защитника Родины выросла внучка воровка! Ты кому ни будь говорила об этом? Кто ещё знает о твоём проступке?» – Я покачала головой.
 - «Представляешь, если в деревне узнают, то на меня будут показывать пальцем, что  его внучка воровка. А о продавце ты подумала?» -
- « Что ему жалко, что ли одной булочки?  Вон их у него,  сколько  много». - сказала я. -  « Так ему придётся заплатить из своего кармана. Он только продаёт их. Булочки то государственные! И у него тоже есть дети,  которые как и ты, хотят булочку. Получается,  ты украла её у его детей? » -  Я как то об  этом  и не задумывалась. Я стояла, и слёзы катились у меня из глаз.
- «Почему ты так поступила? Ну, понятно, кушать хотелось, так брала бы хлеб с собой из дома». -  Я пожаловалась дедушке, что когда я собираюсь в школу, то на столе мало хлеба только  чтобы поесть. С тех пор дедушка следил,   что бы у меня в портфеле был хлеб. Он заворачивал кусок хлеба в салфетку из материи и клал мне в портфель. А если  его не было дома, то давал деньги на булочку. А со мной он поступил так. Он дал мне деньги на две булочки и сказал:  - « Одну купишь себе, а за другую  отдашь продавцу деньги и  попросишь у него прощенье за свой проступок. Но как признаться продавцу, что я у него украла булочку? Стыдно! И я поступила так,  купила одну булочку, а заплатила за две. Он стал давать сдачу, а я не взяла, сказав,
 что  её дарю  ему, и выбежала из магазина. Дедушка меня больше ни о чём не спрашивал. Он видимо не сомневался, что я поступлю так, как  он велел.

          Дедушка поверил мне, а я его опять подвела и совершила ещё одну кражу. Наказание последовало  более жестким, я бы сказала жестоким! Зато запомнилось на всю оставшуюся жизнь. А дело было так.  У нас в классе был один мальчик  Асхат, не знаю уж почему, но он всегда задирал меня,  всегда делал мне,  какие  то, гадости. И в этот раз я была дежурной по классу, надо было писать на доске, а мела на месте не оказалось. Но ведь я хорошо помню, что он был в начале урока, сама проверяла, лежал около доски - «Кто дежурный?»- спросила учительница, узнав, что я, покачала  головой.       – «Сходи быстро в учительскую и принеси мел!» - приказала она. Я побежала, там никого не было, но и мела нигде не видно. Открыв тумбочку, я нашла его там. А ещё я увидела кусок черного сатинового материала. Он блестел и притягивал моё внимание. Вот бы из него пошить шаровары на урок физкультуры! Недолго думая, я взяла этот отрез, и перепрятала его в ведро, стоящее в коридоре, а сверху положила половую тряпку.  Весь урок я сидела как на иголках. Это был последний урок, потом мы шли по домам. Я уличила момент, когда в коридоре никого не было и забрала его. По дороге домой развернула его и посмотрела. Как раз что  нужно обрадовалась я.

          Дело в том, что на урок физкультуры ввели форму для девочек, теперь нужны были шаровары, чтобы заниматься на перекладине и брусьях. Конечно, она были не у всех. Но постепенно родители покупали её детям, и в классе осталось несколько детей без формы, в их числе была и я. Занятия на перекладине и брусьях теперь проводили не только с мальчиками, но и с девочками, а мы стояли в стороне. Я уже умела делать эти упражнения, меня дедушка научил этому.  На полянке, возле шалаша соорудил перекладину из старого лома и я там занималась. А девчонки из класса никак не могли освоить их, и мне очень не терпелось показать им, как я могу. Я старалась, придумать какую ни будь версию, чтобы объяснить  дома, откуда у меня взялся этот материал. Но ничего не могла придумать.

          В учительской  тоже обнаружили пропажу этого материала и вычислили меня. Учительница оставила меня после уроков и напрямую спросила: - « Зачем ты взяла этот материал?» -  Я не ожидала, что меня  уличат в краже и покраснела.  Но я была находчива и быстро сообразила, что сказать:
- « Я хотела показать матери, какой материал нужно купить на шаровары.» -  - « А почему же та  тогда взяла его без спроса и до сих пор не принесла его обратно?» - Учительница знала всё о моей семье и что моим воспитанием в основном занимается дедушка, и она велела ему придти в школу. Так дедушка узнал, что я опять взялась за старое, за воровство. Был субботний день, и мы с дедом пошли из школы в шалаш на озеро. Всю дорогу он молчал. На озере у шалаша дедушка привязал меня к столбу верёвкой,  взял куриное яйцо и вылил мне на голову, которое растеклось во все стороны- -«Вот постой тут и подумай о своем поступке». - сказал он и ушёл. Был жаркий майский день. Часа два я ещё простояла на такой жаре, но потом устала, хотелось кушать и пить, ведь я с самого утра ничего не ела. Меня донимали мухи, которые слетелись на разбитое яйцо. Они шевелили своими лапками,  и мне было щекотно и хотелось почесать эти места. Когда я постояла под палящим солнцем часа четыре, то силы стали покидать меня. Пот катился градом, пахло тухлым яйцом и меня тошнило. Ноги подкашивались, а дедушка всё не шёл. Кричать было бесполезно, кругом никого нет. Часов через шесть пришёл дед. Он, не сказав ни слова, отвязал меня и ушёл в шалаш. Я вымылась, мне  уже не  хотелось есть, легла и уснула. Утром я встала и пыталась заговорить с ним, но дедушка как будто меня не слышал. Так прошёл выходной день.  Для меня его молчание было не выносимым. Я подошла к нему, встала на колени и поклялась, что больше никогда - никогда не буду воровать.  Этот урок я запомнила на всю жизнь. И если предоставлялся случай взять что - то чужое, я вспоминала деда и его глаза, с надеждой смотрящие на меня, когда я стояла перед ним на коленях.