Сага о Степанове-62. СуперМышь на мотоцикле

В чистый и жаркий полдень бабьего лета
Степанов наслаждается на кухне борщом.
Жена тараторит свежие новости,
дочь мрачно изучает толстую книжку,
а где-то в тёмных недрах квартиры
негромко подвывает Степанов-младший.
 
Квартира, доставшаяся Степановым
от бедной семьи Зильберблюмов,
уехавших в Израиль полгода назад,
убогая и древняя —
с хрущёвских времён её никто не ремонтировал,
с перегородок слоями осыпается штукатурка,
тараканы маршируют строем по половицам,
щели между которыми в иных местах
размером с детский палец.
 
Конечно, оказаться в старой хрущёвке
после бетонных хором в новом микрорайоне
крайне дискомфортно,
но так уж легла карта в далёком голодном 93-м,
пришлось Степанову мигрировать с «северов»,
перебираться в тихий уютный еврейский городок,
растеряв по дороге добрую половину нажитого.
 
Поменяв классовую позицию на кассовую,
Степанов работает коммерческим директором
на местном процветающем хлебозаводе,
на новом месте ему помогли с переездом —
квартирка хоть и с газовой колонкой,
но зато в самом центре, рядом со школой —
а дальше дело наживное.
 
Нытьё отпрыска действует на нервы.
Аппетит улетучивается с каждой минутой.
Степанов вздыхает, откладывает кусок хлеба,
вопрошает жену с лёгким раздражением,
отчего так грустно нынче «его сиятельству»?
 
Оказывается, милый добрый мальчик Матвей,
которого местные сразу прозвали Моня, Монечка,
готовый по наивности и простоте душевной
вынести на улицу новым друзьям
всё, что только ни попроси,
вчера увидал мультик про мышей-рокеров с Марса.
Отныне Монечка потерял сон, покой и аппетит,
умоляя срочно купить ему некую СуперМышь,
да ещё чтоб обязательно на мотоцикле.
 
Одно название этих ужасных тварей
вызывает у Степанова стойкое омерзение,
он воспитан на старых добрых чебурашках.
Проблемы никакой в этом, собственно, нет,
денег на игрушки в доме никогда не жалеют,
но жена говорит что-то про детское воспитание,
учёная дочь отпускает с дивана колкие комментарии,
между тем Монечка исполняет свои страдания
куда назойливее скрипки старого еврея,
и Степанов решает помочь беде ребёнка сам.
 
— Собирайся! — рявкает он в пространство.
Выясняется, что бледный встрёпанный юноша
так и не научился сам завязывать себе шнурки,
приходится Степанову провести ускоренные курсы,
напоминаюшие первый поход пионера в бордель —
зарёванный и ошарашенный, сын затихает,
боясь то ли забыть, то ли вспоминать увиденное.
 
На улице горят золотом осенние берёзы.
Вцепившись в руку отца, сын что-то бормочет под нос.
Они не спеша идут к пыльному перекрёстку,
здороваясь со всеми встречными-поперечными —
в этом маленьком городке все друг друга знают.
 
Увидав в магазине огромную витрину,
заполненную разными ужасными существами,
Монечка окончательно теряет разум,
прилипает к витрине и заворожённо замирает.
Довольный собой молодой папаша
начинает победно разглядывать продавщиц,
но тут выясняется ужасная вещь —
злосчастной СуперМыши в продаже нет.
 
Оттащить наследника от витрины не получается,
потный упырёныш с безумными глазёнками
горячечно шепчет Степанову на ухо о том,
что без СуперМыши жить на свете, конечно, плохо,
но зато можно купить вон того Ползучего Солдата,
потому что Ползучий Солдат, он о-о-о, он а-а-а… —
от восторга юный Степанов издаёт звуки,
которым позавидовали бы немецкие порноактёры.
 
Приходится купить ребёнку новый объект вожделений.
Степанов тащит счастливого негодника домой,
сын бросается показывать всем купленное чудо,
теперь можно Степанову вытянуться на диване,
подумать о вечном, почувствовать себя папой.
 
В квартире тихо, чисто, пахнет едой,
благостный Степанов уже собирается уходить,
когда вдруг слышит знакомый тонкий голосок.
Он осторожно заглянул в детскую и замирает.
 
Степанов-младший лежит посреди игрушек,
тихо разговаривая сам с собой:
 
— Ползучий Солдат — это ведь хорошо, правда?
 
Это говорится басом от имени папы.
 
— Да, Ползучий Солдат — это оч-чень здор-р-рово!
 
Монечка старается отвечать с уверенностью,
но он совсем не умеет кого-то обманывать,
а уж тем более самого себя,
поэтому пушистые бровки его встают домиком,
доверчивые глаза наливаются слезами —
он поднимает свой ангельский взор в небеса
и вздыхает, скорбно и страстно молясь о чуде:
 
— Но СуперМышь на мотоцикле…
Она ведь лучше, она гораздо лучше!