Осиновец. Записки художника

               
   …Просыпается день новый. Дрожат от прохладного тумана травы и деревья. Сгоняет его непоседа-ветерок бисеринками чистой воды на землю… Защебетали, загомонили в тишине проснувшиеся птицы. Лучики солнца щекочут, назойливо лезут в глаза. Чуть свет неспешно, приглядываясь к природе, в обнимку с видавшим виды мольбертом идёт человек…   
               
   …Нужно добраться до жары на вершину угора, пройти несколько километров нескошенным полем, перебраться через речушку. Уже несколько лет нет на ней мосточка. Нет и того, кто ставил его каждый год, чтобы добраться до умершей деревеньки с простым названием Прислон. Прислонилась она к угору, жила, процветала… А вокруг трава в мой рост. Черемуха налилась, гроздьями чернеет, заманивает. Оседают в безнадежном ожидании последние домики. Тишина. Спешу по дороге, разрезающей пополам деревню. Вот и  Осиновец. Пробираюсь к храму. Что только не вытерпели эти стены: вылазки местных мальчишек, попытки выходца из этих мест жить в алтаре, раскопки кладоискателей, до сих пор надеющихся  найти в земле сокровища.

  Приглушенный, предупреждающий крик. Сильный, мощный взмах крыльев, и старый ворон дает круг над своей территорией. Не бойся, это я — друг. Пробираюсь, чтобы обойти храм со всех сторон, прикоснуться к кирпичам. Старая кладка, кованые решетки окон… Предупреждающий крик птицы вновь отвлекает от размышлений. Вот оно что — в проёме окна, в груде кирпичей, напряжённо всматривается в непрошенного гостя ворониха. Гнездо. Подходить не стоит, покой этой семейки и так довольно часто нарушают.

   Берёзы, как они постарели, бороздки морщин на коре — явный признак, что скоро, очень скоро ветра обломают сначала ветви, затем и ствол. Какая крутизна оврага! На той стороне зловещ и сумрачен лес. Говорят, там живет медведь, часто грибники находят разваленные муравейники и стараются не заходить туда. Диковинные места! Близость непроходимых участков леса и дороги, заброшеных, убитых деревень и бесхозных полей… Вот и повидались опять.

      На краю угора хорошо и уютно встал мольберт. Широко распахнув глаза, выхватываю лоскутки красоты, бескрайние дали. Ветерок наносит ароматы цветущих трав, непередаваемые запахи — и сладкие и терпкие. Небо чистое, голубое. Редкие облака плывут, сливаясь и обгоняя друг друга. Успеть бы запомнить, зарисовать мгновения раннего утра росчерком карандаша, взмахом кисти… Мазок, еще мазок, краска стекает, и создается иное видение красоты. Догоняю её, направляю в нужное мне русло. Сохнет, как быстро сохнет… Ещё мазок. Стоп… солнце заигрывает, убегает, меняет свет и цвет, тени деревьев перемещаются, словно живые. Ветерок разбуянился. Всё живое, всё дышит и движется. Время, быстро бежит время. Ещё лист, ещё. Начинает одолевать жара, пауты — аборигены этих мест налетают на новенького. На сегодня хватит. Иду к роднику. На месте бывшей когда-то деревни цветут липы. Повеяло мёдом и нежностью. Здесь жили люди, когда-то была большая крепкая деревня Аксентьевская. Последний дом, разбитый и разграбленный, сгорел много лет назад…

   …Тихо журчит родниковая вода. Обжигаясь ледяной свежестью, припадает горячими губами и пьет её из ладоней взахлёб, чувствуя себя ребёнком, человек. Путаясь в траве, идёт обратно к кромке высокого угора. Слева стены давно знакомого храма, справа столетняя береза, за спиной вековая мощь, а впереди простор… Крылья бы, крылья…