Немного о судьбах мира

Он мог принять любой облик. Женщины, негра, китайца. Отдыхать же любил на китайский лад, в кимоно, в медитации и один. На спутнике, за пределами земного и любого притяжения, среди планет.
Это выглядело б очень странным, да некому оценивать. Мог бы жить на Земле и ее перестраивать, менять облик и общество. Только где бы он ни появлялся, поднималась волна негатива. Тихо на Земле он не жил. Чаще всего появлялся в облике мужчины, Павла Ивановича Гордеева, профессионала с мерзким характером.
— Тебе нужно учиться. Таких пьес, как у тебя – пять рублей за пучок. Нужна уникальность, — говорил он начинающему драматургу.
— Я — талант, мне свыше надиктовали.    
Тут можно разговор и закончить, правильного восприятия нет, научить чему-то невозможно. Но для Гордеева — драматурга, театрального критика, журналиста, интересное только начиналось. Будто ждал этого.
— Вот как? Кто же тебе такое сказал?
— Мне должны заплатить.
— Правда? Кто? — Уже явно издевка. Но новоиспеченный талант не понимает в неадекватности своей.
— Вы!! Вы же платите драматургам! Только знаменитым?
— Я — нет, не плачу. Ни знаменитым, никаким. Я — критик, а не художественный руководитель театра. Но за это, — кивнул Гордеев на рукопись, — платить никто не станет. Это только переписывать.
Павел в зрелом возрасте мало с кем ладил и в профессии. Сам-то он считал себя слишком одаренным среди них. Он лучше всех знает правила этой игры и может их менять.   
Что-то ему определенно удавалось. Приходили за советом к нему не только непризнанные гении. Но и люди, готовые учиться, признающие его интеллектуалом и сильным наставником. Только вот от реальной жизни здесь — оплата учебы, ибо брал дорого. Конечно, чаще деньгами, но не только. Особенно если дело касалось умных и красивых женщин. Впрочем, Павел любил жить опасно, на грани. Провоцируя споры с мужчинами и доводя их до исступления. А что делать? Терпеть не мог дилетантства и тупости, не церемонился, обнаружив. Заводил интрижки с несколькими музами за раз. Тоже своего рода спор, игра. Каждая ведь мечтала его охмурить и переделать. Развязка наступила внезапно, когда он попытался сразу трех дам подружить между собой. Скандал разгорелся нешуточный, от каждой получив по морде, незадачливый экспериментатор остался в одиночестве. Впрочем, ненадолго.      
Так или иначе, Павел не заметил, как утратил уважение ко всем — и мужчинам и женщинам. И даже стал атеистом. Он не считал это чем-то важным, только авторитетов как-то резко не стало. Зато спровоцировав очередную вспышку злобы «банальных и усредненных» людей, он исчезал.  Снова и снова уходил к себе на спутник. И здесь, в кимоно, с детской головоломкой в руках, он восстанавливал свои силы.
Его воля, он бы не возвращался на Землю совсем. Но что-то манило его обратно, как и эта детская головоломка в руках. Простенькая, вроде бы, а не дается. Как же так? Жесткий профессионал, лишенный привязанностей холодный интеллект, запретивший эмоции даже себе — а такую глупость не разрешить. Не сложить слово «ВЕЧНОСТЬ» из заданных букв.

— Все вы пишете непонятно, что! Тоже мне, драматурги! – Прозвучало, как крепкое ругательство. Все раздражение, пренебрежение вложил Павел в эту фразу.
Драматурги переглянулись. С одной стороны, он не начальник, один из них и явно в алкогольном угаре. С другой — пьют все или почти все, но никто на побои не напрашивается. Хотя характеры у талантов и гениев… непростые. Но Гордеев, похоже, задался целью уничтожить себя. Он понимал, что становится алкоголиком и уже сам не справится с этим. Периодами жестко воздерживаясь, нрав становился все резче и грубее. Будто раскачивал себя и не мог, не хотел останавливаться. Иначе, чем выпивкой, разум не заглушить, а ничего стоящего этих усилий Павел не находил и просто срывался.
 — Но ты-то драматург, да… Без единой идущей пьесы, — последовал ехидный ответ. Все-таки нелегко воспитанных людей спровоцировать на физическую расправу.
Все художники слова, Вот только на Павла это не действовало.
— Все вы алкоголики и нищеброды! Вы не хотите понимать, что время изменилось! Надо зарабатывать деньги, а не давиться копейками.
От предложенного очередного совместного проекта отказалось подавляющее большинство драматургов. Работать с заносчивым Павлом не хотели. Отношения с окружением портились давно, причем с его же подачи. Но не настолько же, чтобы отказываться от денег! Оказалось, настолько. Да и слушать он никого не хотел.
— Я вот из Симончука этого сделаю круче вас драматурга…
— Как же, ознакомились с твоей подачи, — ласково сказал художественный руководитель Маленького театра Василий Панчев. — Я бы на твоем месте не хвастался. Это графоман из графоманов. Он никогда ничему не научится.
— Ему и не надо, денег от бизнеса хватает, — поддержал драматург театра Дмитрий Смирный. — Можно понять, когда ты продвигаешь талант и учишь его. Но это…
— А я не понял этого захода насчет алкоголиков, — вмешался старый директор Старого театра, уважаемый Михаил Игнатов. — Ты несколько дней Театрального фестиваля не просыхаешь.   
— И даже о своем дружке Пете Подгорном только и говоришь, что пьяница, скоро сопьется. И тормоз, и лодырь, и рвань… Ты хоть о ком-то хорошо говоришь, Паша? Не помню такого. — закончил Панчев.
— А Петю любят, между прочим, — добавил Игнатов. — Пьесы его ставят, не в пример твоим. И он тебя все время защищает.
— Что б вы понимали еще, — огрызнулся Павел. — Споите Подгороного, никто и не вспомнит про его регалии. Никто из вас добра не делает!
Тут он добился, чего хотел — его побили. Но сам он плохо помнил, после чего именно. Да и дело было вовсе не в Петре Подгорном, хоть он многим и помог, привел в профессию. А в том, что ни один из присутствующих не плел интриги столь цинично и самозабвенно, как Павел Гордеев. И оказалось — каждому есть, что вспомнить.
 
Почему же не складывается головоломка? Даже теорема Ферма не представляла для него сложности. Но не эта детская игрушка. Чего-то он не учитывает… Может, и в земных делах — тоже? Его не в первый раз побили, и все это глупости, он специально их провоцировал. Зачем? А не фиг быть такими… самоуспокоенными, что ли. Павел понимал о себе все, но ответа на свои вопросы не получал. 
Он снова на спутнике. Здесь он все собирал сам, от приборов до кухонного столика. Это причудливые игры разума давали себя знать. Почему же не решается простое? Неужели силы мозга недостаточно? А что тогда нужно? Здесь он один, никто не ответит… Но и притворяться не перед кем.

 — Сам-то ты давно не пишешь ничего, кроме репортажей. Зачем их озлобляешь? Как специально со всеми ссоришься, — увещевал Подгорный, когда побитый и несчастный, Павел появился на его пороге.
Конечно, Петр Подгорный знал уже, за что Гордеева побили. Но он же его друг, и закрыть перед ним дверь — слишком жестоко. Хотя и понимал, каков он. Передавали, и что говорит о нем самом за глаза. Держался немного на расстоянии, но продолжал считать другом. Знал ведь он и то, что многим Гордеев помог состояться, вытолкнул на правильный путь. Он мог вписаться в любые условия, и помочь мог просто по душевному порыву. Когда-то и Подгорному с заработком помог поверить в себя, найти новые варианты. В разведку, наверное, не пошел бы с ним. Но это ведь и не нужно. Куда чаще помощь нужна ближе к жизни, чем эти мифические ситуации. 
— Почему они меня ненавидят? — вид у Гордеева был искренне недоумевающий. Но он лукавил по привычке. Этот вздорный, невозможный человек был слишком умен, чтобы всерьез так задавать вопрос.
— Тебе бы все-таки учеников наставлять, самому писать. А ты тусовку дразнишь. Это разве разумно? — пытался достучаться до Пашиного сознания Подгорный.
— Так заметно? — совсем по-детски, искренне спросил Гордеев.
— Я слишком давно тебя знаю. Это ты считаешь всех дураками. А вот скажи, когда и что последнее ты написал?
— Может, интриги? Женщины воду мутят? — не оставлял Павел попытки найти виноватого.
Подгорный знал, что Пашину последнюю жену уважают, что она во многом тянет его работу. Да, конечно, кто-то о чем-то говорит, иначе не бывает. Только этого мало, чтобы настроить всех. Ссорится-то он сам, без посторонней помощи.
У себя он думал — что держит его на Земле? Что вообще ему интересно, кроме игр высшего разума? Только эта детская головоломка! Никак не одолеть простенькую задачку! Как же так? Решено. Больше никто не будет отвлекать его от интеллектуального поиска …

— Петя, Паша умер сегодня ночью. Остановка сердца.
— Как так?  Я же видел его, он приходил недавно. Что случилось?
— Неудачный выход из запоя. Да, совсем молодой, сорока пяти не исполнилось. 
— Не верится, как… Зачем… Может, ошибка?
— Никто не верит. Но он не держался за жизнь. Пил, чтобы упиться…
— Как страшно… Больше никогда…