20 01. СБР

 На фотографии станция ближней разведки. Сокращенно СБР.      

        В декабре 1984-го восход солнца в Рухе повадился вылезать из-за горного массива Санги-Даулатхан через полчаса после армейского подъёма. Дневальный орал в темноте «Рота, подъём!», а Восходу на это было наплевать, он не реагировал, спал за фиолетовым хребтом вместе с ленивым солнцем. Только я ворочался на нарах в ослятнике в 6 утра. В кромешной тьме думал внутри себя с обидой и тоской: - «За что мне это всё»? Мне до безобразия было обидно и больно вылезать из-под одеяла в темноте. Организм ещё спал, думал, что ночь на дворе, а я усилием воли и сгустком нервов заставлял его выбраться из пригретого места и слезть с тёплого второго яруса на холодный пол босыми ногами. Затем, как слепой котёнок, тыкался в одинаковые армейские сапоги, оставленные солдатами возле нар. Которые из них мои? Как их распознать в темноте, скажите пожалуйста? Они же все одинаковые.
       После пальпирования сапог я лез к вешалке с бушлатами, как медведь по буераку. Под ноги в темноте постоянно подворачивались чьи-то сапоги и солдатские котелки. Крысы ночью шурудили по полке с котелками в поисках воды и съестного, крутили своими толстыми раскормленными жопами, сбрасывали котелки на пол. Из-за этого я пробирался во тьме к вешалке как канатоходец, расставив руки в разные стороны, хватался за стенку, как застенчивый пьяница, матюгался про себя во тьме ночной: - «Ёк-колобок! Почему солнце не слушает команду «Рота подъём»? Почему не выползает на небосклон вместе с солдатами, которые выползают из-под одеял? Или команды армейского распорядка его не касаются»?
       После преодоления затемнённой полосы препятствий наощупь отыскивал свой бушлат, мыло-пасту-щётку, шлёпал в угрюмой темноте к речке на водные процедуры. Чтобы сделать себе купы-купы. Хоть бы подсветили проход через камни. Ноги можно переломать в таких условиях.
       Ленивое, блёклое зимнее солнце вылезало своим прищуренным глазом из-за фиолетового хребта лишь в то время, когда мы заглатывали внутрь себя завтрак с «какавой» и белым хлебом. От горячего хавчика и солнечного света у каждого из нас мало-помалу улучшалось настроение. Но, это было не долго. Все понимали, что после завтрака начнётся построение личного состава. А там пряников нам не дадут. Нагоняй дадут.
       На очередном утреннем построении Рязанов дал нам нагоняй насчет имущества роты. Он задвинул лекцию о необходимости беречь данное имущество. В целях бережливости приказал подписать раствором хлорной извести недавно выданное зимнее обмундирование: ватные штаны и ватные куртки. А заодно и плащ-палатки разом с вещмешками. В конце построения Рязанов подал команду «Для выполнения поставленной задачи разойдись» и удалился по каким-то своим командирским делам.
       Личный состав роты расстелил на бетонный пол всё, что было перечислено выше по тексту. Старшина выдал хлорную известь. Пустых консервных банок солдаты набрали сами, ибо на территории батальона банки валялись в свободном, так сказать, открытом доступе. Воды для разведения хлорной извести тоже набрали сами из нашей любимой незамерзающей речки Гуват. Затем разболтали в банках одно с другим и принялись изображать буковки.
         Как человек простой и бесхитростный, я намалевал крупными буквами мою фамилию на внутренней подкладке ватных штанов и ватной куртки. Затем такую же надпись сделал на плащ-палатке и на вещмешке. Поскольку приказ ротного был выполнен в рекордно короткие сроки, я свалил со двора во взвод бренькать на гитаре. Через полчаса набренькался, поднялся с нар, пошел смотреть кто какую надпись сотворил на своём военном имуществе.  Во второй взвод до сих пор не прислали взводного, значит надписи следовало проверять мне.
         Когда-то, в действе, когда был студентом-первокурсником, меня пригласили в группу художников для разукрашивания изнутри нашего химического корпуса в преддверии профессионального праздника «День Химика». Мне поручили пролистать студенческие конспекты, скопировать оттуда всякие весёлые картинки, увеличить их до размера огромных полотен и залепить ими семь этажей химического корпуса.
 
За несколько недель работы я перелопатил полтора центнера всевозможных конспектов, нагляделся в них на бесконечное множество порывов изобразительного творчества, начертанного руками студентов. По окончании праздника «День Химика» я думал, что больше никто и никогда не удивит меня своими художественными способностями потому что у меня выработалась «прививка» в этом вопросе. Как всегда, я ошибся. В декабрьской Рухе мне пришлось повторно пережить культурный шок от некультурных всплесков сознания моих дорогих, горячо любимых однополчан. Как только я вышел из ослятника во внутренний дворик и навёл резкость на подписанное солдатскими руками имущество, мне пришлось замереть с широко выпученными глазами. Потому что пред ними предстала надпись, начертанная на плащ-палатке:
       «ШАХТЁР – ЧЕМПИОН»!!! 
       Вытаращенными глазами я исследовал данную ценную информацию несколько десятков секунд. Мне очень хотелось разглядеть кое-какие уточнения, например, фамилию владельца этой плащ-палатки, однако, таковые данные в виде текста отсутствовали. Видимо, они были зашифрованы во внутренней сути посыла. С детства я не любил ребусы, но из-за какого-то раздолбая мне пришлось их разгадывать. Кто там у нас во взводе болел за «Шахтёр»? Игорь Стрижевский? Точно. Он так сильно болел за «Шахтёр», что в военкомат опоздал. За это военком отправил Игоря в Афган. Значит данная плащ-палатка должна принадлежать Игорю Стрижевскому.
       Едва я собрался подать команду, чтобы рядовой Стрижевский прибыл пред мои выпученные очи, во внутренний дворик ввалился Рязанов.
 - Рота, смирно! – Заорал дневальный бодрым придурошным голосом.
       По естественным причинам мы все отреагировали на шум, расправили плечи, приняли подобающую осанку, засмирнялись и стали дружно ждать команду: - «Вольно, занимайтесь». После этих слов все подчинённые смогут продолжить свои никчемные потуги, за которыми их застигло пришествие начальства. Однако, Командир выкрикнул нечто необычное:
  - Во, Серёга, смотри Эсбээр!

        Во внутренний дворик Рязанов прибыл вместе со Старцевым, он потянул своего спутника за рукав и указал показательным пальцем на одного из бойцов.
 – А-А-ХА-ХА-ХА-ХА!!! Эсбээр собственной персоной!!!
 - Нихера себе жара! – Старцев перевёл взгляд на предмет, в который тыкал палец Командира. – Я хренею, Клава, как ты похудела!

Перед ротным и взводным светил спиной солдат, а на бушлате у него красовались три огромные буквы, выбеленные хлорной известью:

С Б Р

  - А-ХА-ХА-ХА-ХА, - Рязанов ржал и веселился изо всех сил, затем попытался словами развернуть бойца к себе лицом:
 - Боец! Повернись ко мне передом к лесу задом!
Боец не отреагировал.
  - Эй, бля, Эсбээр! – Рязанов подал команду с подобающей интонацией: – А ну, кру-гом!
         До бойца дошло, что к нему обращается Командир, он принял подобающую стойку, повернул к Рязанову свою вечно улыбающуюся физиономию. Это оказался перец из взвода Старцева по имени рядовой Сафаров.
 
- Солдат, чё за хрень у тебя на спине написана? – Рязанов старался как можно строже разговаривать с Сафаровым. Но видно было, что вот-вот, его прорвёт и он снова засмеётся. – Ты хоть знаешь, что такое Эсбээр?
- Так точн, тарыщ старшы лэтэнант. Занет.
- Ну. Скажи мне. Что это такое?
- Эт Сафароф Бахтиёр Расулович.
- П-ф-ф-ф-ф-ф!!! – Рязанова прорвало. Он схватился ладонью за свой рот, чтобы не ржать в лицо солдату.
- Сафаров! Сгинь! В расположение взвода шагом марш! – Старцев подхватил Рязанова под руку, потащил в канцелярию.
- Бац! - Закрылась дверь канцелярии за Старцевым и Рязановым.

 - Стрижевский! – Тут же подал голос я.
 - Чего, Димыч? – Откуда-то из толчеи солдат вышел Игорь Стрижевский с быканом в руке.
 - Это твоя плащ-палатка? С «Шахтёром-чемпионом»?
 - Моя.
 - Ну дык возьми и подпиши на ней свою фамилию.
 - На@уя, Димыч? Херовая что ли надпись?
 - Не, Игорь, всё зашибись. Отличная надпись, я полчаса уже тобой горжусь. А фамилию всё равно напиши. Вот здесь. – Носком сапога я ткнул в другой угол плащ-палатки, затем пошагал вдоль разложенных шмоток проверять кто ещё чего накуролесил.
         Дошел до следующей плащ-палатки. На ней увидел надпись: - «марат арембуржэ». Этот массив данных не содержал ни одной заглавной буквы и ни одного слова про фамилию. Если слово «марат» обозначало имя, то я хотел бы, чтобы оно начиналось с заглавной буквы. Иначе как я мог догадаться, что это не слово «марать» написанное с акцентом? А какова фамилия этого Марата? Мухамедгалиев что ли? А он точно с Оренбуржья? Насколько у меня хватило фантазии, я предложил такую разгадку этому ребусу: «марат арембуржэ» по-русски должно обозначать Сержант Мухамедгалиев Марат Тюлегенович.
         От плащ-палатки «марата» я шагнул дальше. На третьей плащ-палатке увидел третью подряд тупость - намалёванные хлоркой череп и кости.
       Если бы к Дню Химика в наш университет прислали бойцов из 7-й роты вместо художников, то ржал бы весь химический факультет. Без них несчастные люди с высшим образованием «рожали» в жутких конвульсиях шутки к празднику, морщили лбы, выкуривали по три кило сигарет, исписывали кучу черновиков, изводили прорву писчей бумаги. А советскому солдату было достаточно баночки с раствором хлорной извести чтобы создать шедевр остроумия и заставить всех корчиться от умиления.
       Череп и кости, намалёванные на плащ-палатке, надломили моё терпение, я решил, что не буду проводить параллели кто, где и при каких обстоятельствах выходил на шхуне в открытое море. До меня дошло что надо делать со всеми этими шахтёрами, «маратами» и пиратами. Немедленно, не отходя от кассы, я застроил в одну шеренгу всех бойцов своего взвода вместе с их мотлом. Заставил расстелить мотло на бетон внутреннего дворика. Правда же, это действие напомнило строевой смотр? Правда. Это именно он получился.  А помните, я когда-то говорил, что строевой смотр – это тугомотина, что строевые смотры задрали и задолбали? Было такое, я всё помню, как говорится, был не пьяный. Ну дык я тогда погорячился, был неправ – вспылил. В декабрьский день до меня дошло, что строевой смотр — это очень замечательное и полезное мероприятие потому что он позволит сэкономить время и нервы. Ибо любые распоряжения будут перекручены-переверчены весёлыми солдатскими мозгами, перевёрнуты с ног на голову и извращены до неузнаваемости. Поэтому я застроил взвод, пошел вдоль строя, тыкал пальцем, ставил каждому солдату индивидуальную задачу:
 - Ты. Вот здесь. Напиши свою фамилию.
 - Ты. Вот здесь напиши. Свою фамилию.
 - А ты – вот здесь. Свою.
        По итогу я сэкономил кучу времени, хлорки и нервных ресурсов. После команды «Отбой» наш второй взвод забрался под одеяла в тёмном душманском ослятнике. Пацаны отключили себе натруженные непосильной задачей мозги. Вместе с ними то же самое сделал я. Уснул сном праведника до команды «Рота подъём!» после которой придётся выползать на территорию Рухи раньше, чем это сделает ленивое, блёклое декабрьское солнце.