de omnibus dubitandum 96. 244

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

ГЛАВА 96.244. НАСЛЕДНИК…
 
    Просторная, с высоким потолком, обставленная богатой мебелью комната двумя окнами выходила в парк, вплотную подступавший к зданию. Часть комнаты была отгорожена ширмой, едва скрывавшей постель, на которой лежала молодая женщина. Тщательно заплетенные темные волосы, откинутые на подушку, ореолом окружали голову. Лицо, несмотря на искаженные мукой черты, было прекрасно; сдвинутые брови образовывали одну прямую линию. Время от времени из тонких, красивого рисунка губ вырывался стон, а тело, покрытое простыней, напрягалось. Постель окружала группа, полных сосредоточенного внимания людей: старик во фраке с орденом на груди, мужчина помоложе, с умным лицом, облаченный в белую блузу, и две сестры кармелитки.

    В те самые мгновения, когда каждая женщина имеет право быть оставлена наедине со своей мукой и стыдом, рядом с этой страдалицей стояло несколько человек. Она принадлежала к той касте людей, ни боль, ни радость которых не могут оставаться в тайне; вот почему двадцатилетняя императрица Австрии Элизабет (Сиси) вынуждена была рожать публично.

    Возле одного из окон стоял приземистый, кругленький, коротконогий человек — духовник императора. Он вполголоса переговаривался с тайным советником Карлом-Фердинандом, графом Буоль Шауэнштейнским*.

*) БУОЛЬ-ШАУЕНШТЕЙН Карл Фердинанд фон (австр)(нем. Karl Ferdinand von Buol-Schauenstein, 17 мая 1797, Вена — 28 октября 1865, Вена) — австрийский дипломат и государственный деятель. Министр-президент Австрийской империи в 1852—1859 годах. (см. рис.)
Карл Фердинанд фон Буоль-Шауенштейн родился в городе Вене в знатной семье. Отец — Иоганн Рудольф фон Буоль (ум. 1834), в 1816—1823 возглавлял австрийскую делегацию в Бундестаге Германского союза.
Карл поступил на австрийскую дипломатическую службу, был посланником в Бадене (1828—1838), Вюртемберге (1838—1844), Сардинии (1844—1848), России (1848—1850). В 1850—1851 годах — представитель на германской конференции министров в Дрездене. В 1851—1852 годах — посол в Великобритании.
Был ближайшим сотрудником князя Феликса цу Шварценберга, министр-президента Австрии в 1848—1852 годах. После внезапной смерти Шварценберга в апреле 1852 года, Буоль возглавил правительство и министерство иностранных дел.
После начала Крымской войны (1853), вопреки ожиданиям российского императора Николая I занял позицию враждебного нейтралитета, поскольку опасался расширения влияния России на Балканах. Позиция Австрии не позволила России сосредоточить достаточную военную группировку в Крыму и способствовала победе в войне англо-франко-турецко-сардинской коалиции. В 1856 году — представитель Австрии на Парижском конгрессе, участвовал в выработке Парижского трактата.
Лишившись поддержки России, Австрия была вынуждена вступить в Австро-итало-французскую войну за Ломбардию. После поражения в войне, 21 августа 1859 года, Буоль отправлен в отставку.
Умер 28 октября 1865 года в родном городе.
Человек он был, довольно посредственный и, по способностям, и по уму, и по образованию; был лишь дельным и усердным чиновником. Никогда не знал он меры в своем низкопоклонстве перед силой, — сначала перед Николаем I, особенно когда побывал австрийским послом в Петербурге в 1848-1850 гг., потом перед Наполеоном III, — и никогда не умел держать себя в руках, когда им овладевала уверенность в своем положении и хотелось показать это противнику, которого он считал в данный момент слабым.
— Тарле Е.В. Глава X // Крымская война: в 2-х т. — М.-Л., 1941—1944. — Т. 2. — С. 272.

    Трое других в военных мундирах, молча рассматривали парк и его прямые аллеи, уже схваченные сумерками. Две дамы шептались в углу. Мужчина лет тридцати в темно-зеленом мундире уланского генерала прислонился к камину. Он был среднего роста, худощав, длинноног; лицо обрамляли белокурые бакенбарды, сливавшиеся с густыми усами. Коротко подстриженные волосы поредели на висках, кончик носа был тяжеловат, глаза невыразительны. Как он ни владел собой — а жизнь научила его контролировать и скрывать свои чувства с тех пор, как десять лет назад он стал императором Австрии и королем Венгрии, — сейчас ему не удавалось побороть нервное напряжение, и он ударял пальцами левой руки по ладони правой.

    Когда звук становился слишком сильным, он спохватывался и, нервно пощипывая усы, быстрым шагом направлялся от камина к окну. Паркет поскрипывал под его сапогами. Наконец этот скрип стал раздражать роженицу, и рукой она сделала мужу знак остановиться.

    Он тотчас же замер.

    — Прошу прощения, дорогая, — прошептал он.

    На цыпочках, как застигнутый врасплох ребенок, он вернулся к камину.

    Прошел еще час. Наступила ночь, и неловкость, которую испытывали присутствующие, возрастала, становясь почти невыносимой. Не было необходимости вслух выражать то, что каждый понимал и так: он являлся не просто участником дворцового церемониала, а свидетелем одной из самых волнующих человеческих драм.

    Нарядные одежды и военные мундиры, казалось, наносили оскорбление этому несчастному, корчившемуся в муках женскому телу. Тишину нарушали лишь стоны, которые все чаще доносились с постели роженицы. Императору, по-прежнему стоявшему у камина, было все труднее сдерживаться, и временами слышался скрип своих сапог. Невозмутимые слуги в пестрых ливреях внесли канделябры с зажженными свечами. Сверкнули бриллианты на орденах, осветилась позолота деревянных инкрустаций.

    Врачи вокруг постели засуетились. Один из них наклонился к молодой женщине, которая корчилась в родовых схватках. Прошло несколько мгновений, и еще более громкий стон заставил вздрогнуть свидетелей этой драматической сцены. Император, не вынеся напряжения, едва промолвил умоляюще: - Боже мой… и обхватил голову руками.

    Снова раздался протяжный вопль, за которым наступила такая тишина, что каждый слышал биение собственного сердца. И вдруг раздался крик новорожденного, такой простой и естественный, такой свежий, такой, вопреки всему, неожиданный, что глаза присутствующих наполнились слезами.

    — Это мальчик! — громко сказал врач.

    — Слава Господу! — ответил император, выпрямляясь.

* * *

    Пока доктора за ширмой занимались роженицей, в соседний салон широко распахнулись двери, и была сообщена радостная весть. Объявили имя наследника. Он был назван Рудольфом в честь основателя тысячелетней «Соколиной» [Правильней было бы «Ястребиной»: название происходит от одноименного замка, построенного в XI веке в Швейцарии и, называвшегося тогда «Habichtsburg», что означает "Ястребиный замок". — Л.С.] династии, покинувшей когда-то Швейцарию, чтобы отправиться парить над Австрией.

    Спустя час, когда новорожденный был окрещен, а документы о рождении составлены по всей форме и помечены 21 августа 1858 года, в замке Лаксенбург остались лишь врачи и дворцовые слуги.

    Императрица попросила принести ей ребенка. Его только что искупали, и кормилица протянула матери младенца, завернутого в нагретые пеленки.

    Императрица долго смотрела на сына. Он был так хрупок, так тщедушен, что, казалось, был не способен жить. Только что пережитое пришло ей на память. Столько помпезности, столько корысти, столько тщеславия окружало ее — и вот появилось на свет существо, как бы состоящее из одного дыхания. Она чувствовала давящий на него груз тяжелого и трагического наследия. Он принадлежал к той пылкой и слабой породе людей, которым тяжело нести не только бремя власти, но и бремя самой жизни; к той породе меланхоликов, которые не способны противостоять уготованной им судьбе и иногда отгораживаются безумием от окружающего их мира. Что подарила она этому плачущему существу, произведя его на свет? Много позднее на него ляжет тяжкая ответственность. Не раздавит ли она его?

    В этот момент послышались шаги императора. Он приблизился и, наклонясь к жене и ребенку, глухо сказал:

    — Наш сын великолепен. Это будет счастливый мальчуган.

    Но глаза матери наполнились слезами. В страстном порыве она прижала малыша к своему сердцу.