Чувство голода
Он, тот, кто был художником, не продавшим ни одной своей картины, не потому что они были плохи, а он бездарен, нет, наоборот, он был гениален, этот художник, но не востребован, находясь не в том времени, где его произведения должны были раскупаться за огромные деньги, а он был бы сыт, и снова похож на Винни Пуха, но уже не на распухшего от голода, а растолстевшего от хорошей обильной еды. У него же должно было быть в том времени, в котором его не было, много денег, и он мог там позволить себе всё, не только хороший стол и вкусную пищу к завтраку, обеду и к ужину, он мог позволить себе наслаждаться той жизнью которую не имел.
Но он был беден, хоть и гениален, и он жил в ином периоде, так и оставаясь недооценённым по достоинству, по степени своего действительного таланта.
И потому он вечно оставаясь голодным, удовлетворял своё чувство голода, в моменты, когда сосало не в животе, а под ложечкой, от страха смерти, от нежелания умирать, потому что, знал, ещё рано и он ещё не все сказал, что хотел, выплёскивая свои чувства и эмоции на полотна красками с помощью кистей и своего таланта, и потому он утолял другое чувство голода, раз не удавалось удовлетворить это, требование своего организма наполнить его едой. Голод своей плоти он мог удовлетворить, встречаясь с женщинами лёгкого поведения и с теми, кто был замужем, но иногда любил его, сумев разглядеть в нем его талант, природный дар, так и оставшийся всё же мало кем замеченным.
Он спал с ними, любил в тот момент страстно и беззаветно, ни на минуту не предавая и не изменяя им, оставаясь верным своим чувствам, вспыхнувшим в момент утоления голода. Потом переносил на чистые полотна эти свои чувства и эмоции, которые испытывал во время полового акта и оргазма. Всплески эмоций, они были яркими, своих временных партнёрш, которые после случившегося, после полученного оргазма, испытав удовольствие от соития с ним, исчезали из его жизни навсегда.
А он, запечатлев эти счастливые моменты своей жизни на своих полотнах, когда, будучи бедным, сумел утолить чувство голода, хоть и другое, не то, что делало из него раздувшегося Винни Пуха, раскрасив картины всеми цветами радуги, выйдя за её пределы и пределы небесного пространства, куда улетала в минуты счастья его душа, оставаясь удовлетворённым, но обессиленным, художник ложился на стилизованную кровать, сложенную из досок, которая стояла в какой-то каморке, в подвале дома, в котором он не жил, а только работал, и умирал.
Умирал от голода, несмотря на то, что только что удовлетворил его в двойном размере, переспав с женщиной и следом написав картину, но всё равно он умирал. Тихо и мирно, никого не беспокоя своими криками отчаяния, хоть и было больно в желудке, не в душе, душа его давно смирилась с таким положением дел, ибо он знал, что однажды он умрёт, а его картины будут признаны шедеврами, их раскупят в один момент, сразу, как он закроет глаза для того, чтобы больше уже не открывать их никогда, с сознанием и чувством удовлетворения, что наконец, стал признанным и востребованным, там, где раньше никто не замечал его, ни то, что гениален, ни то, что вечно голоден от того, что нечего есть, а гениальность не имела возможности накормить, прокормив его, и потому он, вечно оставаясь голодным и не замеченным, удовлетворив другое чувство голода, снова ложился умирать. Он не ждал смерти, он даже не хотел её, он просто умирал, ещё и потому, что не всегда удавалось заглушить голод собственной плоти.
И так до той поры, он умирал и снова воскресал, вспоминая о том, что ещё не всё сказал, не всё нарисовал, не раскрасил буйством своих чувств и своей гениальностью все полотна в этом жестоком и не ласковом мире, где он не был одинок, просто все проходили мимо него. Все, кроме тех женщин, с помощью которых он удовлетворял своё чувство голода, и то, они тоже потом исчезали из его непростой несладкой жизни, оставляя после себя сладкий шлейф воспоминаний о своём пребывании в его жизни, который со временем исчезал, испарялся, выветриваясь из его сознания, как запах хороших дорогих духов. И тогда память его хранила только те факты в виде его чувств, которые незамеченными оставались в его картинах, как и сами картины.
Нарисованные кистью художника его чувства в картинах гения, который всё же однажды умер, не получив ни от кого помощи, или какой- то поддержки в виде тёплых ободряющих слов, которые ещё на какое- то время продлили бы его существование, а он смог ещё что- то сказать этому миру и людям в этом мире, нарисовав ещё одно гениальное полотно, которое, он знал наверняка, станет шедевром, как только он умрёт, что будет означать, что наступили другие времена, те, в которых он должен был стать признанным талантом и гением, отдаваясь своему призванию в том времени, где был ещё жив, и кто - то даже, возможно, передерётся друг с другом, сражаясь за обладание чужой гениальностью, которую они не сумели купить ещё при его жизни - плоды его непризнанного тогда таланта всегда были с ним. Никто не сумел обобрать это дерево с растущими на нем сочными фруктами, и сделать его бедным.
И потому никто и не обладал тогда, не сумев купить её, гениальностью того художника, который покинул этот мир так и оставаясь в безызвестности,
и который вечно был голоден, а удовлетворить своё чувство голода сумел только наполовину.
Вторая его половина, та, что постоянно умирала и возрождалась вновь к жизни, однажды не выдержала этого марафона с испытанием его на прочность и со всеми попрощалась, уйдя в небытие, оставив после себя знакомый шлейф, как запах дорогих духов, которыми пользовались женщины, разделявшие с ним его чувство голода, но теперь как понимание, что он был и был гением.
25.10.2022 г
Марина Леванте
Свидетельство о публикации №222102500571