Сага о Степанове-36. Кадмий как проклятие

Случаются на свете странные вещи,
которые превращают жизнь в ад,
лишают вас спокойствия,
не дают спать по ночам,
становятся занозой в мозгу,
заставляя забывать обо всём,
день за днём изматывая разум.
Именно таким проклятием
на закате советских времён
стал для Степанова кадмий,
«редкий элемент с атомным номером 48,
мягкий ковкий металл серебристо-белого цвета».

Работал он тогда заводским снабженцем,
и начальство поставило ему задачу
достать этот растреклятый кадмий
во что бы то ни стало, любой ценой.
Сделать это официальным путём
на закате Госплана и Госснаба
уже никак не получалось,
поэтому, попросту говоря,
пришлось банально красть
на чужом заводе пластину кадмия
и прятать её в попутном контейнере.

Степанов, святое дело,
отрапортовал кому следует,
был обласкан и поощрён,
но…
в поступившем контейнере кадмия не оказалось!

В этом крылась какая-то дьявольщина.
Он обшарил каждый метр,
лично допросил всех и вся,
долго и грязно/цинично ругался,
тайком молил небо сжалиться —
нет, кадмий исчез, сгинул.
Этого не могло быть,
потому что просто быть не могло.

Нет ничего на свете хуже,
чем в одночасье стать неудачником.
Ещё утром Степанов был везунчиком, баловнем судьбы,
которого ласково журили на совещаниях,
этаким «анфан терриблем», которому прощалось всё —
но всё это происходило ровно до тех пор,
пока ему фартило.
Теперь удача изменила ему,
мало того, что чёртов кадмий
в одночасье рушил его реноме,
он без жалости ломал его и без того невеликую карьеру,
или, говоря нынешним языком,
отрубал Степанову «социальный лифт».

На горизонте замаячил силуэт
ценного пушного полярного зверя по имени «песец».
Уже примчались на чей-то стук вездесущие «особисты»
с многозначительными физиономиями,
уже искало Степанова заводское радио,
требуя срочно явиться к директору,
тихо косились на него подчинённые,
бродившие с постными похоронными рожами —
словом, по всему, оставалось ему,
как настоящему русскому офицеру,
только одно —
незамедлительным образом застрелиться.

— Остановись и подумай! —
постоянно шепчут нам небеса.
Но по молодости своей Степанов небесам не внимал
и о подобных вещах не задумывался,
поэтому просто срывал горькую злость
на своё фатальное невезение,
разбивая крепкий кулак
о кирпичную складскую стену.

Вовсю накрапывал к обеду
бессмысленный осенний дождик,
когда вдруг подошёл к нему старый добрый знакомый,
весёлый инспектор-пожарник Вася.
— Ищёшь чо ли чо-то, поди? Гля, покожу-то чо! —
с дивной вологодской хитрецой сказал он.

«Чо» оказалось подставкой,
пластиной серебристого цвета,
на которой в чугунной сковороде дымилась жареная картошка.
Всё вышло просто —
при выгрузке дунул сильный ветер,
запаренные грузчики подпёрли дверь контейнера
первым, что подвернулось им под руку,
а потом шедшая мимо уборщица тётя Валя
пристроила бесхозную вещицу
туда, куда надо.

Хорошо всегда то, что хорошо кончается.
Завод, конечно, отхохотал своё,
но отныне поселился в мозгу Степанова
неусыпный червь сомнения,
он поделился мыслями с руководством,
и мудрые инженеры тоже наконец-то задумались.

Почему именно кадмий?
В чём тут страшная тайна?
Изделие простое, в космос не летает,
в таких обычно все болты и гайки
банально цинкуют или хромируют…

…Он встретил гостей, как родных.
Ветеран труда, много лет на пенсии —
а тут ребята с самого Дальнего Востока,
со всем почётом и уважением,
привезли даром икры и рыбы,
пьют, сколько им ни налей,
хоть до утра готовы слушать байки
бывшего ведущего конструктора Симферопольского института,
который лично вписал когда-то в проект
тот самый проклятый кадмий.

— Тогда на соседнем участке
хлопцы кадмирование делали.
Утащил я горсть болтов домой,
чтобы поддон «Запорожцу» прикрутить,
хорошие болты оказались,
не ржавели совсем,
днище сгнило уже давно,
а они всё как новые были!
Подумал я тогда,
что как хорошо было бы везде
поставить болты с кадмиевым покрытием,
им же вечно сносу не будет.
Потому и написал — «покрытие кадмием».
А так-то оно конечно, какой кадмий?
Обычный железный ящик.
Тут и хром сойдёт, и цинк…

Степанов стоял у шаткого плетня
и никак не мог накуриться.
Горячий ветер Крыма дружески шевелил волосы,
тёплый винный хмель расслаблял тело.
Внутри Степанова с грохотом
рушился айсберг по имени Кадмий,
и его серебристые ледяные глыбы
тонули в терпком фанагорийском вине…

Всё оказалось до обидного просто!
А всего-то требовалось —
изначально докопаться до сути.
И не было бы тогда
всех этих совещаний, истерик, поездок,
напрасных ожиданий,
нервов, надежды, мольбы и отчаяния…
Нужно было просто остановиться и подумать.

Но разве тогда жизнь была бы такой интересной?

Закрыв глаза, Степанов подставил лицо
южному солнцу, уходящему на закат.
Захмелевшая молодость обещала быть вечной.