Гралия Часть 6 Глава 8

Глава 8. Несправедливость

Мы гости в этом мире бренном,
Пришли сюда, чтоб жизнь вдохнуть.
И вдоволь надышавшись пыли тленной,
Должны мы вновь навек уснуть.
Хозяин, давший нам свободу,
Смотря на глупости людей,
Вздохнет, жалея о прошедшем,
Простив своих блудных детей.

– Ай! – вскрикнула Леа, отпрянув от кормилицы в сторону. – Соя, мне больно, щиплет же!
– А ты как думала, бегать непонятно куда, неизвестно зачем!
Леа, вернувшись домой, никому не рассказала об увиденном в саду, объяснив все своей глупой затеей спрятаться так, чтобы ее никто не нашел. Отец, среди прочих, слушал объяснения молча, стараясь не смотреть дочке в глаза. С того дня Леа больше не разговаривала с ним. Если отцу было что-то нужно от нее, то он передавал свои слова через рабов.
Леонора Стеркот спешно покинула имение Саваатов в день побега Алеаланны, что хотя немного, но утешало девочку.
Леа сидела на стуле в ванной и терпела лечение. Зеркало в комнате запотело, ведь она только что вымылась. На ее голове была накручена причудливая пирамида из полотенца, а тело было укутано в мягкий байковый халат.
– А почему, когда вымоешься, теплый воздух в комнате кажется холодным? – поинтересовалась у Сои девочка.
– О, это ты не меня спрашивай, а своих учителей.
– Так ты не знаешь? Ты же взрослая, неужели об этом никогда не задумывалась?
– Почему, задумывалась. Только какой прок мне искать ответ на такой вопрос. Ответ же очевиден. Я просто знаю, что это так, и все тут.
Девочке снова стало нестерпимо больно от действий Сои. Она, отдернув руку, укоризненно посмотрела на кормилицу.
– Ничего не поделаешь, красный корень не самая приятная на свете вещь, но единственное, что может помочь быстро вылечить порезы.
– Так уж единственное?
– По крайней мере, я не знаю других лекарств, которые так быстро заживляли бы раны. Пусть лекари заботятся о лекарствах. Мне же достаточно знать то, что они знают, как и чем что лечить. Если кто-то из них говорит, что нужно применить красный корень, так значит так оно и есть.
– Другие средства, наверняка, есть. Если бы ты интересовалась, то узнала.
Соя вздохнула, терпеливо выслушав упрек своей подопечной.
– Чего молчишь? Язык проглотила?
– Нет, не проглотила, а почти закончила…
Соя обмакнула палочку, обмотанную тряпицей, в густой раствор красного корня и смачно помазала самую глубокую рану, что красовалась на щеке девочки.
– Ай, ай, ай!
– Все! Одевайся, а потом приходи на кухню, время завтракать. Я пока пойду к Горту, попрошу, чтобы он разогрел тебе поесть.
– А потом пойду гулять?
– Нет, милая, – с нескрываемым удовольствием пояснила кормилица. – Потом ты пойдешь к учителям. Вот с ними и обсудишь все свои многочисленные важные вопросы.
Кормилица язвительно улыбнулась и вышла вон. Сое сильно досталось за то, что Леа сбежала. Всех подробностей наказания Алеаланна не знала, но подметила – до сих пор женщина морщила нос, когда нужно было садиться или вставать.
Девочка осталась одна. Она подошла к большому зеркалу, что висело на стене, и нарисовала на его запотевшей поверхности большой знак вопроса.
«Ох, почему же я чувствую себя виноватой? Вина не на мне, а на отце».
Девочка стерла ладонью вопросительный знак, оставив на стекле волнистую широкую полосу, через которую она теперь могла сносно рассмотреть свое лицо.
«О ужас! Какая кошка на тебя напала, «красавица»?»
Щеки, лоб, нос и шею ребенка покрывала причудливая сеть из чреды мелких и глубоких царапин, густо смазанных красным корнем. Ее лицо походило на грим шута из балагана.
– Да, – размышляла девочка вслух, – осталось только колпак нацепить и все, готова – выходи и пляши! Настоящее чудо в перьях, как скажет мама!
Алеаланна принялась вытирать волосы, продолжая разглядывать свое лицо в отражении.
«Так почему же я чувствую вину за собой? То, что ушла из дома, это плохо. Кто бы спорил! Но на то была веская причина. Это не я совершила плохой поступок. Нет! Это все он – двуличный предатель по имени Теолон Саваат. В том только его вина, не моя.
В общем, советь не давала ей покоя.
– Может, мне поговорить обо всем с мамой? – спросила у своего отражения Леа, и тут же ответила себе сама, но не вслух: «Это разобьет ей сердце! Разве этого хочешь, маленькая эгоистка?»
Леа положила расческу на раковину и принялась заплетать расчесанные, но еще влажные волосы.
«Но если я промолчу, то утаю правду. Проклятая советь тогда меня вконец замучает, никакого покоя не даст. Так что же мне делать? Вот, если бы Таск был сейчас здесь, рядом, я могла бы поделиться своей ношей с ним. Попросить его совета. Он бы мне чего-нибудь подсказал. Он умный и взрослый. А если бы с ним была Калия, то было бы еще лучше. Таску в таком случае я бы ничего не рассказала, он же мальчишка, в смысле мужчина, может меня не понять. Моя же новая лучшая подруга, уверена, помогла бы найти правильное решение. Как же плохо, что их нет рядом».
В этот момент Леа почувствовала, как по ее ноге, щекоча, забарабанили лапки кого-то из ее питомцев.
– Хи, хи-хи. Кто там?
Леа ловко засунула руку под халат и достала паучка. Это был Безлапкин. Девочка подняла его к своему носу и внимательно посмотрела на черное тельце питомца. Паук вытянул переднюю пару лап и принялся то ли щекотать, то ли гладить нос ребенка, то ли смеша, то ли жалея Алеаланну.
– Только вы меня и понимаете.
После этих слов Леа положила паука на расческу и принялась переодеваться, чтобы направиться на кухню, как ей было велено Соей.
Одевание не заняло у нее много времени, куда больше ушло на то, чтобы перебороть свой глупый, вроде позабытый, но снова оживший, неизвестно откуда взявшийся средь бела дня страх перед темным коридором. Его предстояло миновать в походе на кухню. Она открыла дверь спальни и долго всматривалась, нет ли какой угрозы за дверью? При этом надеясь увидеть кошку.
«С кошкой не так страшно, хоть какая-то живая душа».
В итоге пришлось пересечь коридор в одиночестве.
Кухня как всегда была оживленным местом дома Саваатов. Горт, увидев девочку, традиционно приветливо улыбнулся, ловким движением подхватил поднос и, пронеся его через всю кухню, поставил на стол перед ребенком, говоря:
– Все лучшее для вас, наша маленькая царица. Как вы любите: ватрушки, сметана и клубничное варенье.
Ночка, что сидела под столом, выскочила прямо под ноги повара, когда он, делая поворот, направился к своему рабочему столу. Горт ловко переступил бестию, продолжив свой путь. На сальной лысине мужчины играли отблески лучей Ченезара, заглянувшего в окно, интересующегося, что происходит дома. Вернувшись на место, повар, стоя за рабочим столом, стал снова чего-то готовить, время от времени поднимая глаза на девочку и наблюдая, как она ест, улыбаясь в свои густые усы.
Ночка принялась ластиться под столом о ноги Алеаланны, выпрашивая себе вкусненького. Девочка взяла ложку, наполнила ее сметаной, а потом незаметно протянула лакомство под стол.
– Ешь, ешь хитрюга, – приговаривала Леа. – У меня тут еще много.
Ночка ела и громко урчала. Повар делал вид, что ничего не замечает, хотя, конечно же, все прекрасно видел. Происходящее совсем не злило Горта, а забавляло.
– Горт, а куда пошла Соя? – жуя ватрушку, поинтересовалась Алеаланна. – Она говорила, что, скорее всего, после еды у меня будут занятия, но я не знаю где.
– Соя не сказала мне, куда пойдет. И насчет вас она не давала мне никаких распоряжений.
Леа задумалась. С одной стороны, впереди девочку точно ждут занятия, об этом говорила кормилица. С другой стороны, «впереди» – это очень расплывчато. Впереди может быть как прямо сейчас, так и через час или два. Поэтому Леа решила пойти прогуляться по дому. Она не терпела темных коридоров и обожала светлые комнаты. Крепкие кирпичные стены хранили в себе множество секретов прошлых обитателей имения Саваатов. Дом, если посмотреть на него сверху, был похож на два параллельно лежащих пирожка, соединенных ватрушкой, именно так себе это представляла Леа, глядя на старинные схемы-зарисовки строящего их дом архитектора, которые хранились в книжном зале имения. За прошедшие с момента возведения годы родовое гнездо Саваатов приросло широкой верандой, прилипшей к левому пирожку, смотровой башенкой для наблюдения за звездами возле правого пирожка, большим зимним садом, примкнувшим к ватрушке.
Одним из излюбленных мест Алеаланны был чердак. Да, да, именно он. Чердак не пугал девочку, по крайней мере, днем, а только пробуждал в ней любопытство и жажду приключений. Это помещение было неплохо освещено. Свет попадал внутрь через множество слуховых окон, поэтому днем теней на необъятных чердачных просторах было не сыскать. Чего не скажешь о противных коридорах. Почти не один из них не был нормально освещен, так как не имел доступа к окнам. Леа никак не могла понять, почему так странно были устроены эти извилистые лабиринты, ведь когда она вместе с родителями бывала в гостях у соседей или кого-то из высокородных Кенега, то их коридоры всегда хорошо освещались. Мама объясняла особенности строения дома Саваатов тем, что его строили по старинке.
Дом делился на три уровня. Нижний – там жили рабы и слуги. Окна в их жилищах были под самым потолком, так как этот уровень глубоко уходил под землю. Отец называл его «кротовьей норой», а ее обитателей именовал «кротами и землеройками». Нижний уровень был очень важен. На нем скрывалась хитрая система отопления имения – печи, свитые в змеиный клубок трубы, странные огромные баки. Алеаланна бывала в «кротовой норе» нечасто. Ее не тянуло туда, темнота норы отталкивала.
Второй уровень – там жили Савааты, их гости и учителя детей. Тут уютно, комнаты были на порядок просторнее, чем внизу.
Третий уровень – чердак, место обитания любимцев Алеаланны, паучков. Странная связь девочки и этих маленьких вездесущих существ была необъяснимой. Она возникла сразу, как ребенок родился. Мама рассказывала ей, что в один из первых дней ее рождения случилась престранная история, когда она, устав, прилегла отдохнуть на кушетку, а очнувшись обнаружила, что в пологе колыбельки ее дочки свил паутину жирный черный паук с большой кляксой синего цвета на спине. Лета очень испугалась за ребенка и возмутилась наглости непрошенного гостя. В общем, для него тогда это плохо кончилось. Соя же добавляла в эту историю свои три слова, говоря, но только не в присутствии хозяйки и хозяина, что паук сжалился над ребенком, решив оградить ее от заполонивших все вокруг в те дни начала лета комаров.
Нынешнее путешествие девочки ограничилось прогулкой по второму уровню дома, который отец всегда называл первым этажом. Ночка последовала за девочкой, мешаясь под ногами, так проявляя свою благодарность за данную ей сметану.
– Ладно тебе, Ночка. Ну перестань.
Незаметно для себя Леа оказалась перед комнатой мамы. Она хотела постучаться, но что-то остановило ее. Девочка просто взялась за ручку двери и, тихонько потянув ее вниз, приоткрыв узкую щель, проскользнула в комнату. Ночка, почувствовав охотничий настрой хозяйки, перестала тереться о ноги и, последовав за девочкой, тенью пронеслась под шкаф, затаившись в своем укрытии.
Лета, одетая в одну только сорочку, стояла у дамского столика и увлеченно чем-то занималась, да так, что ровным счетом никоим образом не заметила гостей. Леа на цыпочках прошла до шкафа, под которым пряталась Ночка, укрывшись за ним, и стала следить, чем занимается мама. Теперь две пары глаз внимательно следили за хозяйкой покоев.
На столе перед Летой царил творческий беспорядок – баночки с кремами, пудры, флаконы, какие-то украшения, все в хаотичном порядке громоздилось на его поверхности. Женщина, то нервно схватив какое-то украшение, принималась примерять вещицу, то отбросив ее в сторону начинала «наводить красоту». Поведение матери насторожило обеих зрительниц.
Неожиданно женщина заговорила:
– Поверь мне, ты пожалеешь обо всем, горько пожалеешь. И о том, что отправил меня заложницей к этим грязным оборванцам, и о том, что связался с этой патаскушкой, и том, что…
Женщина прервалась и пристально посмотрела на себя в зеркало. Лета смахнула с лица выбившийся из прически локон ее темно-русых волос, вытянулась, отвела плечи назад и, продолжая рассматривать себя, вновь заговорила:
– Как ты мог, грязный кнез, как ты мог променять такую красавицу на ?.. Ничтожество!
Лета судорожно взмахнула руками и шагнула к прикроватному столику, на котором стояла начатая бутылка красного замнитурского вина. Она быстро налила себя полный стакан и залпом его осушила. После этого женщина принялась ходить из стороны в сторону и, то причитая себе что-то под нос, то выкрикивая какие-то несвязные ругательства, корчить гримасы. Алеаланна пожалела, что тайком оказалась в покоях матери, но сбежать сейчас не могла, так как боялась быть разоблаченной.
– Ты пожалеешь, Теолон! И когда все поймешь, уже будет поздно! – пообещала Лета и неожиданно присела.
Леа испугалась, что матери стало плохо. Она шагнула вперед, частично выйдя из своего укрытия, но остановилась, видя, что ошиблась. Мать, лихорадочно скребя пальцами по полу, выложенному маленькими ловко подогнанными друг к другу лакированными дощечками, извлекла одну из них и, сунув руку в подполье, извлекла из тайника некий предмет.
Девочка молниеносно вернулась в укрытие, а мать, выпрямившись, прошла к дамскому столику. Она со стуком поставила извлеченный из-под половицы предмет, уперла руки в стол и, глядя на себя, принялась ядовитым громким шепотом рассказывать своему отражению свой план:
– Ты все видишь и все знаешь, моя дорогая. Не будь дурой! Если уж решила, то делай. В помощь тебе будет подарок жреца богини Леокаллы. Она натягивает на мир покров ночи, она властвует над мертвецами и тварями, что пострашнее, бродя с ними во мгле, она провожает Ченезара на покой, она же поможет тебе отправить на вечный покой твоего мужа!
Леа, еще не до конца поняв значение сказанного матерью, меж тем, хорошо успела разглядеть то, что извлекла из тайника Лета. Это была прозрачная склянка-пузырек, в которую была налита какая-то мутная зеленовато-серая жидкость. На его поверхности имелось изображение богини ночи, держащей в руках двух извивающихся змей.
«Ой, ой, ой, – Леа поспешила закрыть себе рот рукой, чтобы ничего не сказать. – Что-то плохое ты задумала, что-то плохое. Мама, мама, остановись».
Девочке стало страшно. Она не хотела принимать правду, которую только что услышала, но где-то в глубине души в ней родилось странное чувство солидарности с матерью.
«Ты что, – цыкнула на себя девочка, – ты в своем уме?»
Но внутренний голос усиливался, говоря: «Он заслужил наказания, ты сама видела все своими глазами».
«Нет», – неуверенно осекла его Леа.
«Ты знаешь правду», – не унимался внутренний шептун, голос которого походит на шипение змеи.
«Леокалла поможет Лете совершить задуманное так, как это делают слабые, но сильные женщины, а ты сохранишь этот секрет».
«Нет же! – чуть не плача, сказала себе Леа, чувствуя беспомощность в борьбе с быстро крепнувшим вторым я. – Так нельзя, это плохо!»
«Хорошо! – язвительно заметил чужак. – Очень хорошо! А ты сохранишь тайну и станешь сильнее».
«Это не ты», – откуда-то из глубин сознания донесся третий голос.
Леа растерялась. Власть второго ослабла. Тем временем мать снова принялась наводить красоту на своем лице, со злобой поглядывая на свое отражение в зеркале.
«Знаешь, что самое ценное у человека, чего он не ценит?» – внезапно, как порыв ветра, набирая силу, спросило втрое я.
Леа явственно осознала, что это не ее мысли, а с ней говорит другой. В ее голове поселился кто-то еще. От этого становилось не по себе. Но самым удивительным в вопросе было то, что он был адресован не Алеаланне, а третьему гостю в ее голове.
Третий голос, звучавший, как эхо в колодце, ответил: «Жизнь!»
Вдруг Лета прервалась и, выпрямившись струной, сказала:
– Правильно, жизнь! Пришло время Теолону Саваату вспомнить об этом! Вспомнить и пожалеть о своих ошибках.
Алеаланна совсем запуталась. Она уже больше не знала, где реальность, а где ее фантазии, но одно она осознала точно: «Нужно помешать матери сделать непоправимое!»
Как бы девочка не была обижена на отца, но то, что задумала мама, было неправильно. Алеаланна не узнавала сейчас мать. Она была всегда такой доброй и заботливой, терпеливой, особенно что касалось поведения папы. Но сейчас ее словно подменили. Изменился ее голос, он стал более грубым, низким, каким-то тяжелым. Изменились манеры. Мама всегда ходила прямо, держа спину, но никогда при этом не закидывала так голову, обнажая белую лебединую шею, не отводила так сильно назад плечи. Изменились движения матери, став какими-то резкими, неестественными. Девочка видела перед собой мать, но одновременно с этим чувствовала, что перед ней чужой человек.
Леа, сжав кулачки, выскочила из своего укрытия и побежала в сторону Леты, громко топая по деревянным половицам. Мать, быстро поняв, что в комнате не одна, повернулась на шум и, увидев дочь, изумленно уставилась на нее. Добежав до дамского стола, Леа схватила склянку с богиней Леокаллой и, открыв ее, опрокинула на пол. Мутная жидкость разом вся без остатка выплеснулась.
Мать, ужаснувшись, вскрикнула.
В голове Алеаланны раздался голос третьего советчика, выкрикивающий запоздалое предупреждение: «Стой! Не трогай!»
Леа стояла, сжимая в руках склянку Леокаллы, укоризненно глядя прямо в глаза матери. В этот момент дверь в комнату раскрылась и на пороге появился Теолон Саваат. Но ни Лета, ни Леа не обратили на него никакого внимания.
Кошка Ночка, почему-то именно сейчас решив покинуть свое укрытие, в четыре прыжка подскочила к Алеаланне и несколько раз лизнула лужицу, образовавшуюся от вылитого из склянки, в тот же миг рухнув на пол. Все присутствующие устремили взгляды на Ночку. Она несколько раз судорожно содрогнулась и больше не подавала признаков жизни.
– Ночка?! – вскрикнула Леа и было потянулась к кошке, но мать быстро схватила ее за плечо, не дав сделать задуманное.