До свадьбы заживёт!
Расставшись на мгновение с огнедышащим утюгом, доктор Зажимов шагнул к столу и, с изумлением вскинув на лоб брови, завладел телефоном. Эту заветную комбинацию десятка цифр, спешащих следом за пузатой восьмёркой, он узнал бы из миллиона всевозможных чисел. Даже безо всяких портретов и подписей. Вздохнув, терапевт поднёс поющую трубку к уху:
– Да.
– Алло! Лёша, здравствуй! – звонкий девичий голос, как изумительная мелодия, зазвучал из мобильника. – Тебе удобно говорить? Я тебя не отвлекаю?
– Привет. Нет, что ты. Я свободен и слушаю тебя. – Зажимов быстро оглянулся на оставленный на гладильной доске замерший утюг с мигающей лампочкой.
– Лёша, нужна твоя помощь. В общем, немножко приболел… один из самых дорогих для меня людей. Боюсь, как бы там не было ничего плохого с сердцем!..
«Ха, не так давно за другие сердца ты не боялась», – мелькнуло в голове терапевта.
– …А в поликлиниках сейчас не пробиться, сам знаешь, – с неподдельным волнением говорила девушка. – Ты бы не мог как-нибудь помочь?
– Не вопрос, Нина. Пусть завтра приходит к восьми в нашу поликлинику, в регистратуре возьмёт нулевой талон на моё имя, и всё. – Зажимов перевёл взгляд с утюга на стену, где в маленькой позолоченной рамочке висел портретик девушки, точь-в-точь такой же, как сейчас светился на экране прижатого к уху мобильника. – Я предупрежу девочек в регистратуре, чтобы они обеспечили стопроцентно талон ко мне. Как фамилия больного?
– Ой, Лёша! Спасибо тебе! – девичий голос зазвенел радостным колокольчиком. – Фамилия – Индюшкин, зовут – Павел Олегович. Тридцать три года. Программист.
– Записал.
– Спасибо тебе! Как твои дела?
– Да всё норм. Работаем потихоньку. Один на два участка, и медсестра на больничном. Поэтому веселюсь в две смены. Как ты?
– Да тоже помаленьку. Работа – дом, дом – работа. Шеф сказала квартальный отчёт завтра досрочно сдать, в общем, тоже тут веселимся, – быстро тараторила далёкая собеседница. – Ладно, Лёша, не буду тебя отвлекать. Ещё раз спасибо тебе огромное-преогромное!
– Не за что, Нина, абсолютно.
– Ладно, пока!
– Пока! – выдохнул врач, отключая телефон.
«Один из самых дорогих людей, Индюшкин Павел Олегович, тридцать три года, программист, – стремительно пронеслось в мозгу Зажимова. – Ну-ну, посмотрим, что там с сердцем».
* * *
На следующий день, когда неуклюжие стрелки настенных часов показывали без пяти десять, в кабинет терапевта громко постучали. И тут же меж косяком и дверью во врачебный чертог просунулась пухлая и вспотевшая физиономия некоего очкастого гражданина.
– Алексей Иваныч, к вам можно? – робко, почти умоляюще, проблеял толстощёкий очкарик.
– Да-да, - дописывая в чьей-то карточке финальную каракулю, отозвался Зажимов.
– Хорошо, - сказал радостным тоном пришелец и шагнул в кабинет врача. – Я Индюшкин Павел. От Нины Чайкиной.
Терапевт сию секунду оторвал взор от усыпанного мелкими закорючками листка амбулаторной карты и с неподдельным интересом воззрился на визитёра. Перед ним в чрезвычайном смятении топтался толстоморденький, стриженый ёжиком индивид в огромных роговых очках, поразительно похожий на мультяшного бегемотика в зелёных подтяжках. Над поясом его мешковатых джинсов нависало весьма объёмное брюшко, из-под которого двумя толстенными сваями упирались в пол почти слоновьи ноги.
«Один из самых дорогих людей, – молнией мелькнула у терапевта мысль. – Блестящий выбор, Нина Сергеевна!»
– Спасибо вам, Алексей Иваныч, что согласились уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени! – восхищённо воскликнул толстячок, смущённо поглядев на висящий на стене портрет старинного доктора Боткина. – Я всегда восторгался вашей героической профессией!
«Жаль, что не все ей так восторгаются!» – горестно подумал Зажимов и, вздохнув, указал авторучкой на стул.
– Садитесь, рассказывайте, что вас беспокоит.
Не заставляя себя долго ждать, стриженый ёжиком «бегемотик» грузно опустил свой массивный зад на стул, который тут же издал под ним жалостный треск.
– Я очень боюсь, что это сердце шалит, – начал толстощёкий очкарик, обильно покрываясь огромными каплями пота. – Вот здесь периодически как заболит-заболит! – Он потыкал себя пальцем в область нагрудного кармана. – И Нина говорит: «Проверься!». Вот.
– Как переносите физическую нагрузку? – строго спросил Зажимов.
– Да я, Алексей Иваныч, не нагружаюсь! – всплеснул пухлыми ладошками щекастый пациент.
– Вообще?
– Ну да, я же программист.
– А как поднимаетесь домой на этаж? – продолжал опрос доктор.
– На лифте, Алексей Иваныч, – затараторил мордастенький визитёр. – У нас новый лифт в подъезде поставили, так я исключительно на нём езжу. Зайду, нажму клавишу «три» и еду. А лифт хороший, белорусский, с голосом!
– Ясно, – сухо изрёк терапевт. – Раздевайтесь вон там на кушетке, я вас посмотрю.
Пухлый программист мгновенно залился густым помидорным цветом.
– И кеды снимать? – сглотнув слюну, испуганно спросил щекастый очкарик. Его брови в ужасе воспарили над роговой оправой.
– Кеды снимать первым делом! – сурово сказал Зажимов.
– Вот беда-то… – становясь всё более красным, засуетился у стула толстячок. – Вы уж простите, Алексей Иваныч… тут такое дело… в общем, я не думал, что если смотрят сердце, то надо и кеды того… снимать… У меня там носочки малость продырявились… Прямо беда!.. А я ж всё с компами да с компами, до шитья руки не доходят!..
«Браво, Нина Сергеевна! – мысленно усмехался врач. – Некоторые, помнится, не допускали даже пылинки на своём обмундировании при встречах с вами, а тут – дыры под кедами! Браво!»
Тем временем пыхтящий программист оголился почти до первозданного вида и уже вцепился в свою роговую оправу:
– Очки тоже… снимать?
– Не стоит. Они не помешают. Идите сюда за ширму, я вас послушаю, – терапевт уже вооружился фонендоскопом, выставив вперёд руку с его блестящей мембраной. Он прислонил к потной груди очкарика свой инструмент и погрузился во внимательнейшее выслушивание.
Зажимов ясно слышал, как предсердия и желудочки шумно дышащего толстячка выбивали самые бешеные галопы. Сердце как сердце, шумов патологических нет, ритм правильный, частит только, тахикардия где-то в районе сотни… А так всё о’кей.
– Замечательно, Павел Олегович, – степенно молвил терапевт, отнимая фонендоскоп от груди пухлого программиста. – Так, что у вас с физической нагрузкой?
– Нет её… – скорбно выдохнул «бегемотик», удерживая за резинку цветастые, ромашковые трусы.
– И зарядку не делаете? – с нескрываемой строгостью вопрошал доктор, возвращаясь к своему столу.
– Н-нет… я как-то без зарядки…
– Скверно! – свирепо изрёк Зажимов. – Придётся сейчас попробовать шестьдесят раз отжаться! Сию минуту! Это важно для диагностики! – терапевт чувствовал, как его душа начинает искрить какими-то демоническими огоньками.
– Да-да… – перепуганно закивал практически обнажённый толстячок в ромашковых трусах. – Я только очки сниму!..
– Да! Очки излишни! Нужно шестьдесят отжиманий за один подход! Единым духом! – митинговал лютующий терапевт, возвышаясь над столом с развёрстой на середине амбулаторной картой.
Тяжело вздыхая, как вскипающий самовар, толстоморденький программист неуклюже раскорячился на четвереньках, пытаясь занять исходную для отжиманий позицию. Его круглое пузо тяжеленным бурдюком свешивалось до покрытого линолеумом пола.
– И-и раз-два! Раз-два! Отжимаемся! Раз-два! Быстрее! Быстрее! – бахал ладошкой по столешнице Зажимов. – Отжиматься надо в ритм ударов сердца! Раз-два! Раз-два!
Толстячок, обливаясь потом, охая и кряхтя, шлёпал пузом о линолеум. Он покрылся багровыми пятнами, его топорщащийся ёжик чрезвычайно взмок, а глаза норовили навеки покинуть свои орбиты.
– Раз! Раз! Быстрее! – неистовствовал беспощадный Зажимов. – Сердцу нужен разгон!
– Ох!.. Ох!.. Ого-го!.. – пыхтел уже почти пунцовый программист.
Распалившийся, охваченный бесовским порывом терапевт дирижировал безумной зарядкой, неистово грохая кулаком о столешницу. У его ног, обливаясь потными ручьями, в попытках самых жутчайших отжиманий фиолетовый от натуги программист извергал стенания и скрежет зубовный. За всем этим умопомрачительным действом со стены из своей деревянной рамки с ужасом взирал доктор Боткин.
Вдруг дверь в кабинет Зажимова распахнулась, и в терапевтическую обитель неторопливо шагнул какой-то черноусый доктор. Он тут же остолбенел на пороге, узрев полусумасшедшие физкультурные истязания пациента. В этот кульминационный момент отжимающийся сиреневый толстячок испустил финальный, максимально горестный стон и с грохотом обрушил все свои избыточные килограммы на линолеум.
– Это… это что, Алексей? – опешил вошедший доктор-усач, округлёнными глазами уставившись на почти бездыханное, распластавшееся на полу тело в ромашковых трусах.
– Это у нас нагрузочное тестирование! – тут же выдал Зажимов. – На предмет поиска скрытой коронарной недостаточности! В-вот!..
– Так прислал бы ко мне, мы бы провели велоэргометрию. У меня сегодня нет больше исследований! – черноусый врач продолжал стоять на пороге с выпученными глазами.
– Уж-же не нужно! – терапевт молниеносно вылетел из-за стола, заслоняя собой едва дышащего, в фиолетовых пятнах толстячка, бесформенной грудой лежащего на полу. – Тут всё уже совершенно ясно – у Павла Олеговича абсолютно здоровое сердце!
– Ура… – жалобно подал голос вздымающийся с линолеума мокрющий окосевший программист. – Спас-сибо, Ал-лексей Иваныч! Я сразу верил в в-вас!
– Тогда я позже зайду… – совсем обалдел черноусый лекарь и немедля покинул кабинет.
Поднявшийся с пола толстячок сперва водрузил на переносицу свои исполинские очки и принялся с кряхтеньем облачаться в мешковатое одеяние.
– А что это тогда в груди так поднывало и покалывало, Алексей Иваныч? – с интересом спросил пыхтящий программист.
– Пустяки, – махнул рукой Зажимов. – Невралгия. Я выпишу вам мазь, будете втирать, и всё пройдёт. До свадьбы заживёт!
– Точно! – обрадовался толстячок. – Заживёт! Свадьбы-то у меня пока не планируется. Для этого дела, как минимум, невеста нужна, а у меня её нет! Так, что пока найду, точно заживёт!
Зажимов, словно навылет пронзённый испепеляющей молнией, подскочил на стуле. Из его пальцев выскользнула синяя авторучка и, безжизненно упав, укатилась куда-то под стол.
– К-как? Как нет невесты? А Нина? – Терапевт в крайнем ошеломлении откинулся на спинку стула.
– Какая Нина? – не понял толстячок, зашнуровывая кеды.
– Ну, Чайкина Нина!
– А-а! Нина! Так это моя двоюродная сестра! – добродушно улыбался пухлый программист. – Наши с ней мамки – родные сёстры! А мы – двоюродные! Нинку я очень люблю, это она меня к вам и отправила. Сказала, что её лучший друг – самый классный врач в городе. И я в этом убедился! Спасибо, Алексей Иваныч!
– Прямо так и сказала? – обалдело спросил Зажимов.
– Клянусь вам! – щекастый очкарик положил руку на своё теперь уже точно здоровое сердце. – Так и говорит: «Самый классный врач»!
– Да нет… Я про друга лучшего… – не выходя из неописуемого изумления, сказал терапевт.
– Да, Алексей Иваныч, Нинка так и говорит: «Самый классный врач в городе – мой лучший друг!»
– Спасибо… – счастливо улыбаясь, выдохнул Зажимов.
– Вам спасибо! Если что случится с компом – сразу обращайтесь! – толстячок благодарно пожал руку врача и торопливо вышел.
Удивлённый Зажимов, как каменная статуя, замер над столом. В его кабинете зависла звенящая тишина, только было слышно, как щёлкает кварцевый механизм настенных часов, толкающий по кругу чёрные стрелки. Терапевт тряхнул головой, озарил свою физию счастливейшей улыбкой и одним махом сдвинул на край стола вечные горы медицинской документации. И на него из-под стекла, покрывающего деревянную столешницу, сразу же взглянул портрет лучезарно улыбающейся девушки. В точности такой, как висел дома на его стене, такой, как светился вчера на экране его мобильника во время вечерней беседы…
Сквозь паутинообразную, тюлевую занавеску в кабинет терапевта пробились жизнерадостные тёплые лучи весеннего солнца. Они вмиг расцветили унылый докторский чертог, весело запрыгали по полкам остеклённого шкафа. По планете уверенным шагом ступала весна – молодая и прекрасная.
27-28 августа 2021 г.
г. Барнаул
Свидетельство о публикации №222102601004