Рассказ Злобный Рыбнадзор Мусьё Катастроff

                Злобный рыбнадзор               
                Мусьё Катастроff
 

..............Мотор завёлся с полутыка, чихнул и заурчал ровно, деловито. В те годы по всем правилам и требованиям гражданский люд имел право иметь лодочные моторы максимум в двадцать пять лошадок, и только у Рыбнадзора на лодках «Прогресс» стояли «Вихри» тридцатки. На них в погонях по Японскому морю инспектора влёгкую догоняли любые браконьерские посудины. Но сегодня начальник инспекции Виктор Ильич с младшим двенадцатилетним сыном Лёшей, младшим инспектором Николаем и толстенным старшиной милиции выходили в море не на инспекцию, а просто порыбачить для себя, в своё удовольствие. К берегам на относительное мелководье подошел морской окунь вперемешку с палтусом, очень вкусные породы рыбы, и на них не было никому никаких запретов. Попробуй с восемнадцати, двадцати пяти метровой глубины потаскать огромных рыбин, с десяток штук вытащишь и руки, убитые до не хочу, зато такого улова надолго хватает хозяйкам на кухне готовить деликатесы. На руль сел Николай, он хорошо знал фарватер по реке и на море с катером управлялся очень хорошо, Прогресс рассчитан до четырёх баллов волнения на море, Николай и в шесть баллов мог лихо седлать волну, никогда волне не подставлял низкую корму, классно водил в сильный накат по диагонали зигзагами, галсами, в легкую догонял самых наглых и рискованных браконьеров. Он и на речке поначалу в одиночку задерживал бракуш прямо на сетях или на перекатах с якорями, которыми бракуши драли красную рыбу, зачастую разодранные рыбины срывались с крючьев и по течению рясно белели брюхами такие рыбины. Николай терпеть ненавидел таких рвачей, и при поимке наказывал их по полной программе. Бракуши из местных скрипели от злобы зубами, но трогать его боялись, хорошо знали, что он списанный по ранению крутой спецназовец ГРУ, у которого есть глаза и на затылке, заезжие бракуши по незнанию несколько раз пытались то вшестером его «наказать», то вдвоём кидались на него с острогами, однажды трое попытались накинуть на него сеть и притопить под корчами, но все они получали настоящих люлей и зарекались появляться на реках подконтрольных этой инспекции, рискуя опять попасть Николаю под раздачу, с такими у него разговор был уже другой, вплоть до полной конфискации транспорта и запредельных штрафов через судебные иски. Местные бракуши его и боялись, и уважали за его порядочность и человечность, и ни у кого из них не повернулся назвать его «Рыбсобакой», знали, что он на этот «лёгкий труд» пошёл вынужденно после серьёзного ранения. Да и он был из местных, и не знал, как дальше сложится его судьба, поэтому и делал себе положительный имидж, чтобы потом не краснеть за неправомерный поступок, и чтобы без зазрения совести мог любому заехать в морду за попытку оскорбить за эту работу. В последствии эта жизненная позиция дала хорошие результаты, у него появились друзья из когорты вынужденных браконьеров, таких как младший Рахубёнок и Александр Кулик.
Временный, летний лагерь Рыбнадзора стоял в километре от устья реки, так называемой «стрелке», этим самым хорошо перекрывал самый сете опасный участок реки, во все стороны на километр просматривалась река, в ночное время одной осветительной ракеты хватало отбить желание у бракуш баловаться сетями. Катер подошёл к морю, в месте где река встречается с морем намывается всегда песчаная и каменистая мелководная гряда – бар, неопытные «мореходы» часто оставляют здесь свои винты, потерявшие ход лодки, попадают во встречные буруны и моментально опрокидываются, люди не тонут, мелководная гряда тянется от берега до берега, а лодки почти постоянно, покувыркавшись в бурунах, полностью теряют свой товарный вид, вытащенные на берег, они выглядели словно изжёванные консервные банки. Николай подвёл катер за несколько метров до бара, придерживая ход до самого малого, про себя подсчитал секунды и резко дал полный газ, катер врезался носом в волну за самым баром, резко взлетел мотором пролетая бар, это называется «перепрыгнуть бар». Шеф Ильич обернулся и показал ему большой палец вверх. «Будем жить, каскадёр» - означал его жест. Чтобы не пугать нерп, обошёл скалистую гряду и направил курс на свою любимую бухточку. Она была маленькая, с обеих сторон закрытая скалами и валунами, где вечно клокотали буруны, отбивая всем пловцам с большого пляжа желание пытаться сюда заплыть. Бухточка была маленькая, открытая на юго-восток. Посередине крутой обрыв был промыт многовековыми дождями и намыт большой язык земли и мелкой дресвы, заросший разнотравьем и мелкими деревцами, из-под дресвы выбивался ключ с холодной вкуснейшей водой. Николай несколько раз пользовался услугами этой бухты, здесь на глубине восемь-десять метров в изобилии водились мидии, гребешки и трепанги, имея только хлеб, соль и какой-нибудь острый соус можно жить сколько угодно, голод не грозил ни в коем случае. С левой стороны невдалеке среди камней и мелких скал возвышалась огромная одинокая скала, как и все подобные скалы по побережью Приморья, она называлась «Монах». Что в эту своеобразную лагуну привлекает рыбу, было неизвестно, но клёв здесь всегда был отменным.
Они встали на якорь метров за восемьдесят от берега, не успели ещё закинуть свои закидушки с большими медными блёснами, навязанными наверху блёсен красными ленточками от пионерских галстуков.
Как началось. «Пить, пить», - требовательно завопил жирный старшина. Оказалось, что он, пока готовились на берегу и заплывали он вылакал свои две двухлитровые бутели воды, а наши две литровых бутылки, ему на два раза булькнуть. С него лился пот градом, выпученные глаза, хриплое отрывистое дыхание, вызвали к нему сострадание, а зря. Есть категория людей, кто умеет портить жизнь людям в любой ситуации, так называемые «Человек – катастрофа». Таким оказался и этот старшина. Как такого держат в органах мне до сих пор не понятно. Если за праздничным столом кто-нибудь воткнётся мордой в салат, так это он, если кто упадёт пьяным на стол и всё попереворачивает, так это тоже он, если всех попросят что-либо не рассыпать, он обязательно рассыплет, разольёт, размажет, разобьёт – это всё он.
Нам пришлось сматывать удочки, поднимать с тридцатиметровой глубины якорь и приставать к берегу. Этот бедолага напился сам, мы с ямочки ключика насёрбали кружкой все наши бутылки и снова отчалили. В этот раз часика полтора порыбачили, даже старшине понравилось тащить с тридцатиметровой глубины двухкилограммовых рыбин. А как попадётся палтус, его сразу чувствуешь, он плоский, становится впоперёк и начинает нарезать большие круги, и, если моментально не поднять все удочки, так он их сгребёт все в кучу, поэтому, как только почувствуешь его, так сразу орёшь: «Берегись, удочки!» и все сразу вытаскивают их и заворожённо наблюдают как ты волокёшь монстра с глубины, без грубых верхонок не справиться, миллиметровой леской порежешь все руки. Но наше счастье продолжалось не долго. «Пить, пить!» - снова завопило это потное мерзкое создание. - «Блииин, утопил бы!!!». Но он всё равно вроде как человек. Опять подъём якоря и снастей, причалили, напились, набрали воды, но новые желания: «Ср…ть хочу!» - «Да вон, иди за камень!» - «У меня нету туалетной бумаги» - «Вон на склоне, видишь, трава с крупными листьями, нарви». С кряхтением полезла жирная туша за туалетной бумагой, зашёл за камень, присел и на несколько минут покинул нашу компанию. Виктор Ильич молча стал рассматривать травянистый склон, потом его взорвало гомерическим смехом, мы недоумённо смотрели на него и ждали. «Пи…еть нашей рыбалке», -сквозь смех проговорил он. «Это листья горного перчика, молчим ему, ворсистая сторона листьев очень нежная и на ворсинках находятся самые сильные стрекательные клетки травки. А этот баран и подотрётся ими!». Довольно покряхтывая, появилось наше чудо, опять заплыли, заякорились, стали распускать снасти. Наш старшина начал ёрзать задницей по скамейке, громче и протяжённее кряхтеть, мы все молча, словно ничего не замечаем, увлеченно подергивали свои лески в ожидании поклёвок. Он кряхтел, сопел, потом бросил свою леску и как заорёт: «Вы, суки, подстроили мне подляну, ж…у печёт терпенья нету!». И здесь Ильич добил идиота окончательно: «Николай, сними мотор, пускай он через низкую корму свою задницу опустит в море!». Мы то понимали, что от морской воды эффект будет обратный. Я быстро отстегнул и заволок движку в лодку. Этот идиот перевесил свою задницу через борт, прошло несколько секунд, его глаза выпучились и стали красные, как у разъярённого быка» «Бл…ди!» - орал он. «Быстрее плывите к берегу!» - в исступлении орал он. «Как же мы поплывём без движка?» - «Ставьте быстрее, ну вас на хрен!». Наконец доплыли, он добежал до ямки на ключе и шлёпнулся в неё задницей. «Всё, вы меня отсюда хрен трактором вытащите!» - орал он. «Ну и сиди здесь, а мы поплывём рыбачить!». «Нет!» - завопил он - «С делайте мне мокрый компресс на задницу, и я с вами!». «Блин, навязался на нашу голову. Снимай свою ментовскую рубаху!». Ильич её намочил, свернул и заложили старшине в штаны - «Сиди на ней, как начнёт припекать, подливай туда воды».
Опять заплыли на своё место, старшина довольно жмурился на солнце, как жирный котяра, но это были не все пакости от него в этот день. Через час рыбалки он разнылся, что его укачало, его тошнит и надо заплыть за Монаха, где волна совсем малая и глубина всего восемнадцать метров. Он своими выходками достал уже всех основательно, но мы должны были его терпеть. Он в ментовке был оружейником, а инспекция Рыбнадзора и оформляла документы там, а что самое поганое и оружие получали в оружейке милиции, а этот старшина был начальником оружейки и от него многое зависело, так что его на сивой кобыле хрен объедешь, поэтому мы вынуждены были терпеть его присутствие. Переплыли за Монаха, здесь было и вправду хорошо, спокойнее и рыбачить легче. Ну если пойдет накат, то выбираться с этого мешка можно будет только навстречу бурунам, а они бросают Прогресс, что щепку. А накат может пойти, вон как пассат поддувает, далеко в море разгоняет волны и приходят они до берега неожиданно быстро и яростно набрасываются на скалистые берега, и горе рыбачкам, кто попадает в такие переплёты, теряют как минимум свои посудины, а зачастую они разбиваются о скалы вместе с людьми, и не находят таких бедолаг, их тела за несколько часов съедаются крабиками и всякими рыбками-хищниками. В такую передрягу мы и попали. Это место было убойное на рыбалку, какой морской фактор привлекал сюда хищного окуня, Николай не знал, но каждый заброс заканчивался поклёвкой и на дно катера шлёпался очередной окунь. На очередной поклёвке Николай подсёк и стал тащить с глубины, но что это? Подняв пару метров и что-то там, кто-то упёрся, леска натянулась что струна, Николай не давал слабину и настойчиво тянул. Леска туго пошла, но через пару метров опять остановилась на несколько секунд, и вновь такое действие повторилось и потроилось. «Шеф, я кого-то волоку, но не пойму кого!» - крикнул он своему шефу и обсказал, что происходит. Шеф был опытен в морской прибрежной рыбалке и только сказал: «Тащи, Колюня, токо слабину не давай!». Леска через рукавицу больно передавливала руку и эта тварь там, в глубине упиралась всё упрямее, но по-видимому боль от тройника (большого) заставляла её ослабевать свою хватку. После очередного подтяга Николай увидел, как в глубине расплылось чёрное пятно, и он понял. «Шеф, я тащу большого осьминога, но он не хочет попасть к нам на сковородку и чернилами плюётся!» - радостно закричал он.
Удача была на самом деле большая, редко здесь кому удавалось поймать осьминожку, а судя как он сопротивлялся, там сидел не малый экземпляр. Ещё минут двадцать Николай боролся с этим монстром морских глубин пока не вытащил на просматриваемую глубину. «Ааааа, попался деликатес!» - зазлорадствовал над ним Николай - «Заглотил моего окуня вместе с блесной, а там стоит добрячий испытанный тройник, хрен сорвётся!». Осьминог словно услышал его, прополз ещё выше по скале и резко вытянув вперёд четыре щупальца крепко присосался ими к днищу катера. И в этот момент пришли большие волны. И вокруг забурлило, заревело море. «Заводи движку!» - закричал старшине с носа Ильич. Катер запрыгал на ревущих волнах словно детский кораблик, передвигаться на нём стало очень опасно. Николай зафиксировал леску за уключину, с Лёшей схватили вёсла и стали отталкиваться от Монаха, иначе волна расшибёт их кораблик.
 И здесь старшина допустил свою первую ошибку, он схватил своими сосисками заводную ручку и со всей своей дурной силой дёрнул, рванул её на себя. А нужно её плавно подтянуть и только потом с силой потянуть, и мотор заводится. А этот дебил так сильно дёрнул, что трёхмиллиметровый тросик порвался. Ильич, видя эту картину, взревел как белуга: «Сука, тварь безмозглая, ты сволочь четыре человека обрёк на смерть!». Осатаневшим голосом он заорал менту: «Под тобой в ящике есть буй, передай его мне!». И здесь старшина допустил свою вторую роковую, уже смертельную ошибку, он закричал Ильичу слово, которое в такой опасный момент произносить нельзя: «ЗАЧЕМ?».
На всех флотах всего мира в законе о мореходстве записано жирным шрифтом одно правило: «В ситуации, несущей опасность экипажу или кораблю в целом, любой член экипажа, не выполнивший действие, направленное на спасение, расстреливается на месте капитаном!». И это правило выполняется всегда, потому что порой в критической ситуации от действий, или бездействия любого члена экипажа зависит жизнь корабля и экипажа. Проползая мимо Николая, Ильич прошипел: «Якорь заклинило на дне!». «Понял шеф», - ответил Николай. Ильич дополз до кормы, схватил старшину за лодыжку, уловил момент, когда катер стал стремительно проваливаться между волн, старшина смотрел на него непонимающими, выпученными наглыми глазами, и в момент, когда корма максимально была внизу, Ильич резко дёрнул ногу вверх. Неожидающий этого старшина мгновенно оказался за бортом. Лёшик этого момента не видел, он старательно упирался веслом о скалу, боясь удара. Николай видел всё и только показал Ильичу большой палец вверх. Ильич кинул ему буёк, а сам занялся движком. Николай отрезал фал, привязал к нему буёк и выкинул его за борт. Заберем якорь потом. Николай опять схватил весло, а сам косяка наблюдал за действиями Ильича, как он выкинул из инструментального ящика шнур с рукояткой, намотал на маховик и мотор чихнул и взревел. Коля опять схватил леску, натянул. «Шеф, давай медленно отжимай катер от Монаха!» - «Понял Колюня!». Николай наблюдал как осьминога растягивало, медленно щупальца сползали со скалы, и вот оторвавшись, он облапил всеми щупальцами корпус Прогресса. «Пошёл!» - радостно заорал он Ильичу. Катер медленно прыгая по бурунам с пассажиром за бортом, стал выбираться из «мешка», смертельно опасного для таких как старшина милиции. Его образ долго потом стоял в глазах у Николая. Как его волной припечатало к скале, как у него изо рта, носа и ушей хлынула кровь, следующая волна утащила его в глубину и смыла кровь с Монаха. А его жирная тушка в сто пятьдесят килограммов пошла к обеденному столу вечно голодных обитателей глубин Японского моря. Ильич вывел катер из бурлящего мешка на чистую волну, волнение было серьёзное, порядка четырёх баллов, но отойдя от берега мористее, такая волна была только в удовольствие, словно огромные качели раскачивали маленький кораблик. По большой дуге обогнули гряду, где волны то и дело смывали с камней настырных нерпушек и направил Прогресса в свою бухту Зеркальная. Перед баром оседлал волну и вошел в устья. Увидев, что на борту не хватает одного человека, спасатели на море поперёк курса стрельнули красную ракету требуя пришвартоваться. Ильич поднялся к ним в домик, всё объяснил и сказал, что в лагере у него есть ещё один сотрудник, следователь, он и составит протокол и проведёт дознание, а здесь ожидать ментов и долго, и смысла нету, на том и порешили. Они составили свой протокол, Ильич расписался, и они отчалили. Николай перед лагерем разогнался и на скорости с прожога, подняв двигатель, вылетел на свой песчаный пляжик.
Лихо спрыгнул, схватил с колоды, где рубят дрова, топор, отвязал от уключины леску, и постукивая по щупальцам, стал отдирать от лодки осьминожку-монстра, сопровождая матерными прибаутками. Потом весело поволок его на леске-поводке под кухонный навес, где уже Ильич с капитаном милиции составляли протокол. А потом были опросы по одиночке, капитану надо было соблюсти все необходимые следственные мероприятия- формальности, тем более акцент упирался в то, что погиб сотрудник милиции.
Удивил своим ответом двенадцатилетний Лёшик: «Я сам момент падения старшины в море не видел, у меня была более важная задача, чем «клювом щёлкать», следя кто, что делает в этот очень опасный момент, я ОБЯЗАН был спасать себя и ещё трех человек, если бы катер ударило о скалу, то было бы четыре трупа, поэтому я упирался, сколько у меня было сил!» Он снял футболку, и все изменились в лице, вся верхняя часть тела и спереди, и сзади у мальчишонка была сплошная синяя гематома. Ильич прижал к себе сына и сказал: «От титанического перенапряжения у ребёнка полопались кровеносные капилляры, но зато у него осталась чистая совесть!». «Если бы я что-нибудь увидел нехорошее в его падении, то всё равно не сказал бы, такие нелюди не имеют права жить рядом с нами». Сидели за столом, ели наваристый суп из вырезки осьминога и нежные котлетки, Ильич был великолепным кулинаром по морепродуктам, под домашнюю самогоночку отлично шёл этот деликатесный морской монстр весом в восемнадцать кило, как сказал Николай: «Он в своей стихии меня в два счета сожрал бы, а я в своей стихии, его буду жрать пару недель И кто из нас получил больше удовольствия?». Все заржали от такого каламбура. Капитан внимательно наблюдал за этими людьми и всё больше убеждался в верности поговорки: «Море подлецов не прощает». И не важно, чьими руками или волнами свершилось это высшее правосудие, одно он знал хорошо, что завтра на стол начальника гражданской безопасности ляжет его раппорт о несчастном случае на море, и что повод о возбуждении уголовного дела отсутствует.
...........