Детройт 1940 год. Штат Мичиган. США
Семья Аарона — родители, старший брат и сестричка, уехали в Палестину. Аарон был молодым здоровым парнем и он решил искать своё счастье в США. Аарону повезло, он сразу нашёл работу на одном из автомобильных заводов в городе Детройт. Был он ещё в ту пору холост и снимал небольшую комнатку в огромном доме, заселённом такими же, как и он, недавними эмигрантами со всего света. За 2 года жизни в Америке, он мало что смог повидать в стране. Жизнь его напоминала маятник, качающийся между работой и домом.
Огромный город, огромная страна. Ему было трудно привыкать к жизни здесь, после его любимой, уютной Германии.
Сегодня, 18 сентября 1940 года, он встречает на вокзале в Детройте своего лучшего друга Давида Кирш. Тот прибыл в Америку неделю назад пароходом, вырвавшись чудом один, оставив там всех своих близких, из уже ставшей полностью нацистской Германии. Неделю он жил в изоляторе для вновь прибывших эмигрантов, находившемся в Нью-Йорке, на берегу пролива Гудзон, .
Аарон, когда уезжал из Германии, предупреждал семью Кирш, что нужно всё бросать и уезжать. Но тогда отец Давида, засмеявшись, сказал Аарону: "Мальчик, не может такого быть, чтобы меня, воевавшего за Германию, имеющего военные награды и ранение в войну 1914 года, смогут как-то притеснять в моей стране, только за то, что я хожу молиться не в Костёл, а в Синагогу. Да и скажи на милость, мальчик, куда я дену мой магазин? Возьму с собой? Я же начинал сам этот гешефт с нуля. Так что, Аарон, вы уж поезжайте. Тем более, что твоему отцу, доктору Розенфелду, удалось несмотря ни на что, очень выгодно продать свою медицинскую практику. Успехов тебе и твоей семье на новой родине. А мы уж тут останемся. У себя дома."
Сейчас, встречая Давида, Аарон вспомнил этот разговор с его отцом.
Поезд уже подошёл к перрону вокзала. Из толпы приехавших, Аарон сразу выхватил взглядом высокую фигуру своего друга. Они обнялись.
Давид, сделав шаг назад, оглядел Аарона с ног до головы.
- Даааа! Ты, Арик, уже совсем американец. И картуз и куртка модная, и башмаки. Ну, ты красавчик! Ну, мужик!
- Да ладно тебе, Давид, через месяц ты будешь выглядеть не хуже. Я уже разговаривал с нашим мастером. Тебя берут на конвейер. Тебе здорово повезло, дружище! Сейчас кризис. Работу найти сложно. Жить будешь у меня. Места нам с тобой хватит.
-Спасибо, друг.
- Вот, входи в мою, теперь нашу, "берлогу". Не роскошно конечно, не сравнить с вашим домом в Гамбурге.
Извини Давид, сказал, не подумал. Извини.
- Да. Дом уже не наш. Да и где сейчас мои сёстры и родители, не знаю. Страшно об этом даже подумать.
И тут Давид видит на стене, прямо над столом, портрет Гитлера. Он в недоумении поворачивается к Аарону.
- Что это? Почему? Зачем ты эту гадость, этого изверга, здесь повесил? Ты не представляешь, что они сделали со страной в последнее время.
- Давид, друг, успокойся. Ты же знаешь, как я любил наш Гамбург, наш дом, нашу родину Германию. Я люблю её и теперь. Но к сожалению, родина, это не только Рейн, Шварцвальд, Берлин, но и эта рожа тоже.
Иногда такая тоска по Германии нападает на меня, что хочется бросить всё и, немедленно, не собирая чемоданы, плыть обратно. Но смотрю на этот портрет, и ностальгию, как рукой снимает...
Фото из интернета "Детройт 40-х".
Свидетельство о публикации №222102601305