Дороги

                «Нас учит жизнь пройти дорогу чести»
                Омар Хайям


У каждого она своя! Порою, почти непреодолимая, тернистая, разухабистая, но своя! И чужой, уж точно, не нужно. Раз, за разом покидая родимую сторонку, ты думаешь только об одном, что обязательно вернешься обратно. Во что бы то ни стало и чего бы ни стоило. Дорога становится тем Рубиконом, который отделяет тебя от родного порога.

Еще она правит тебя снаружи и внутри, снимая все ненужное и наносное, как умелый маляр, старую, выгоревшую штукатурку. А дорога туда, где полыхает огонь войны, меняет до неузнаваемости. Уходит один человек, а возвращается абсолютно другой. Те, кто оставался ждать его дома, обязательно отогреют израненное сердце воина, но тупая ноющая боль останется уже в нем навсегда.

Он в который раз вертался и, уткнувшись носком сапога в край деревянной ступеньки старого крыльца, чувствовал внутри разливающееся тепло и покой. Легкий ветерок раскачивал ветки развесистого кудрявого клена, и те нежно касались окна, обрамленного резными ставнями. Сейчас он откроет дверь, и она своим пронзительным скрипом торжественно объявит о возвращении солдата домой.

На миг задержавшись, чтобы потянуть время и насладиться этим моментом до самого конца, он решительно вошел в дом. Родные запахи, немного забытые там, в пекле, вновь наполнили сознание, а обоняние ловило их с нескрываемой жадностью. На звук двери вышла жена. Их глаза встретились, и у обоих навернулись слезы радости.

«Я дома! Я дома!» - бешено колотилось в его широкой груди сердце.

Она подбежала и крепко обняла. От него пахло табаком, дорожной пылью, а еще порохом. Этот горький дух ни с чем невозможно было перепутать. Казалось, что он въелся не только в одежду, но и в кожу, волосы. Этот запах войны преследовал ее во снах, и она просыпалась в ужасе от страха, что ее любимый может не вернуться. Но все обходилось, и она неистово благодарила Вселенную за это.

Ох уж эти дороги, что у каждого свои. И у нее они тоже таковыми были. В какой-то момент она стала их люто ненавидеть, считая причиной всех расставаний с мужем. Может быть, так оно и было, а может нет.

В голове все время крутилась фраза, - «Дороги, дороги, вы все беспощадны и нет вам дороги конца. Скажите, чьи ноги вас проложили и чьи проложили сердца?…».

Дороги любимого были проложены его бесстрашным и справедливым сердцем. Он просто не мог оставаться в стороне, когда знал, что где-то очень опасно, а потому требуется помощь. Он был воином-защитником до мозга костей и ненавидел, когда творится зло.

- Знаешь, когда я возвращаюсь и иду по дороге вдоль домов, у меня с каждым шагом такой радостью душа наполняется, что дышать становится трудно. За этот отрезок пути я словно по волшебству попадаю в беззаботное детство, в юность. На глаза слезы наворачиваются, а я их утираю рукавом, чтобы никто не увидел, а они, зараза, еще больше текут, как у сопливого мальчишки. Вот что это? Так ведь быть не должно? - он говорил и краснел до самых кончиков ушей.

- А почему не должно? Потому что ты мужчина, а они не плачут, а огорчаются? Так это, когда вам тяжело, а здесь от радости. Сам Бог велел! – отвечала она просто, без намека на какой либо пафос.

- Я когда из дома уезжаю, то словно разделяюсь на две равные части. Здесь остаются сердце и душа, а туда отправляются тело и разум. Кому-то нужно всю жизнь тренироваться, чтобы научиться путешествовать в пространстве, находясь в разных местах одновременно, а я и без всяких там тренировок этого, кажется, достиг, - пытался он шуткой заглушить неловкость от предыдущих откровений.

Она улыбнулась и еще крепче обняла мужа: - «Я эту дорогу перед нашим домом до самого мелкого камушка изучила. Каждый бугорок и травинку. Все время смотрю на нее, даже когда знаю, что тебе не время еще домой. Когда уходишь, а я тебе гляжу в спину, то люто ненавижу этот отрезок пути. Всеми фибрами души. Даже разговариваю, будто живая она, эта дорога, представляешь? А когда возвращаешься, то каждый ее камушек и ложбинку расцеловать хочу».

- А мне она снится иногда там. Как иду, а пыль столбом так и поднимается, аж чихаю во сне и просыпаюсь от того. Да только потом вспоминаю, что никакой пыли то и не было, - он заливисто рассмеялся.

- А ты заметила, что когда я уезжаю, то в тот день обязательно идет дождь? Хоть чуток, но прыснет, оголтелый, – спросил он.

- Удивительно! Да? Ни разу не было, чтобы не крапал. Порой смотрю с утра, небо голубое-голубое, ни одного облачка на нем. Солнце глаз слепит до боли. Ну, думаю, сегодня погода фартит. А только из дома выходить, так откуда ни возьмись тучка налетит, и давай поливать, как из дуршлага. Вот что это? Словно сидит какой-то озорник-проказник на небушке и поджидает. Типа, вот сейчас только выйди мне, я тебя быстро окачу небесной водой, этакий ты везунчик, – продолжал он смеясь.

- Да, обратила. А это ведь в народе есть такая примета. Значит, все будет хорошо. Все сладится, - ответила она.

- Я в приметы не очень верю, и ты не верь! Ладно?! Просто знай, что я обязательно вернусь. Ну, а если, что и случится, то всегда помни, что мое сердце и душа с тобой навсегда, - сказал он посуровев.

- Ничего не случится, слышишь?! Не смей так говорить! – она прижалась к нему всем телом, пытаясь слиться воедино.

Они сидели, обнявшись, на деревянной старенькой скамье у широко распахнутого окна и смотрели на пыльную дорогу, которая извиваясь, убегала под горку и терялась в густом травнике.

Они могли просидеть целую вечность, и даже тогда эта извилистая проселочная «дорога-змейка» никуда бы не делась. Она была здесь всегда. Ее можно всяко называть. Кому как по душе, и все равно она останется той самой дорогой. Разлучницей и связной, жизненным направлением, первыми шагами малыша, последним путем старца, родной землей, и другой уже не будет никогда.

Сколько таких дорог, ведущих от родного порога к чужбине? Несчитанное количество!

Они сидели и думали, что сейчас в этот самый момент кто-то покидает свой отчий дом и отправляется туда, где особенно нужен. Но любая дорога, продолжительная или короткая, и это совсем неважно, не бывает в один конец, потому как у нее всегда есть начало.