5. С кем ты испытал райское блаженство!?

   — В нашем седьмом «Д» появилась новенькая ученица. Звали её Лена Краснопёрова. Леночка. Голову я потерял, как только она вошла в класс. И в этом был не одинок. Новенькая отвергала любые ухаживания. Она оказалась круглой отличницей. Её мама поставила перед ней задачу – окончить школу с золотой медалью. И Леночка ни на шаг не отступала от этой манящей цели. Казалось, ни на какой козе к ней не подъедешь.
   — Терпеть не мог отличниц, — фыркнул Гвоздиков. — Задаваки, ломаки. Безнадёжное занятие подружиться с такой фифой.
   — Ошибаешься. Именно её пятёрки помогли мне поближе познакомиться с ней. Чего ты улыбаешься. Мне просто повезло. Мы даже недолго посидели за одной партой. Я был на седьмом небе от счастья.
   — Заделались отличником? — понятливо улыбнулся, Максим. — Как говорится, вместе весело шагать по просторам и, конечно, подпевать лучше хором.
   —  Молодость… — Литератор тряхнул остатками некогда роскошной шевелюры. — Всё-то вы наперёд паровоза бежать пытаетесь. Ладно. Вспомню канувшее за горизонт отрочество. В ту пору хорошая успеваемость любого класса была приоритетом для руководства школы. Если с троечниками ещё мирились, то за двоечников карали чуть ли не по законам военного времени. В каждом классе были свои методы по борьбе с неудами. В нашем седьмом «Д» проблема решалось следующим образом. К завзятому бездельнику подсаживали отличницу или хорошистку. И вместо увлекательного трёпа на отвлечённые темы с закоренелыми дружками, он, бессильно скрепя зубами, был вынужден постигать под жёстким присмотром надсмотрщицы, отличницами в классе были только девочки, азы наук. Но был классе ученик, у которого было всего два любимых предмета. Какие как думаешь? — Литератор с хитринкой глянул на прилежно внимающего ему соавтора. — О каких предметах идёт речь?
   — Тут думать нечего, — безапелляционно заявил тот. — Литература и физкультура. Одно без другого существовать не может. Работа за письменным столом требует, ух, какого здоровья.
   — Твоя пуля, Максим, ушла за молоком, — с сожалением сказал детский автор, — а не в яблочко, куда, в надежде попасть, пальнул, не задумываясь. Первым любимым предметом ученика была география.
    — Забавно, — почесал затылок Максим. — Вторая попытка. Надеюсь, на сей раз не оплошаю… литература! — воскликнул он. — Ну что,  приз в студию!
    — В молочном отделе бутылка кефира вдребезги. Его любимым занятием было пение. Одноклассников, а позже однокашников по театральному институту на дружеских посиделках он доводил до белого каления, бесконечно выводя не лишённым приятности голосом: «Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой…» 
Страсть к Литературе у него вспыхнула много позже.
Гвоздиков сокрушённо поник головой.
   — А что было дальше?
   — К остальным предметам мальчик относился прохладно. Он сидел один на последней парте, в просторечии именуемой «Камчаткой», и в ус не дул.  Тянул успеваемость класса назад. Естественно, к нему подсадили отличницу…
   — Естественно, Леночку! — торжествующе воскликнул Гвоздиков. — И он попал на седьмое небо. Угадал?
   — Но через неделю, — лукаво улыбнулся Литератор, —  через неделю к классной руководительнице ворвалась  родительница отличницы.
   — Догадываюсь, с каким словарным запасом, — растянул рот в улыбке Гвоздиков.
   — Твоя догадка верна, — вздохнув, промолвил Литератор. — Выглядело это так: «Моя Леночка, — со слезами на глазах заявила она, — за семь лет учёбы не получила ни одной четвёрки. Девочка, а в этом я уверена, станет золотой медалисткой. Но с тех пор, как её посадили с этим…»
Дальше последовало несколько бестактных идиом… — чему-то улыбаясь произнёс рассказчик. — Учительница укоризненно покачала головой, призывая разъярённую мамашу к порядку.
   «С тех пор, как её посадили с этим… — скрипнула зубами дама, — неуправляемым мальчишкой, у моей дочери появились четвёрки. А вчера я обнаружила в её дневнике… в её дневнике – тройку! Не мудрено. Её сосед беспрестанно развлекает девочку своей болтовнёй. Веселит, как она выражается, до коликов.
«Это он может, — с грустью произнесла классная руководительница, — куда цирковому клоуну до него».
   — «Поэтому я прошу, нет, я требую немедленно избавить моего ребёнка от этого…
 — она ещё раз скрипнула зубами, — от этого недоросля».
    — Леночку пересадили, — ностальгически промолвил Литератор, — хотя по её глазам расстроенный до слёз «Ромео» видел, что этого ей не хотелось. Но, как говорится, веселью час. За этим последовала боль разлуки. Наше общение прервалось. Образ золотой медали опять занял первое место в предпочтении всему остальному. И тут нерадивый ученик, неожиданно для самого себя, сочинил прощальное стихотворение… и, трепеща, преподнёс ей. Она обрадовалась. Даже позволила проводить её до дома. А что ты хочешь. Леночка, была довольно начитанной девочкой. И как всякая признанная красавица ждала, чтобы ей, как Анне Керн, сделали посвящение. В назидание потомкам.
   — Так прочтите его, мэтр? — умоляюще произнёс Максим. — Сгораю от любопытства.
   — Подожди, мой любезный соавтор, — остудил его порыв мэтр. — Это только начало. В течение учебного года за партой нерадивого ученика успели посидеть: три отличницы, восемь хорошисток и даже одна писклявая особа с твёрдыми тройками, которые вот-вот должны были превратиться в четвёрки. Все пересадки имели одинаковый финал. И каждая одноклассница получала из его рук по стихотворению.
   — «Болдинская осень в неком седьмом «Д», — расхохотался Гвоздиков. — Так выдайте нам, наконец, хотя бы один из его, а точнее ваших, чего уж тут говорить, шедевров?
   — А потом, — произнёс мэтр, не обращая внимания на восклицание соавтора, — учебный год подошёл к концу и меня… да, меня… на сей раз, Максим, ты попал в десятку, усеяв табель тройками, оставили в покое.
   — Хватит интриговать, — потребовал Гвоздиков. — Прочтите, пожалуйста, стихи. Это так романтично, не правда ли?
Рассказчик загадочно улыбнулся и промолвил:
   — Получить рифмованное посвящение и не поделиться им со всем миром… невыносимо. Леночка долго терпела. И случай подвернулся.
   Раз в месяц у нас бывал урок по военному делу. Всех дел, винтовку разобрать и собрать. Девчонки занимались домоводством. В тот раз их педагог по какой-то причине не явилась. Девочки остались в классе одни.
И тут Леночка вытащила из кармашка фартука листочек, бережно развернула, и, прикрыв глаза, с упоением прочитала моё творение.
Каково же было её удивление, когда одноклассницы начали доставать, кто из кармана, кто из портфеля исписанные корявым почерком листочки с аналогичным почерком.
   — И чем этот концерт завершился?
   — Я в ту пору занимался лёгкой атлетикой. Бегал на длинные дистанции, — горделиво заявил Литератор. — Второе дыхание у меня возникло сразу, как только переступил порог класса и увидел в девчоночьих кулачках мои перлы. Догнать меня им не светило.
— А – а – а… понимаю. Им достались стихи рангом ниже, нежели вашей первой наставнице? А если бы всё-таки догнали? — насмешливо спросил Максим.
   — Тогда бы сейчас я не сидел рядом с тобой. В таких вопросах дамы свирепеют, как кошки.
Гвоздиков недоумённо посмотрел на него…
   — Разве ты не понял, — проговорил мэтр, что я дарил девчонкам одно и то же стихотворение? На большее меня не хватило? — скорбно развёл руками Литератор.
   — Прочтёте вы его когда-нибудь или нет? — с наигранной свирепостью возопил Гвоздиков.
   — Внимай…— нараспев начал чтение неудавшийся стихотворец:
Как всегда, идёт урок, в нашем классе шумно. Я болтаю, как всегда, каюсь, неразумно. А на парте той со мной девочка сидела, и её я весь урок веселю без дела. Только девочка моя стала, вдруг, болтушкой. Хи-хи-хи да ха-ха-ха… в общем – хохотушкой. И хотя учителя, как всегда ругают. Это для меня пустяк, я в блаженстве рая.
   Он смолк и отвесил поклон.
   — Это всё? — ошарашено спросил Максим. — Из-за подобной чепухи разгорелся девичий переполох?
   — А позже, — вздохнул мэтр, — моему отцу, а он был настоящий полковник и знаток воинского устава, попался на глаза оригинал. Схватив за ухо, он затащил меня к себе в кабинет и, свирепо вращая глазами, спросил: «Это где, с кем, при каких обстоятельствах ты испытал райское блаженство вместо того, что бы заниматься делом, а не заставлять мать каждый раз краснеть на родительских собраниях, когда нашу фамилию склоняют исключительно в винительном падеже. Хорошо, что эта пакость, — он разорвал моё бессмертное творение на мелкие кусочки и брезгливо швырнул его в сторону, — не попалась ей на глаза».
Я попытался ему объяснить, что это метафора, образ, олицетворение, творческое вдохновение, наконец…
Гвоздиков прыснул.
   — Только на него это не подействовало. Я получил хорошенького «леща», лишился финансовой поддержки и был лишён посещений любых мероприятий на целый месяц.
   — А вы не пробовали ниспосланное с небес вдохновение со временем реализовать?
   — иронически поинтересовался Гвоздиков.
— Нет, — смиренно заявил непонятый гений, — мне не составило труда вспомнить печальную участь Пушкина, Лермонтова, Есенина. И решил, если мне когда-нибудь доведётся попасть «в цех задорный», то это будет братство прозаиков. Что со мной в конечном итоге произошло. Не скрою, иногда весенними ночами пробовал рифмовать… увы… безуспешно.
 — А тень Бориса Пастернака не посещала вас осенними ночами? Он ведь  тоже из нашего «братства» прозаиков, — усмехнулся Максим.
 — «Доктор Жеваго» в нашей учебной программе не значился, — в тон ответил ему Литератор. — Когда я узнал о непростой судьбе его романа, уже был в  том возрасте, когда менять профессию не имело смысла. Кстати, ты заметил, с какой страстностью обличала наша визитёрша Серёжку за его «художества» с перестановкой мебели. Мне на кухне было слышно каждое словечко из её рассказа. Иногда казалось, что она прямо-таки восхищается им.
— Насчёт страстности спорить не буду. Что до восхищения… не заметил.
— Сердце моё чует, именно здесь и зарыта собака.
— Вы хотите сказать, что это он для неё так подставляется?
— Поживём – увидим, — Литератор и поднялся со стула. —  Только учти, мой милый соавтор, из свалившегося нам на головы сюжета мы обязаны сотворить забавную повестушку, лишённую какой-либо назидательности. Забавную. Иначе грош нам цена.
— Согласен на все сто! — воскликнул Максим. — Но всё-таки двадцать процентов текста я бы отдал назидательности, а восемьдесят всему остальному. Иначе её просто не напечатают. Кстати, я выяснил, что делает прекрасная половина седьмого «Б» в свободное от учёбы время. Занимается в драматической студии, которую ведёт актриса нашего детского театра. Хочу с ней встретиться, побеседовать.
— Чудесно, — Литератор сощурил глаза и задумчиво произнёс: — я, пожалуй, поговорю с Сергеем Дмитриевичем. В седьмом «Б», как это ни странно, классный руководитель – мужчина. Вчерашний выпускник педагогического института, как тебе известно.
— Действительно странно, — согласился Гвоздиков. — Интересно было бы узнать, что поставило его на эту стезю.
— Мне другое интересно: он по возрасту от них не так уж далеко ушёл. Почему же в сторонке стоит от такой сложной проблемы. Да, о том, что мы задумали, Максим, пока никто не должен знать. Особенно наш работодатель. Я обычно каждую главку посылаю ему на согласование. А в этот раз ни-ни. Сотворим что-нибудь стоящее, сразу из рук в руки отдадим.
— Замётано, — расцвёл в улыбке Гвоздиков. — Трое в лодке подняли парус.
Они сошлись в крепком рукопожатии.