Юркина дача зима

 ЮРКИНА ДАЧА. зима
С контракта в Архангельск я прилетел в середине января. Остановился у сватов. Мы с Сергеичем сходили в магазин, взяли «Соловецкой», сватья приготовила ужин и бутылочка под приятную беседу была выпита. Утром мне надо было идти на медкомиссию, а потом на сбор экипажа, поэтому я лег пораньше, попросив сватью разбудить меня.
В семь утра я уже топал к автобусной остановке. Мороз пощипывал щеки, а шапку я натянул посильнее на уши, ибо их не шуточно прихватывало. К трем часам дня комиссия уже была пройдена и я поехал на сбор экипажа. На крылечке перед офисом уже топтался народ.
- Ну как вечер провел? – спросили меня.
- Да посидели со сватом, выпили бутылочку, а сейчас вот с медкомиссии иду, уже все прошел.
- И что, все удачно?
- Анализы, как слеза, - пошутил я, - вот как надо медкомиссию проходить, выпил с вечера водочки, а с утра прошел.
Когда сбор экипажа закончился, раздался телефонный звонок. Звонил Юрик, мой давний друг.
- Ты в Архангельске уже?
- Да, вчера приехал.
- Какие планы?
- Да до дому, до хаты надо собираться.
- Поехали на дачу, в баню на выходные, Михалыч приглашает!
Михалыч работал завхозом на главпочтамте. Раньше он любил выпить и много выпить, но после того, как в пьяном виде попал под трамвай и ему отрезало ступню, пить по многу перестал, но поддержать компанию мог. Он три года с большой любовью строил свою баньку. Зимой он на санках вытаскивал, напиленные уже по размеру бревна, из леса к своему «вигваму», летом их ошкуривал и сушил. С одной стороны каждое бревнышко он с любовью проходил рубанком. Потом сделал сруб, дал постоять год, а затем уже провел внутренние работы. У него была отдельная парилка, помывочная и комната отдыха. Все было сделано с большой тщательностью, досочка к досочке. Трубы и баки для воды были из нержавейки. Каждая вещь лежала на своем месте. Ковшики были деревянные, а веников Михалыч припас на чердаке множество, были не только березовые, но и вересковые, и дубовые. Вот в такую баньку и приглашал меня Юрик.
, С утра мы заехали в Гипермаркет на объездной затоварились  на пару дней,чтоб не отвлекаться на такие мелкие вещи как еда и двинулись в путь.  За поселком Дорожников дорога шла лесом  все время ,стояли заснеженные ели,   снега в лесу было много. Скоро свернули с асфальта на дорогу, ведущую к дачам, она оказалась хорошо укатана и через пятнадцать минут мы подъехали к домику Михалыча.
Он вышел нас встречать в валенках на босу ногу, в душегрейке без рукавов и в треухе. Одно ухо у шапки стояло, а второе вольно болталось в такт шагов прихрамывающего Михалыча.
- С приездом, гости дорогие! – он пожал протянутые нами руки, - заходите в дом.
Мы зашли в хорошо натопленную комнату, захватив припасы из машины.
- Тааак, водочку в холодильник, а скоропортящиеся продукты на холодок, там в тамбуре.
Мы разделись, обменялись новостями, а Михалыч нас поторопил:
- Давайте в баньку, я уже сходил, вы там душу отведите, а я пока закусь схлопочу. Веники там замочены свеженькие, пар ноне хорош. Парьтесь!
Мы зашли с Юрой в помывочную, окатились водичкой и потом, одев шапочки, зашли в парную. Пар и впрямь был хорош. Михалыч перед нами плеснул на каменку пихтового масла и воздух в парной пах свежей хвоей.
- Давай ложись, поиздеваюсь над тобой маленько, - Юра взял в руки два веника.
Я улегся на полок и Юрик начал священнодействовать. Сначала он вениками нагонял на тело горячий воздух, чтоб кожа немного привыкла к жару, потом этими вениками начал потихоньку проходиться от ступней до шеи и обратно, а уже после этого начал обрабатывать меня со всей молодецкой удалью. С каждым ударом лежать становилось все труднее, пот заливал лицо, кожа горела и спустя минут семь я свалился с полка, выскочил из баньки и со всего разбега кувыркнулся в сугроб.
Вокруг стояла звенящая тишина, вековые сосны в снегу, полная луна светила с небес, заливая бледным светом полянку, где стояла банька Михалыча и окрестности. В верхушках сосен иногда проскакивал, неведомо откуда взявшийся легкий ветерок, тогда сверху, с сосен падал снег, таинственно мерцающий в свете луны.
Я вернулся в парную, где Юрик повторил свою процедуру. У меня уже не было сил, я выполз в помывочную, окатился из стоящей в углу бочки ледяной водой и сел передохнуть на скамеечку. Мимо меня с воплями выскочил на улицу Юра, его распаренная красная спина мелькнула в дверях и исчезла. Спустя минут пять он вернулся.
- Ух, хорошо! Ну что, моемся? А то у Михалыча стол уже готов.
Мы быстренько помылись и пошли к столу. Стол у Михалыча и впрямь ломился от всяких разных вкусностей, а он все продолжал доставать из холодильника еду.
- Угомонись, Михалыч, ты что тут ,роту солдат собрался кормить!?
- Ну садитесь, садитесь, - он снова полез в холодильник, вытянул бутылку водки, мгновенно запотевшую от тепла, - наливаю?
- Только не по полному стакану.
Он налил по полстакана
- Ну, с легким паром! – чокнулись, выпили, - налегайте, закусывайте.
Закусить и правда было чем, глаза разбегались, была тут квашеная капуста с бусинками клюквы, малосольные огурчики, правда парниковые, привезенные с магазина, соленые грузди и рыжики, моченая брусника, селедка, украшенная кольцами лука, картошечка, от которой шел легкий парок, из напитков был клюквенный морс.
- Грибочками, грибочками закусывайте, - хлопотал Михалыч, - летом пару раз сходил, уж больно лето грибное было.
Холодная водочка улеглась в желудке, как у себя дома, соленые грузди и рыжики и впрямь были чудо, как хороши. Утолив первый голод, мы уже не спеша цепляли вилкой, то капустку, то огурчик, а Михалыч торопил:
- По второй давайте, между первой и второй промежуток не большой.
Он налил по второй, мы уже не торопясь никуда выпили и налегли на еду. Я уже и не помню, когда я так отдыхал, чтоб вот так посидеть за таким роскошным столом, после баньки, распаренный, послушать байки Михалыча, выйти на свежий воздух, постоять на крылечке, а вокруг лес на многие десятки километров, звенящая тишина, девственно белый снег, огромная луна над лесом, легкий морозец, который не особо чувствуется после баньки и выпитой водочки. От такой красоты захватывает дух. От умиротворяющей тишины, от приятного тепла печки, от выпитой водочки, да еще после баньки меня разморило, глаза слипались. Мы попрощались с Михалычем и пошли к Юркиному домику, стоящему от «вигвама» Михалыча метров за триста. Юра хлопотал у стола насчет чая, но я уже упал на кровать и мгновенно провалился в сон.
Проснулся я от шума, работающего двигателя машины, это Юра прогревал мотор, помня, что у меня билет на поезд. Самовар у него уже стоял на крылечке, дымил трубой и исходил паром. Мы быстренько позавтракали и двинулись в обратную дорогу. Я с тоской вспоминал роскошный стол у Михалыча, ощущая вкус соленых груздочков во рту, понимая, что такое уже не повторится. Не повторится ощущение восторга в душе, когда ночью стоишь в лесу, тишина, небо в звездах, луна, лес и снег – все блестит и переливается в мертвенно-бледном свете, вековые сосны иногда отряхивают с себя снег, и он слетает серебристыми светлячками. Не повторится ощущение праздника, когда нет груза повседневных забот. Не повторится , после баньки, ощущение легкости, как заново родился. Грусть наполняет сердце, как мало в нашей жизни выпадает таких праздников для души и как надо ценить такие мгновения в нашей жизни.