Танкер Нива

ТАНКЕР «НИВА».

После самовольного ухода с судна, отпуск, который был положен, так как я отработал уже год, мне не давали, а направляли на другие суда. То на пассажирское судно, с которого меня успешно списали якобы за не выход в рейс, то на спасатель «Тритон», который стоял в ремонте, где я откровенно валял     дурака и тоже успешно был отправлен в кадры.       Наконец, инспектору это надоело, да и видно чувствовал свою вину, хотя я сомневаюсь в этом, и в отпуск меня отпусти  .Я его отгулял и прибыл в кадры за направлением. К тому времени мое личное дело было уже у другого инспектора. Он его посмотрел и сказал:
- Увы, молодой человек, виза у вас есть, но с годик придется походить в каботаже. Отправляйся на танкер «Нива», он стоит на нефтебазе.
Про это произведение судостроителей я слышал, туда отправляли самых ярых «козодеров», то есть злостных нарушителей трудовой дисциплины и Устава Морского Флота. По всему выходило, что меня тоже включили в славную компанию этих самых «козодеров», и помня слова инспектора, надолго.
Я прибыл на судно и спросил у вахтенного, где «дед»(старший механик). Стармехом оказался сухощавый, небольшого роста старичок с ясными живыми глазами.
- Октябрин Иванович, - представился он, - а ты, голубь, чего сюда? Виза есть? За какие такие грехи?
- Виза есть, Октябрин Иванович, но якобы, за самовольный уход с судна.
Я подробно описал ему ситуацию с уходом с судна, умолчав про остальную эпопею.
- Ну, считай, не повезло тебе парень. Ладно, иди работай, народ тут хороший.
Я спустился на палубу, где жили рядовые члены экипажа. Моим соседом по каюте оказался парень с копной кучерявых волос.
- Валера, - представился он, - пойдем, покажу машинное и котельное отделение.
Мы прошлись, я поглазел на пучки труб и клапанов – они были повсюду, на подволоке, переборках, под плитами, никаких надписей на них не было и я с ужасом подумал, как в этом хаосе разобраться – что, где и куда.
- Это только на первый взгляд так много всего, потом вникнешь, разберешься, не тушуйся.
Мы прошлись по судну, мне понравилось, что есть сауна и приличные условия для жизни.
Ближе к ночи танкер, приняв груз, отошел от причала и мы взяли курс на север – в Чёшскую губу. Я еще никогда не слышал таких названий, как Индига, Ома, Пёша, Белушье – вот их то мне и придется увидеть воочию. Первым пунктом сдачи груза была Индига – северный поселок в устье одноименной реки.
 Мы на шлюпке отправились на берег размять ножки, перешли висячий мостик через ручей и притопали к магазину. Продавец, юная неночка лет двадцати, с раскосыми глазами, неплохими формами и вообще приятной наружности поздоровалась с нами, а щечки ее заполыхали румянцем. На наш вопрос о спиртном она достала из-под прилавка пару бутылок «Московской» и развела руками, «больше не могу». Местным жителям – ненцам водку в навигацию не продавали, они очень быстро спивались. Наш ловелас Серега – матрос любезничал с юной девой на предмет любви, но увидев, как наши спины скрываются за дверью магазина, выкатился вслед за нами, понимая, что может остаться без «пайки», то есть без стопки водки. Мы шли по поселку, гадая, где бы взять стакан. Увидев возле одного из домов мужчину, спросили у него, он позвал нас в дом. Мы зашли во двор, там стоял чум, в нем кучкой лежали собачки, видно ездовые лайки, они молча подняли на нас глаза, посмотрели без интереса и снова задремали. В доме было довольно обшарпано, на стенах висели оленьи рога, а на кровати и на полу лежали оленьи шкуры. Ненец выставил на стол не первой свежести стаканы и воззрился на нас. Серега достал бутылку, разлил водку, подвинул стакан мужичку, тот никого не дожидаясь, опрокинул водку в рот. Я пить не стал, мне было как-то не по себе от такого убожества, от немытой посуды и даже от самого хозяина, жадно глядящего на бутылку. А народ добил и вторую бутылку, и мы направились к шлюпке. В следующем пункте выдачи я на берег не поехал, впечатлений от первого раза хватило, да я и понимал, что нового уже ничего не увижу.
С утра на судне включили баню. Сауна к концу рабочего дня прогрелась на славу и те, кто на берег не уехал, потянулись в баньку. Набралось вместе со мной человека четыре, ибо, кто был на вахте, кто на берегу, кто не любитель пара, в общем, было не тесно. Моряки улыбались глядя на меня, а я не понимал причины, вроде «хозяйство» такое же, как и у всех, ничем не отличается, однако я вскоре понял причину этих загадочных улыбок. Неожиданно распахнулась дверь и в сауну зашла наша буфетчица Надька – во всей своей красе, она даже ради приличия не запахнулась полотенцем, а аккуратно расстелила его на полке и села, как ни в чем не бывало. У нее была роскошная фигура, ее чуть полноватые груди нагло торчали сосками вперед, а не болтались, как половая тряпка, елочка волос внизу живота ничем не прикрывалась, а Надька, как назло чуть раздвинула ноги, и ее аккуратный «пирожок» был виден во всем великолепии. Кожа на стройных ножках покраснела от жары и стерва Надька поглаживала ее, задевая как бы ненароком пальчиком свою «киску». Я обалдело смотрел на ребят и на буфетчицу, челюсть у меня, видно, отвисла сильно, а Надька еще и издевалась.
- Ты, что, баб никогда не видел? Наверное видел и нового тут для тебя ничего нет.
Я выдавил из себя, глядя на ребят:
- Предупреждать надо, так и до инфаркта можно довести.
После баньки моряки собрались у меня с Валерой в каюте, у него образовалась бутылочка «Столичной», пришла и Надька. Она уселась возле меня, и ее шаловливая ручка под столом гладила мою коленку, поднимаясь все выше, но я уже успел про нее узнать все. У нее был парень, а заигрывания – просто любимая игра, и я не обращал внимания на эти поглаживания, даже если ручка забиралась слишком высоко.
Ближе к ужину в каюту заглянула дневальная – Валентина, сухощавая, без признаков каких-либо выпуклостей в районе груди. Лет ей было уже около сорока. Она приоткрыла дверь и заорала:
- Чернь! На молитву!
Мы не спеша потянулись к выходу, на ужин.
Рейс продолжался. Мы обходили все портопункты Чёшской губы, выдавая топливо на берег. Конечным пунктом была небольшая деревушка на побережье моря – Белушка. В ней был маленький аэропорт, откуда летали «кукурузники» АН-2 в Нарьян-Мар и Архангельск. Конечно, аэропорт это ну очень громко сказано, была просто будка и ровное поле, пригодное для посадки такого раритета, как «аннушка». Был магазинчик с названием «Смешанные товары», где продавалось все от ниток и иголок, до порошка и продуктов. Был свой клуб – избушка на курьих ножках, но и это было достижением, ибо не во всех деревеньках клуб был.
Вот в этот клуб мы и направились вечером. Была суббота и после фильма намечались танцы. Фильмов мы насмотрелись на судне и притопали в клуб как раз тогда, когда зазвучала музыка из старинного бабинного «Маяка». Наше появление вызвало оживление среди девчат и откровенную злобу среди местных парней. Мы немного осмотрелись и начали приглашать девушек на танец. Они предпочитали танцевать с нами, у всех, видно теплилась в глубине души надежда – а вдруг!? Областной центр, город, муж – моряк, перспективы, а тут глухая северная деревушка и все беспросветно. Северные девушки вообще по натуре своей доверчивы, податливы и добры. Вечер прошел на «ура», но помня эксцессы, то есть мордобитие, мы всей толпой вернулись на судно, не рискуя здоровьем ради любви.
Время шло, уже прошло месяца четыре, как я переступил комингс этого судна. Все было хорошо, но посреди зимы, в феврале нас направили опять в Чёшскую губу, то ли топливо там кончилось, то ли какая авария, но нам придали ледокол «Мелехов» и мы двинулись во льды. К 23му февраля мы пришли к точке выдачи, подняли буй со шлангом, сами пришланговались и началась выдача топлива. Вечером мы отметили и отметили хорошо «День Советской Армии», а утром нас разбудил сигнал пожарной тревоги.
- Что за идиот придумал играть после праздника пожарную тревогу? – ворчал народ, собираясь к месту сбора экипажа.
Но вскоре стало не до шуток, в машинном отделении бушевал пожар – горел утиль котел, пламя было таким сильным, что плавился металл. Все средства тушения были испробованы, ничего не помогало, пламя бушевало, добивая утиль котел, превращая его в сгусток металла. Я выскочил на палубу и увидел, как наши девушки засовывают паспорта в лифчики.
- Девчонки, на том свете паспорта не понадобятся, там фамилию спрашивать не будут, - юмор у меня был мрачным.
Мы везли бензин для передвижных электростанций и если бы не второй штурман ,взрыва бы нам не избежать, ибо из трубы валило пламя и столб искр. Но штурман догадался поставить судно носом на волну и ветер сгонял искры не на танки с бензином, а в корму. Борьба с пожаром закончилась поздно вечером, котел выгорел полностью и Октябрин Иваныч, глядя на это безобразие, гадал думку, как дойти до Архангельска. В итоге заткнув дыру асбестом и раскрепив досками, двинули в обратный путь. Раза три наше сооружение обваливалось на голову котельного моториста, но потихонечку мы добрели до судоремонтного завода и встали на ремонт на целый месяц.
После ремонта нас поставили бункеровать суда в порту. Началась работа сутки через трое, да иногда и рабочие сутки просиживались в курилке, ибо зима была морозной, лед на реке тяжелым, и пока пробиваешься сквозь лед к судну, сутки и проходят. В один из морозных мартовских утренников мы встали в районе «треугольника» - порт Экономия, Маймаксанский рукав, деревня Реушинка. Сутки дежурства у меня закончились, я сдал сменщику дела и направился домой. Нужно было перейти судоходное русло и еще преодолеть с километр до остановки автобуса. Прямо передо мной прошел ледокол «Мудьюг», превратив льдины в мелкое крошево. Я стал кричать в сторону будки со сторожами, что охраняли и наводили переправу – обыкновенные мостки из досок. Голос мой уже основательно подсел, но из будки никто не появился. «Рискну, может проскочу», я набрал скорость, и прыгая по крупным осколкам льдин почти уже добрался до другого края канала, как одна из льдин предательски ушла из-под ног и я провалился по пояс в воду, успев ухватиться, как клещ за пса, за край прочного уже льда. Мои ноги сносило течением, пальцы стали замерзать, а на крики по-прежнему никто не отзывался. Но как говориться жить захочешь, не так раскорячишься, и я как-то умудрился закинуть одну ногу на лед и потихонечку выкарабкался. Видно, Боженька решил, что мне еще рано на тот свет. Я доковылял до будки, открыл дверь и вошел. Два мужика в ватниках сидели за столом, у одного в руках была бутылка водки. Они повернулись ко мне, переглянулись, второй молча пододвинул третий стакан, а первый, с бутылкой, налил стакан до краев.
- Пей! – молвил мужик с бутылкой.
Я махнул стакан в два глотка, ибо начинало потряхивать, а второй встал и помог мне раздеться. Через час-другой я пьяненький и более-менее сухой топал к автобусной остановке.

В апреле нас отправили в Североморск, снабжать вояк топливом. Мы ходили от нефтебазы до военных судов. Переход занимал не очень много времени, ибо от нефтебазы эти суда были видны. Было скучно, народ запил, и как на грех заболел постоянный капитан и на замену приехал другой – Князев. Он смотрел на этот бардак день, другой, но видно, надоело ему наше пьянство. Мы с Валерой пошли в город, надо было пополнить запасы. У трапа нас перехватил вахтенный штурман:
- Смотрите, мужики, кэп злой, будет ловить тех, кто с вином и отправлять домой.
Мы добрели до магазина, почесали затылки, у меня срок наказания на танкере «Нива» заканчивался, решили не рисковать. Купили здоровенный торт и отправились обратно на судно. На трапе стоял капитан, видимо следил из иллюминатора, кто, куда и с чем идет.
- Ну, орлы, поздравляю! Билеты вам на самолет заказать или поездом домой поедете?!
- Ну что вы, Николай Иваныч, за что вы нас так обижаете?
- Показывайте, раздолбаи, что в сумке?!
А было там - ничего, кроме торта, разумеется.
- Приходите на тортик, Николай Иваныч!
Кэп плюнул, махнул рукой и ловить с тех пор никого не пытался.
Поработали мы так недели две, хотя изначально информация была, что будем тут не меньше месяца. Что там решали в высоких кабинетах, нам было неведомо, но пришел приказ идти в Архангельск, грузиться топливом и идти в Усть-Кару. Где была эта дыра я не знал, пока меня не просветили – топать нам аж чуть ли не на полуостров Ямал.
Загрузившись, мы вышли в море и спустя четыре дня встали на якорь, как раз напротив этой самой Усть-Кары. Моряки, кто здесь раньше бывал, еще на переходе обговаривали, кто сколько купит рыбы – омуля и гольца. Или может капитан разрешит наловить самим, ибо невод на судне был. Неоднократно разговор заходил и о некой девице, работавшей в магазине. Мы спустили шлюпку, механик завел мотор и отчалили. Спустя полчаса уже были на берегу, шлюпку привязали к здоровенному бревну, лежавшему тут, судя по виду, лет сто, и направились к магазину. Я уже был наслышан о продавщице, но такого ну никак не ожидал. Огромные васильковые глаза, пушистые ресницы, черные брови. Роскошные светлые волосы вольготно расположились на плечах с нежнейшей белой кожей. Груди, хоть и были упрятаны под белый халат, выглядели настолько аппетитно, что я невольно сглотнул слюну. Нежные щечки порозовели при виде нас, она певучим голосом поздоровалась. Каким ветром занесло сюда, в глухомань северную, это чудо природы, это сказочное создание, я до сих пор не знаю. Народ уже стайкой вился у прилавка, а я все еще отходил от шока, от увиденного.
Мы вернулись на судно и мастер дал добро наловить рыбки. Мы взяли невод, доставили на отмель двух человек с началом невода, а сами на шлюпке потихонечку спускали в воду остальную его часть. Сделав петлю и соединив оба конца, стали дружно тянуть. Мало-помалу мы его вытягивали и уже была видна рыба, прыгавшая в западне. Попалось много гольца, но омуль преобладал. Все пойманное мы сложили в мешки, уложили в вельбот и прибыли на судно. За обработку рыбы взялся боцман, как самый умелый, в помощь выделили двух моряков. Уже через пару дней соленый омуль шел на ура под водочку. Закуска была отменная, боцман и впрямь оказался большим специалистом по этому делу. По прибытии в Архангельск, оставшуюся рыбку разобрали по домам.
Мне пришла замена и я уже через три дня был на лесовозе «Пустозерск», мы шли на Кубу. Но каждый раз, когда я видел в море знакомый силуэт, меня охватывала ностальгия по экипажу и судну.