Анализ стихотворений Афанасия Фета

Афанасий Фет

В душе, измученной годами,
Есть неприступный чистый храм,
Где всё нетленно, что судьбами
В отраду посылалось нам.

Для мира путь к нему заглохнет, –
Но в этот девственный тайник,
Хотя б и мог, скорей иссохнет,
Чем путь укажет мой язык.

Скажи же – как, при первой встрече,
Успокоительно светла,
Вчера – о, как оно далече! –
Живая ты в него вошла?

И вот отныне поневоле
В блаженной памяти моей
Одной улыбкой нежной боле,
Одной звездой любви светлей.

Дата создания: 1867 г.

АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ ФЕТА «В ДУШЕ, ИЗМУЧЕННОЙ ГОДАМИ…»
Примерно в середине 50-х годов XIX века между А. А. Фетом и И. С. Тургеневым завязываются дружеские отношения. Литераторы ведут активную переписку, в которой спорят о сущности и предназначении искусства. В одном из писем Тургенев довольно резко заявил Фету, что присланное им ранее стихотворение бесполезное и плохое.

Литератор имел в виду «В душе, измученной годами…». Это произведение было написано, как предполагают литературоведы, в середине сентября 1857 года. Стихотворение было напечатано в сборнике «Вечерние огни». Оно состоит из четырёх строф, имеющих перекрёстную рифму. Стихотворный размер, по всей видимости, четырёхстопный ямб. В нечётных строках мы можем заметить, что последняя стопа представляет собой амфибрахий.

В стихотворении поэт использует устаревшую лексику. В тексте встречаются такие малоупотребительные в обычной речи слова, как «отрада», «далече», «боле».

Особенностью стихотворения является обилие изящных эпитетов. При описании потаённых уголков человеческой души автор пользуется такими выражениями, как «неприступный чистый храм», «девственный тайник», «блаженная память».

Речь в этом произведении идёт об очерствении души. Поэт, он же лирический герой стихотворения, остро переживает по этому поводу. Из-за перенесённых за долгую жизнь невзгод он не может испытать столь же искренние эмоции, что и в юности. Его память хранит тёплые воспоминания обо всём добром, что с ним случалось прежде, но почувствовать себя снова счастливым герой не в силах. Чтобы передать это состояние, Афанасий Афанасьевич использует образ храма, дорога к которому забыта. Говоря о том, что язык скорее иссохнет, чем сообщит, как добраться до святилища, поэт словно раздваивается, отделяя самого себя от своей ищущей страдающей души.

Но уже во второй строфе настроение произведения меняется. Тон героя становится более пылким благодаря эмоциональным восклицаниям. Протагонист вопрошает некую особу, как ей удалось попасть в храм души. Выразительные эпитеты («успокоительно светла», «улыбкой нежной») делают образ этой неназванной девы похожим на ангельский. Мы понимаем, что это надежда, появление которой свидетельствует, что сердце героя всё ещё живо и чутко. Его сокровищница памяти пополняется новыми счастливыми воспоминаниями, и возможно, когда-нибудь душа обретёт утраченную гармонию, восстановив связь с таинственным храмом.

Отчего же Тургенев так негативно отозвался об этом произведении? Думается, дело в том, что главной пользой искусства писатель считал воспитание в читателе добродетелей. Это же стихотворение ничего не воспитывает, оно просто повествует о духовных поисках героя, о его субъективном опыте. Однако это не лишает его эстетической ценности и красоты.

Источник

ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА И СМЫСЛ ЕГО ЖИЗНИ В ЛИРИКЕ ФЕТА
Человек в поэтическом мире Фета связан с природой неразрывно. Многие стихотворения Фета основаны на параллелизме человеческих переживаний и жизни природы, на их созвучии. Если воспользоваться выражением И.А. Бунина, человек у Фета первобытно привязан к природе, он зависит от нее, он подвластен ее изменениям. Мир природный предстает и как мир идеальный, мир, у которого человек может научиться мудрому приятию смены расцвета и увядания, трагического покоя, который следует за бурным расцветом («Учись у них – у дуба, у березы. », 1883).

Человек назван «праздным соглядатаем» природы («Ласточки», 1884), но он наблюдает за жизнью природы, осознавая себя ее частью, ее сыном, подвластным общим для всей природы законам. Традиционный психологический параллелизм: когда описание душевных переживаний объясняется с помощью описания природных явлений, у Фета нередко подменяется метафорой, соединяющей человеческую жизнь и природное явление и позволяющей представить человека самого природным явлением. У Фета можно найти образ, столь органичный для Есенина: человек как дерево, чье увядание уподобляется осеннему увяданию природу:

Пусть тот осенний ветр мои погасит страсти,
Что каждый день с чела роняет седину.

В исследовательской литературе о Фете сложилось одно устойчивое представление, согласно которому «отличительной особенностью» фетовской поэзии становится «отражение не сколько действительного мира, сколько ощущений поэта, вызываемых этим миром». Думается, это не совсем точное определение своеобразия фетовского понимания человека и мира. Точнее говорить о том, что человек предстает в поэзии Фета как малый мир – микрокосм, тесно связанный с жизнью мира в целом – макрокосма и подчиняющийся тем же законам. Это понимание зависимости человека и мира определяет одну из характерных особенностей фетовской поэзии: описание человеческих переживаний нередко подменяется описанием природы и, наоборот, переживания человека позволяют поэту, не описывая, передать суть природных явлений. Многие стихотворения Фета строятся на основе психологического параллелизма, но нередко параллельное описание – равно природных или человеческих переживаний – предельно кратко, упоминается, но не описывается. Например, в стихотворении «Ныне первый мы слышали гром. » природное явление только называется («Ныне первый мы слышали гром, / Вот повеяло сразу теплом»). Все стихотворение посвящено переживаниям героини, внутренне сосредоточенной на своем чувстве – тоске, неверии в любовь героя:

И пришло мне на память сейчас,
Как вчера ты измучила нас.
Целый день, холодна и бледна,
Ты сидела безмолвно одна;
Вдруг ты встала, ко мне подошла
И сказала, что все поняла:
Что напрасно жалеть о былом,
Что нам тесно и тяжко вдвоем,
Что любви затерялась стезя,
Что так жить, что дышать так – нельзя,
Что ты хочешь – решилась – и вдруг
Разразился весенний недуг,
И, забывши о грозных словах,
Ты растаяла в жарких слезах.

Прорвавшееся в словах и слезах отчаяние героини и уподобляется весеннему дождю. Упоминание грома в начале стихотворения и вызывает в памяти картину весенней, медленно зреющей грозы, и позволяет понять состояние героини, в чьей душе все более усиливалось отчаяние, пока внезапно хлынувшие слезы не спасли ее от отчаяния, пока не «разразился весенний недуг». Характерно, что в этой метафоре сближаются, уподобляются друг другу природное явление и душевное состояние человека, и они как бы дополняют друг друга, объясняют друг друга.

В стихотворении 1890 г. «Давно ль на шутки вызывала. » снова природное явление оказывается способным передать сложную гамму человеческих чувств, прихотливую смену человеческих настроений. Характерно, что и здесь для определения человеческого состояния используется природный образ («И на душе ее зима»), и объясняющий человеческое переживание, и утверждающий единство жизни человека и природы:

– «Давно ль на шутки вызывала
Она, дитя, меня сама?
И вот сурово замолчала,
Тепло участия пропало,
И на душе ее зима. »

– «Друг, не зови ее суровой:
Что снегом ты холодным счел, –
Лишь пробужденье жизни новой,
Сплошной, душистый цвет садовый,
Весенний вздох и счастье пчел».

Природные явления, исполненная драматизма жизнь природы подчиняется тем же законам, что и сложная, исполненная противоречивых душевных движений человеческая жизнь, и именно поэтому фетовский герой, объясняя свое переживание, настроение, чувство, обращается к описанию жизни природы, наделенной той же способностью отчаиваться, бурно переживать, страдать, что и человек, и так же, как человек, готовой «плакать» и «сиять от счастья». В поэзии Фета человеческие и природные переживания отождествляются, дополняют и объясняют друг друга, и потому описывается или жизнь природы, или внутреннее переживание человека:

Прости – и все забудь в безоблачный ты час,
Как месяц молодой на высоте лазури!
И в негу вешнюю врываются не раз
Стремленьем молодым пугающие бури, –

Когда ж под тучею, прозрачна и чиста,
Поведает заря, что минул день ненастья,
Былинки не найдешь и не найдешь листа,
Чтобы не плакал он и не сиял от счастья.

Природа и сопровождает человеческую жизнь, и представляет своего рода параллельный мир, живущий теми же чувствами и переживаниями. И потому неизменно, пытаясь понять скрытые душевные переживания героини, лирическое «я» обращается к природному миру:

Когда, смущенный, умолкаю,
Твоей суровостью томим,
Я все в душе не доверяю
Холодным колкостям твоим:

Я знаю, иногда в апреле
Зима нежданно набежит
И дуновение метели
Колючим снегом закружит, –

Но миг один, – и солнцем вешним
Согреет юные поля,
И счастьем светлым и нездешним
Дохнет воскресшая земля.

Фетовский образ человека кажется поразительно смелым на фоне современной ему поэзии, во многом предвещая открытия поэтов-символистов. Лирическое «я» осознает свое родство со звездами, свою способность лететь и гореть, его жизнь уподобляется солнечному движению по кругу: утро – восход, старость – закат («С солнцем склоняясь за темную землю, / Взором весь пройденный путь я объемлю»). Эта древняя метафора у Фета обретает как бы буквальный смысл, метафорический образ развертывается в описание человеческого заката, старости, позволяющей, подобно солнцу на закате, вновь оглядеть весь пройденный путь.

Еще один важный аспект в понимании человека в лирике Фета: человек – носитель небесного огня, освещающий своим факелом сумерки земного существования. Человек уподобляется солнцу и одновременно противопоставляется солнцу. Если солнце, огонь которого также зажжен Господом, – мертво («мертвец с пылающим лицом»), то человек – живой хранитель небесного, божественного огня:

Не тем, Господь, могуч, непостижим,
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звездный день твой светлый серафим
Громадный шар зажег над мирозданьем.

<. > Нет, ты могуч и мне непостижим
Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Назначение человека и понимается как свечение, освещение земного существования. Эта мысль особенно отчетливо прозвучала в стихотворении 1885 г. «Светоч», где символом человеческой жизни выступает ночной лес, человеческое же существование символизирует путь со светочем в руках. В этом стихотворении 1885 г. человеческий светоч тоже зажжен от небесного огня: его источник – молния:

Когда же вдруг из тучи мглистой
Сосну ужалил яркий змей,
Я сам затеплил сук смолистый
У золотых ее огней.

Но светоч, что горит «величаво», не может победить «сумрак ночи», он делает его все более «ужасным», вызывая страшные видения («Пестреет мгла, блуждают очи, / Кровавый призрак в них глядит, / И тем ужасней сумрак ночи, / Чем ярче светоч мой горит»). Однако в фетовском стихотворении нет мысли об отказе от безнадежной борьбы, от освещения мира «величавым факелом».

Читайте также:  Перспективный анализ предприятия пример
Характерно, что Фет изменяет первоначальное название стихотворения – «Факел» – на «Светоч». Слово «светоч» во времена Фета устаревшее или книжное, высокое. «Традиционно-поэтическое метафорическое употребление слова светоч в сочетании светоч, светильник, свет ума, правды и под., – пишет А.Д. Григорьева, – ведет к предположению, что светоч в данном тексте Фета несет на себе аналогичные же функции, т.е. выступает символом человеческого интеллекта вообще».

В другом фетовском стихотворении человеческую жизнь символизирует стремительно летящая по ночному небу ракета, рассыпающая «огненные слезы» («Ракета», 1888). «Огонь» и «слезы» – знак полноты душевных сил, доказательство остроты и силы переживаний и одновременно родства человека и мироздания, символизируют человеческую жизнь и в стихотворении «А.Л. Бржесской», 1879. В финальной строфе этого стихотворения встречается поразительный, парадоксальный образ плачущего огня, между тем, весьма органичный в фетовском художественном мире. Он отчетливо воплощает сущность человека, как ее понимал Фет, – способность гореть и страдать:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.

Источник

АФАНАСИЙ ФЕТ. КОГДА КИЧЛИВЫЙ УМ, ИЗМУЧЕННЫЙ БОРЬБОЮ…
«Не религиозен, скептик и язычник», — так охарактеризовал Афанасия Фета сын Льва Толстого, музыковед Сергей Толстой. Современники поэта отмечали туманность и неясность образов его стихотворений. «Где-то, что-то веет, млеет…», — именно так начинается пародия Ивана Тургенева на лирику Фета.

Проект «50 великих стихотворений» показывает «другого Фета» — преисполненного духовной жажды, ярко и убедительно выражающего в своей лирике противоречивые мысли.

Когда кичливый ум, измученный борьбою
С наукой вечною, забывшись, тихо спит,
И сердце бедное одно с самим собою,
Когда извне его ничто не тяготит,

Когда, безумное, но чувствами всесильно,
Оно проведает свой собственный позор,
Бестрепетностию проникнется могильной
И глухо изречет свой страшный приговор:

Страдать, весь век страдать бесцельно, безвозмездно,
Стараться пустоту наполнить — и взирать,
Как с каждой новою попыткой глубже бездна,
Опять безумствовать, стремиться и страдать, —

О, как мне хочется склонить тогда колени,
Как сына блудного влечет опять к Отцу! —
Я верю вновь во всё, — и с шепотом моленья
Слеза горячая струится по лицу.


ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ
Начало 40-х годов XIX века — время перемен и новых литературных поисков. Один за другим уходят Пушкин (1837) и Лермонтов (1841). На место главного художественного метода начинает претендовать реализм, или как говорили в те времена, «натуральный» метод, родоначальником которого многие считали Николая Гоголя (во многом, игнорируя собственный взгляд писателя на свои произведения). Главной эстетической установкой реализма было изображение действительной жизни со всех ее сторон: обыденных, часто довольно неприглядных, но, главное, естественных, натуральных.

В прозе 1840-х эта тяга к обобщению часто доходила до такой степени, что абсолютно всё в людской природе объяснялось социальными условиями, материальными, бытовыми, заземленными причинами. Постепенно это реалистическое и социальное направление будет расширять влияние и в поэзии.

Но немалое число поэтов продолжат «петь» о своём. Их по-прежнему будет волновать личность, осмысление сокровенных тайн человеческой души. Они сохранят верность поэтической лирике, сконцентрированной на внутреннем, сердечном переживании. Таких поэтов немало: Аполлон Майков, Алексей Плещеев, Аполлон Григорьев, Евдокия Ростопчина. Но среди собратьев по перу Афанасий Фет окажется голосом особенно прекрасным. Голосом, который расслышали и оценили искатели нового поэтического слова, уже в веке двадцатом.

АВТОР
Шеншин — Фёт — Фет

«Визитной карточкой» поэта для многих служат простые и пронизанные радостным светом строки:

«Я пришёл к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало. «

И в восприятии многих современников Афанасий Афанасиевич воспринимался как позитивный, добродушный и по-своему благополучный человек. Однако сам наш герой совсем иначе оценивал прожитое.

Мария Петровна Боткина - супруга Фета. / Афанасий Фет.
«Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им — Фет», — признался поэт жене в 1874 году.

Он родился и вырос в семье зажиточного орловского помещика Афанасия Шеншина и его жены, урожденной Шарлотты Беккер (Фёт). Когда мальчику было 14 лет, ему неожиданное было велено носить фамилию первого мужа матери — Фёт: обнаружилось, что он родился до того, как брак его отца с Шарлоттой был освящен. Фетом Афанасий Афанасиевич станет по ошибке наборщика в типографии при издании журнала. С тех пор две точки над «е» в фамилию автора не возвращались.

Эта история со сменой имени вовсе не была забавным приключением. Четырнадцатилетний Афанасий лишился не просто фамилии — но к тому же дворянского звания и прав на наследство. Для него такая потеря была истинной катастрофой, перевернувшей всю его жизнь. Он во что бы то ни стало решил вернуть утраченное.

Именно поэтому с 1845 года после окончания университета и до своей отставки в 1858 году Фет находился на военной службе: это давало возможность получить дворянство. Только в 1873 году ему была возвращена фамилия Шеншин, а также даровано потомственное дворянство. Однако под своими стихами он до конца своих дней продолжал ставить фамилию Фет.

Исследователи и современники считали, что Фет и Шеншин — это два абсолютно разных человека. Один — одаренный поэт, воспевающий природу, стремящийся передать читателю красоту мимолетных движений человеческого сердца, другой — волевой практичный человек, офицер. Лев Толстой писал Боткину в 1857 году: «…И в воздухе за песнью соловьиной разносится тревога и любовь! — Прелестно! И откуда у этого добродушного толстого офицера такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов». Возможно, Афанасию Афанасиевичу просто хорошо удавалось скрыть от окружающих свою внутреннюю драму.

СЛОВА: А. ФЕТ, МУЗЫКА: А. ВАРЛАМОВ, ИСПОЛНЯЕТ НАДЕЖДА ОБУХОВА
«А г. Ф. много обещает», — именно так оценил ранние стихи Фета один из главных критиков XIX века Виссарион Белинский. Положительную оценку его творчеству дал и Николай Гоголь. То есть дорога в большую литературу открылась перед ним с самых первых публикаций. После издания в 1840 году первого сборника стихотворений, в 1841 году Фет начинает печататься в журнале славянофилов «Москвитянин», а в 1842 году — в «Отечественных записках». Фет становится известным поэтом, а его стихотворения — популярными романсами. Первым стихотворением Фета, положенным на музыку, стало «На заре ты ее не буди…»: вряд ли в русской литературе кто-то писал нежнее о своих любовных чувствах. Параллельно Афанасий Афанасиевич писал публицистику, мемуары, занимался переводами философских работ.

Читайте также:  Свод и анализ презентация
Фет прожил долгую жизнь, творил более пятидесяти лет. Его творчество оказало огромное влияние на поэзию ХХ века. Особенные любовь и почитание он обрел в круге поэтов-символистов, которые считали Фета одним из самых значительных русских поэтов, своим учителем и предтечей.

БЫЛ ЛИ ФЕТ АТЕИСТОМ?
В 80-х годах ХХ века на страницах журнала «Вестник русского христианского движения» вспыхнула полемика: каков религиозный характер и направление поэзии Фета. Действительно: вопросы веры и религии занимали ум Фета на протяжении всей жизни, однако это был сложный поиск, причем очень личностный и болезненный. Религиозная тема возникает и «прячется» в контексте других «вечных» вопросов: любви, искусства, образа красоты, — не зря лирику Фета называют «поэзией намёков».

В ранних стихах первого сборника «Лирический пантеон» 1840 года уже можно отыскать несколько стихотворений с христианскими мотивами, затерявшихся среди языческой антологической (в духе античной лирики) поэзии. С каждым фетовским сборником религиозная тема по-своему развивается, а в позднем творчестве окрашивается в философские тона. В 1880-е годы Фет переводит грандиозный труд немецкого философа-пессимиста Шопенгауэра «Мир как воля и представление», и шопенгауэровское восприятие мира произвело на Фета сильное впечатление.

Афанасий Афанасиевич, получивший традиционное религиозное воспитание, хорошо разбирался в библейских образах. Например, в стихотворении «Когда Божественный бежал людских речей. » представлена евангельская история об искушении сатаной Христа во время его многодневного поста в пустыне. А стихотворение «Чем доле я живу, чем больше пережил. » является прекрасным переложением молитвы «Отче наш…».

Но знания и образованность не отрицают для человека сомнений и колебаний в поиске Божественного. Вопрос о религиозности Фета, пожалуй, навсегда останется предметом споров. Единственное, что можно сказать уверенно: он никогда не был равнодушен к религиозным вопросам, размышления о вере волновали его на протяжении всего жизненного пути. Это факт неоспоримый. И лучше всего о них говорят его произведения.

ПРОИЗВЕДЕНИЕ
Стихотворение «Когда кичливый ум, измученный борьбою…» Фет написал в 1842 г., когда ему было 22 года. Впервые текст произведения был опубликован в студенческом альманахе «Подземные ключи».

Здесь запечатлен ранний опыт духовных борений автора. В стихотворении можно заметить значимое для лирики Фета противопоставление разума («кичливого ума») и сердца. Фет никогда не признавал приоритета рационального начала. Для него только сердечным опытом, опытом чувства можно проникнуть в суть вещей. Поэт утверждал, что «Бог сидит в чувстве, и если Его там нет, разум Его не найдет». Возвышенное, Прекрасное, Божественное можно найти только с помощью интуитивного творческого прозрения.

Три первых четверостишия — это описание ситуации духовных исканий. Последние четыре строки — свершение внутреннего события, когда после периода колебаний, сомнений герой вновь обретает веру: «Я верю вновь во все — и с шепотом моленья / Слеза горячая струится по лицу». Условиями молитвенного переживания и обретения веры являются, в первую очередь, угасание «кичливого» ума, отказ от холодной рациональности, а также принятие неизбывности страданий. Интересно, какими эпитетами награждает Фет сердце, призывая заполнить пустоту, проистекающую от безверия: бедное, безумное, страдающее, всесильное только чувствами. Рождается молитвенный, покаянный порыв, который Фет передает, используя известный библейский образ: «О, как мне хочется склонить тогда колени,/ Как сына блудного влечет тогда к Отцу!»

В словах «Я верю вновь во всё» слышится драматическое библейское «Верую, Господи! Помоги моему неверию». Мятущееся сознание находит успокоение в вере.

ОТСЫЛКИ К БИБЛИИ
В стихотворении Фет использует известный библейский образ блудного сына. Евангельская история о блудном сыне часто и многообразно обыгрывалась во многих произведениях мировой культуры. В русской литературе до Фета она появлялась в произведениях Древней Руси, у авторов XVIII века, Жуковского, Батюшкова, Пушкина и др. Знаменитая притча рассказывается в Евангелии от Луки. В ней повествуется о некоем человеке и двух его сыновьях. Младший потребовал выдать ему причитающуюся долю наследства. Получив свое, он покинул дом и, скитаясь в дальних краях, растратил все свое состояние. Оказавшись в бедственном положении, он принял решение вернуться в отчий дом. Блудный сын сказал: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим (Лк 15:21). Отец принял его искреннее раскаяние, велел одеть его в лучшие одежды и устроил пир: Станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк 15:23–24).

Иконографическое изображение истории о блудном сыне
Иконографическое изображение истории о блудном сыне

К образу блудного сына прибегают тогда, когда говорят о человеке, который раскаялся в своих заблуждениях. Этот образ напоминает, что только при условии истинного смирения возможно прощение.

Герой стихотворения, осознавший свою греховную ошибку-сомнение, раскаивается в ней, сравнивая себя с героем библейской притчи: «О, как мне хочется склонить тогда колени, / Как сына блудного влечет опять к Отцу! — / Я верю вновь во всё, — и с шепотом моленья / Слеза горячая струится по лицу». Дважды Фет использует сравнение с блудным сыном: «Стою как блудный сын перед лицом отца, / И плакать бы хотел — и плакать не умею» («В саду»). Стихотворение — признание острого, до слёз стремления к встрече с Богом, — чувства, которое остается и желанным для поэта, но и неутоленным.

(Материал из Интернет-сайта)