Лифт

«ЛИФТ»
      Я бежал в офис, словно укушенный волшебной змей мокрый и потный индус. В  руках мешалась помятая папка с наспех собранным за ночь отчетом, который через пять минут надо было сдать. Охранник на входе хмыкнул что- то вроде «Доброе утро», и я, машинально махнув головой в ответ, метнулся  к лестнице.
На втором этаже в приемной Верунчик сидела за стойкой респешн и нервно теребила бумажную салфетку в руках. «Опять довели», - подумалось мне. Навстречу мне из переговорной вышли Николай, Александр Васильевич, с поникшей головой позади плелся мой стажер Ванька. Серость их лиц озадачила меня, в голове закрутились мысли: «Провал, проект не примут, а это полгода работы отдела!».
   -Привет опоздунам, - буркнул Александр Васильевич, - Ты где шляешься?
Глухой голос замначальника отдела как-то неприятно отозвался у меня внутри, как будто он, словно плохой актер, пытался  что –то прикрыть.
   - Здравствуйте, Александр Васильевич, - с деланной бодростью поздоровался я,
   - Так отчет же? По проекту готовил. Вы же вчера сказали, что у генерального куча вопросов, надо отчитаться.
    К слову, с генеральным у нас была «любовь», «любовь» со всеми страстями и интригами, похлеще турецкого сериала.
- Александр Васильевич, а что совещание, будет или нет? - я пытался найти повод завязать разговор, хоть как-то сглаживая свое опоздание. Ванька продолжал смотреть в пол за спиной Александра Васильевича и похож он был на жалкого бездомного кота.
- Кхм-м..- кашлянул Николай, - Совещания не будет сегодня, Гош, - Стаса нет.
Куча вопросов рзавертелась в моей и без того ноющей от недосыпа голове, и я не мог понять в какой последовательности их надо задавать:
- В каком смысле - не будет? Уволился, что ли? - голова загудела,  словно стратегический бомбардировщик на взлете. «Все умерло? Проект дохлый? Стас - ведущий инженер, что вот так вот уволился и бросил все?! Но он не мог так сделать! Это не про него!».
   Ванька сделал робкий шаг вперед,  засунув руки в карманы джинс:
- Стаса больше нет… - тихо сказал он. На этой фразе Верунчик за стойкой ресепшен всхлипнула и попыталась встать, но ее остановил Николай:
-Вера, не надо...
  Боль, словно тупая стрела с ржавым наконечником, пронзила все внутренности,  и меня словно обдало чем–то холодным, потом бросило в жар.
Ванька опустил голову еще ниже и продолжил:
- В шесть утра дворник нашел его под балконами высотки на углу, на газоне. Ну, где вы обычно тусили в кофейне на первом этаже. Охрана спала, но  на камерах отмотали запись. В 3:40 он поднялся на общий балкон восемнадцатого этажа и через десять минут шагнул… Предсмертной записки не было.
    Я потерял связь с реальностью, и шум кондиционеров офиса зазвенел у меня в ушах, будто стая обезумевших птиц. Гулко хлопнула папка с отчетом, выпавшая из моих рук на кафельный пол, и Ванька вздрогнул. Словно издалека, через крики птиц в моей голове, я снова услышал, как заплакала Вера. Мне показалось, что время остановилось и разделилось на две части.
    Папку поднял Николай и протянул мне, другой рукой похлопав меня по плечу, вышел.
    Александр Васильевич смотрел в упор, как будто искал в моих глазах ответы на вопросы. Он ждал.
    Я молчал. Птицы в моей голове начали новый круговой заход и глушили все мысли.
    Словно старая баржа, повидавшая все шторма, клюющая носом в волну, я побрел к своему столу, сел в кресло и обхватил голову руками. Сквозь пронзительные крики ментальных птиц стал все явственней проступать только один вопрос: «Почему? Почему? Почему?». Я закрыл глаза, и тут же, как будто новый кадр из фильма, нарисовалось лицо Стаса. Улыбающееся, с серыми глазами, забавной и немного кривой  улыбкой. Я вспомнил, что буквально на днях он присылал видео с новой песней, они с ребятами там где-то играли вечерами. Потом в мессенджере долго мне рассказывал, что в си-миноре песня будет звучать лучше. Я ничего не понимал и знал, что он просто хотел меня отвлечь болтовней, чтобы я не мучился с этими отчетами по проекту. Отчетливо вспомнились четыре строчки его новой песни:
            «Я люблю бесконечность вселенной.
     Соскучишься, ты напиши.
             Ты была слишком смелой и нежной,
             Для моей непонятной  души».
    «Что? Безответная любовь? За Стасом такого не водилось…» - подумалось мне.  Стас был лириком, балагуром, даже пошляком. Его любили в компании, любили девушки. Он везде был свой. Он умел находить радости даже в этом проекте, который мы пронесли через все круги ада. Он уставал, но приходил в офис и снова садился за ноутбук. Ему прилетало от генерального, от Николая, от Александра Васильевича, и, мне казалось, он с легкостью перешагивал все перипетии и упорно добивал всю техническую часть. А еще он пел. Он пел о смыслах любви стихами Розенбаума на американский манер. Иногда всерьез «заболевал» каждым аккордом своей очередной песни. Рассказывал мне, что вот как «переболеет» - значит готово.  Я всегда удивлялся, сколько было в нем энергии, сил. А тут… шагнул с восемнадцатого этажа.
Гнетущая тишина офиса стала душить меня, кондиционеры затихли на очередном цикле, и я понял, что больше не могу оставаться здесь ни секунды.
- Гоша? - окликнул меня Александр Васильевич, когда я собирался выходить из офиса, - Похороны уже завтра.
Потом, задумчиво помолчав, сказал: - Если сможешь, вернись сегодня в офис. Ты мне нужен.
  Я вышел на душную улицу перед зданием офиса, и запахи жаркого июльского города окутали меня. Не было ни цели, ни направления. Незаметно для себя я оказался около нашей кофейни на углу. Поднял голову вверх, яркое солнце слепило глаза.  Отсчитав этажи, я посмотрел на пустой общий балкон на восемнадцатом этаже.
Без раздумий я подошел к подъезду и стал ждать, когда кто-нибудь выйдет из подъезда и откроет домофонную дверь. Ни мыслей, ни чувств - пустота полностью занимала мою голову, и лишь жесткая боль где-то глубоко внутри отдавалась с каждым ударом пульса.
       Через пятнадцать минут душного ожидания под палящим солнцем я заметил, как к подъезду направляется бабушка, тряся ключами перед собой. Она открыла домофонную дверь и я, пропустив ее вперед, ввалился в прохладный подъезд.
- Вы кого-то ждете? - спросила старушка, подойдя к лифту.
Вопрос  меня смутил, поскольку я не мог ответить даже самому себе, зачем  сюда пришел, и ничего не оставалось, как соврать:
- Нет, я никого не жду, мне просто необходимо проверить коммуникации на верхних этажах, - немного взволнованно ответил я.
-А-а-а, - протянула бабуля, - Тогда поедемте вместе.
    Табло с номерами этажей на стене четко отсчитало двенадцать мигающих кнопок вниз, и двери лифта плавно открылись перед нами. Бабушка не торопясь переступила порог лифта, я прошел вслед за ней.
- Десятый, пожалуйста, - тихо попросила она.
    Я нажал две кнопки на панели - десятый и восемнадцатый и стал ждать, когда двери закроются. Двери плавно пошли навстречу друг другу и замкнулись. Кабина вздрогнула, и под потолком замигали цифры: 2, 3, 4…
   Я расслабился и осторожно выдохнул. В лифте работал вентилятор, и было прохладно.
   Между 6 и 7 этажами кабину лифта резко встряхнуло и она остановилась. Старушка тихо ахнула:
- Ну, вот опять… Скажите, а вы по каким коммуникациям? Я вот уже второй раз застреваю здесь,-  стала лепетать бабулечка.
Я с сожалением развел руками:
- Я по интернет-соединениям.
- Нажмите кнопку  помощи, пожалуйста.
   Нам ответил женский голос диспетчера, который отрапортовал, что помощь уже в пути.
Я прислонился спиной к стенке кабины и шумно выдохнул:
- Приедут.
   Бабушка повернулась ко мне и серьезно так сказала:
- Вы не надейтесь, что они придут быстро, у нас лифтеры сидят далеко. Меня зовут Мария Степановна, - и протянула мне свою немного дрожащую морщинистую руку.
-Гоша, - ответил я и мягко пожал ей ладонь.
- Это как правильно, Георгий?- поинтересовалась Мария Степановна.
- Да, - сухо ответил я. Мне не хотелось поддерживать разговор, даже ради уважения к старшему поколению. Мне хотелось выть. Вспомнился мотив Стасовской песни, и он как-то нежно прозвучал в моей голове. Я понимал, что мне нужно просто выдохнуть, перелопатить в голове все возможные и невозможные причины. Я начал злиться на Стаса за его беспечность, за эгоизм, за предательство. Куча мыслей ринулась в мою голову, и я не мог их остановить.
- Я помню, - начала Мария Степановна, что все щитки у нас находятся на двадцатом этаже, внучка как-то мастера вызвала по интернету, и он сказал, что в щитке на двадцатом этаже все подключения работают.
Мне сложно было что-то ей ответить,  я промолчал.
- Я знаю, зачем вам на восемнадцатый этаж. – резко как-то сказала бабушка, - Вы тоже хотите прыгать с балкона? - и глаза ее блеснули недоверием.
Огромный ком застрял у меня в горле, перехватив дыхание, и я, словно первоклассник, стал запинаться:
- Нет! С чего вы взяли?
- У вас даже сумки нет с инструментами, - уверенно сказала Мария Степановна.
Тут мне явно ответить было нечего, я закрыл лицо руками, и слезы градом полились мне в ладони.
    Мария Степановна подошла поближе и потрясла меня за запястье:
- Георгий? С вами все в порядке? Он был вам другом? Зачем вы сюда пришли? Я знаю, что сегодня ночью с  восемнадцатого этажа упал молодой человек. Да перестаньте плакать, вы же не девочка! – грубовато сказала она.
- Я хочу понять! - почти крикнул я сквозь ладони, - Он не мог сам, понимаете?!
- Мы никогда об этом не узнаем, - как-то отрешенно произнесла Мария Степановна.
    Я опустил руки и посмотрел ей в глаза. Я чувствовал себя жалким ничтожеством и никогда бы не подумал, что могу вот так не сдержаться. Мне вдруг стало стыдно.
Все, что было внутри, сжалось в тугую черную точку, которая начала пульсировать, выталкивая новую порцию противной черной жижи в мозг. Мысли метались из одной крайности в другую.
    Мария Степановна, облокотившись на поручень, внимательно изучала мое лицо, но мне нечего ей было сказать.
- Георгий, вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы уйти из жизни, бросить всё, остановить бесконечно крутящееся колесо своих мыслей?, - спросила она с немного «учительской» интонацией. Мне показалось, что сейчас со мной заговорил абсолютно другой человек, и это отрезвило.
- Если честно, то нет, - тихо ответил я.
   Мне всегда казалось, что я все успею, главное - поднажать. Иногда, конечно, хотелось сбежать в глухую деревню и прожить там остаток своих дней, не видя всей этой суеты. Но я понимал, что быстро устану от тишины.
Мария Степановна вздохнула и продолжила вновь учительским тоном:
- Видите ли, Георгий, есть люди, которые так или иначе все время ищут выход, их сложно удержать на месте, они ищут его во всем. Ломают стены, снова идут, а потом - тупик. Ватная комната. Своего рода – вакуум. Я называю это глупостью и неведением.
    Я задумался, и мысли потекли в сторону рассуждений. О чем он не знал? Был ли настолько глуп? Какую истину он искал в своих песнях, в работе? Мне казалось, что Стаса я знал хорошо, мы были близки во многом. Чтобы ни происходило, он старался рассказать, написать. Мне казалось, что я знал обо всех его похождениях, он никогда ничего не скрывал. Жизнь на ладони, как говорится.
    Мне отчетливо вспомнилось, как после универа мы вместе перелопачивали тонну объявлений, как приходили на собеседования, махали папками с проектами, а потом мрачно пили пиво на лавке в его дворе, опустив голову, потому что вновь не получилось. Как  пришли сюда, в контору, с десяток лет назад, и стали первыми во многом. Я слушал его песни вечерами и знал, что мы завтра вернемся на «линию фронта» и проживем еще один день, и все получится. А Стас, как истинный марафонец, никогда не сдавался. Я распускал нюни, а он уже с платочком стоял. Но я помню и другое: как было плохо ему, он практически кричал, но кричал где-то внутри себя. По глазам было заметно, что сейчас бочка  эмоций медленно переполнится и рванет, тогда наступала моя очередь слушать.  Но я до конца не понимал, насколько больно ему было, от неустроенности, обид, бесконечного поиска. Он говорил, что когда-нибудь он станет писателем.
    «Гош, как думаешь, мне на каком жанре остановиться? Я уже выбрал домик в области и для антуража присмотрел  старую печатную машинку», - его задорные глаза при этом блестели как два новеньких пятака.
     Кем он только ни хотел стать: безумным художником, создающим невероятные перформансы, гончаром - придумал целую коллекцию глиняных статуэток, ветеринаром, сумасшедшим физиком-астрономом, ищущим новые вселенные. Но почему он выбрал профессию инженера так и не рассказывал.
     Я смотрел в глаза Марии Степановне, и мне казалось, что она читает мои мысли и воспоминания каким-то интуитивно-мистическим образом.
- Я не смог догадаться, я не помог ему, - тихо произнес я. Эти слова встали комом у меня горле, и я еле сдержал слезы.
- Молодой человек, вы и не смогли бы ему помочь вчера,  он сам решил, что его путь закончен. Неведение, глупость, жалость к себе, возможно ненависть, бесконечный тупик в размышлениях сыграли с ним злую шутку. На самом деле, Георгий, его легко понять, знаете почему? -  пожилая женщина явно ошарашила меня этим вопросом.
- Почему? - выдавил из себя я.
- Я так понимаю, что ваш друг был однозначно непростым человеком.  Мне сразу стало понятным тогда, когда вы заплакали, что вы потеряли необъяснимого и прекрасного человека, столько боли в глазах я давно не видела. Я могу ошибаться, но мой опыт подсказывает мне, что не всегда люди уходят легко, сходят с ума от наркотиков, безденежья и алкоголизма. Есть тупик, который длится годами и приобретает такие формы, которые, так или иначе, заставляют нас выйти из игры. Я хочу с вами поделиться своим путем, если позволите, -  сказала Мария Степановна.
    Я подумал, что, как и в случае со всеми пенсионерами, меня ждет рассказ о том, как « когда-то давно все было не так, и сейчас вы все не те, а вот раньше..». И все это прозвучит с нравоучительным тоном, и я уже было приготовился сказать, что не нужно всего этого, но Мария Степановна вздохнула и произнесла:
- Я тоже когда-то стояла на краю… - и замолчала.
Я смотрел на нее полными слез глазами, и в этой старушке, словно из ниоткуда, нарисовались прекрасные черты лица. «Наверное, в молодости она была очень красива», - подумалось мне.
- Когда я подошла к краю, все смешалось внутри, захотелось все отпустить. Я была молода, слишком долго над всем размышляла, искала выводы, долго варилась в собственном соку, держала внутри себя все обиды, иллюзии, фантазии. Я закончила институт и подала документы в аспирантуру. Считала, что философия - мое призвание. Но при этом я стояла на краю, я не знала, кто я на самом деле. Я рвалась в бой и при этом мечтала, чтобы в этом бою меня застрелили. Кончилась бесконечная гонка за совершенством. Вы спросите меня сейчас, а любовь? Сразу отвечу, было все.  Я влюблялась в мужчин не хуже, чем в голливудских мелодрамах.
     Я любила их детали, их лица, их смех. Я любила людей с их непостоянством и каждого пыталась понять. Глубоко проникала в их стремления и цели, они все оказывались на самом деле простыми. Я искала истину, которая должна быть в каждом из нас. Не находила и возвращалась к началу. Моя жизнь была сложной, но я упорно бежала вперед. И я стояла на краю, потому что устала, потому что мне казалось, что это тупик и безысходность. Мне было жаль себя. Жаль чувства людей, жаль свои. Глупость заключается в том, что, совершив самоубийство, нам кажется, будто мы избавимся от страданий, невежества, перестанем искать себя и успокоимся навсегда. Неведение же заключается в том, что мы никогда не узнаем правды, если мы умрем. Можно долго философствовать на тему: «А есть ли  правда?» Не надо. У каждого она своя. У вашего друга была своя правда, и я ее понимаю, своя усталость, свой тупик. Маленькая комната, переполнилась тяжелой ватой, он падал в нее долго и мучительно.  Не корите себя за то, что вы не смогли ему помочь, возможно, вы бы действительно просто не смогли, не услышали бы. Конечно, ему нужна была помощь,  нужно было попытаться дать лесенку, чтобы он снова попробовал подняться. Мы живые, очень часто никого не слышим. Мы уходим в себя. Мы эгоисты в плохом смысле в первую очередь.
Мария Степановна замолчала и смотрела на меня колючими глазами, но я все равно не понимал эту боль человека, который сейчас стоит передо мной.
- Мария Степановна, - глухим голосом произнес я, - Но ведь вы сейчас стоите здесь, - от произнесенных слов моя голова закружилась, это получилось как-то глупо и по-детски. Женщина улыбнулась и дотронулась до моей руки:
- Георгий, знаете, о чем человек думает и чего желает, когда стоит на краю скалы, даже если он пришел туда полюбоваться видом гор?
- О чем? - отозвался я с интересом.
- Он всегда желает прыгнуть оттуда вниз, - ответила Мария Степановна, - Тогда, когда я стояла там же, после всех сказанных себе слов я вспомнила об этом и отошла от края на два шага назад, меня отпустило на мгновение. Нет, я не давала себе обещаний в тот день, я не мучилась угрызениями совести. Я просто отошла от края. И это было самым большим моим шагом в жизни.
Мария Степановна отвернулась, и мне  показалось, что ее худенькие старушечьи плечи вздрогнули. Мне захотелось обнять этого человека, и снова стало стыдно за свою слабость, за черное и белое в моей голове. Где-то внутри появился небольшой просвет, словно в летнее утро у бабушки в деревне, лучик утреннего солнца коснулся оконной рамы и нежно прокатился по комнате.
     Кабина лифта вздрогнула, и в лифтовой шахте послышались мужские голоса.
-Да! Где-то шестой этаж! Давай включай моторы, должен поехать!
Кабина вздрогнула и поехала вверх, снова отсчитывая этажи вверху на табло.
Лифт остановился на десятом этаже, и Мария Степановна направилась к выходу:
- Спасибо, вам Георгий, с вами было уютно. Берегите себя, - тихо сказала она и снова дотронулась до моей руки.
    Я не успел ей ничего сказать, двери резко захлопнулись, и лифт снова поехал вверх: 11, 12, 13… На восемнадцатом этаже двери открылись, и я вышел на площадку. Двери общего балкона были закрыты. Я постоял перед ними в некоем забытье. Перед глазами возникла картина: молодая девушка, стоящая на общем балконе старого дома. Безумно прекрасная и настолько одинокая фигура, одна в огромном мире. Я открыл дверь и переступил бетонный порог общего балкона. Солнце ослепило меня, тяжелый жаркий воздух города навалился с огромной силой, не давая вдохнуть. Я посмотрел вниз. Голова закружилась, заставляя меня отойти назад и одновременно маня вниз.
     Мне хотелось, чтобы Стас был здесь, и мы бы обо всем поговорили, как раньше, я словно чувствовал его присутствие где-то внутри:
- Я знаю, ты просто устал, - на этих словах слезы ручьями полились по щекам, и я судорожно начал искать пачку сигарет в кармане джинс. Дым заполнил пространство вокруг меня, и вроде бы стало легче. Мысли укладывались в голове в произвольной форме, словно произошла перетасовка колоды перед новой раздачей, вдруг откуда-то возникло: «Возьми меня с собой, Стас» - и затем слова Марии Степановны: «Мне было жаль себя…».
     Я снова посмотрел вниз, теперь уже голова не кружилась. В памяти заплясал хоровод всех сегодняшних событий… и я сделал два шага назад.