Я буду ждать на темной стороне. Книга 2. Глава 38

— Ищите, где хотите! Возле реки… На пляже… В книжке…
 
Декан, как умел, ответил на вопрос Мельчуцкой о том, как найти данные с помощью формулы, которую она никак не могла вспомнить. Все-таки как не хотели её одногруппники предполагать самое худшее, в итоге произошло то, что они не могли представить даже в самых страшных снах.

Стоило Мудрыченко Валерию Витальевичу очутиться в аудитории, как скользнув взглядом по количеству присутствующих на его занятии студентов, он тут же заявил вслух, что сегодня им придется решать выбранные лично им задания. И потратив немало времени на подготовку шпаргалок к определенного видам задачам, некоторые посмотрели на него как злейшего врага, решившего их всех подставить в самый неожиданный момент.

Евангелина была раздосадована происходящим не меньше одногруппников и в то же время заявление декана не стало для неё шоком. По крайней мере, теперь все пребывали в равных условиях, и могли полагаться лишь на собственные условия. Лисов проиграл в очередной раз, ведь, перехваченные им накануне у Драгомарецкого шпаргалки теперь его вряд ли спасут.

Вновь позволив себе бросить на него снисходительный взгляд, она с трудом удержалась от улыбки, заметив, как сильно он изменился в лице, осознав всю бесполезность своих предыдущих действий, включая запугивание Драгомарецкого.

Теперь украденные им шпаргалки превратились в обычный балласт, от которого оставалось избавиться, предварительно порвав их на мелкие кусочки. Уж если и должна существовать справедливость, то разве что в таком виде.

Евангелина испытывала внутреннее ликование, наблюдая за насупившимся Лисовым, который был уже не рад, что все сложилось именно так, а не иначе. И обнаружив в какой-то момент, что все это время она не сводила с него глаз, пристально следя за меняющимся выражением его лица, он метнул в её сторону такой взгляд, что мигом нахмурившись, Евангелина демонстративно от него отвернулась, словно показывая ему, как, собственно говоря, мало значит для неё теперь его личность, запомнив, как он обошелся с информационным материалом, который должен был попасть конкретно в её руки. 

Жаль, что сама она ещё не скоро окажется в его постельке! А он за это время успел соскучиться по её нежному телу, от которого всегда был без ума…  Её плечи, грудь, спина, живот… Он был готов ласкать их хоть целую вечность в надежде на взаимность. Его спальня была, пожалуй, единственным местом, где эта девушка со сладострастными стонами предпочитала ему уступать, позволяя одержать над собой верх и ни капли из-за этого не расстраиваясь.

Как только Евангелина  оказывалась в его постели, то не могла слишком долго удерживать свои бедра скрещенными, моментально поддаваясь охватывающему её в такие моменты потоку влечения, обычно свойственного молодости. Ей было сложно бороться с собственной чувственностью. А чтобы «зажечь» такую, как она, для него это и вовсе не представляло никакой сложности. Теперь же все происходило так, что их «битва» должна была выйти за пределы спальни, проникая в другие сферы и приобретая совсем уже другие формы, но не доставляя им обоюдного удовольствия. Впрочем, таковым было её решение, и он ничего не мог с этим поделать. Она первой заварила эту «кашу», отказываясь идти на уступки, а вот расхлебывать «последствия» придется уже им обоим.

Одним словом, ситуация на практическом занятии складывалась таким образом, что во время написания итоговой работы студентам приходилось полагаться на собственные знания и смекалку, а это значило, что в выигрыше могли оказаться те, кто напротяжении всего периода учебы хоть изредка, но все же открывали конспекты по финансовому, включая дополнительные ресурсы. Остальным же приходилось надеяться на способности чужих мозгов, если, конечно, сосед разрешит списать у него задачу.

Время от времени подглядывая в тетрадь Лисова, откуда он собирался многое собирался почерпнуть, едва тот решит хотя бы одну из перечисленных задач, Новаковский предложил декану сделать все, как было, вернув первоначальные варианты заданий, когда удивившись столь неслыханной дерзости, со словами: «Давайте без «давайте»!», декан попросил его уткнуться в свой лист и начать припоминать ход решения задачи, которую они проходили на практических занятиях, но которые были пропущены Егором по причине ремонтных работ у своего деда.

Теперь ему было сложно ориентироваться в материале. И даже если кто-то из одногруппников соизволил бы подбросить ему необходимые формулы, он все равно бы не смог ими воспользоваться, не зная, какие данные  следовало подставлять туда вообще.

Мудрыченко Виталию Валерьевичу, однако, не сиделось на месте. И тотчас покинув свой стол, он принял решение прогуляться вдоль рядов, чтобы лично понаблюдать за тем, как проходит процесс написания итоговой работы у студентов. Добравшись до ряда, где сидели Драгомарецкий с Мельчуцкой, мужчина бросил торопливый взгляд на их работы. Застряв на первом задании, Кирилл так и не соизволил с того момента продвинуться ни на йоту вперед.

— Что, Драгомарецкий? Не знаем, как решить задачу?! — равнодушно поинтересовался его успехами декан, взглянув также и на работу его соседки. 

Покачав головой, тот лишь горько усмехнулся в ответ. Решение к двум последним задачам ему определенно не давалось, по этой причине он надеялся получить от декана хоть малейшую подсказку. Намек, при помощи которого он мог бы двигаться дальше, не высматривая правильное решение по сторонам. 

— Ну, думай, — развел руками Мудрыченко Валерий Витальевич, отправившись себе дальше по аудитории.

Его вид говорил о том, что помогать кому бы то ни было он не намерен. Это не входило в его обязанности. А вот ввернуть парочку ироничных замечаний, наслаждаясь беспомощным состоянием студентов — всегда пожалуйста.

— Я у вас лично проверю, что вы там напишете, — буркнул он, обращаясь теперь уже к Лисову и Новаковскому, будучи при этом в курсе, как последний любил переписывать решения у своего соседа вплоть до расставленных не там где надо пунктуационных знаков.

Кажется, Егор и не собирался утруждать себя решением каких-либо заданий. Да и зачем ему заморачиваться этим лишний раз, если подобные проблемы всегда брал на себя Лисов, никогда не отказывая ему, если дело доходило до списывания формул. Взамен тот добывал ему и другие варианты решенных задач, почерпнутые им у остальных одногруппников, чтобы сверяя конечный ответ, иметь возможность пересмотреть несколько раз ход решения, и отыскав ошибку, тут же все исправить.   

Стоило Лисову допустить в расчетах неточность, как окружавшая его «гвардия» в лице Новаковского и Харитона делали все то же самое как по конвейеру, допуская такие же ошибки. А если не могли разобрать, что у него было написано в тетради, просто делали похожие закорючки и загогулины, добавляя тем самым головной боли декану во время проверки их работ.

В этот раз ребятам также не оставалось ничего другого, кроме как положившись на судьбу, ждать, когда Лисова посетит очередная волна вдохновения в плане решения задач, чтобы немного позже они могли их тоже переписать в свои работы, до последнего веря в сообразительность соседа по ряду и его умственные способности. Эти качества не должны были их подвести.

Евангелина тоже не стала исключением. И будучи даже в какой-то степени рада, что все сложилось именно так, приложила максимум усилий, пытаясь решить эти задачи самостоятельно.

Их условия не вызвало у неё удивления, ведь с некоторыми вариантами решений она была знакома ещё во время переписки с Новаковским. Там были похожие задания. И действуя по схожему алгоритму, до окончания занятий ей удалось справиться почти со всеми задачами. А вот насколько верными окажутся сами решения, об этом её саму и её одногруппников оповестит декан, как только ему посчастливиться проверить их работы. Так что следовало запастись терпением и переключить внимание на другие вещи. С чем она благополучно справилась, узнав, что на этих выходных Егор как раз собирался посетить своего деда.

К этому моменту её мачеха окончательно перебралась жить в их квартиру, лишь изредка наведываясь в свое жилье. И сходя с ума от одной мысли, что теперь ей придется провести немало времени с этими людьми в четырех стенах, Евангелина согласилась поехать с Новаковским за город, вспомнив, как давно она не посещала вместе с ним его старика, всегда готового пообщаться не только с собственными внуками, но и их приветливым окружением.

То был период последних теплых дней, граничивших с невыносимой прохладой по утрам и поздним вечерам. Последнее явление «бабьего лета» перед неделей предстоящих холодов, когда летние наряды приходилось менять на одеяния, характерные для поздней осени с её длительными дождями и низкой температурой. Местами пожелтевшая листва уже сыпалась с деревьев, падая прямо на сухую, обожженную летним зноем траву, и с наступлением настоящих холодов их могло там стать ещё больше. 

Это утро выдалось прохладным, но уже днем хорошо прогретый солнцем воздух оказал благотворное влияние на окружающую обстановку, и, очень надеясь, что такая погода продержится как можно дольше, Евангелина не стала брать с собой в поездку накидку, без которой вряд ли могла обойтись, возвращаясь обратно домой.

Сегодня на ней был почти офисный прикид. Облегающее платье цвета слоновой кости, чьи края были расшиты орнаментами из черных нитей, с открытым верхом без бретелек. И чувствуя себя в нем почти раздетой, в таком виде она предстала перед взором слегка подслеповатого деда Матвея, сжимая сумочку в руках, когда спустя время в прихожую дома ввалился Новаковский с лопатой, будто ходил недавно охотиться с нею на «зомби».

С опаской посмотрев на одногруппника, она обнаружила, что тот был не в духе. Ещё бы, ведь потеряв накануне свою кошку, ещё пару дней после её смерти, как минимум, он ходил как в воду опущенный, перестав искрить весельем. Сейчас ситуация вроде изменилась, тем не менее, Евангелина не была уверена, что он до конца смирился с потерей домашнего питомца, к которому был так сильно привязан.

Переступив порог, Егор отбросил в сторону лопату, и, покосившись на свою одногруппницу с таким видом, словно решая про себя, стоило ли ей рассказывать о том, что произошло только что на самом деле и почему он выглядит таким убитым, невольно поискал взглядом деда.

Покончив с мытьем посуды, тот отправился выливать помои Лушпайке, прихватив с собой кусок черствого хлеба, так что в доме они с Евангелиной на какое-то время остались одним. Привыкнув питаться пищевыми отходами, бедная собака даже не подозревала о существовании другой еды, а сам дед не спешил разуверять её ожидания. На другую пищу для Лушпайки у него бы попросту не хватило доходов, да и сам он питался не лучше, привыкнув экономить на всем. И пока дед Матвей возился во дворе с собакой, так и норовившей обмотать цепь вокруг его ноги, почувствовав неладное, Евангелина обратила свой взор на одногруппника, пытаясь проникнуть в его тайные мысли.

— Что случилось? У тебя неважный вид, — ошарашено осведомилась она, переведя взгляд на брошенную в углу лопату, на которой оставались следы земли.

— Кто-то откопал кошку… — Поморщившись так, словно ему дали выпить уксус, сообщил ей Новаковский,  проведя ладонью по своему лицу и угрюмо уставившись в окно. — Я пришел проведать её могилу, а она оказалась разрытой… — Запнувшись, парень предпочел выдержать паузу в этом месте, точно пытаясь прийти в себя. — Вокруг ямы валялись кости… А часть из них лежала прямо на траве…

— Какой кошмар! — растерянно пробормотала Евангелина, закусив губу.
 
— Мне не оставалось ничего другого, кроме как вооружившись лопатой, перезахоронить её останки совсем в другом месте. Только ничего не говори моему деду. Он не должен знать, куда я только ходил и что копал его садовым инвентарем.

Новаковский выглядел сейчас крайне удрученным, но состояние его не было таким уж безнадежным.

— Даже не представляю себе, кто бы мог это сделать, — вздохнув, покачала головой Евангелина, подходя к нему и устраивая свою ладонь на его плече в знак сочувствия.

Ей ещё ни разу не приходилось видеть, чтобы человек настолько сильно привязывался к животному. И пока Новаковский находился в таком состоянии, его нельзя было оставлять одного. Она помнила до сих пор, как он убивался по своей кошке, чья жизнь была загублена по причине его же халатности. И ощущая его душевную боль как собственную, она была уверена, что вспоминая Боню, в тот момент он жалел не сколько о состоявшейся смерти питомца, сколько о собственной рассеянности. Ведь если бы он не привез сюда свою кошку, чтобы она половила мышей в дедовом амбаре, ничего бы этого не произошло, и она осталась бы в живых.

Евангелина не стала ему возражать. Возможно, оно и к лучшему, что эта кошка умерла именно сейчас и именно такой смертью. В противном случае, учитывая постоянные разъезды самого Новаковского, его вечное отсутствие дома, животное в конечном итоге могло сдохнуть от голода или элементарного обезвоживания, но тогда бы его смерть выглядела куда мучительней, чем можно было себе это представить.

Жаль, сам Новаковский отказывался это признавать, продолжая оплакивать её смерть, когда в этом больше не было нужды. Точнее катализатором для его вспыхнувшей подобно костру скорби стали обнаруженные днем возле её разрытой могилы кости.

Несмотря на всю трагичность ситуации, эта кошка, увы, не смогла обрести долгожданный покой даже после смерти, став обедом для бродячих собак, которую почуяв за километр дохлятину, принялись разрывать лапами неглубокую яму, чтобы быстрее добраться до останков кошачьего тела. Итог известен. И это ещё без учета того, что довольно длительное время этой кошке пришлось пролежать в сарае в коробке из-под обуви, пока её тело не было наконец предано земле. Из-за перегруженного графика работы на требовательного Марка Исааковича, включая посещение курсов вождения и учебу, Новаковский долго не мог выбраться к деду, чтобы достойно её похоронить.

За это время её тело порядочно высохло, так что сам труп кошки в конечном итоге начал чем-то напоминать мумифицированное чучело. Так что когда у Новаковского таки выдалось свободное от забот время для посещения деда, от неё в сарае осталась одна сплюснутая с обеих сторон шкура с пустыми глазницами на голове, в которых ранее горела жизнь и тяга к охоте. Такой он и опустил её в наспех вырытую яму, стараясь действовать быстро, дабы не привлекать к своей работе внимание бродячих собак и одичавших котов.

«Это было единственное существо, которое искренне меня любило, — всхлипывая, отзывался он о ней тогда, судорожно глотая слезы. — Она всегда так радовалась моему возвращению домой! А теперь я остался совсем один»

С понимающим видом качая головой, Евангелина и Зонтинов тщетно пытались его утешить, утверждая, что ему не стоит так зацикливаться на этой кошке, тем более из приюта можно в любой момент взять на выбор котенка или собаку, не учтя только одного.

Для предприимчивого парня, коим считался Новаковского, это были не просто похороны кошки. Это были также похороны его так и не начавшегося бизнеса, о котором он частенько задумывался, не спеша посвящать в свои планы посторонних. В будущем он собирался разводить пушистых черных котят, устроив в доме деда штаб-квартиру для своего нового бизнеса, продавая живой товар за баснословную цену и подбирая для своей кошки соответствующих «кавалеров». И если все пойдет как нельзя удачно, вывести впоследствии особую породу котов, поддающихся дрессировке и быстро привязывающихся к людям. Если бы он ещё тогда им обо всем рассказал, они бы поняли основную причину его уныния, перестав навязываться к нему со словами утешения. Так что отправляясь в тот день закапывать свою кошку повторно, Егор поймал себя на мысли, что его будущий бизнес по разведению котят «особой породы» теперь точно накрылся медным тазом и ему надо было подумать о поиске новых сфер для своей реализации.   
 
В таком настроении Евангелина покидала этот дом, надеясь, что вскоре у них все наладится и Новаковский станет таким как прежде. Было бы хорошо, если бы он в кого-то влюбился. Это помогло бы ему отвлечься и избавиться от привычки ворошить прошлое. Но сколько девушек не кружилось вокруг него, она что-то не замечала, чтобы одна из них пришлась ему по вкусу, если только его сердце не было занято чьей-то пассией… Такими мыслями была занята её голова, когда попрощавшись с Егором, (тот хотел остаться в поселке ещё на пару дней), и его делом, Евангелина шагала в сторону ближайшей остановки, томимая странным предчувствием. 

Теперь рано вечерело. И стоило ей покинуть жилище этого старика, как на землю начали опускаться первые сумерки. Чуть позже со стороны запада повеяло холодом, заставившем её пожалеть об оставленной дома накидке. Оказавшись на остановке, она принялась изучать окружавшие её пейзажи, когда на горизонте появились темные облака, возвещавшие о приближении циклона.

Транспорт в выходные дни ходил здесь плохо, так что сожалея о том, что она не осталась с Новаковским, с которым могла бы, к примеру, уехать отсюда утром, а ближе к обеду быть в университете, расхаживая по сторонам и потирая от холода локти, Евангелина боролась с желанием сесть на сомнительной чистоты скамью под навесом, поросшей со всех сторон бурьяном, лишь бы спрятаться от пронзительного ветра.

Погода портилась на глазах. Ещё не хватало попасть под проливной дождь и простудиться! Тем более она не брала с собой зонт.

Поежившись от холода, Евангелина забилась под навес, но это, увы, не помогло. Так что если транспорт не появится здесь хотя бы через пару минут, она рисковала продрогнуть до костей и серьёзно заболеть, отчаянно завидуя тем, у кого был собственный транспорт и кто мог позволить себе роскошь не корректировать свой график поездок согласно расписанию общественного транспорта. Увы, в этой глухомани приходилось полагаться на себя.

Так что когда на улице стало совсем холодно и ей начало казаться, что вот-вот пойдет дождь, перестав на мгновение чувствовать даже кончики своих пальцев, Евангелина увидела, что к остановке кто-то подъехал, и обрадовавшись тому, что ей таки удалось дождаться автобуса, несмотря на перенесенные ранее лишения, повернув голову на рокот двигателя, она так и застыла на месте, увидев перед собой авто Лисова.

Книга 2. Глава 39

http://proza.ru/2022/10/29/554