Старушка

Август... Лето ещё в разгаре, а с берёз уже посыпались золотым дождичком литья, и по утрам стало свежее, как напоминание о приближающейся осени. И сердце внезапно защемит, потому что вдруг явно ощутишь, что скоро то чудесное время, когда деревья оденутся в роскошные сверкающие одежды и небо будет необыкновенно манящим, и воздух станет прозрачным как никогда. И вроде бы красиво когда листья, опадая, кружатся, и ещё стоят солнечные деньки, но где-то внутри ты ощущаешь, что скоро всё это великолепие, эта яркая круговерть чувств и желаний закончится. И безмолвная пустая белизна зимы лишит тебя её, укрыв сном безразличия, принеся холод одиночества…
       Был солнечный августовский день. Обилие зелени ещё радовало глаз, но яркие осенние цветы уже вовсю возвещали о приближении осени. С берёз, звеня, осыпались листья, стоило малейшему ветерку их задеть.
      Милая старушка сидела в кресле-каталке и отрешённо смотрела сквозь пространство пустыми серыми глазами. Её тело, словно тесто, расплывшееся на сиденье, диссонировало с худыми маленькими ручонками, вцепившимися в подлокотники. На коленях лежала книга, шелестевшая страницами в унисон с берёзами всякий раз, как редкие порывы ветра задирали её страницы, будто шептали ей что-то. Но старушку этот нисколько не волновало. Она напряжённно всматривалась в даль. С течением времени её взгляд становился всё тоскливее и, когда на глаза навернулись слёзы, она стёрла их резким движением и так же порывисто вытащила из несуразной круглой сумки, висевшей на шее, мобильник и почти визжащим срывающимся голосом крикнула в трубку: "Всё! Хватит! Я надышалась. Забирай меня. Сейчас же!" Через пять минут из подъезда вышла моложавая женщина с уставшим лицом в тапках и укатила старушку в дом, явно прилагая значительные усилия, чтобы везти кресло-каталку.
      Пересев на своё излюбленное месло за кухонным столом, старушка принялась отчитывать привезшую её женщину: "Не надо было меня там оставлять. Я больше не пойду. Я не хочу. И почему так долго? Я уже замёрзла вся. Вот, посмотри, у меня аж губы посинели." Её недовольство и злость росли с каждым словом, делая голос неприятно режущим слух. Пока она всё это говорила, женщина успела включить электрочайник и микроволновку. И когда наступила пауза, обернулась и спокойно спросила: "Чай будешь?" Старушка была явно не удовлетворена неполученным эффектом и принялась ворчать больше прежнего: "Ты знаешь, какой там ветер?! И нет никого. Мне там скучно. И почему я должна сидеть на одном месте?! Бросила меня одну так надолго. Тебе не стыдно? Я всё-таки мать тебе как-никак." Наливая в кружку чай и достав из СВЧ кусочки хлеба с расплывшимся на них сыром, женщина невозмутимо спросила: "Ты хочешь что-нибудь посытнее? Суп, например?" Старушка бросила презрительный взгляд на поставленную еду, придвинула тарелку с бутербродами поближе, отхлебнула чай и раздражённо спросила: "Ты меня вообще слышишь?" "А ты меня?"- сказала дочь в ответ. Тут глаза старушки засверкали: вот! Зацепила! Наконец-то! Отставив кружку, она сдвинула брови, поджала губы и пошла в атаку: "Я тебя послушала, а не надо было! Бросила меня там в одиночестве. Я чуть не околела." Для пущей убедительности старушка надула щёки и начала пыхтеть, стараясь выразить высокую степень негодования. "Ты была там всего двадцать минут. День сегодня солнечный. Вокруг площадки кусты - ветру не пробиться. Ты одета тепло. Я даже ноги тебе пледом укрыла. С чего тебе колеть?"- ответила дочь. "Там никого нет!"- не унималась старушка. "Так ты от скуки чуть не умерла? А книжку свою что ж не почитала? Сама же её взяла?"-спросила дочь. "Нужна как будто кому-то эта книжка," -буркнула Старушка себе под нос. В воздухе повисла пауза. Дочь пристально посмотрела на мать и тяжко вздохнула. Та, опять уставившись куда-то сквозь неё в пустоту медленно жевала бутерброд. Заметив, что дочь за ней наблюдает, снова насупилась: "Что смотришь? Ты сказала суп есть. Давай. Где он?" "Я щи сварила, будешь?"- спросила та, иронично хмыкнув. Поставив перед старушкой тарелку и, вложив ей в руку ложку, тяжело вздохнула, нажала на пульт телевизора и отвернулась к плите, на которой что-то жарилось. Старушка перевела взгляд на сменяющиеся в телевизоре картинки с безразличным выражением лица. Когда, закончив с готовкой, она присела с противоположной стороны стола, чтобы передохнуть, старушка тяжело вздохнула, глядя в экран, и с грустью сказала: "Всё не то и всё не так. Вот раньше мы с Иваном Петровичем гуляли. Особенно осенью было хорошо. Бабьим летом. Не жарко и не холодно. Он всегда находил для меня самые яркие и красивые листья, чтобы сделать из них венок. Будто свадебный..." Старушка мечтательно плыла на волнах своих воспоминаний. Её глаза загорелись и стали иссиня-голубыми, как когда-то в молодости, когда она любила и была любимой. Бубнивший новостями телевизор никак не мешал ей мысленно вернуться в то время, когда она была поистине счастлива. И только когда дочь его выключила, в кухне воцарилась звенящая пустота, пронзительно напомнившая старушке, что её счастье осталось где-то очень далеко, в безвозвратно ушедшем прошлом, всесте с единственной любовью всей её жизни - Иваном Петровичем, со смертью которого она так и не могла смириться вот уже который год. Глаза её потухли и снова стали серыми. Она встала, оперлась о свою клюку и побрела в комнату спать. Одна в холодной двуспальной постели.
01.06.2022