Шпионские страсти. Из рассказов Я, Рашид и Вася

    Военная кафедра в гражданском вузе – это очень интересный и полезный опыт, особенно для студентов. Она позволяет получить дополнительную военную специальность и звание офицера.

    На нашей "военке" готовили специалистов по радиоразведке. Занятия проходили один день в неделю. Аппаратура, которую мы изучали, уже давно использовалась в мире, и для нашего потенциального противника она, вероятно, была известна. Однако чтобы приучить студентов к армейской дисциплине, её считали секретной. Поэтому нас заставляли записывать лекции в специальную тетрадь, страницы которой были пронумерованы, прошиты и скреплены печатью.

    Преподавали нам ветераны Вооружённых сил. От капитана до полковника, прошедшие долгий и нелёгкий путь в действующих частях. На кафедру они попали по разным обстоятельствам: кто по увольнению в запас, кто по направлению, а кто по провинности. Куратором нашего взвода был майор Лапчинский. Опытный, коммуникабельный офицер с бесподобным чувством юмора, любивший сыпать армейскими шутками типа: «Не старайтесь глубоко изучать военную технику. Когда вы попадете в плен и вас будут пытать, вам и сказать-то нечего», «Весь в грязи и сзади ветка — значит, тащится разведка».

    Ходили слухи, что на кафедру его сослали за сокрытие проступка подчиненного. Один ефрейтор, будучи в наряде на кухню, ушел в самоволку. Вернувшись, узнал, что батальон убыл на полигон. Чтобы не пропустить стрельбы и не подвести товарищей по оружию, он немыслимым образом выклянчил из оружейной комнаты автомат и на попутке поехал догонять своих. Начальник поста оцепления, увидев мчащуюся к стрельбищу черную «Волгу», доложил об этом Лапчинскому. Майор, уверенный, что едет командир полка, поставил батальон по стойке «смирно», а сам, взяв под козырек, побежал встречать начальство. Увидев, что из машины выполз хмельной ефрейтор, орущий: «Товарищ майор, разрешите стать в строй!», командир потерял дар речи.
 
    Зная, что я первым в Советской армии создал электронный экзаменатор и за это удостоился рукопожатия самого министра внутренних дел Николая Щелокова, Лапчинский без сомнений назначил меня командиром взвода.
 
    Однажды, наблюдая за работой пеленгатора с вращающейся антенной, я подумал о том, чтобы создать подобное устройство, но предназначенное для прослушивания и записи телефонных разговоров. Я обсудил свою идею с куратором. Выслушав меня, Лапчинский улыбнулся.
 
- Молодец, командир! Однако вынужден тебя огорчить: идея малость запоздала, такие устройства уже существуют. Скажем, радиозакладки, «жучки», различные датчики, снимающие сигнал с микрофона, и т. д. Кроме того, прослушку вполне легально можно проводить на автоматической телефонной станции.

— Согласен, товарищ майор, — осторожно возразил я. — Однако указанные способы требуют или вскрытия телефонного аппарата, или подключения к телефонной линии, что редко удается сделать скрытно и оперативно. Хочу подчеркнуть, что предлагаемое устройство сможет контролировать всех абонентов, находящихся в зоне приема, причем круглосуточно и дистанционно.

     Лапчинский отвернулся к окну, глубоко задумавшись, а затем положил руку мне на плечо и сказал:

— Убедил, почему бы и не рискнуть? Что тебе понадобится для этого?

— Пока не знаю, идея ещё сыровата. Нужно её обдумать и проработать. Пожалуй, от помощи товарищей не откажусь. Дальше, как сложатся обстоятельства.

— Что ж, дерзай! 

  За реализацию идеи взялись с энтузиазмом. Схемотехникой и расчетами занялся Рашид. Вася впрягся в разработку конструкции, я — за наладку и регулировку изделия. Вскоре вырисовались контуры необычного с виду прибора, напоминающего гиперболоид инженера Гарина. Только это был не гиперболоид,а параболоид.
 
    Однажды в разгар работы в лабораторию вбежал запыхавшийся майор.

 
— Аврал! — закричал он с порога. — На завтра назначена защита нашего проекта на научно-техническом совете, а у вас, тить-мать, и конь не валялся! — возмутился он. Потом и вовсе разбушевался. — Вы куда смотрите, японские городовые? Вас больше интересует дохлая ворона, летящая за окном, или мои слова? Кровь из носа, чтобы к утру прибор хотя бы внешне был готов к показу! И еще, — добавил он, сурово сдвинув брови, — не делайте на совете умные лица. Помните, что и вы будущие офицеры. После такого разгона пришлось всю ночь доводить изобретение "до ума". На всякий пожарный и в баню сходили. Мало ли что!
 
    Вопреки ожиданиям, в актовом зале, кроме членов совета, собрался весь коллектив кафедры. Офицерам не терпелось узнать, как сопливым студентам удалось осилить неразрешимую на текущий момент техническую задачу. Заседание ученого совета открыл начальник кафедры Трясун собственной персоной. Доложив суть технического решения и пути достижения намеченной цели, он виновато развел руками.

— Извините, товарищи, продемонстрировать работу прибора мы не можем. Опытный образец в стадии разработки.

— Да нет же, товарищ полковник, — спешно возразил я. — Прибор готов! Остались незначительные доработки. И телефонные разговоры успели записать!

    Максим Григорьевич с укором посмотрел на Лапчинского. Тот растерянно пожал плечами, мол, не знал.

— Похвально! Оперативно сработали! Покажете свое детище?

    Я достал из сумки аппарат и, покраснев от натуги, с грохотом водрузил на стол.

— Вот он! Смотрите, на фиг!

    Начальник кафедры аж подпрыгнул на месте:

— Что-о-о?!

— Товарищ полковник, извините! Прибор называется фазоимпульсный генератор. Сокращенно «ФИГ».

—Поменять! - приказал председатель комиссии. - А почему он такой тяжелый?

—В его основание для устойчивости вмонтирован чугунный блин от штанги.

    Офицеры с нетерпеньем окружили прибор и стали рассматривать его. Посыпались всевозможные вопросы: что, да откуда, да зачем. Разъяснять пришлось усердно и терпеливо.

— Если больше нет вопросов, — подытожил Трясун, когда любопытствующие успокоились, — перейдем к оценке фонограммы.

    Лапчинский включил магнитофон. Из динамика донеслось:

— Никита Александрович, здравия желаю! Вы обещали к концу недели завершить переработку программ дисциплин по военно-учетным специальностям. Уложитесь в срок?

— Так точно, товарищ полковник! Не беспокойтесь.

— Хорошо, а как обстоят дела с разработкой учебного стенда на радиоприемник Р-250?

— Уточню и доложу.

— Добро! 

— Надо же! Откуда взялся мой голос? — удивился Максим Григорьевич.

— За неимением времени на полевые испытания пришлось записывать фонограмму на кафедре, — объяснил я.

— Тогда понятно. Вполне приемлемый тональный баланс, — одобрил начальник кафедры, — и речь разборчивая. Молодцы! Слушаем дальше.

— Сергей, привет! Как чувствуешь себя после вчерашнего? Голова не гудит? Наш полкан интересуется твоими успехами со стендом на приемник. Что ему доложить?

— Тьфу ты! — раздался возмущенный голос. — Никита, представляешь? Я этому склеротику уже два раза докладывал, что стенд готов, а он вновь о том же! Хорошо, что у него поноса нет, а то забыл бы, куда бежать.

— Что, так и передать?

— Да ну тебя к черту, ты на все способен!

    Сообразив, что события принимают нежелательный оборот, Лапчинский нажал на кнопку «Пауза» и попытался перевести разговор в другую плоскость:
 
—Максим Григорьевич, может перейдем к прениям?

—Нет уж! - возразил полковник, заложив руки за спину. - Позвольте дослушать до конца. Не каждый день приходится слышать откровения о себе и моральном климате в подразделении. Включите-ка магнитофон!

—Боренька, здравствуй, котик!

—И тебе не хворать! Не называй, пожалуйста, меня котиком!

— Ух, какой ты строгий, Лапчинский! За что я тебя и обожаю! Не забыл про романтический ужин? Вечером встретимся?
 
— Не знаю. Работы валом.

—А что сказать своему «лопуху»? Он и так уже косится на меня.

—Придумай сама, у тебя получается правдоподобно. Не нарывайся на проблемы, перестань звонить на работу!

—Ладно, котик! Скажу мужу, что останусь ночевать у подружки-хохотушки.

    Полковник осуждающе посмотрел на побледневшего Лапчинского, а капитан Трахтман по прозвищу «Газ-вода» пробурчал:


— Голос какой-то знакомый. Терпеть не могу продажных баб. Потаскуха — она и в Африке потаскуха. Если изменила один раз, сделает вновь.

    «Газ-водой» его прозвали курсанты за выпирающую нижнюю челюсть. Мол, он может без стакана, поставив челюсть, напиться газировки из автомата.

    Внезапно ФИГ захрюкал, выдал серию урчащих звуков, потом опять полилось:

— Лейбушка, котик, ты когда придешь со службы? Нас пригласила в гости подружка-хохотушка. Пойдешь?



— Соня, не называй меня котиком! Ты же знаешь, я не люблю ходить по гостям. К хохотушкам особенно. На кафедре и без нее обхохочешься.

— Извини, подзабыла... Тогда я пойду одна. Разрешаешь? Неудобно же отказать, обидится! Если припозднюсь, останусь у нее. Не скучай, львенок! Котлета в холодильнике. На нижней полке. В банке из-под меда.

    Сраженные неслыханным коварством женщины, офицеры смущённо притихли. В воздухе запахло скандалом. Трахтмана бросило в холодный пот. Он медленно поднялся с кресла и, сжав кулаки, пошел на Лапчинского.

— Лейб Алиханович, отставить! — крикнул полковник фальцетом. — Вернитесь на место! Рукоприкладства только нам не хватало! — потом, откашлявшись, резко повернулся ко мне. —Курсант, много записи осталось на пленке?

—Не могу знать, товарищ полковник, - виновато выдавил я. - Не было времени прослушать.

— Вот и прекрасно! Выйди-ка в коридор! - повелел он.
 
    О чем они говорили, оставалось лишь догадываться. Иногда через стенку прорывались термины, используемые в сексологии. Вскоре из актового зала гуськом потянулись офицеры с раскрасневшимися от возбуждения лицами и, не глядя друг на друга, разбрелись по кабинетам.
 
    Лапчинский подбежал ко мне и, раздув ноздри, прохрипел:
 
— Ты что, бедоносец, натворил?! Ты же, блин, своей «чугуниевой бомбой» разнес на хрен весь дружный коллектив кафедры! Уверен, что и министр внутренних дел Николай Анисимович застрелился из-за тебя! Короче, вашу тему накрыли медным тазом. На фиг! Отныне на кафедре не смей появляться. Вместе с этими типами, — кивнул он головой на Рашида с Васей, — офицерское звание получите после военных сборов.
 
    С этого дня, на счастье или на беду, у нашей тройки появился один свободный день в неделю.
 
    Рисунок Наби Анкаева.