Верные друзья. Шпионские страсти

    Военная кафедра при гражданском вузе – это важная составляющая образовательной системы, дающая возможность студентам помимо основной специальности получить и военную с присвоением офицерского звания.

    В нашем институте готовили специалистов по радиоразведке. Занятия проводились один день в неделю. Аппаратура, которую мы изучали, давно использовалась в мире и, вероятно, была известна нашему потенциальному противнику. Однако, чтобы приучить студентов к армейской дисциплине, ее считали секретной. Поэтому нас заставляли записывать лекции в специальную тетрадь, страницы которой были пронумерованы, прошиты и скреплены печатью.

    Нашими преподавателями были ветераны Вооружённых сил, от капитана до полковника, которые прошли долгий и нелёгкий путь в действующих частях. Они оказались на кафедре по разным обстоятельствам: кто-то ушел в запас, кого-то направили сюда, а кто-то из-за проступков. Куратором нашего взвода был майор Лапчинский – опытный, общительный офицер с бесподобным чувством юмора, любивший сыпать армейскими шутками типа: «Не старайтесь глубоко изучать военную технику. Когда вы попадете в плен и вас будут пытать, вам и сказать-то нечего», «Весь в грязи и сзади ветка – значит, тащится разведка».

    Ходили слухи, что его сослали на кафедру за сокрытие проступка подчиненного. Один ефрейтор, будучи в наряде на кухню, ушел в самоволку. Вернувшись, узнал, что батальон убыл на полигон. Чтобы не пропустить стрельбы и не подвести товарищей, он выклянчил из оружейной комнаты свой автомат и поехал на попутке догонять сослуживцев.

    Начальник поста оцепления, увидев едущую к стрельбищу черную «Волгу», доложил об этом Лапчинскому. Уверенный, что это командир полка, майор построил батальон по стойке «смирно», а сам, взяв под козырек, побежал встречать начальство. Однако, увидев, что из машины выполз хмельной ефрейтор, кричавший: «Товарищ майор, разрешите стать в строй!», офицер потерял дар речи.
 
    Зная, что я впервые в Советской армии, создал электронный экзаменатор, за что удостоился рукопожатия самого министра внутренних дел Николая Щелокова. Лапчинский, без сомнений, назначил меня командиром взвода.
 
    Однажды, наблюдая за вращающейся антенной пеленгатора, я задумался о создании подобного устройства, но предназначенного для прослушивания и записи телефонных разговоров. Своей идеей я поделился с куратором. Лапчинский, выслушав меня, снисходительно улыбнулся.
 
    – Молодец, командир! – похвалил он. – Однако вынужден тебя огорчить: идея не новая, такие устройства уже существуют. Скажем, радиозакладки, «жучки», различные датчики, снимающие сигнал с микрофона, и т. д. Кроме того, прослушку абонента вполне легально можно провести и на автоматической телефонной станции.

    – Правильно, товарищ майор, – согласился я. – Однако перечисленные методы требуют либо вскрытия телефонного аппарата, либо подключения к телефонной линии, что не всегда удается сделать незаметно и оперативно. В отличие от них, наш аппарат позволяет контролировать всех, кто находится в зоне приема аппарата, причем круглосуточно и дистанционно.

    Лапчинский, задумавшись, отвернулся к окну, потом положил руку мне на плечо и сказал:

    – Убедил! Почему бы и не рискнуть? Что тебе нужно для этого?

    – Пока сложно сказать, идея ещё сыровата. Нужно тщательно все обдумать и детально проработать. Возможно, понадобится помощь товарищей. А дальше посмотрим, как будут развиваться события.

    – Что ж, дерзай!

    Получив добро, мы с энтузиазмом взялись за воплощение своей идеи. Рашид приступил к разработке схемы и расчетам. Вася занялся конструкцией, а я — настройкой и регулировкой изобретения в целом. Вскоре перед нами предстал необычный прибор, похожий на гиперболоид инженера Гарина. Только это был не гиперболоид, а параболоид.
 
    Однажды в разгар работы в лабораторию вбежал запыхавшийся майор.
 
    – Аврал! – крикнул он с порога. – Завтра состоится защита нашего проекта на научно-техническом совете, а у вас, тить-мать, и конь не валялся! – возмутился он. Затем и вовсе разбушевался. – Вы куда смотрите, японские городовые? Вас больше интересует дохлая ворона, летящая за окном, или мои слова? Кровь из носа, чтобы к утру прибор хотя бы внешне был готов к показу! И еще, – добавил он, сурово сдвинув брови, – не стройте на совете умные лица. Помните, что и вы будущие офицеры.

    После такого разноса пришлось всю ночь доводить изобретение «до ума». На всякий пожарный и в баню сходили. Мало ли что!

    Вопреки ожиданию, в актовом зале, кроме членов совета, собрался и весь коллектив кафедры. Офицерам не терпелось узнать, как студентам удалось решить сложную техническую задачу, которая казалась неразрешимой. Заседание учёного совета открыл начальник кафедры Трясун. Он вкратце изложил суть технического решения и объяснил, как можно достичь поставленной цели. Затем виновато развёл руками.

    – Извините, товарищи офицеры. К сожалению, продемонстрировать работу прибора сегодня не можем. Опытный образец находится в процессе разработки.

    – Товарищ полковник, прибор готов! – возразил я. – Остались лишь небольшие доработки. Кроме того, успели и телефонные разговоры записать.

    Максим Григорьевич с укором посмотрел на Лапчинского. Тот растерянно развел руками, мол, не знал.

    – Оперативно сработано! Хвалю! Можете показать нам свое детище?

    Я достал из сумки аппарат и, покраснев от натуги, с грохотом поставил на стол.

    – Вот оно! Смотрите, на ФИГ!

  Начальник кафедры аж подпрыгнул на месте от неожиданности:

    – Что вы сказали?!

    – Товарищ полковник, прошу прощения! Прибор называется фазоимпульсный генератор. Сокращенно – ФИГ.

    – Название поменять! – приказал Трясун. – А почему он такой тяжелый?

    – Для устойчивости в его основание вмонтирован чугунный блин от штанги.

    Офицеры с интересом окружили прибор и начали рассматривать его. Посыпались всевозможные вопросы: что, да откуда, да зачем. Пришлось подробно и терпеливо всё разъяснить.

    – Если больше нет вопросов, – подытожил Трясун, как только все успокоились, – приступим к оценке фонограммы.

    Лапчинский включил магнитофон. Из динамика донеслось:

    – Никита Александрович, здравия желаю! Вы обещали к концу недели завершить переработку программ по военно-учетным специальностям. Уложитесь в срок?

    – Так точно, товарищ полковник! Не беспокойтесь.

    – Хорошо, а как обстоят дела с разработкой стенда на радиоприемник Р-250?

    – Уточню и доложу.

    – Добро!

    – Надо же! Откуда взялся мой голос? – удивился Максим Григорьевич.

    – За неимением времени на полевые испытания пришлось записать фонограмму на кафедре, – объяснил я.

    – Тогда понятно. Что же, вполне приемлемый тональный баланс, – одобрил начальник кафедры, – и речь разборчивая. Молодцы! Слушаем дальше.

    – Сергей, привет! Как самочувствие после вчерашнего? Голова не гудит? Наш полкан интересуется твоими успехами со стендом на приемник. Что ему доложить?

    – Тьфу ты! – послушался возмущенный голос. – Никита, ты только представь себе! Я уже два раза докладывал этому склеротику, что стенд готов, а он вновь о том же! Хорошо, что у него поноса нет, иначе забыл бы, куда бежать.

    – Что, так и передать?

    – Да ну тебя к черту, ты на все способен!

    Почувствовав, что события принимают нежелательный оборот, Лапчинский нажал на кнопку «пауза», чтобы перевести разговор в другое русло.
 
    – Максим Григорьевич, может, перейдем к обсуждению?

    – Нет уж! – возразил полковник, заложив руки за спину. – Позвольте дослушать до конца. Не каждый день удается услышать откровения о себе и моральном климате на кафедре. Включите-ка магнитофон!
 
    – Боренька, здравствуй, котик!
 
    – И тебе не хворать! Не называй, пожалуйста, меня котиком!
 
    – Какой же ты строгий, Лапчинский! За это я тебя и обожаю! Не забыл про романтический ужин? Встретимся сегодня вечером?
 
    – Не знаю. Работы много.
 
    – А что мне сказать своему «лопуху»? Он уже косится на меня.
 
    – Придумай сама. У тебя это хорошо получается. И не нарывайся на проблемы, перестань звонить мне на работу!
 
    – Ладно, котик! Скажу мужу, что останусь ночевать у подружки-хохотушки.

    Полковник с осуждением посмотрел на побледневшего Лапчинского. Капитан Трахтман по прозвищу «Газ-вода» пробурчал:

    – Голос какой-то знакомый. Терпеть не могу изменниц. Если изменила однажды, то сделает это снова.

    Прозвище «Газ-водой» прилепилось к нему из-за выпирающейся нижней челюсти. Мол, он может напиться газировки из автомата, не используя стакан, — подставив вместо него свою челюсть.

    Внезапно ФИГ захрюкал, выдал серию урчащих звуков, потом опять плавно полилось.
 
    – Лейбушка, котик, когда ты вернешься со службы? Нас с тобой пригласила в гости моя подружка-хохотушка. Пойдем?

    – Соня, пожалуйста, не называй меня «котом»! Ты же знаешь, я не люблю ходить по гостям. Особенно к хохотушкам. У нас на кафедре и без нее обхохочешься.

    – Прости, забыла. Тогда я пойду одна, можно? Неудобно же отказать, может обидеться! Если припозднюсь, останусь у нее ночевать. Не скучай, львенок! Котлета в холодильнике. В банке из-под меда.

    Ошеломленные коварством женщины, офицеры смущённо притихли. В воздухе запахло скандалом. Трахтман почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Он медленно поднялся из кресла, сжал кулаки и направился к Лапчинскому.

    – Лейб Алиханович, отставить! – крикнул полковник фальцетом. – Вернитесь на место! Нам только драки не хватало! Затем, откашлявшись, резко повернулся ко мне.

    – Курсант, сколько еще осталось записи на пленке?

    – Не могу знать, товарищ полковник, – выдавил я. – Не было времени прослушать.

    – Вот и прекрасно! Выйди-ка в коридор! – повелел он.

    О чем они говорили дальше, оставалось лишь догадываться. Иногда через стенку доносился непереводимый фольклор. Вскоре из актового зала гуськом потянулись офицеры с покрасневшими от возбуждения лицами. Не глядя друг на друга, они разбрелись по кабинетам.
 
    Лапчинский подбежал ко мне и, раздувая ноздри, прохрипел:
 
    – Ты что натворил, бедоносец?! Ты же своим «чугуниевым блином» разнес на хрен весь дружный коллектив кафедры! Уверен, что и министр внутренних дел Николай Анисимович застрелился из-за тебя! Короче, вашу тему накрыли на фиг медным тазом. Отныне на кафедре не смей появляться. Вместе с этими вот типами, – кивнул он головой на Рашида с Васей, – офицерское звание получите после военных сборов.
 
    С этого дня, на счастье или на беду, у нас появился один свободный день в неделю.
 
    Рисунок Наби Анкаева.