Лучша в мире дача
«Абрамцево, лучшая в мире дача, это просто идеал»
И.Е.Репин
Велик во всём.
Уроки С.И. Мамонтова
Есть в обозримом историческом прошлом оте-чественной культуры личности, принесшие в наше сознание твёрдое понятие преобразователей, ре-форматоров, учителей. Именно они впитали в себя все лучшие достижения предшествующих эпох: от Эллады до Ренессанса и от последнего до совре-менности. Они, подобно гениям, сумели в течение одной единственной (крохотной) жизни повернуть, поколебать, поднять на новые ранее неизвестные высоты духовные и материальные ценности обще-ства, народа, человечества.
В ряду неординарных организаторов, просвети-телей, учителей искусства и культуры особое ме-сто занимает Савва Иванович Мамонтов, крупный железнодорожный предприниматель, выдающийся реформатор культуры, меценат.
Он построил две стратегически значимые же-лезные дороги в стране, Донецкую (Каменно-угольную) и Северную (вплоть до Белого моря), протяжённостью 1826 вёрст, создал первую Рус-скую частную оперу… И если бы он больше ничего не сделал, этот его вклад в развитие дореволюци-онной России останется ещё долго на памяти рус-ского человека.
Художники и люди искусства называли его «Московским Медичи», «Саввой Великолепным», коллеги по бизнесу «мечтателем», «затейником», «чудаком», и даже «самодуром». Все эти прозви-ща и клички, серьёзные и любезные, подхалимные и унизительно - оскорбительные, русский народ, Россия, поймёт и оценит подостоинству спустя го-ды и десятилетия.
О нём написано непомерно много. Монографии и искусствоведческие исследования, многочислен-ные книги и статьи, очерки и рассказы… О нём пи-сали и пишут не только у нас в России, но и за ру-бежом: так разносторонен и талантлив до гениаль-ности был этот человек, что перерос себя в своём Отечестве, став фигурой мирового масштаба. Да и есть ли ему подобные в мире? Только, видимо, русская земля, народ богатырь, способны родить таких исполинов, как Савва Мамонтов.
Крупный российский предприниматель, строи-тель железных дорог и в то же время певец, скульптор, литератор, драматург, режиссёр, созда-тель Русской частной оперы, выдающийся рефор-матор искусства, меценат, все эти качества во-плотил в себе один человек.
«Трудно охватить его многообразный талант, сложную природу, красивую жизнь, многосторон-нюю деятельность… писал К.С. Станиславский.
С юных лет опьянённый вкусом и запахом сце-нического искусства (в студенческие годы он иг-рал на домашней сцене в пьесе «Гроза» вместе со знаменитым автором А.Н.Островским), Савва Ма-монтов пронёс любовь к театру, как к некой данно-сти, стилю и смыслу жизни через все препятствия, став, «одним из строителей культурной жизни Рос-сии».
Савва Мамонтов родился в небольшом сибир-ском городке Ялуторовске 15 октября (по н.ст.) 1841 года в обычной купеческой семье, занимаю-щейся винным откупом. Скопив приличный капи-тал, отец Иван Фёдорович, решил переехать в Москву, чтобы заняться новым делом и дать хо-рошее образование детям. Это он построил одну из первых Российских железных дорог (1862г.), со-единившую Москву с Сергиевым Посадом.
Савва с молоком матери впитал быт и обычаи этого сословия и, казалось бы, вся его деятельная жизнь должна протекать по заветам отца (он пере-дал ему управление железнодорожным хозяй-ством), и всё же промышленно экономическая дея-тельность не увлекла молодого человека всецело.
После смерти отца в 1870 году С.И. Мамонтов покупает у дочери известного русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова подмосковную усадьбу Абрамцево, куда приглашает малоизвест-ных и неизвестных талантливых художников: Н.Неврева, В.Поленова, И.Репина, братьев Васне-цовых, М.Антокольского, М.Нестерова, К.Коровина, В.Серова, М.Врубеля…
Настоящей благотворной землёй для Саввы Мамонтова была древняя монастырская земля Абрамцева. Здесь, в своём подмосковном имении, он создал своеобразное творческое объединение, вошедшее в истории русского искусства под названием Абрамцевский (Мамонтовский) художе-ственный кружок. Особенностью этого содруже-ства было обращение к русской истории, к её национальным истокам. Возможность творческого общения, свобода деятельности, атмосфера доб-рожелательности, царившие в усадебном доме, удивительная природа, всё привлекало художни-ков.
Здесь. в творческой обстановке и общении и за-родились новаторские начинания Мамонтова. Кол-лективным трудом художников Васнецова, Поле-нова, Репина, Антокольского и членов Мамонтов-ской семьи построена церковь во имя Спаса Неру-котворного; создана столярнорезчицкая мастер-ская на основе образцов народного прикладного искусства, организована керамическая мастерская, в которой раскрылся талант Михаила Врубеля как художника сказочной скульптуры. Но самым, по-жалуй, главным делом С.И.Мамонтова были «жи-вые картины», домашние спектакли, явившиеся предтечей созданной им в 1885 году в Москве пер-вой русской частной оперы, за что и нарекли его разными нехорошими именами конкуренты про-мышленники.
Задачей нового оперного театра была пропаган-да музыки в основном выдающихся русских ком-позиторов, чьи произведения не ставились в импе-раторских театрах, утверждение новых художе-ственных и музыкальных принципов оперных по-становок. На сцене Частной оперы прозвучали или получили новое рождение произведения Глинки, Даргомыжского, Мусорского, РимскогоКорсакова, Кюи.
Новые социальноэкономические условия, ре-формы Александра Второго, пробудили в Мамон-тове сознание активного участия в делах обнов-ляющейся России. И он, не бросая завещанного «дела», полностью отдаётся искусству.
Мамонтов, в отличие от коллег предпринимате-лей, понимал, что человек по натуре своей худож-ник и что жизнь это сплошное творчество, без ко-торого не может быть никакой духовности и что она (духовность) состоит не только из религиозных отправлений, но прежде всего из различных форм сознательной деятельности человека, т. е. из ис-кусства слова, изображения, игры… Все они вкупе составляют духовную культуру, существование которой находится в прямой зависимости от мате-риальной поддержки и потому молодой Савва, как «образчик чисто русской творческой натуры», сам того не подозревая, выступает в роли некоего ка-тализатора возрождения национального самосо-знания.
Он появился в России и для России на перело-ме двух эпох, когда рушился крепостнический уклад и зарождался новый, капиталистический, с новым человеком. Таким новым русским XIX века и был С.И. Мамонтов.
Савва Мамонтов представитель того слоя рос-сийских деловых людей, чьи идеи и дела опережа-ли время, определяли будущее страны. Строи-тельство железных дорог он понимал как лучший способ экономического и культурного освоения обширных российских территорий и потому, что бы ни делал, признавал, что во всём им «тайно руко-водило искусство».
В течение двух десятилетий Мамонтов осуще-ствил грандиозное по тем временам строительство двух железных дорог: Донецкой и Северной. Кри-тика не сходила со страниц тогдашней прессы. Писали и говорили о бесполезности дела, его без-доходности, называли Савву «затейником».
Мамонтовские железные дороги («затеи») пока-зали себя спустя десятилетия, сыграв свою стра-тегическую роль в Первой мировой войне и позже, в годы Великой Отечественной.
Он не ставил различительных знаков между ма-териальной и духовной культурой. Внутренним чувством понимал, что экономика не может разви-ваться без высокообразованного общества, без определённых культурных достижений, традиций и путей развития, что именно духовной культурой прирастает величие нации в мире. Эти идеи толка-ли его на создание крупномасштабных общегосу-дарственных программ. В начале 90х годов 19го столетия сложившийся предприниматель приходит к мысли о создании мощного объединения про-мышленно транспортных предприятий. В его руках часть акций Невского судостроительного завода, Мытищинского вагоностроительного завода; он мечтает о Московской окружной дороге, занимает-ся добычей руды и выплавкой чугуна; вместе с Фёдором Чижовым (старым компаньоном отца) строил технические училища в Костроме, намере-вался выпускать общероссийскую газету.
Эти обстоятельства в немалой степени опреде-лили общий характер участия С. Мамонтова в Ни-жегородской выставке - ярмарке 1896 года, кото-рая должна была подвести итог его 35летней дея-тельности на поприще промышленности и искус-ства. Сама выставка в Нижнем Новгороде была делом не сиюминутным, не случайным, не проход-ным. Она тщательно готовилась с тем, чтобы по-казать размах России после реформ 6080х годов, её твёрдую поступь в век двадцатый и полную уверенность в громадных потенциальных ресурсах огромной страны. Нужны лишь некоторые гумани-тарные толчки, Россия богата талантами, а значит будет достаток и благосостояние народа.
Савва Мамонтов не принадлежал к числу пред-принимателей, которые могли лишь стричь купоны своих дивидендов (как делают, например, нынеш-ние ворыбизнесмены). Хотя чистый доход его предприятий к тому времени составлял более 5 миллионов рублей (огромное состояние), тем не менее он вовсе не намерен был вести жизнь ран-тье, занят был новыми и новыми проектами.
В эти годы его всё больше увлекает Север Рос-сии, с огромными просторами и несметными богат-ствами. И ясно, что все эти богатства могут слу-жить благосостоянию народа при наличии надёж-ных транспортных средств.
Мамонтов входит в круг министра финансов С.Ю.Витте и летом 1894 года вместе с ним совер-шает путешествие вдоль Кольского полуострова. Витте имел целью выбор места под строительство незамерзающего порта на Мурмане, Мамонтов строительство железной дороги (Петербург Во-логда Вятка), на что в том же году получил кон-цессию.
Зная о намерениях Витте открыть в Нижнем Новгороде выставку, Савва Иванович в глубине души лелеял мечту показать на ней Русский Север ещё и в картинках художников, для чего послал туда «в творческую командировку» Коровина и Се-рова.
Нижегородская выставка - ярмарка открылась через два года после экспедиции на Север с большим размахом и представительством. Доста-точно сказать, что её посетил после коронации по-следний российский царь Николай Второй.
Коммерции советник С.И. Мамонтов возглавил на выставке отдел «Крайний Север». Художе-ственный и архитектурный замысел заведующего отделом оригинально воплотил К.Коровин, который спроектировал лёгкий выставочный павильон в духе северных норвежских факторий и создал не-заурядную экспозицию из больших пейзажных панно, привезённых из путешествия.
С.Ю.Витте поручил Савве Ивановичу всю рабо-ту по культурному обеспечению выставки. Тот же живо организовал дело и решил выставить при-надлежавшие ему живописные и скульптурные произведения современных художников и тут же представил вещи Абрамцевских столярно резчиц-кой и керамической мастерских.
Особое место Мамонтов отводил огромным по-лотнам панно М.Врубеля «Принцесса Грёза» и «Микула Селянинович», которые забраковал ака-демический художественный совет. Он обратился за помощью к своему другу, Витте, но тот уклонил-ся от участия в судьбе художника и его картин. Вот тутто и проявился дерзкий и настойчивый характер Саввы Ивановича. Он пошёл против всех и вся. На собственные деньги построил за пределами вы-ставочной территории специальное помещение для врубелевских работ и, подогретый разными слу-хами и отзывами в печати, пригласил посетителей выставки на новую экспозицию. Народ валом по-валил смотреть «запрещённое искусство». Успех получился потрясающий.
Для павильона «Крайний Север» С.И.Мамонтов привёз множество различных экспонатов: двинский алебастр, модели промышленных судов, образцы пород леса, орудия лова зверей и рыб, образцы рыб, мехов, птичьего пуха и немало других «за-видных» вещей. Привёз даже помора, который пил водку и заедал её живой рыбой. Он присматривал за живым тюленем по имени Васька, плавающим в оцинкованной ёмкости.
Работа С.И.Мамонтов удостоилась успеха. За-няли своё место в русской художественной куль-туре Абрамцевские керамическая и столярно рез-чицкая мастерские, а сам хозяин получил золотую медаль за изделия в керамике и дереве.
Нижегородская выставкаярмарка была отмече-на небывалым событием, представлением главно-го детища Мамонтова Частной оперы, созданной им 10 лет тому назад и не имевшей особого успеха у зрителей. Здесь, в Нижнем, опера как бы возро-дилась заново, на её подмостках впервые высту-пил Ф.И.Шаляпин. О первом же представлении «Жизнь за Царя», состоявшемся 14 мая, в день ко-ронации Николая Второго, газета «Волгарь» писа-ла: «Из исполнителей мы отметили Ф.Шаляпина, обширный по диапазону бас которого звучит хоро-шо…» Мамонтов, возгордясь успехом оперы, вся-чески опекал Шаляпина и был молодому актёру и учителем, и режиссёром, и просто другом. Эту за-боту Шаляпин помнил постоянно: и когда работал с другими оперными труппами и когда подводил итог своей 50летней театральной деятельности, называл его «дорогим и любимым учителем».
Художественные открытия Саввы Ивановича и, в первую очередь, открытие молодых талантов, значительно отличало его от меценатов в бук-вальном смысле этого слова, таких. как Третьяко-вы, Морозов, Щукин… «Бог дал ему особый талант возбуждать творчество других,» говорил о нём В.М. Васнецов. Мамонтов имел уникальную спо-собность увидеть талант в художнике, благодаря безупречному вкусу, пришедшему с опытом и раз-витому до интуитивного чутья, и затем поставить его в нужное русло, дав этому таланту заряд опре-делённой энергетической направленности, так ска-зать, Мамонтовской энергетики.
В этом смысле «Метод Станиславского», как отмечают некоторые исследователи (Станислав-ский доводился С.И. Мамонтову племянником со стороны жены Елизаветы Григорьевны), не по-явился из ничего, а вызревал и формировался из тех уроков, которые ещё будучи на домашней сцене (ведь там играл и Костя Алексеев, будущий Станиславский), преподавал всем участвующим в спектаклях Савва Иванович. И можно согласиться с идеей о том, что фактически Мамонтов на деле применял в своей опере метод («петь нужно, иг-рая»), который в дальнейшем разработал и обога-тил новым опытом К.С. Станиславский. И не слу-чайно в одном из приглашений Савве Ивановичу на репетицию в Московский художественный театр Константин Сергеевич Станиславский писал: «Очень бы хотелось Вас видеть в театре как моего учителя эстетики…»
Современники не оставили болееменее полный словесный портрет Саввы Мамонтова, лишь дочь художника В.Д. Поленова Е.В. Сахарова в своих воспоминаниях дала яркую зарисовку отдельных черт этого человека:
«…Дядя Савва такой нарядный, возбуждённый, его необыкновенные тёмные глаза, переполненные огнём жизни, таких глаз я больше никогда ни у кого не встречала.» Эти глаза, взгляд, пылающий оду-хотворением, можно увидеть только на портрете М.А. Врубеля.
Его называли «Саввой Великолепным» по ана-логии с итальянским герцогом меценатом эпохи Возрождения. Лоренцо Медичи Великолепный, и эта приставка к имени в полный мере отвечала его духовным и материальным устремлениям, ибо во всём, за что бы он ни брался, был великолепен.
Сегодня, размышляя о Савве Ивановиче Ма-монтове, о его бескорыстных делах во славу Рос-сии, внимательно переоценивая всё, что написано о нём, изучая эпистолярный материал, приходишь к одному выводу: С.И.Мамонтов это явление чи-сто русское, явление великое и вряд ли повтори-мое. Уроки его жизни и деятельности ещё недоста-точно изучены и уж точно почти нигде, даже в его родном железнодорожном деле не находят доста-точного применения. А надо бы подумать. В яркой, по опыту, брошюре «О железнодорожном хозяй-стве в России» (1909г.) он, как бы устремляясь в будущее, писал, что «…железные дороги должны всегда представлять собственность государства, кем бы они ни строились и кем бы ни эксплуатиро-вались».
Да, такой подход к делу звучит вполне совре-менно, но, видимо, не для наших равнодушных олигархов, чьи воровские доходы складываются из хищнического разбазаривания общенациональ-ного богатства: земли, леса, недр, безумной при-ватизации промышленных и сельскохозяйствен-ных предприятий, продаж с молотка культурного наследия…
Этот вывод итог его жизни в железнодорожном деле, где ему пришлось испытать и удачи, и пора-жения и все катаклизмы подковёрной борьбы меж-ду казённым и частным железнодорожным хозяй-ством, где были и завистливые конкуренты, и зло-пыхательства различных мастей купленных жур-налистов, и неверность, доходившая до преда-тельства друзейприятелей, покровителей, таких, как тот же С.Ю. Витте, который в трудный момент не смог помочь выбраться из финансовой зависи-мости от Международного банка и внутренних дол-гов, заимствованных и вложенных им в новое же-лезнодорожное строительство и модернизацию старых заводов. Наоборот, поддавшись невеже-ственным слухам о возможном бегстве Мамонтова за границу, он лишь сумел посодействовать по-топлению своего старого приятеля и сыграть в пользу тех, кто предоставлял ему злополучные кредиты.
Были сняты концессии на строительство важ-ных участков Северной железной дороги, органи-зована беспрецедентная хозяйственная проверка МосковскоЯрославской дороги, за счёт которой он пытался выйти из сложившихся финансовых за-труднений. Ревизия обнаружила крупные наруше-ния в перераспределении денежных средств, кото-рые направлялись в новое дело, но ни одна копей-ка не осела в кармане предпринимателя. И всё же председатель вместе с директорами (С.И. Мамонтов, его братья и сыновья) оказались на скамье подсудимых.
Но ни скамья подсудимого, ни вся эта «мамон-товская панама», как тогда говорили, не сломили твёрдого духа «русского мечтателя», а лишь пока-зали, насколько гнусна та грязная возня. «Дело Мамонтова», сфабрикованное, по сути, правитель-ственными чиновниками, в котором роковую роль сыграл министр юстиции М.В.Муравьёв, не вы-держало испытания и, как всякая грязь, которая не пристанет к чистому, отлетела при первой же «стирке», с участием адвоката Фёдора Плевако.
И хотя, как вспоминал К.С.Станиславский, по суду он был оправдан, «материального доволь-ствия не вернул, но любовь и уважение к себе удесятерил». Ещё бы! Внести в казну и выплатить пайщикам баснословную сумму в 6,5 млн. рублей мог только уважающий себя и своё дело человек. И это не главное, суть в другом. Мамонтову (Ма-монтовым) помешали сделать ещё одно великое дело. Если бы этого не случилось, «…Россия обо-гатилась бы новыми путями сообщения и прекрас-ными заводами, которые в русских руках служили бы государству». Так утверждал его защитник Ф.Плевако. Чуда не произошло.
Гениями не рождаются, считал Савва Ивано-вич, и талант надо развивать с детских лет, в се-мье и в школе.
Если существует чудесное провидение, то Мамонтов обладал этим свойством в полной мере. Детей он назвал с соответсвующей буквы своего имени – САВВА: Сергей, Андрей, Всеволод, Вера, Александра. Это была своеобразная аббревиатура семейной ценности, отражающая значение автори-тетного начала – pater.
Дети богатого человека, олигарха, они были воспитаны в духе трудолюбия и семейной скром-ности, идущей от интеллигентности, присущей ку-печескому обществу, второй половины 19 века. Отец видел в каждом из них свой только ему при-сущий духовный талант.
Старший, Сергей, хотя и стал одним из дирек-торов Северной железной дороги, в душе был ли-тератором и проявил себя на этом поприще неза-урядно. Он писал пьесы, которые ставились в мос-ковских театрах, издавал поэтические произведе-ния, во время немецко-русской кампании в 1914-1915 годах был военным корреспондентом. Этот его талант уже в юные годы заметил Савва Ивано-вич и стал приглашать к совместным творческим занятиям. Известно, что в пьесе «Царь Саул», написанной отцом и сыном Мамонтовыми, играл 26-летний Константин Алексеев (Станиславский)
Судьба второго сына, Андрея, так же скла-дывалась под неустанным вниманием Саввы Ива-новича, который увидел в нём с детских лет тягу к рисованию. Окончив Московское училище живопи-си, ваяния и зодчества, Андрей проявил свой та-лант художника в росписи Владимировского собо-ра В Киеве, а затем – в храме во имя Спаса Неру-котворного в Абрамцеве. Рано унесённый из жизни крупозным воспалением лёгких, Андрей погребён в приделе северной стены расписанной им церкви.
Младший сын, Всеволод, также был талант-ливым человеком. Он получил прекрасное образо-вание – закончил юридический и математический факультеты Московского Императорского Универ-ситета и проявил себя особенно усердно в ком-мерческих делах будучи одним из директоров Об-щества Северной железной дороги, имея сильное пристрастие к лошадям и охотничьим собакам. По-сле финансового краха Мамонтовых, Всеволод Савич профессионально посвятил себя коневод-ству и псовой охоте. Через жену Елену Дмитриев-ну, которая доводилась племянницей Михаилу Сергеевичу Сухотину, мужу старшей дочери Л.Н.Толстого, Татьяны, он получил в наследство прекрасных борзых и гончих собак, принадлежа-щих самому графу – писателю.
В советские годы он много работал как коне-заводчик и кинолог, один из главных специалистов по охотничьим собакам Московского общества охотников, писал «Толковый словарь псовой охо-ты». «Словарь…» В.С.Мамонтов – это своего рода своеобразная охотничья энциклопедия, содержа-щая более 530-ти специальных охотничьих слов и выражений.
Попытки при жизни опубликовать труд всей его охотничьей профессиональной эпопеи не при-вёл к желаемому результату и только спустя 40 лет, после смерти Всеволода Савича, в 1997 году, благодарные сотрудники музея-заповедника «Аб-рамцева», где он прослужил хранителем послед-ние 3 года (1948-1951гг), в материалах научной конференции издали эту интересную работу. А его книга «Воспоминание о русских художниках» поль-зуется не меньшим интересом у специалистов и любителей исторического прошлого литературно-художественного гнезда, каким является Абрам-цево.
Современники, понимающие значение С.И. Ма-монтова на поприще предпринимательства и куль-туры, говорили, что ему нужно при жизни поставить четыре памятника: В Мурманске, Архангельске, Донецке и на Театральной площади в Москве. Не поставили! И славой и почётом не окружили. Лишь Влас Дорошевич в статье о Мамонтове «Русский человек», напечатанной в газете «Русское слово», справедливо заметил: «Есть у нас пословица: кого люблю, того и бью. Должно быть, мы очень «лю-бим» наших выдающихся людей. Потому, что бьём их без всякого милосердия».
…А памятник великому гражданину России всё-таки поставили, поставили благодарные потомки в центре земли Радонежской, на вокзальной площа-ди Сергиева Посада и скорый поезд МоскваЯро-славль назвали его именем «Савва Мамонтов».
«Великий учитель» и
талантливый ученик
Когда я вижу на фасаде электрички, бегущей в сторону Сергиева Посада, слова «Фёдор Чижов», или электропоезд, идущий в Ярославль с красую-щимися буквами по бокам вагонов «Савва Мамон-тов», невольно вспоминаются годы десятилетней давности и кабинет главного редактора транспорт-ной газеты «Гудок» Игоря Янина на Старой Бас-манной улице в Москве.
Тогда этот энергичный, в полном расцвете сил человек говорил мне о необходимости увековече-ния двух великих людей России, стоявших у исто-ков молодого Российского железнодорожного де-ла.
«Неплохо бы к юбилеям этих корифеев - же-лезнодорожников, - сказал Игорь Трофимович, - запустить именные поезда по МосковскоЯрослав-ской дороге».
«Хорошая идея, - поддержал я, - только вот как её обеспечить, нужно согласование в верхах; низы то согласны».
«Если низы согласны, не возражают, беру на себя поход к верхам» - заверил Янин.
И он не заставил долго себя ждать. Наступали две даты: 190-я годовщина со дня рождения Фёдо-ра Васильевича Чижова и 160 лет со дня рождения Саввы Ивановича Мамонтова. К этому времени Игорь Трофимович опубликовал в газете «Гудок» замечательную статью о Савве Великолепном и развернул работу с общественностью: железнодо-рожниками и работниками культурного фронта. Особое внимание он уделял Абрамцеву, музею правопреемнику мамонтовских идей и деяний, хра-нителю богатого наследия, в том числе и Ф.В.Чижова.
С И.Яниным, тогдашним первым заместителем главного редактора транспортной газеты «Гудок», я познакомился почти случайно в музее «Абрам-цево», куда он приехал без предупреждения, как обыкновенный посетитель. Мы встретились на территории усадьбы: он подошёл ко мне, протянул руку, назвался по имени отчеству и занимаемой должности. Он попросил меня показать музей, в котором, по его словам, давно не был.
Я рассказывал усадебно музейную историю, говорил о реставрации, о находках, какие были в последние годы и, конечно, о Мамонтовых, о трудах и днях большой право-славной русской семьи. Мы сошлись во взглядах по мно-гим вопросам музейной истории и он пригласил меня по-бывать в редакции газеты. Так я впервые появился на Большой Никитской, а затем в новом прекрасно устроен-ном здании на Старой Басманной у Красных ворот.
Однажды, кажется, весной 2001 года Янин при-гласил меня в редакцию и сказал, что вопрос об именных электропоездах согласован и с МПС и с руководством АО «Российские железные дороги», нужно готовиться к торжественному пуску. Я, со своей стороны, разыскал в Сергиевом Посаде ху-дожника Леонида Дёмина, который сделал маслом копию с репинского портрета Саввы Ивановича. Портрет прикрепили над лобовыми стёклами го-ловного вагона электрички. Так Савва Мамонтов обрёл свою новую жизнь, а чуть раньше просиял фарами ярких огней и Фёдор Чижов, активный член Правления МосковскоЯрославской железной доро-ги, учитель любимого сына Ивана Фёдоровича Мамонтова, строителя первой в России коммерче-ской железнодорожной ветки от Москвы до Трои-цы.
… И вот теперь «Учитель» и «Ученик» встреча-ются и, как бы, приветствуя друг друга, громко гу-дят на перегонах.
«Смотрите! - говорят изумлённые пассажиры,- «Савва Мамонтов» идёт, а вот и «Фёдор Чижов»».
«Савву то я знаю,- спокойно говорит один, си-дящий рядом со мной,- он был в Абрамцеве хозяи-ном».
«А кто же Чижов то?» - толкает приятеля в бок другой.
«Фёдор Чижов …» - вмешиваюсь в разговор то-варищей и задерживаюсь на минуту (думаю, гово-рить или оставить) и вдруг, почти хором:
«Кто же этот Фёдор Чижов? Расскажите, если знаете.»
«Знаю, ребята!»
И я рассказал им о замечательном учителе жиз-ни Фёдоре Васильевиче Чижове и его талантливом ученике Савве Ивановиче Мамонтове.
Когда сын Ивана Фёдоровича Мамонтова Савва занял место отца в Акционерном обществе Мос-ковско Ярославской железной дороги, Чижов Фе-дор Васильевич, друг и помощник покойного отца по железнодорожному хозяйству, был Председа-телем Правления, а 28летний наследник практиче-ски не разбирался в делах промышленных. Он ку-пил у Аксаковых в Абрамцеве усадьбу с немалым господским домом и пригласил в гости своего «дядьку» Фёдора Васильевича, который наставлял молодого предпринимателя вести с пользой до-ходное дело.
Профессор Чижов был на 30 лет старше Саввы Мамонтова. Он родился в городе Кологриве Ко-стромской губернии. Окончил математический фа-культет Петербургского университета, преподавал и совершенствовался в науке на кафедре акаде-мика М.В.Остроградского. Изучал иностранные языки, основательно знал английский, занимался переводами. В молодости интересовался всеми передовыми отраслями знаний, искусством и про-мышленным делом. Выпускал журнал «Вестник Промышленности» и газету «Акционер».
Ф.И.Чижов был знаком с писателями Н.М.Языковым, В.А.Жуковским, А.А.Краевским, Аксаковыми (отцом и сыновьями), историком и журналистом М.П.Погодиным. Н.В.Гоголя знал ещё по университету (он на 2 года моложе писателя), но близких отношений с ним не имел, и тем не ме-нее стал первым издателем его посмертного со-брания сочинений, вырученные деньги от которого направил в пользу матери и сестёр Гоголя.
В трудную годину в Риме он помог художнику Александру Иванову, организовав сбор средств для его работы над картиной «Явление Христа народу».
Знакомство с Иваном Федоровичем Мамонто-вым окончательно определило его интерес к науч-но - техническому прогрессу, развитию экономики и промышленности в России, особенно к самой большой беде - дорогам. Считая купечество «пер-вой основой жизни», он подсказал богатенькому ялуторовцу (И.Ф.Мамонтов сколотил свой капитал винным откупом в Сибири), вложить деньги в же-лезнодорожное дело, ну хотя бы построить путь между Москвой и Троицей. И в 1862 году от бело-каменной к Свято –Троице - Сергиевой Лавре «по-скакал железный конь». Простой народ боялся «железного коня, железки»; монахи и священно-служители были первыми железнодорожными пас-сажирами. Весь путь от Сергиева Посада до Моск-вы занимал 1 час 30 минут, а лошадь проходила это расстояние за 5-6 часов.
В Лавре Митрополит Московский Филарет (Дроздов) произнёс краткую речь, в которой ска-зал: «Рекомендую железную дорогу. Сколько упо-треблено искусства и средств для того, чтобы вместо пяти ехать полтора часа». Новая дорога получила благословение от Первоиерарха Русской Православной церкви.
Вот уже полтора столетия (в 2012 году будет 150 лет) служит людям Троицкая (Сергиевопосад-ская) железная дорога; увеличилось на порядок количество поездов от С.Посада до Москвы и об-ратно, значительно возросли пассажиро - товаро перевозки, а среднее время в пути одного поезда почти не сократилось, так и осталось на уровне 1 час 20 минут - 1 час 30 минут.
Савва Иванович, став во главе акционерного общества Московско Ярославской железной доро-ги, высоко ценил знания и опыт Ф.В. Чижова, назы-вал его своим «великим учителем», зачастую сре-ди близких ему людей дяденькой, дядей. В одном из писем художнику В.Д. Поленову Савва Ивано-вич писал, что ему так хочется « … улизнуть от старого ворчуна дядьки, он ведь сам тоже охотник шататься на гулянках». Так он называл многочис-ленные деловые поездки и хлопоты Чижова.
Острый интерес в последние годы жизни прояв-лял Фёдор Васильевич к северным областям Рос-сийской империи и настраивал на участие в делах освоения Севера молодого Савву, который через полтора десятилетия после смерти своего настав-ника поймёт значение Крайнего Севера в экономи-ческой жизни страны и продвинет сеть железных дорог к Архангельску и Мурману и тем самым вме-сте со славой оперного преобразователя и меце-ната, приобретёт ещё и авторитет железнодорож-ного реформатора.
В 70е годы XIX столетия постоянно и неуклонно росли доходы и влияние в деловом мире Ф.И. Чижова. Перед уходом из жизни его капитал составлял 6 миллио-нов рублей, и он завещал Савве Мамонтову с пользой распорядиться его деньгами, вложив в по-стройку технических училищ, которые готовили бы кадры для промышленности, сельского хозяйства и здравоохранения.
Так в Костромской губернии на средства Ф.И. Чижов, были открыты 5 промышленно технических учи-лищ, которые носили его имя: на родине бизнесме-на в г. Кологриве сельскохозяйственное училище, в Макарьеве ремесленное; механико - техническое в Чухломе, а в самой Костроме медицинское и хи-микотехнологическое училища.
Такова была жизнь Фёдора Васильевича Чижо-ва, человека из русской глубинки, отдавшего во имя её процветания свои богатые знания, неза-урядный опыт и могучий талант, понимая, что Оте-чество прирастает провинцией.
* * *
Я стою у старого домика бывшего путевого об-ходчика, расположенного неподалёку от полустан-ка на бойком перегоне Абрамцево Софрино, Вете-рок доносит глухой стук по рельсам колёс приго-родных и дальних поездов. Они идут навстречу друг другу. И по мере сближения слышится креп-кий голос гудок электрички, идущей из Сергиева Посада, в ответ ей звучит приближающийся чуть тяжеловатый бас Москвы. Они приветствуют друг друга гудками «Савва Мамонтов» и «Фёдор Чи-жов», «ученик» и его «великий учитель». Жизнь продолжается.
Великий ученик
великого учителя
Он пережил своего учителя, Савву Мамонтова, на 20 лет и 6 дней; 12 апреля 1938 года, ученик, Федор Шаляпин, завершил земной путь, по которо-му гордо шёл ровно 65 лет и 2 месяца.
Нет, Шаляпин не закончил своё шествие по земле-матушке и спустя годы после физической кончины могучий дух его витает над Русью, а об-раз несгибаемого богатырянарода русского, сим-волом которого он был в певческом искусстве, жи-вёт постоянно напоминая нам и детям нашим, и внукам нашим о том, кто мы, откуда мы, куда мы…
Голос его живёт в незабвенных «Ноченьке», «Дубинушке», «Блохе»… «Умер тот, кто позабыт», утверждает пословица. А если это так, говорил друг и сподвижник Шаляпина по оперному искус-ству композитор Сергей Рахманинов, «… то Ша-ляпин никогда не умрёт. Ибо этот чудоартист с ис-тинно сказочным дарованием незабываем… Да, Шаляпин богатырь. Так было. Для будущих же поколений он будет легендой».
Ф.И. Шаляпин был русским сыном многонацио-нальной России, мощно шагавшей по пути эконо-мического и культурного развития последней трети XIX века. Россия не могла стоять в стороне от ев-ропейской цивилизации, являясь значительной со-ставной частью старого мира. Поэтому её культур-ный взлёт (Российский ренессанс) не был случай-ным временным событием, а явлением естествен-ноисторического процесса.
Известно, что новое в жизни народа, страны не развивается односторонне, однобоко, оно (это раз-витие) идёт в различных отраслях, взаимосвязан-ных и скреплённых одной нитью, одним общенаци-ональным чувством, ведущим к желанной цели, к всеобщему благосостоянию, где ведущую роль играет духовность. Сама же она есть тот камень, на котором стоит здание искусства. Величие этого здания определяет величие нации.
Шаляпин должен был появиться в России, он нужен был другому человеку, Мамонтову, который не видел будущего Отечества без великой культу-ры. Он был первым, кто поднял планку музыкаль-ного театра на новую высоту и эта высота стала досягаемой только Гению.
Создав Частный оперный театр, Савва Мамон-тов заявил о себе как о неформальном организато-ре, твёрдо уверовав в успех своего дела. «Бог дал ему талант…» говорил о нём В.Васнецов. Не меньше отпустил Бог и Шаляпину, наделив его мощью и красотой голоса.
Можно верить и не верить в предопределение, в случайное и необходимое, но произошло именно так, что молодой и ещё неопытный человек с хо-рошими голосовыми качествами вдруг оказался в поле зрения мэтра, прекрасно разбирающегося во всех искусствах, имеющего незаурядный художе-ственный дар и непревзойдённое чутьё на талан-ты.
Фёдор Шаляпин для Мамонтова оказался доро-гой находкой, для Шаляпина судьба, подарившая ему выдающегося учителя, который «вылепил» из него великого «поющего актёра»
Всё началось с Нижнего Новгорода, с Всерос-сийской промышленнохудожественной выставки, где двадцатитрёхлетний артист из Мариинки («мир огромив мощью голоса»), выступив впервые в труппе Частной Русской оперы, стал кумиром Волжской столицы. Местная пресса отмечала хо-рошо звучавший «обширный по диапазону бас» Ф.Шаляпина, поклонники и поклонницы осыпали артиста восторженными похвалами, дарили букеты цветов, приглашали на обеды…
Мамонтов же оберегал Фёдора, Феденьку, как он его называл, от «звёздной болезни». Он при-глашал его в свою компанию, делился впечатле-ниями, указывал на недостатки. Часто с Саввой Ивановичем бывали высокопоставленные люди (например, министр финансов С.Ю.Витте), худож-ники К.Коровин, В.Серов, известные артисты, ди-рижёры…
«Кто этот Шаляпин? - спрашивал Константин Коровин. - Я никогда не слыхал такого певца!»
«Это такая особенная человека! - говорил ди-рижёр итальянец Труффи. - Но такой таланта я вижу в первый раз.»
Шаляпин беспредельно верил в художествен-ный авторитет Мамонтова, в его высокую образо-ванность и всё, что он ни показывал, что ни гово-рил, Фёдор впитывал в себя, как губка воду.
Вспоминая о Нижегородском лете 1896 года, Ф.И.Шаляпин писал в своей книге «Маска и душа», что Мамонтов интересовался им, «…как художник материалом, который ему кажется ценным.»
«Вкус, должен я признаться, был у меня в то время крайне примитивный.
- Не останавливайтесь, Феденька, у этих картин, - говорит, бывало, Мамонтов. - Это всё плохое.
Я недоумённо пялил на него глаза.
- Как же плохие, Савва Иванович. Такой ведь пейзаж, что и на фотографии так не выйдет.
- Вот это и плохо, Феденька, - добродушно улы-баясь, отвечал Савва Иванович.
- Фотографии не надо. Скучная машинка.
И он вёл меня в отдельный барак, выстроенный им самим для произведений Врубеля.
- Вот, Феденька, - указывал он на «Принцессу Грёзу», - вот это вещь замечательная. Это искус-ство хорошего порядка.
А я смотрел и думал:
- Чудак наш меценат. Что тут хорошего? Наля-пано, намазано, неприятно смотреть. То ли дело пейзажик, который мне утром понравился в глав-ном зале выставки. Яблоки, как живые, укусить хочется; яблоня такая красивая вся в цвету. На скамейке барышня сидит с кавалером и кавалер так чудесно одет (какие брюки! Непременно куплю себе такие)». Я, откровенно говоря, немного в этих суждениях Мамонтова сомневался. И вот однажды в минуту откровенности я спросил его:
- Как же это так, Савва Иванович? Почему вы говорите, что «Принцесса Грёза» Врубеля хорошая картина, а пейзаж плохая? А мне кажется, что пей-заж хороший, а «Принцесса Грёза» плохая.
- Вы ещё молоды, Феденька, - ответил мне мой просветитель.- Мало вы видели. Чувство в картине Врубеля большое».
В Нижнем Новгороде Шаляпин так и не понял своего просветителя, и Мамонтов оставался для него ещё «чудакоммеценатом», тем не менее его объяснения взволновали молодого певца.
Приняв окончательно Шаляпина в труппу Част-ной оперы, Савва Иванович знакомит его с худож-никами, артистами, писателями, искусствоведами, людьми, которые могли бы привить любимому Фе-деньке истинный художественный вкус и умение отличать хорошее искусство от плохого. Сам же старается всячески приободрить артиста, напра-вить его талант в нужное русло. Он частенько го-ворил ему:
«Хорошо играешь, Фёдор. Но в опере надо петь это главное».
Петь, по логике Мамонтова, не показывать только одну силу голоса, а уметь его разложить по ходу действия так, чтобы музыкальный акцент соответствовал его лучшему артистическому вы-ражению, а значит и восприятию зрителей. Тем самым «чудакмеценат» приучал молодого артиста не только работать над сценическим мастерством, но и постоянно искать всё новые голосовые, во-кальнотехнические оттенки для каждого образа, какое бы место он ни занимал в спектакле.
Шаляпин, помня эти наставления своего учите-ля, спустя много лет, будучи уже сам знаменитым, непревзойдённым мэтром, писал:
«Понял я, что во всяком искусстве важнее всего чувство и дух тот глагол, которым пророку было повелено жечь сердца людей».
Пройдя школу С.И.Мамонтова в Частной опере, общаясь с крупными мастерами сцены в России и за рубежом, Шаляпин всей своей 50летней жизнью на театре вырабатывал свой стиль, свою методу создания цельного гармоничного образа. Этому в немалой степени способствовало трёхлетнее слу-жение его в Частной опере, личные близкие отно-шения с Мамонтовым и художниками его круга. Для Фёдора Шаляпина та непринуждённая Мамон-товская атмосфера, способствующая творческому развитию артистической личности, была своеоб-разным университетом культуры, который буду-щий гениальный артист закончил с отличием.
Размышляя о жизненной судьбе Шаляпина, ду-мается, что именно Мамонтов «свёл» его с ита-льянской примабалериной Иолой Торнаги, дабы не допустить молодого способного артиста к мимо-лётным и недобрым увлечениям, которые могли бы погубить талант, данный от Бога.
И свадьбу он устроил поправославному обычаю с венчанием в тихой церквушке сельца Гагино, что в Александровском уезде Владимирской губернии (ныне Сергиевопосадский район Московской обла-сти). Предрекал молодым: «Любовь да совет и де-тишек дюжину на свет; не забывать своих корней, своих истоков, «преданья старины глубокой»».
Так рассказывала мне старшая дочь артиста Ирина Фёдоровна Шаляпина Бакшеева, побывав-шая в Абрамцеве с братом Борисом, художником, жившим в Канаде, 4 ноября 1977 года. Их приезд в Абрамцево, где почти 90 лет тому назад загоре-лась звезда великого артиста, был последним и потому та встреча особенно дорога мне.
Ирина Федоровна, старая 77летняя женщина, страдающая болезнью ног, медленно передвига-лась с помощью старомодной клюшки, Борис же Фёдорович, наоборот, выказывал себя ещё доста-точно живым и общительным старичком. Поведал мне о публикациях в западной прессе по поводу смерти Н.В.Гоголя, которого якобы «закопали в землю живым» в состоянии глубокого летаргиче-ского сна. Как художника его восхищало в Абрам-цеве всё, что он видел впервые, особенно, цер-ковь, которую, несмотря на холодную промозглую погоду, сумел зарисовать буквально за какието десять пятнадцать минут.
Ирина, прожившая с матерью, Иолой Игнатьев-ной, почти всю жизнь в московском доме, много сделала для пропаганды музыкального, литера-турного и педагогического наследия отца. Именно с неё началось в СССР настоящее «шаляпинове-дение». Она боготворила своего родителя, до по-следних дней переписывалась с ним, изъездила всю страну, разыскивая редкие свидетельства и материалы; вместе с матерью, Иолой Игнатьевной, сохранили огромный шаляпинский архив, его па-мятные вещи, большую часть из которых передали в музей Большого театра и в Театральный музей им. А.А.Бахрушена.
Одну реликвию Ирина Фёдоровна не удержа-лась, показала мне: золотое обручальное кольцо матери с гравировкой внутри «Федя 1898». За чашкой чая из самовара она с придыханием в гру-ди волнительно говорила о безграничной любви матери к отцу, которую не затмило даже расторже-ние брачных уз. Уезжая в 1960 году в Италию, Ио-ла Шаляпина (Торнаги), сделала последний шаг перед памятью своего любимого Фёдора Иванови-ча, написала письмо министру культуры Е.А.Фурцевой с просьбой осуществить «заветную мечту» создать музей Ф.И.Шаляпина в доме на Новинском бульваре.
И ещё. О чём никогда не забывали ни Иола Тор-наге, ни её дочь, Ирина, это их благодарное отно-шение к Савве Ивановичу Мамонтову, первому настоящему учителю великого артиста, который преподал ему «…никогда, ни при каких обстоя-тельствах не допускать компромиссов в искус-стве». Это требование усвоил Шаляпин на всю жизнь и того же требовал от других. Ведь не слу-чайно, по её словам, крепко запавшим в мою голо-ву, Станиславский говорил, что он свою систему писал с Шаляпина, а тот шутливо замечал, что Станиславский «обокрал» его, ибо всё пошло от знаменитой фразы Мамонтова, «Петь нужно, иг-рая». Что и делал великий ученик великого учите-ля.
Ф.И.Шаляпин в
Радонежском крае.
Случай подвернулся необыкновенный. В зиму 1895 года Савва Мамонтов по коммерческим делам приезжал в северную столицу и в один из вечеров посетил Панаевский театр, где шла опера А.Г.Рубинштейна «Демон» с участием молодого певца в роли Гудала, который удивил тонкого му-зыканта и знатока искусства своеобразным темб-ром высокого баса.
И вот 22-летний Фёдор Шаляпин в Частной опере готовится к спектаклям на Всероссийской Нижегородской выставке 1896 года. Успешно про-шедшая культурная программа в Нижнем Новгоро-де в немалой степени стала благодаря молодым талантливым артистам, среди которых был и Ша-ляпин. Он нашёл там новых друзей из среды му-зыкантов, художников, писателей. Но главным «приобретением» Федора была итальянская тан-цовщица Иола Торнаги, в которую он влюбился с первого взгляда.
Любимицей мамонтовской труппы была Та-тьяна Спиридоновна Люботович. Она держала имение Путятино по Северной железной дороге, недалеко от Троицы, и театральная молодёжь вместе с Саввой Ивановичем частенько гостевали на природе у хлебосольной хозяйки.
Два года после Нижегородской культурной программы прошли в постоянных трудах. Шаляпин выступает в Москве и Петербурге, гастролирует с мамонтовцами по городам юга России, проводит дни с художниками Коровиным и Серовым в Аб-рамцеве, ждёт свадьбы с Иолой.
Наступило лето 1898 года и дружная семья мамонтовцев уезжает на дачу в Путятино, к Тане, отзывчивой подруги шумной компании. Здесь мно-го талантливой молодёжи: пианистка и певица, сёстры А.И. и В.И. Страховы, певица Н.Т.Рубинская и, конечно, музыкальный кумир С.В.Рахманинов.
Шаляпин с Рахманиновым немало времени уделяет занятием музыкой. Певец активно репети-ровал «Бориса Годунова», оперу Мусорского, ко-торого долгое время не принимали на император-ской сцене. Шаляпину никак не давался настоя-щий, а не поддельный, образ царя Бориса и он в присутствии Сергея Васильевича старался по его рекомендациям придавать своей фигуре царствен-ную осанку, выходя голышом после купания в уса-дебном пруду. Позже он расскажет Горькому, как это делал:
«- Ты бы хоть простыню на себя накинул, - говорил мне Рахманинов.
- Ну нет, - отвечал ему я, - в драпировке-то каждый дурак сумеет быть величественным. А я хочу, чтобы это и голышом выходило.
И представьте себе, в конце концов добил-ся того, чего хотел. Знай прежде всего своё тело, а тогда театральный костюм тебе в пору придётся. Это стало с тех пор моим нерушимом правилом.»
Узнав, что недалеко от Путятино живёт на даче известный историк, профессор Московской Духовной Академии Василий Осинович Ключев-ский, Фёдор отправился к нему за советам. Старый учёный дружелюбно встретил молодого певца и, прогуливаясь по лесу, рассказывал об эпохе Бо-риса Годунова. Перед Шаляпиным воскресали, как живые, Шуйский, Годунов, самозванец, монахи Ворлаам и Мисаил, московские бояре, и, обога-щённый новыми представлениями, он во многом затем отразил те незабываемые впечатления на сцене. Вот почему «Борис Годунов» с Шаляпиным стал большим музыкальным событием в теат-ральной жизни Москвы.
Вскоре из Италии приезжает Иола, где она повидалась с матерью и готовилась к свадьбе. Свадьба состоялась 27 июля (по старому стилю) 1898 года. В церкви села Гагино, что в двух вер-стах от Путятино венчаются русский певец Федор Шаляпин и итальянская танцовщица Иола Торнаги. Им было тогда по 25 лет. Рахманинов и Коровин выступали в роли шаферов.
Впоследствии Коровин вспоминал, что на женихе в день венчания была поддёвка и белый картуз, всё было в русском духе. Наряды молодых никого на смутили. Обошлось без торжественных церемоний, дорогих подарков, свадебных столов. Зато было много шуток, веселья. Молодых забро-сали полевыми цветами, все сидели прямо на полу в доме, шутили, дурачились, а поутру чету разбу-дил под окнами страшный треск и грохот – друзья играли на вёдрах, свистульках и печных заслон-ках. Дирижировал шумовым оркестром Рахмани-нов.
В 100-летний юбилей венчания супругов Шаляпиных в разбитой церквушке во имя иконы Казанской Божией Матери сельца Гагино 10 авгу-ста 1998 года собралась большая масса людей на открытие мемориальной доски в честь великих ар-тистов России, скрепивших здесь свои жизни уза-ми любви и преданности русской культуре. Мне посчастливилось быть в числе участников того мероприятия, которое явилось началом возрожде-ния звёздных имён Шаляпина и Торнаги.
В настоящее время церковь в с.Гагино ре-ставрируется, а в усадьбе Путятино построен доб-ротный особняк нового хозяина. Однако, пруд в котором купался Федор Шаляпин, не исчез, хотя достаточно позарос осокой и ряской, по берегам растут мощные ивы.
И всё же, думается, это чудесное памятное место по большому счёту неправомерно забыва-ется, а могло бы привлекать немалые группы ту-ристов – истинных любителей русской природы и культуры.
Экскурсионные прогулки в летнее время в лошадиных колясках от Посада до Путятино и Га-гино по природным ландшафтам могли бы расши-рить кругозор городского обывателя, а интелли-гента и творческую личность обогатить интимными светлыми образами и представлениями прошлой жизни. Надо бы только приложить немного усилий, заинтересованности и твёрдого желания, что, по-хорошему, выполнимо Сергиевопосадским отде-лом культуры. Да и хотелось бы надеяться, что и подъездные пути станут более комфортными и па-мятники обретут соответствующий антураж.
В пору далёкой молодости, когда я начинал работать в музее-усадьбе «Абрамцево», у меня были неоднократные встречи с внучкой Саввы Ивановича Мамонтова, Елизаветой Александров-ной Самариной - Чернышёвой, дочерью Веры Ма-монтовой, незабвенной «девочкой с персиками» с полотна Валентина Серова.
Всю сознательную жизнь она провела в усадьбе Поленово, работая там хранителем му-зейных ценностей, и тем не менее своей родиной считала Абрамцево. Она помнила многое из доре-волюционной жизни знаменитого культурного гнез-да, и охотно делилась воспоминаниями.
Когда ей было лет восемь или девять, при-езжал к «дяде Сергею, старшему сыну деда», Фё-дор Иванович Шаляпин. За ним на станцию Хоть-ково посылали коляску и все, кто был в доме, смотрели в окно из столовой на «монастырскую гору», что за речкой Ворей.
Толи по просьбе самого гостя, толи по оплошности кучера, коляска подкатила к крыльцу барского дома. Шаляпин встал во весь свой бога-тырский рост и прямо с коляски своим звонким ба-сом приветствовал по – французски: «Бонжур, да-мы и господа!»
«Дед. – сказывала Елизавета Александров-на, - встретил гостя у крыльца, завёл его в дом, они о чём-то беседовали, а вечером в гостиной Шаляпин много пел под аккомпанемент Саввы Ивановича. Затем они пели вместе арии из люби-мых опер и русские песни, которые Фёдору Ивано-вичу очень удавались в исполнении».
На даче Сергея Савича Шаляпин гостевал и с Иолой Торнаги, о чём свидетельствует фотогра-фия тех лет, хранящаяся в музее-заповеднике. Там бывали художники Репин, Васнецов, Нестеров, Поленов.
Сергей посещал Московский литературно-художественный кружок Н.Д.Телешова («Среды»), вынашивал идею возрождения культурной жизни Абрамцева, которая потеряла свой авторитет на грани двух веков из-за внутреннего кризиса самого хозяина усадьбы, с одной стороны, и, с другой, - отпочкованием основных участников мамонтовско-го кружка, их самостоятельной бытовой и творче-ской жизнью.
Шаляпин с его исключительным авторите-том и энергией в кругах русской творческой интел-лигенции был яркой звездой, вокруг которой могли бы формироваться выразительные личности. Это понимал старший сын выдающегося мецената, но дело захлебнулось войной 14-го года. Сергей был призван в действующую армию спецкорреспонден-том, вскоре там заболел и умер в 1915 году в воз-расте 48-ми лет.
Прошли 100 лет, о которых рассказывала Елизавета Александровна Чернышова. В Абрам-цеве немало сделано для увековечевания памяти насельноков и гостей старого дворянского гнезда. И тем не менее многое – ждёт своего дня и часа. Одним из таких объектов – дача Сергея Савича Мамонтова, разговоры о восстановлении которой продолжаются вот уже 30 лет. Эта задача может быть решена только при наличии неопровержимых убеждений в необходимости её воссоздания как одного из выдающихся памятников литературно-художественной жизни усадьбы начало XX века.
Автограф на скатерти
Такую неожиданность подбросила нам знамени-тая синяя скатерть в Красной гостиной главного дома.
Это очень интересный и непростой экспонат. Все, кто приходил в дом Мамонтовых, по просьбе хозяев оставляли на ней свои автографы мелом. Потом их расшивали разноцветным шелком, полу-чилась солидная коллекция. С тех пор и хранит скатерть имена, напоминая каждый раз о людях известных и неизвестных, великих и незначитель-ных. Любой из автографов своего рода памятник. Если взяться серьезно за их изучение, можно от-крыть огромный ряд человеческих историй, взаи-моотношений, написать, наверное, не одну книгу.
Есть на скатерти среди витиеватых росписей и скромных инициалов шутливая надпись: «Федя». История этого автографа очень интересна.
Долго спорили в музее кому принадлежит надпись? Может быть, Федору Ивановичу Шаля-пину? Но известно, что в конце девятнадцатого ве-ка, когда семья Мамонтовых и занималась сбором автографов на скатерти, певец не бывал в гостях у Саввы Ивановича в Абрамцеве.
Затем стало известно, что Шаляпин посещал Абрамцево в начале нового века, когда старший сын Мамонтова Сергей Саввич выстроил дачу на высоком холме над речкой Яснушкой, что впадает в живописную Ворю. К нему приезжали писатели, артисты, музыканты из Московского литературно-художественного кружка, членом которого состоял и Федор Иванович. Вероятнее всего, Шаляпин мог посетить дачу в 19051907 годах. Но в то время дочь Мамонтова Вера, а именно она расшивала когдато гладью автографы по меловым контурам, была уже замужней женщиной с двумя детьми на руках. Вряд ли теперь она стала бы заниматься таким «пустяшным» делом, которым занималась много лет назад.
В 1907 году Веры Саввишны не стало в живых. Вышивка же таинственного автографа несколько отличается от манеры, которую специалисты при-знают «верушкиной». На этом основании сотрудни-ки музея долгое время считали, что автограф «Фе-дя» принадлежал скорее всего не Шаляпину, а ка-комуто другому человеку. Многие специалисты вообще ставили под сомнение сам факт пребыва-ния Шаляпина в Абрамцеве. И только со временем, когда в московских архивах отыскалась яркая по качеству фотография, на которой Федор Иванович изображен спускающимся с крылечка дачи на Яс-нушке, сомнения развеялись.
О подлинности шаляпинского автографа мне посчастливилось узнать несколькими годами раньше, но с уверенностью заявлять об этом я не решался. Не было дополнительных неопровержи-мых доказательств, которых требует музейная наука.
Произошло это так. 4 ноября 1977 года в Аб-рамцево неожиданно приехали Борис Федорович и Ирина Федоровна Шаляпины, сын и дочь великого певца. Борис Федорович, еще бодрый художник, приехал изза океана для устроения своей выстав-ки. Ирина Федоровна, старшая дочь Федора Ива-новича, оказалась преклонных лет женщиной, страдающей болезнью ног. Она медленно пере-двигалась с помощью палочки.
Борис Федорович признался мне, что раньше никогда не бывал в Абрамцеве, но много о нем наслышан и знает, что когдато усадьбу посещал его отец. Мы отправились на экскурсию по терри-тории музеязаповедника. Стоял холодный осенний день, дул северный ветер, нагоняя огромные тучи, из которых попеременно сыпали то снежная крупа, то дождь. Мы шли по липовой аллее, я рассказы-вал о Гоголе, об Аксакове, о планах музея... Уса-дебная церковь, ее древнерусские архитектурные мотивы заинтересовали художника, несмотря на скверную погоду, он быстро набросал карандаш-ный эскиз здания.
А согревшись за чашкой чая в моем кабинете, Борис Федорович оставил на память в дневнике свой автограф портретшарж, который он нарисо-вал буквально в одну минуту.
Затем мы пошли в главный дом. Медленно бро-дили по комнатам. В Красной гостиной уставшая Ирина Федоровна облегченно вздохнула и сказала:
Наконецто мы здесь. Можно мне посидеть не-много?
Она присела на диван возле овального стола, покрытого расшитой надписями скатертью, подня-ла свою палочку и указала ею на автографы:
Гдето тут был наш незабвенный Федя. Ах, вот же он!
Как, разве это автограф вашего отца? спросил я.
А вы все еще сомневаетесь? вопросом на во-прос ответила Ирина Федоровна, подразумевая под «вы» всех сотрудников музея. Ваш предше-ственник тоже сомневался. Он не знал руки отца, а я не показывала ему вот эту вещичку.
Она сняла с руки золотое обручальное кольцо, протянула мне:
Смотрите, что там выгравировано?
Я взял кольцо, прочел: «Федя 1898». Это был год женитьбы Федора Ивановича на Торнаги.
Сравнил с автографом, который ярко вырисо-вывался на синем сукне, те же буквы, те же очер-тания. Теперь не осталось и тени сомнения, что автограф на скатерти и гравировка на внутренней стороне кольца принадлежат руке одного и того же человека.
Но оставались открытыми другие вопросы ко-гда, в какое время Шаляпин побывал в Абрамце-ве? С какой целью?
И вот спустя десять лет после приезда в Аб-рамцево Бориса Федоровича и Ирины Федоровны Шаляпиных, на первом Московском аукционе книги в Центральном Доме литераторов появился сбор-ник С. Скитальца «Рассказы и песни», изданный в 1902 году. На титульном листе сборника красовал-ся подлинный автограф Ф.И. Шаляпина его дар-ственная надпись младшей дочери С.И. Мамонто-ва, Александре Саввишне: «С большим наслажде-нием дарю эту могучую, славную книжку уважае-мой Александре Саввишне Мамонтовой. «Да здравствует русский, великий, могучий народ!..». Федор Шаляпин. 27/V 902. Москва».
Книга была подарена А.С. Мамонтовой 27 мая 1902 года. 16 же мая ей исполнилось 24 года. Наверняка подарок был приурочен к дню рожде-ния, возможно, отослан по почте.
А может быть, было и подругому. В то время у Шаляпина образовались очень натянутые отноше-ния с С.И. Мамонтовым изза «дезертирства» пев-ца из мамонтовской Частной оперы. Шаляпин хо-тел както реабилитировать себя перед старым другом, которому был обязан своей жизнью в ис-кусстве. Покаяться, попросить прощения гордость не позволяла. Но в московском кружке на Чисто-прудном Шаляпин встретил старшего сына Мамон-това Сергея. Через него он узнал о только что прошедшем дне рождения младшей из Мамонто-вых, передал в подарок книжку. И кто знает, может быть, младшая дочь и старший сын Мамонтова, оценив внимание Федора Ивановича к их семье, с начала лета 1902 года стали приглашать Шаляпи-на в Абрамцево. В этом подмосковном уголке он мог гостить в период между 1902 1907 годами. С 1907 по 1914 годы великий артист находился в за-граничных гастрольных поездках.
Началась мировая война. Уходит из жизни Сер-гей Саввич, а там революция. В Абрамцеве устра-ивается музей. Шаляпин снова за границей...
Троицкая дорога
Первая в России железная дорога появилась 175 лет тому назад, в 1838 году. Она была постро-ена на государственные средства и соединяла Санкт – Петербург – Павловск – Царское Село. Спустя 20 лет, в 1858 году, группа русских капита-листов организовала «Общество Московско – Ярославской железной дороги», основной целью которого являлось, используя новейшие техниче-ские достижения, в частности – железные дороги, связать Волжский водный путь с сухопутным для эффективного развития оборота и качества тор-говли с восточными регионами Империи и зарубе-жья.
Некоторый опыт железнодорожного строи-тельства в России уже был. Построены Варшавско – Венская дорога, Николаевская, соединяющая Петербург с Москвой. Теперь речь шла о значи-тельных вложениях в неменее значительные рас-стояния: Москва – Ярославль, где первым и наиболее ответственным звеном ложился отрезок между Москвой и Сергиевым Посадом протяжён-ностью 66 вёрст.
Москва как древняя столица Государства Российского всегда была одним из главных торго-вых, промышленно – экономических и культурных центров, и о масштабах гужевых перевозок первой трети 19 века можно судить хотя бы по самой оживлённой Ярославской дороге. В течение года перевозки по ней осуществляли свыше 4 тысяч подвод; задействовано 35 тысяч лошадей в дили-жансах; 15 почтовых и 2 тысячи ямских троек.
Перевозки на дилижансах между Москвой и Сергиевым Посадом открылись во второй поло-вине 1825 года. Из Москвы дилижанс отправлялся по чётным числам в 9 часов утра, а из Посада – по нечётным в 14 часов. В Москве место в дилижансе можно было заказать на Мясницкой улице, а в По-саде – в здании гостиницы Троице – Сергиевой лавры. Проезд стоил 8-10 рублей ассигнациями или до 2,5 рублей серебром. Дилижанс как транс-портное средство по тем временам отличался вы-сокой комфортабельностью: они были на мягких рессорах, каждый экипаж сопровождал надзира-тель. Однако, скорость движения была невысока – всего 8-10 вёрст в час или 9-13 км/час.
Почтово – пассажирские экипажи ходили между Москвой и Посадом 4 раза в неделю. Стои-мость проезда зкипажем была довольно высокой – без оплаты багажа 2,5 – коп. серебром за версту, сверх этого полагалось дать ямщику на водку. Весь путь в экипаже от Москвы до Троицы состав-лял 5-6 часов беспрерывной езды, а с учётом ин-тересов пассажиров, смены и кормёжки лошадей немее 6-7 часов.
Простые люди, особенно богомольцы, в лет-нее время ходили в Свято-Троицкую Обитель пеш-ком, а имеющие лошадь крестьяне занимались пе-ревозом в телегах. В телегу помещалось не менее 5 человек и за проезд от Москвы до Лавры брали 40-50 коп. серебром или 2 рубля ассигнациями с человека, Пеший богомолец затрачивал на дорогу к Троице 3-4 дня. Многие известные люди совер-шали пешие паломничества к мощам преподобного Сергия. Летом 1830 года пришёл пешим в Лавру 16 летний М.Ю.Лермонтов, ходил пешком в Сергиев Посад А.С.Хомяков, а Константин Аксаков из Аб-рамцева – в телеге и пешком в Москву и обратно.
Поскольку все транспортно - гужевые сред-ства и пешая людская масса в основном проходи-ла через Первую Мещанскую улицу, Иван Федоро-вич Мамонтов решил по рекомендации Федора Ва-сильевича Чижова посадить там своих людей, что-бы посчитать этот нескончаемый поток в разные времена года. Математические выкладки оказа-лись убедительными в пользу строительства же-лезной дороги.
Инженер барон А.И.Дельвиг и князья Щерба-товы, которые получили от Главного Общества российских железных дорог разработку пути от Москвы до Ярославля, вначале делали ставку на Василия Александровича Кокорева, крупнейшего русского предпринимателя и экономиста, разбога-тевшего на винных откупах. Он был другом и парт-нёром Ивана Фёдоровича Мамонтова и слыл, так сказать, златоустом среди московского купече-ства. Многие его идеи и сегодня, пожалуй, не утра-тили своей актуальности. Он говорил, что «госу-дарственной мысли надо перестать блуждать вне своей земли, пора прекратить поиски экономиче-ских основ за пределами России …, пора давно пора возвратиться домой и познать в своих людях свою силу, без искреннего родства с которой нико-гда не будет согласования экономических меро-приятий с потребностями народной жизни; пора твёрдо убедиться в том, что только это спасёт Россию от экономических провалов».
Доходы В.А.Кокорева составляли 8 млн. руб-лей в год, но он категорически отказался участво-вать в строительстве железной дороги. Иван же Фёдорович Мамонтов с капиталом в 3 млн. рублей решился на этот серьёзный шаг, став одним из первых учредителей акционерного общества по строительству железной дороги Москва – Яро-славль. В целесообразности дороги и выгодности её эксплуатации после строительства Ивана Фё-доровича убедили верные друзья, выходцы из простого народа: историк, профессор Московского университета, Михаил Петрович Погодин и Фёдор Васильевич Чижов, математик и экономист, изда-тель популярного журнала «Акционер». Он впо-следствии станет одним из членов правления Мос-ковско – Ярославской железной дороги, учителем молодого Саввы Ивановича Мамонтова.
27 июня 1858 года учредители Общества по строительству дороги составили договор и подпи-сали акт о начале изыскательских работ, стоимо-стью в 15000 рублей серебром, из которых руково-дителю проекта барону А.И.Дельвигу определено жалование 3 тысячи рублей.
Внесённую сумму разложили между пятью членами Общества: статский советник Н.П.Шипов, полковник Д.П.Шипов, действующий статский со-ветник А.П.Шипов (три брата, И.Р.), действитель-ный статский советник, камергер Н.Г.Рюмин, По-чётный гражданин И.Ф.Мамонтов.
Устав «Общества Московско – Ярославской железной дороги» высочайше был утверждён 29 мая 1859 года. В нём записано, что Общество ос-новано «для устройства сообщения от Москвы до Ярославля посредством паровозной железной до-роги через Троицко – Сергиевский Посад».
После рассмотрения проекта и его доработки он был утверждён Главноуправляющим путей со-общения П.П.Мельниковым в марте 1860 года, и в конце апреля начались работы по строительству первых 44 вёрст железнодорожного полотна от Сергиево Посада.
Не обошлось и без тяжб. Проект со стороны Москвы был утверждён только в январе 1862 года. Почтовый департамент предъявил возмещение за срубленный лес, затянулось разбирательство с Хотьковским Покровским монастырём, почти до последних сроков строительства тянулось дело об архитектурном состоянии зданий, обслуживающих железную дорогу. Немало сломали копий вокруг железнодорожного вокзала в Москве. Первона-чально предполагалось строить здание в районе первой Мещанской улицы, но в процессе исследо-вательских работ, проектирования и согласования документации приняли решение строить вокзал на Каланчёвской площади рядом с Николаевским (Ленинградский, И.Р). Первое здание Ярославско-го вокзала просуществовало до 1904 года, когда оно было заменено зданием, выполненным по про-екту академика архитектуры Федора Шехтеля.
Несмотря на отдельные неувязки, строитель-ство дороги всё же шло полным ходом, а с начала 1862 года к строительству привлекли дополни-тельно 6 (шесть) тысяч рабочих – и дело заспори-лось. Однако, деньги Акционерного Общества та-яли, их по дополнительной смете не хватало; сто-имость строительства по смете выливалась в бо-лее чем 4 млн. рублей. Было выпущено 27 тысяч акций, ценой в 150 рублей каждая. И всё же наме-ченных от продажи акций денег не было получено, помогла правительственная ссуда в размере 588,5 тысяч рублей с условием возврата её в течение 26-ти лет.
Подведя итоги работы, организаторы строи-тельства определили окончательный срок откры-тия движения по железной дороге – 18 августа (ст.ст.) 1862 года на второй день празднования Успения Пресвятой Богородицы, в связи с чем в Особую канцелярию Управления путей сообще-ния направлено прошение за подписью директоров Общества Ф.В.Чижова, И.Ф.Мамонтова и Н.Г.Рюмина. Получив разрешение и благословение Высшего преосвященства, специальный поезд 18 августа в 3 часа пополудни отправился из Москвы в Сергиев Посад. Среди первых пассажиров вме-сте с представительной комиссией, возглавляе-мой генерал-майором А.И.Дельвигом, был митро-полит Московский Филарет, а также именитые ак-ционеры и члены правления Общества – И.Ф.Мамонтов, Ф.В.Чижов и Н.Г.Рюмин. После не-большой остановки в Хотькове, в половине пятого поезд прибыл в Сергиев Посад. По прибытии в По-сад А.И.Дельвиг телеграфировал Главноуправля-ющему Путей Сообщения: «Прибыл в Сергиев По-сад. Поезд встречен наместником и всем духовен-ством Лавры, Главою и начальником Посада».
В Троице-Сергиевой Лавре Митрополит Фи-ларет в краткой речи сказал: «Рекомендую желез-ную дорогу. Сколько употреблено искусства, уси-лий и средств для того, чтобы вместо пяти – ехать полтора часа». Таким образом железная дорога получила благословение первоиерарха русской православной церкви с благодарственным торже-ственным молебном и водосвятием.
С того памятного дня прошло 150 лет, когда в России независимо от иностранного капитала была построена и открыта первая негосударственная (коммерческая) железная дорога на средства оте-чественного предпринимателя. При успешной её эксплуатации и активной поддержке различных слоёв населения, ставших акционерами и держа-телями простых акций, в 1870 году железнодорож-ный путь был подведён к Ярославлю. Железнодо-рожная лихорадка захватила национальную эко-номику и Россия стала одной из ведущих в Европе железнодорожных стран.
В наши дни дорога Москва – Сергиев Посад одна из лучших в техническом оснащении маги-стралей. Весь путь электрофицирован, появились скоростные поезда, которые покрывают расстоя-ние в 70 километров между столицей и Сергиевым Посадом за 1 час 10 минут. Благодарные потомки в честь одного из первых строителей Троицкой же-лезной дороги назвали скоростной электропоезд «Фёдор Чижов», а экспресс Москва – Ярославль - «Савва Мамонтов».
Мастер живописной сказки
Весной 1878 года тридцатилетний художник Виктор Михайлович Васнецов приехал в Москву. За плечами мо-лодого человека два учебных заведения семинария и Пе-тербургская Академия художеств, но твёрдое безденежье не позволяло ему полностью отдаться заветному делу в искусстве.
В Петербурге он сотрудничал в местных журна-лах, где ему заказывали различные заставки и ри-сунки к текстам, дешёвые гонорары от которых уходили на покупки красок и холстов для живопис-ных работ да на скудное одинокое существование. Тогда он смог написать ряд небольших картин из жизни бедного городского сословия: «Нищие», «Книжная лавочка», «С квартиры на квартиру»…
В златоглавой столице Виктор Васнецов всеце-ло обращается к темам русской древности были-нам, сказкам, сказаниям. Его внимание привлекает древнерусская поэма «Слово о полку Игореве». Денег на большое полотно катастрофически не хватало, и тогда Илья Репин знакомит его с Сав-вой Мамонтовым, который увидел в нём незауряд-ный талант и пригласил художника в Абрамцево. Здесь Васнецов создал свою первую крупную ра-боту «После побоища Игоря Святославовича с по-ловцами» и показал её на выставке передвижников в 1880 году. Картина имела успех у зрителей и по-лучила всеобщее признание художественной кри-тики.
Картину пожелали купить президент Академии художеств великий князь Владимир Александро-вич и в Москве известный меценат Павел Михай-лович Третьяков.
Васнецов предпочёл П.М.Третьякова и с тех пор началась его многолетняя дружба с ним. Позднее по его проекту будет отделан фасад Третьяков-ской галереи.
Не остался в стороне и Мамонтов. Он заказал художнику три картины: «Три царевны подземного царства», «Ковёр самолёт» и «Битва русских со скифами».
Художественная трилогия, мастерски исполнен-ная Васнецовым, символизировала могущество России с её несметными богатствами, высокий по-лёт технической мысли, устремлённый в будущее, и надёжную защиту её необъятных просторов.
Три царевны это три основных энергетических пласта Российских недр: каменный уголь, нефть и газ; они способны сказку сделать былью поднять человека в небо (в космос), а рубежи страны «Трёх царевен» надёжно охраняет от посягательств извне сильное русское воинство, русские богаты-ри.
«Трёх богатырей», огромное полотно (4,5 х 3 м.), близкое по духу к «Трилогии», художник начал написал в Абрамцеве, в лето 1881 года, а закончил спустя 17 лет, в период работы в Киеве над роспи-сью Владимирского собора, которая отнимала у него всё, и ночной сон, и семью, и друзей худож-ников…
Образы богатырей Васнецов искал среди окру-жающих его людей. Так Алёшу Поповича он уви-дел в сыне С. Мамонтова Андрее, а Илью Муром-ца «нашёл» в ломовом извозчике. В Абрамцеве ему «позировал» даже огромный жеребец по клич-ке Лис. И место, где стоят три богатыря, художник облюбовал на холмистом поле перед дальним еловом лесом: оно до сих пор называется «Поле трёх богатырей».
Богатыри зорко смотрят вдаль, они готовы за-щитить просторы Отечества, прийти на зов о по-мощи: «… Не обижают ли где кого!» В тоже время в них нет злобной воинственности, предвзятой угро-зы. они озабочены как добрые хозяева своей зем-ли одним, её покоем и миром.
Абрамцево с его уникальной природой покоряет Васнецова и он становится активным участником неформального объединения, абрамцевского (ма-монтовского) художественного кружка, куда вхо-дили также И.Репин, В.Поленов, Н.Неврев, М.Антокольский, М.Нестеров, М.Врубель, К.Коровин…
Трудно представить современное Абрамцево без Виктора Васнецова, без того творческого вклада, который он внёс в архитектонику усадьбы. Это, в первую очередь сказочная «Избушка на ку-рьих ножках» и храм во имя Спаса Нерукотворного.
«Когда возник разговор о постройке в Абрамце-ве церкви, вспоминал сын Саввы Ивановича Ма-монтова Всеволод, Виктор Михайлович отдался этому делу всем своим существом. Мысль соору-дить новую церковь в типе Новгородского храма Спаса Нередицы подал Поленов, но детальный проект выработал Васнецов. Он неутомимо и без-отказно работал над выполнением этого сооруже-ния. Для иконостаса он написал большой, во весь рост, образ Сергия Радонежского и несколько мел-ких икон, среди последних небольшого размера Божья Матерь с Младенцем. Эта икона впослед-ствии послужила Виктору Михайловичу для созда-ния его лучшей работы в Киевском Владимирском соборе.
Коснулось дело клиросов к Виктору Михайло-вичу! и он расписывает небольшие деревянные стенки обоих клиросов самыми разнообразными цветами. Вышла задержка с полом, каким его де-лать, то ли каменным, то ли уложить чугунными плитами Васнецов и тут выручил предложил ис-пользовать мозаику, через день набросал рисунок её, а затем самолично работал с мастерами… Од-ним словом, вся Абрамцевская церковь, куда ни сунься, говорит об участии Виктора Михайловича в её создании».
Спустя годы, когда у Мамонтовых внезапно умер в молодом возрасте сын Андрей, талантли-вый художник, Васнецов сделал пристройку к церкви в виде часовенки в стиле «модерн» и на за-падной стене, примыкающей к церковному входу, установил из белого камня крест, на котором вы-сек слова из Нагорной проповеди Иисуса: «Бла-женны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Цер-ковь была освящена в 1882 году и в ней венча-ли молодых В.Д.Поленова и Н.В.Якунчикову.
А в следующем году, по проекту того же Васне-цова, недалеко от церкви, появилась сказочная беседка для детских игр в образе «языческого ка-пища» (жилище БабыЯги) «Избушка на курьих ножках». Построенная в парке усадьбы, среди ве-ковых елей из толстых, несоразмерных с её ма-лым объёмом брёвен, она воплотила в себя образ-ный строй народного зодчества, а резные фигуры летучей мыши и совы лишь усилили сказочно фольклорный характер строения. Так возник цель-ный образ, ставший символом былинно сказочной архитектуры, которая до настоящего времени не утратила своей детской свежести.
Сказочно былинная тема занимает основное место в Абрамцевском периоде творчества Викто-ра Васнецова. Здесь он написал известнейшие картины «Алёнушка» и «Иван царевич на Сером волке»
Недалеко от Абрамцева, на окраине села Ах-тырка, в глубокой лощине, по которой протекает речка Воря, есть заросший прудик с молодыми ёлочками и берёзками по берегам. В чистой воде, промываемой речкой, растут кувшинки и камыши. Бродя с мольбертом по окрестным лугам и лесам, лесными тропами и берегом петляющей в кустах Вори, художник наткнулся неожиданно на необык-новенное место и тут же представил сидящую на камне Алёнушку. Этюд прудика он принёс в имение Мамонтовым и «уговорил» их дочку, а скорее все-го, пришлось убедительно просить родителей, чтобы Верушка попозировала ему для картины. Так произошло ещё одно «Абрамцевское чудо».
Антураж для картины «Иван царевич на Сером волке» не заставил себя искать. Это девственный еловый и сосновый монастырский лес, сохранив-шийся в пределах высокого левого берега речки Вори. Он и сейчас не оставляет равнодушными всех, кто впервые идёт лесной тропой от железно-дорожной станции в Абрамцево.
В Абрамцеве Васнецов жил у Мамонтовых в только что отстроенном «Яшкином доме», который прозвали по имени дочери Верушки. Когда постро-или дом, ей было три годика и она не выговарива-ла имя Верушка, произносила «Яшка» и на во-прос «чей это дом?» отвечала: «Яшкин». С этим домом связана и икона «Богоматерь с Младен-цем». Существует достоверный факт. Провожая солнечным утром художника на этюды, жена вы-бежала следом за ним на крылечко. чтобы пере-дать ему забытую палитру. Виктор Михайлович оглянулся и остолбенел: он увидел в играющих лучах солнца не жену с сынишкой Мишей, а Цари-цу Небес, держащую на руках Сына, и он тут же набросал этот образ на холст. Вот она радость творчества, вот оно открытие мира!
Виктор Михайлович немало сделал для поста-новки в Абрамцеве живых картин, спектаклей, ко-торыми обуревал Савва Иванович Мамонтов. Он создал замечательные декорации и эскизы костю-мов к пьесе А.Н.Островского «Снегурочка» и сам сыграл в ней роль Деда Мороза. Он был высокого роста, тощеват в фигуре, готовый участвовать в любой затее, быстр в движениях, всегда кудато летящий, любил компании, слыл разговорчивым, добрым к людям, ласков с детьми. Друзья его называли «ясное солнышко». Он любил музыку и, когда писал пел, и потому, казалось, труд никогда его не утомлял. О картинах своих говорил, что «все они были раздуманы и писались в ощущениях музыки». Музыке поклонялся, как чемуто необык-новенному, фантастическому: «музыкой можно лечиться». И лечился Бетховеным, Бахом, Моцар-том, когда слушал их «из хороших рук». Художе-ственные критики отмечали, что картина Васнецо-ва «После побоища…» звучит, как «Богатырская симфония» Бородина.
В 1894 году художник построил в Москве дом, в котором прожил 32 года, вплоть до своей кончины. Теперь в нём музей. Здесь писал он свою живо-писную «Поэму семи сказок»: и «Царевну Несме-яну», и «Бабу Ягу», и «Кащея Бессмертного», и «Спящую красавицу», и «Царевну Лягушку» …
Творчество Виктора Михайловича Васнецова вдохнуло вторую жизнь в седую старину. Один из известных художников начала XX века В.Э. Бори-совМусатов сказал о нём, что он «принадлежит к плеяде талантов колоссов, вложивших всю свою душу в воссоздание национального искусства России».
Церковь в Абрамцеве
Она стоит гордо, возвышаясь среди лесного участка парка, переходящего за глубоким тёмным оврагом в берёзовый лес. Сколько бы о ней не го-ворили любознательные посетители, сколько бы её не писали художники, сколько бы о ней не сла-гали стихов и рассказов поэты и писатели, она вот уже 130 лет удивляет своей красотой непосред-ственных архитектурных форм, несёт людям ра-дость от общения с благодатью Божией. Это - цер-ковь во имя Спаса Нерукотворного в Абрамцеве.
Хозяева Абрамцева во все времена были лю-ди верующие, но ни одному из них (хотя и прихо-дило в голову нечто подобное) не под силу было построить даже небольшую часовенку, не говоря уже о церкви. К тому же, в четырёх верстах стоял древний Покров монастырь на Хотькове и туда, в обитель богоносных Кирилла и Марии, упокоенных родителей преподобного Сергия, ходили пешими на богомолье. Стоило ли ещё что-то затевать? Так было до Мамонтовых.
Первое время и Мамонтовы ходили к Покрову и в приходской храм села Ахтырского. Иногда Елизавета Григорьевна в благодатные празднич-ные дни просила мужа отвезти её в Гефсиманский Чергиновский скит, что в двадцати верстах от Аб-рамцева. Всё это было неудобно, и потому, быва-ло, устраивали молебны в доме, приглашая со стороны священника. На Пасху 1880 года Воря разлилась так, что не пройти не проехать ни в Хотьково, ни в Ахтырку. Снова, в которой раз, устроили богослуженье в усадьбе.
После службы жена подошла к мужу, сказа-ла: «Христос воскресе!». Савва, просветлённый душевно, почти воскликнув, ответил: «Воистину воскресе!» Тогда Елизавета Григорьевна на пол-ном серьёзе спросила: «А что нельзя построить хотя бы часовенку в усадьбе?» Савва Иванович и сам уже давно об этом думал, мечтал превратить эту деревеньку, пустошь в сельцо, и в одно мгно-вение подошёл к стоящему поодаль Поленову.
- Василий Дмитриевич, подумал я, не сру-бить ли нам в угоду женскому православному полу храмик во имя Бога нашего Иисуса Христа такой, как на вашем Севере рубят, без единого гвоздика?
Поленов моментально набросал несколько вариантов похожих на деревянные образчики лес-ных часовенок Олонецкой губернии. И как не сим-патичны были эти рисунки, всё же они не восхити-ли неугомонного Савву Ивановича. Он быстро из-менил своё представление об усадебной церкви. Поговорили, поговорили, но дела так и не получи-лось.
«В 1881 году была чудесная весна, - опять служили заутреню в доме, - вспоминала Наталья Васильевна Поленова, - съехались все друзья и снова подняли вопрос о постройке. Выбрали место в парке и решили поставить храм во имя Спаса Нерукотворного по образу старых русских собо-ров».
Поленов говорил, что часовню за день можно соорудить, а Мамонтов, возражая ему, сказал:
- В часовне и вся наша семья не поместится, а тут ещё и гости. Нет, нет, церковь строить надо и как можно быстрее.
Василий Дмитриевич воспроизвёл на бумаге Новгородский храм Спаса Нередицы, и Савва Иванович одобрил его, сказав, что это, мол, ближе к истине.
За неделю до Троицыного дня (24 мая 1881 года) приехал приглашённый архитектор П.Самарин, которому также был поручен проект здания в национальном духе, разработка рабочих чертежей и подготовка документации для оформ-ления в официальных инстанциях.
С.И.Мамонтов и доверенные члены его круга (А.В.Прахов, В.Д.Поленолв, В.М.Васнецов, Н.В.Неврев …) мечтали создать не просто церк-вушку, вмещавшую для богомолья энное количе-ство людей, а художественное произведение, па-мятник искусства, которое было бы одновременно и народным. Поэтому проект архитектора Самари-на был далёк от устремлений насельников Абрам-цева и он не принят.
Когда в Абрамцево приехал Виктор Васнецов, работа по проектированию строения храма оживи-лась; она приняла коллективный и в какой-то сте-пени конкурсный характер. Взяв за основу поле-новский проект, постройка Васнецова выгодно от-личалась от него сказочностью, фольклорностью образа, изяществом форм и тонкостью пропорций.
К началу июня 1881 года проект Васнецова с разработкой всех фасадов был готов и подписан художником к исполнению в натуре, а на листе, изображающим южный фасад, рукой С.И.Мамонтова сделана надпись: «На благоусмот-рение высшего начальства».
Дожидаться благоусмотрения высшего начальства не хватало терпения, начали строи-тельство. Мамонтов в «Летописи сельца Абрамце-ва» написал 7 июня: «Постройка церкви пошла до-вольно быстро. Размер, взятый 10ар.х10ар., и кро-ме того алтарь 5 аршин. Кладка в настоящее время доведена под крышу с трёх сторон, только двойное северное окно задержало кладку …, завтра окно будет сделано и начнут делать своды».
Всё лето кипела художественная жизнь, шло строительство церкви. Работали все: и Васнецов, и Поленов, и Савва Иванович, и Елизавета Григо-рьевна, и Н.Якунчикова, и гости – Прахов, Спиро, студент Юркевич. Особенно много было дел у ху-дожников в интерьере. В.Д.Поленов разработал проект иконостаса и написал для царских врат «Благовещение», а Репин – главный образ храма, - Спаса Нерукотворного, написанный совсем не цер-ковно, как говорили очевидцы, с глазами писателя Гаршина-Михайловского, инженера-строителя же-лезных дорог. Жена Репина, Вера Алексеевна, написала образ Веры, Надежды, Любви и Матери их Софии, Неврев – Николая Чудотворца, Анто-кольский высек барельеф Иоанна Крестителя
И всё же основным создателем церкви был В.М.Васнецов и поэтому её называют ещё и «Вас-нецовской». Это он в трактовку стилизованных де-талей заложил начало неорусского стиля, который найдёт дальнейшее развитие в русской архитекту-ре на рубеже 19-20-х веков. Он же создал два зна-ковых образа: «Богоматерь с младенцем» и «Пре-подобный Сергий»; расписал клиросы и выложил оригинальный мозаичный пол.
Клиросы начал расписывать Неврев, но у не-го получилось что-то тёмное, грубое, аляповатое, словно выкрашенное маляром. Во время работы в церковь забежали, гуляющие по парку дети с цве-тами, и у одного из них упал из рук букет на пол, в центре которого оказалась большая махровая ро-машка. Виктор Михайлович чуть ли не упал в об-морок от радости: «Вот оно счастье-то художника! – как током блеснуло в голове. – Нет, нет, надо пи-сать лесные и полевые цветы на клиросах, а в центре пола выложить большую мозаичную ро-машку».
Он попросил детей приносить ему цветы и старался выписывать их с особой тщательностью, а цветные камушки подбирал лично и следил за тем, чтобы мастер, выкладывающий фантастиче-ский цветок, не отступал от рисунка и два-три раза в течение дня ходил в храм контролировать рабо-ту.
Особую роль в дальнейшей жизни художника сыграет небольшой этюд жены с малолетним сы-ном Мишей на руках, написанный им у крыльца Яшкиного дома и подаренный Елизавете Григорь-евне, которая увидела в этюде «Богоматерь с младенцем», и попросила его написать икону в этой теме, занявшую место по левую сторону от царских врат иконостаса.
В будущем этот образ, увеличенный в не-сколько раз в росписи Владимирского собора в Ки-еве, прославит Васнецова как великого художника религиозной ориентации.
Н.В.Якунчикова и Е.Г.Мамонтова доделывали хоругви по эскизу В.Д.Поленова, Арцыбашев за-вершал паникадилу в римском стиле.
К середине августа 1881 года церковь почти была готова, и только в конце месяца получили разрешение на её постройку. Формально церков-ный обряд закладки состоялся только 1 сентября, в день рождения Елизаветы Григорьевны. На ме-сте будущего алтаря положили первые камни: священник, Савва Иванович, Елизавета Григорь-евна, Васнецов – за себя и за отсутствующего По-ленова, – а также присутствующие друзья и гости Мамонтовых. Тем самым как бы завершилась по-стройка основного объёма усадебного храма.
С весны 1882 года приступили к внутренней отделке и возведению купола. Поленову хотелось сделать под куполом поясок из цветных изразцов, но таковых не оказалось в продаже; решили при-обрести белые и раскрасить керамическими краси-телями. Когда же в Абрамцеве появился гончар-ный завод, «временные» изразцы заменили на но-вые, сработанные по технологии тогдашнего гон-чарного дела, украсив ими верхний край купольно-го барабана, которые сохранились до настоящего времени.
Однако, в спешке не всё обошлось на долж-ном уровне. В связи с тем, что строительство ве-лось в основном малоквалифицированными ма-стерами, а некоторые впервые в жизни держали в руках кирпич, при закладке фундаментов, как вы-яснилось спустя годы, не были приняты меры по гидроизоляции здания от грунтовых вод, что, спу-стя годы, стали мокнуть стены, появились высолы.
«Наконец, в июле 1882 года, - писала впо-следствии Наталья Васильевна Поленова, - состо-ялось освящение храма. День этот был общим праздником. В абрамцевскую церковь было вло-жено так много любви, интереса и личного духа каждого из участников, что она на всю жизнь оста-лась дорогим звеном, соединяющим их всех». (Н.В.Поленова. Абрамцево. М.1922г.)
* * *
«По своей художественной значимости аб-рамцевский храм, - отмечала искусствовед Н.В.Масалина, - можно отнести к числу наиболее интересных произведений русской архитектуры, открывающих путь новым стилистическим изыска-ниям ХХ столетия».
Церковь внесла новую живую струю в уса-дебную жизнь. Жители близлежащих деревень Мутовки и Быково получили возможность отправ-лять религиозные обряды в храме Спаса Неруко-творного, а день 17 августа стал престольным праздником сельца Абрамцева. «Как много цер-ковь прибавила хорошего Абрамцеву …» - записа-ла в дневнике Е.Г.Мамонтова.
Первым же крупным событием в церковной жизни этого года стало венчание Василия Дмитри-евича Поленова с Натальей Васильевной Якунчи-ковой.
Вместе с тем расширился круг духовности насельников усадьбы. Положено начало совер-шать молебны в память не только родственников, близких друзей, но и – выдающихся деятелей рус-ской культуры. Так 21 августа 1883 года по иници-ативе Елизаветы Григорьевны отслужили панихи-ду по усопшему писателю И.С.Тургеневу. Подоб-ные обряды стали традиционными в Абрамцеве.
В лето 1891 года в семье С.И. и Е.Г.Мамонтовых случилось большое горе: от по-чечной болезни и отёка лёгких умер их любимый сын Андрей, подающий большие надежды как ху-дожник, работавший вместе с Виктором Васнецо-вым над росписью Владимирского собора в Киеве.
Дрюшу, как его называли в семье, похоронили слева от церкви. Васнецов сделал проект часовни над могилой и пристроили её впритык к северной стене храма, а в ней прорубили окно для духовного общения матери с сыном во время богослужений. От левого клироса церкви можно пройти в часовню через вход, устроенный по образцу переходов в римских катакомбах; могильная плита – часть ан-тичной колонны, привезённая из Италии, указывает на то, что под ней покоится прах человека, принад-лежащего к миру искусства.
В декабре 1907 года в возрасте 32-х лет вне-запно скончалась дочь Вера Саввишна Самарина (незабвенная «Девочка с персиками», И.Р.). Её по-хоронили тоже около церкви. Перед Пасхой мать велела прорубить дверь из часовни наружу, чтобы могила дочери была связана с пасхальным бого-служением. Не выдержав утраты дочери, в 1908г. умерла Елизавета Григорьевна. Её положили с до-черью под одной плитой, а через некоторое время, в возрасте 6 лет, ушёл сын Веры, Серёжа, который упокоен в ногах матери и бабушки.
Когда 6 апреля 1918 года скончался Савва Иванович, пожелавший навсегда «остаться» в Аб-рамцеве, рядом с сыном, его похоронили в часовне по правую сторону от Андрея. Над захоронением поставили тёмно-красного гранита гробницу, а на западной стене прикрепили, по желанию родствен-ников, белого туфа памятную доску, на которой скромная надпись: «Савва Иванович Мамонтов 1841-1918».
До 1925 года в абрмцевском храме проходили богослужения и религиозные обряды. Накануне закрытия церкви воинствующими атеистами там (по сведениям очевидцев, И.Р.) венчался русский писатель Леонид Максимович Леонов, а потом не-которое время жил и работал в Абрамцеве. В со-ветское время из храма сделали хозяйственный склад.
Во время Отечественной войны в музее был госпиталь для офицерского состава Красной ар-мии. После войны в храме находилось хранилище габаритных музейных предметов и вещей, которые из-за неблагоприятного температурно-влажностного режима (церковь не отапливалась в зимнее время и не проветривалась) в большинстве своём сильно пострадали или же погибли, а неко-торые, как лампады, подсвечники, отдельные ико-ны, были растащены. Утрачен правосторонний резной образ Георгия Победоносца, поражающего змея.
Из-за подсоса грунтовых вод появились на внутренних стенах высолы и грибок, разлагающий кирпичную кладку, а в некоторых местах – трещи-ны.
В таком состоянии церковь просуществовала практически до 1975 года. За 50-летний период бездействия храм нуждался в реставрации и само-го объёма, и предметов церковной утвари, и иконо-стаса с иконами.
В 1975-76 годах проведена реставрация зда-ния и церковной утвари. Московские реставраторы сняли всю почти «прогнившую» штукатурку с внут-ренних стен, с купола церкви и с часовни, обрабо-тали кирпичную кладку купоросом и оштукатурили стены известковым раствором. Иконостас по до-говорённости с реставрационным центром имени академика И.Э.Грабаря был вывезен в Москву и там в течении 3-х месяцев отреставрирован. По-правлены белокаменные работы по фасадам, про-изведена покраска стен и кровли. Приведены в порядок отмостки вокруг здания и водоотводные желоба.
Научные сотрудники привели в соответствие внутреннее убранство церкви и к концу 1976 года она была открыта для посетителей как музейный объект.
В 1991 году по просьбе «двадцатки» верую-щих сотрудников музея храм был освящён настоя-телем Гефсиманского Черниговского скита архи-мандритом Феофилактом (ныне викарий Москов-ской патриархии, епископ Дмитровский) и в нём по традиции стали проходить богослужения. Возоб-новлён и праздничный день Спаса Нерукотворного, который проходит 29-го августа, на второй день после Успения Пресвятой Богородицы.
Рассказ о современном состоянии храма и кладбища при нём был бы неполным, если не ска-зать о реконструкции кладбища, проведённой в 2007 году, когда были убраны две берёзки, поса-женные родственниками, символизирующие две жизни (мать – Елизавета Григорьевна и дочь – Ве-ра Саввишна), заменены ограда и кресты без учёта мемориальных источников. Над могилой Елизаве-ты Григорьевны воздвигнут крест, надпись на ко-тором указывает (по неподтверждённым сведени-ям), что под надгробной плитой покоится и прах мужа, Саввы Ивановича. Он же, всем известно, за-хоронен в часовне, рядом с сыном Андреем, - так, по изустным сведениям Е.А.Чернышовой-Самариной (внучки С.И.), пожелал отец.
Керамических дел мастер,
или Грёзы о прекрасном
Мой знакомый М. принёс мне иллюстрирован-ный художественно литературный журнал «Ис-кры» №1 за 1916 год, выходивший ежедневно при газете «Русское слово». Короче, это по нашим по-нятиям еженедельное приложение, объёмом в 8 полос (2 печатных листа), напечатанное на газет-ной бумаге в типографии И.Д.Сытина.
Номер посвящён исключительно художествен-ным выставкам, среди которых одна из полос по-священа выставке керамических работ мастерской С.И.Мамонтова «Абрамцево», где были представ-лены и лучшие вещи М.А.Врубеля: «Садко», «Вес-на» и «Камин».
Эта пожелтевшая от времени, засиженная мухами и за-тёртая до дыр газета натолкнула меня сказать несколько слов о замечательном художнике и друге С.И.Мамонтова, участнике художественного кружка в Абрамцеве, Михаиле Александровича Врубеле.
Он родился в городе Омске в семье штабскапи-тана Тенгинского пехотного полка Александра Ми-хайловича Врубеля 17 марта 1856 года. В том же полку служил и великий поэт, автор «Ангела», «Демона» и «Пророка» Михаил Юрьевич Лермон-тов. Судьба для будущего художника сложилась так, что какбудто лермонтовский Демон поцеловал талантливого малыша и направил его на путь не-земных страданий и невиданных страстей.
Врубель с детства искал чегото необычного, чудесного, сказочного, как будто лермонтовская исповедь вела его к этому: «Моя душа, я помню, с детских лет чудесного искала». Он родился с ро-мантической душой, как и Лермонтов, но через 15 лет после гибели поэта. В их детстве много было общего: оба они рано лишились матерей, и тот и другой часами могли слушать музыку, любили те-атр и хотели в нём играть.
После окончания гимназии Врубель поступил на юридический факультет Петербургского универси-тета, а затем учился в Академии художеств, где его литературным кумиром были Лермонтов, Гёте и Шекспир, а героями их произведений Демон, Фа-уст и Гамлет.
Гамлет и Демон были постоянными его образа-ми спутниками. Он говорил, что никто из совре-менных ему актёров не проникал в психологию датского принца. Позднее, будучи известным ху-дожником, Врубель в кругу друзей однажды сказал в присутствии Сергея Мамонтова: «Вот будут деньги сниму театр, подыщу актёров и сыграю Гамлета понастоящему».
Гамлета он не сыграл, но показал в живописи посвоему прочитанные необыкновенные образы символы человеческого духа.
Как художник Михаил Врубель был «открыт» известным искусствоведом Андрианом Викторови-чем Праховым, который в 1884 году пригласил его в Киев расписывать Владимирский собор. Там он познакомился с Виктором Михайловичем Васнецо-вым и Андреем Мамонтовым, который рассказал Савве Ивановичу о большом даровании Врубеля не только как художника, но и оригинального худо-жественного критика, что способствует ему посто-янно совершенствоваться в необычных формах.
По рекомендации друзей художников М.Врубель приезжает в Москву, а затем Валентин Серов его знакомит с С.И.Мамонтовым и в 1889 году он появляется в Абрамцеве. Когда он появил-ся в Абрамцеве, ему уже было 33 года, как гово-рится, возраст Иисуса Христа, а стало быть, зре-лого человека. В его творчестве всё больше зани-мает тема Демона, которого он понимает не как злого духа, чёрта или дьявола; по его словам, Де-мон значит «душа» и олицетворяет собой вечную «борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни и ненаходящего ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе».
Дачная атмосфера благотворно влияла на ху-дожника; он видел здесь «интимную национальную нотку, которую так хочется поймать на холсте и в орнаменте».
Савва Иванович сразу же полюбил Врубеля за его исключительно необыкновенный талант, само-бытный былинно сказочный стиль, непохожую на бытовавшую в художественной среде манеру письма, отличающуюся цветовой гаммой.
Символизм художника, видел Мамонтов, не аб-страктный, не отдалён от реалистического искус-ства, он как бы обогащает существующий реализм своей неповторимой палитрой; его краски насы-щенны и откровенны, ибо идут от души и сердца. И Савва Иванович предлагает Врубелю работу в ке-рамической мастерской, которую он организовал в усадьбе в 1890 году с целью возродить забытое искусство поливных изразцов. Мастерской руко-водил технолог керамист П.К.Ваулин. Увлечение Мамонтова разделяли В.Поленов, В.Серов, К.Коровин, А.Головин, Н.Сапунов.
Вместе с тем Врубель серьёзно занимается ил-люстрациями произведений М.Ю.Лермонтова, предпринятого к 50летию гибели поэта в 1891 году. Он иллюстрирует роман «Герой нашего времени», «Демон» и пишет крупные полотна «Демон сидя-щий» (1890) и «Пан» (1899).
Демон в понимании художника это символ че-ловека, обуреваемого невыносимыми страстями, по его выражению, «творимая жизнь», которая возникает среди вспышек света, как плоть от пло-ти одухотворённой и полной жизненной силы сти-хии.
В керамической мастерской, называемой громко Гончарный завод «Абрамцево», Врубель работал поистине с демонической устремлённостью и со-здал неимоверно много неповторимых произведе-ний искусства. Он воплотил в керамике тип единой цветовой скульптуры, в которой форма и цвет вы-ступают в органическом единстве. Многие керами-ческие шедевры Врубеля «Садко», «Снегурочка», «Лель», «Морской царь», «Весна» созданы под впечатлением музыки РимскогоКорсакова.
Среди работ художника, хранящихся в музее-заповеднике «Абрамцево», интересен корпус для часов, выполненный в виде женской фигуры. Её лицо грустно и задумчиво, печально смотрит она на безвозвратно уходящее время. Это одна из ран-них работ мастера долгое время не была известна и приобретена музеем из частной коллекции в 1979 году.
Для главного усадебного дома Врубель поста-вил оригинальный камин. Среди его первых творе-ний Печьлежанка с головой львицы, установлен-ная в одной из комнат. Голова львицы стала сим-волом гончарного завода в Абрамцеве. В парке на возвышении перед «Долиной отрока Варфоломея» по его эскизам установлен керамический диван, получивший впоследствии название «Скамья Вру-беля». Со временем «Скамья» была сильно раз-рушена, а в 1971 году реставрирована научным сотрудником музея В.А.Невским и керамистом из Хотькова В.М.Серёгиным. Она снова приобрела первоначальный вид и, чтобы защитить её от ат-мосферных явлений и неадекватного поведения отдельных посетителей, уникальное произведение заключено под стеклянный колпак.
Керамическая мастерская в Абрамцеве просу-ществовала 10 лет. В начале прошлого века С.И.Мамонтов (после разорения) перевёл её в Москву, построив за Бутырской заставой огромное помещение, которое соответствовало громкому названию «Гончарный завод».
М.А.Врубель вместе с технологом керамистом П.К.Ваулиным создал эстетику сказочной восста-новительной майолики. Глина, обожженная с окис-лами драгоценных металлов, уподоблялась дра-гоценному камню блёстками и переливами, не по-хожими ни на какие естественные натуральные цвета.
Это было поистине открытием и до сих пор специалисты по обжигу не могут создать цветовую гамму, соответствующую врубелевской.
В 1896 году в Нижнем Новгороде проходила Всероссийская художественно промышленная выставка, для которой С.И.Мамонтов заказал Вру-белю два панно: «Принцесса Грёза» и «Микула Селяниновича».
Для огромных произведений («Принцесса Грё-за» имела площадь около 100 квадратных метров) Савва Иванович построил специальный павильон.
«Принцесса Грёза» написана по произведениям пьесы современного французского драматурга Эдмона Ростана на средневековый сюжет, который рассказывает о том, как принц и трубадур, очаро-ванные красотой антиохийской принцессы поплы-ли на корабле, чтобы её увидеть. В дороге принц умирает и, умирая, видит перед собой образ недо-стижимой принцессы. Этот момент и запечатлел в своём полотне художник. Врубель изза болезни не мог закончить работу к выставке, над завершением «Принцессы Грёзы» трудились В.Поленов и К.Коровин. Врубель расценивал свою работу как воплощение недостижимой мечты художника о прекрасном.
Если в панно «Принцесса Грёза» Врубель отда-ёт дань любви к Западу, то в холсте «Микула Се-лянинович», обращаясь к былинному эпосу, он прославляет силу земли русской ( в отличие от Виктора Васнецова, который прославлял мощь бо-гатырской земли русской), и тем самым в недого-ворном соревновании как бы одержал победу, всё от Земли.
Панно «Принцесса Грёза» позднее ляжет в ке-рамике на фасаде гостиницы «Метрополь», а холст, пролежавший десятки лет в фондах Боль-шого театра, отреставрирован реставраторами Третьяковской галереи. «Микула Селянинович», лучший из всех декоративно монументальных по-лотен Врубеля, не сохранился и о нём можно лишь судить по фотографиям.
В Государственном музеезаповеднике «Абрам-цево» самая большая коллекция врубелевской ке-рамики. Ею украшены и фасады усадебного храма во имя «Спаса Нерукотворного», и монументаль-ная керамическая скамья в парке, и печи, и камины в Главном усадебном доме, и отдельная экспози-ция в студиимастерской.
Мастер колорита
Константин Алексеевич Коровин (18611939) во-шёл в историю русского искусства как мастер станковой живописи и театрально декоративного оформления.
Живопись К,А.Коровина развивалась под воз-действием А.К.Саврасова, В.Д.Поленова, И.Е.Репина. Первые были его непосредственными учителями в Московском училище живописи, вая-ния и зодчества, последний наставником в мно-готрудной жизни художника.
Полотна молодого Коровина с трудом воспри-нимались московской публикой. Его творческие искания в живописи казалось дерзкими, разрывали традиционные рамки и походили на холсты фран-цузских импрессионистов.
Таким его показал С.И. Мамонтову Василий Дмитриевич Поленов, когда работал над декора-циями к первым спектаклям Русской частной опе-ры. Двадцатитрёхлетний Коровин быстро вклю-чился в работу и этот москвич сразу же понравил-ся Савве Ивановичу.
С.И. Мамонтов пригласил Коровина в Абрамце-во, где он познакомился с семьёй и с художниками В.М.Васнецовым и И.И.Остроуховым. В 1884 году он участвует в оформлении домашнего спектакля «Чёрный тюрбан» по пьесе Мамонтова и успешно в нём играет.
В 1884 85 г.г. он делает декорации и костюмы к опере «Аида» Д.Верди, «Лакме» Л.Делиба, «Кар-мен» Ж.Бизе. В начальный период Частная опера С.И.Мамонтова (она именовалась Театром Кротко-ва Н.С.) на добрую половину состояла из итальян-ских певцов и ставились спектакли зарубежных композиторов, но с 1886 года Опера становится понастоящему русской. После постановки «Русал-ка» А.С.Даргомыжского (1885) ставят его же «Ка-менного гостя» с Малининым, Любатович, Сали-ной.
Коровин всегда (или почти всегда) носил с со-бой ящик с красками и, по возможности, делал за-рисовки с натуры. Надежда Васильевна Салина вспоминает, что он …набрасывал эскизы, для ко-торых позировали все, кто желал… И Коровин и мы были беззаботны и совсем не думали о том, чтобы сохранить наброски, написанные шутя, ми-моходом.»
В конце 1888 года Савва Иванович поехал в Италию и в Испанию и взял с собой Коровина. Он считал Костю своим помощником и другом, с кото-рым почти не расставался, хотя мог по возрасту (на 20 лет старше) считаться ему отцом. «Юный мой спутник Костенька, писал Мамонтов, как только мы перешагнули через австрийскую грани-цу, начал приходить в неописуемый восторг от всего иностранного, он почувствовал себя свобод-ным от угнетённого и испытывающего взгляда русского жандарма».
За границей Корвин много работал, создал не-повторимые по колориту картины «У окна», «Фло-ренция», «Рим» и др. Окончательно же его худо-жественный стиль определился в картине «У бал-кона». Эта картина была первым произведением, выставленным в Товариществе передвижных вы-ставок.
В.А. Серов говорил, что ни один художник не имел такого ласкового мазка, как Коровин. Первый колорист в России, его серебристая гамма красок, в которой написана им масса вещей, покоряет зри-теля, она поразительно неповторима. Его «Испан-ки», «Карменсита», «Хозяйка», «На даче утром», «Северная идиллия», «Северная тундра», «Ручей св. Трифона», «Олень», все подлинные шедевры.
Особенно хочется сказать о северных вещах Коровина. Они появились не случайно. Мамонтов на Нижегородской выставке ярмарке 1896 года решил показать всю красоту крайнего Севера, а это мог сделать только такой художник, считал он, как Коровин. И он взял его в свою экспедицию на Мурман, а через год Коровин и Серов уже ездили одни, вопреки М.В.Нестерову ревнителю, считав-шему, что в эту поездку должны ехать он и Апол-линарий Васнецов. Мамонтов не ошибся: он недо-любливал Нестерова и души не чаял в Костеньке Коровине, шалопае и жизнелюбе, весельчаке, в общем «душа нараспашку, а Нестеров «ходячий обнажённый нерв».
Павильон, получивший название «Крайний Се-вер» оформлял Константин Коровин. Спустя годы, он писал: «Стараюсь создать в просторном пави-льоне Северного отдела то впечатление, то чув-ство, которое, я испытал там, на Севере».
На выставке в Нижнем Новгороде впервые Ко-ровин познакомился с Шаляпиным, а точнее Ша-ляпин с Коровиным. Он писал в книге «Страницы из моей жизни»: «Однажды, придя на обед к Н.С.Винтер (сестра певицы Т.Любатович, числив-шаяся антерпренёром Русской частной оперы. И.А.Р) коренастого человека … , с живыми глаза-ми, энергичного в движениях. Это был Мамонтов. Он посмотрел на меня строго и, ничего не сказав мне, продолжал беседу с молодым человеком, украшенным бородкой Генриха IV. Это К.А.Коровин».
С этого времени началась их дружба, продол-жавшаяся на протяжении всей жизни. Каждый из них написал свои воспоминания. Коровин вспоми-нал, как Шаляпин после триумфа в Нижнем и успе-хов в Москве приходил частенько «в мастерскую на Долгоруковской улице, которую мы занимали вместе с В.А.Серовым». Он заканчивал декорации к операм «Рогнета» А.Серова, «Опричник» П.Чайковского, «Русалка» А.Даргомыжского, в ко-торых Шаляпину предстояло выступать.
В непринуждённой обстановке мастерской Фё-дор был весел и «остроумно передразнивал пев-цов русских и итальянских»… , смешил художни-ков своими карикатурами.
«…Подвижностью, избытком энергии, писал Коровин, множеством переживаний веселье, ку-тежи, ссоры он так себя утомлял, что потом засы-пал на двадцать часов и разбудить его не было возможности. Особенностью его было также, что он мог постоянно есть. Он был богатырского сло-жения».
Художник Коровин по характеру был както бли-же к артисту Шаляпину, чем к некоторым собрать-ямхудожникам, хотя и на 12 лет старше своего друга. Константин, как и Федор, слыл человеком легкоувлекающимся, непостоянным, таким же ве-сёлым и общительным с людьми.
Словесный портрет молодого Коровина дал в книге «Прежняя Москва» академик живописец Сергей Виноградов. Он писал: «Более полного вы-раженного типа артиста, как Константин Алексее-вич Коровин, я во всю жизнь не видел. Очень кра-сивый, с исключительно живыми глазами, часто смеющимися, брюнет со спутанными волосами, особенно както хорошо лежала прядь волос на лбу. Дорого, со вкусом, но небрежно одет. Умный и ум особенный. Мышление его всегда было както оригинально. Не банально и банальных слов нико-гда не говорил. Он всегда говорил интересно, а уж как наблюдателен был и как тонко всё подмечал». К.А.Коровин умел видеть, казалось бы, за внешне малозначительными вещами и событиями чтото новое, грядущее; он прислушивался к опыту умуд-рённых, запоминал хорошее и на том материале формировал себя как личность. Он был, как и Ша-ляпин (но значительно раньше), великим учеником.
Шаляпин полюбил Коровина, как старшего бра-та и потому, когда намечалась свадьба его с ита-льянской балериной Иолой Торнаги, Фёдор сказал об этом одному из первых Коровину. Константин Алексеевич был вместе с композитором Сергеем Васильевичем Рахманиновым шафером при вен-чании супружеской пары в церкви сельца Гагино Владимирской губернии, а посаженным отцом на свадьбе в имении Путятино у Татьяны Спиридо-новны Любатович был С.И.Мамонтов. Так под од-ной крышей собрались все кумиры Русской част-ной оперы.
Константин Коровин был частым гостем под-московного имения Мамонтова, где стал непре-менным участником знаменитого содружества ху-дожников, называемого «Семьёй», Абрамцевского художественного кружка. Здесь он создал ряд за-мечательных, покоровински сочных, пейзажей, ко-торые выгодно украшали экспозицию мемориаль-ного Дома. Непритязательны и скромны, редки по колориту его пейзажи «Деревня», «Сараи», «Пасе-ка».
Особое место в творчестве К.Коровина занима-ла театрально декоративная живопись. Он создал новое декоративное искусство, разрушив рутину, царившую на сцене. Коровин в отличие от его кол-лег художников сцены, покинувших Мамонтов-скую Оперу, работал до её окончания, а затем ещё ярче развернулось его творчество на Император-ских театрах.
В 1903 1910 годах в Большом театре с декора-циями Коровина ставились оперы «Садко», «Рус-лан и Людмила», «Золотой Петушок» и другие. Вместе с тем он большой мастер сценического ко-стюма. По его эскизам создавались исторически достоверные, отвечающие особенностям образа, театральные костюмы. Ряд работ этого жанра хра-нятся в музеезаповеднике «Абрамцево», а теат-рально декоративные панно в Театральном музее имени А.Бахрушина.
В 1900 году Коровин декорировал Сибирский и Среднеазиатский павильоны кустарного отдела на Всемирной выставке в Париже, за что получил вы-сокую оценку и был награждён Золотой Медалью. А от правительства Франции орден Почётного Ле-гиона. Он очень любил и ценил ту награду и всегда носил в петлице красную ленту Ордена. А вот сам Орден, как писал тот же С.Виноградов, оказался со всяким мусором, окурками «в большом кованном старинном горшке, что всегда был на рабочем столе как громадная пепельница».
По рекомендации В.М.Васнецова и В.Д.Поленова в 1905 году художник был избран академиком. Он преподаватель Московского учи-лища живописи, ваяния и зодчества. Среди учени-ков Коровина впоследствии выдающиеся совет-ские художники А.М.Герасимов, С.В.Герасимов, Б.В.Иогансон и др.
После революции 17го года и Гражданской вой-ны Коровин уехал за границу, жил в основном во Франции, в Париже он умер в сентябре 1939 года.
За несколько месяцев до кончины его посетила русская эмигрантка из Швейцарии, молодая ху-дожница Валерия Даувальдер, которой Константин Коровин подарил этюд «Заросший пруд» кисти Ле-витана, написанный им вместе с В.Васнецовым в Абрамцеве, когда тот работал над картиной «Алё-нушка, а спустя более полвека она преподнесла его в дар музеюзаповеднику. Так благодаря Вале-рии Даувальдер Константин Алексеевич Коровин вновь прикоснулся к той великой земле, которая сделала его знаменитым.
Создатель нового театра
Со времён Фёдора Волкова, основоположника русского театра, театр на Руси был больше, чем театр. Он был и школой грамотности, образования, и школой воспитания, и школой патриотизма, люб-ви к малой родине и к Отчизне. Эти черты челове-ческого духа театр выказывал в специальных по-становках и там, где существовал какой-либо от-голосок театрального действа, там были острова добра, знания, - цивилизации.
В крепостном помещичьим быте особую роль играл любительский домашний театр, в котором давали представление актёры из приличной, так называемой «таровитой» крестьянской среды. На домашней сцене проявили свои таланты и первые русские актёры Пётр Плавильщиков и Яков Шуше-рин, Алексей Яковлев и Екатерина Семёнова; не безинтереса играли на домашнем театре в моло-дости писатели Сергей Аксаков и Николай Гоголь. Да и великий актёр Михаил Щепкин начинал в лю-бительских сценах графа С.Е.Волькенштейна, у которого значился в крепостных.
Игра на домашней сцене особое значение приобрела в Московском купеческом доме. Люби-тельский театр являлся олицетворением образо-ванности и духовности, проявлением высокой ин-теллигентности и элитарного вкуса.
Среди представителей этого вида искусства в последней трети 19-го века выдвигаются два выдающихся деятеля – Савва Мамонтов и Кон-стантин Алексеев.
Константин Сергеевич Алексеев (Станислав-ский) – великий реформатор театрального искус-ства, его имя известно всему миру. Многогранный и тонкий актёр, непревзойдённый режиссёр и теат-ральный педагог, он был вместе с тем и выдаю-щимся теоретиком театра, разработал свою теат-ральную систему, которая увековечила его имя. А начинал этот великий артист тоже на любитель-ской сцене в доме своего отца (Алексеевский кру-жок) и в кружке Саввы Мамонтова, который был мужем его двоюродной сестры, Елизаветы Григо-рьевны Сапожниковой.
Свою книгу «Моя жизнь в искусстве», класси-ческое произведение мировой театральной литера-туры, К.С.Алексеев (Станиславский) начинает словами: «Я родился в Москве в 1863 году на ру-беже двух эпох. Я ещё помню остатки крепостного строя, сальные свечи, керселевые лампы, таран-тасы, дормезы…, кремневые ружья… на моих гла-зах возникали железные дороги…»
Первая крупная «железка» от Москвы до Тро-ицы была построена за год до его рождения, в 1862 году, и её построил никто иной, как будущий родственник Иван Федорович Мамонтов, отец Сав-вы Мамонтова.
Родился Константин Алексеев ровно через 100 лет после трагической смерти ярослвца Федо-ра Волкова, который потряс население Москвы, организованным им в честь воцарения на пре-стол Екатерины Второй большим костюмирован-ным маскарадом, названным «Торжествующая Ми-нерва», где по его словам должны были «изъ-явиться гнусность пороков и слава добродетели». И этот реальный факт стал каким – то чудесным знамением от Бога, который поцеловал младенца и вручил ему духовные скрижали завета небесного Покровителя.
Отец Константина – чистокровный русский москвич, фабрикант и промышленник, Сергей Вла-димирович Алексеев, мать, Елизавета Владими-ровна, по отцу русская, а по матери француженка, дочь известной парижской актрисы Варлей, вы-шедшей замуж за богатого владельца каменоло-мен в Финляндии, Василия Абрамовича Яковлева, который поставил Александровскую колонну на дворцовой площади в Петербурге.
Купеческие династии Алексеевых, Сапожни-ковых, Мамонтовых на торжествующем Олимпе уже имели свои золотые ниши. Они с любовью и трепетом относились к своим детям, будущим наследникам их капиталов и дел. Дети же, получая первые уроки грамотности, вместе с тем приобща-лись к музыке, литературе, театру, - искусству во всех его видах.
«Из моего далёкого прошлого, - вспоминал Константин Сергеевич, - помню ярче всего мои собственные крестины, - конечно, созданные в во-ображении, по рассказам няни. Другие яркие вос-поминания из далёкого прошлого относится к мое-му первому сценическому выступлению. Это было на даче в имении Любимовка, в тридцати верстах от Москвы, около полустанка Тарасовка Ярослав-ской ж.д.»
В живых картинках «Четыре времени года» четырёхлетний Костя изображал зиму. Перед ним зажигали свечу, скрытую в хворосте, имитирую-щую костёр, а в руках у него была деревяшка, ко-торую он «как будто бы совал в огонь», и ни в коем случае не разрешалось подносить к горящей све-че, и тем не менее мальчонка поднёс деревяшку к огню, свеча упала, загорелась вата (снег) у ёлки, произошёл пожар. При этом, ребёнком, думал Ко-стя, что бессмыленно, не на самом деле, подно-сить деревяшку к негорящему хворосту, и он « по-всамделишнему положил деревяшку в костёр» и костёр запылал.
Первый детский дебют оказался провалом, но это сценическое недоразумение стало началом его удач на театре, оно оказало, как полагал впослед-ствии Станиславский, - «хорошее влияние на мою артистическую жизнь».
Неизгладимое впечатление на ребёнка Костю Алексеева произвёл Савва Иванович Мамонтов. «Я помню его с тех пор, как сам себя помню. Впер-вые я увидел его на сцене любительского спек-такля в нашем доме, – вспоминал Станиславский. – Увидел и убежал в детскую, так сильно Савва Иванович напугал тогда меня своим громким ба-сом и энергичным размахиванием большим хлы-стом».
Образ дяди Саввы на сцене и в жизни так всколыхнул отроческую и юную душу Констиньки, что он пронёс через всю свою жизнь его сокровен-ные и нетленные духовные черты.
Мамонтов был в семье Алексеевых общепри-знанным авторитетом, а когда приобрёл Абрамце-во, он ставил живые картины и спектакли не только в Московском доме на Садово – Спасской, но и в имении. Он привлёк к театру лучших художников того времени, которые, можно сказать, прожили жизнь в доме и семье Мамонтовых.
В своих мемуарах Станиславский писал, что «… чудесные декорации кисти лучших художни-ков, отличный режиссёрский замысел создавали новую эру в театральном искусстве и заставляли прислушиваться к себе лучшие театры Москвы. С другой стороны – на этом превосходном фоне по-казывались любители, неуспевшие не только сре-питировать, но даже выучить свои роли. …Эти спектакли точно были созданы для того, чтоб до-казать полную ненужность всей обстановки при отсутствии главного лица в театре – талантливого артиста. …Я убедился, что в хаосе не может быть настоящего искусства. Искусство – порядок, стройность. Мне важно, чтобы создания единого художника или художественного коллектива сцены были цельны и закончены, гармонично стройны, чтобы все участники и творцы спектакля подчиня-лись одной общей творческой цели. Странно, что сам Мамонтов – такой чуткий артист и художник – находил какую-то прелесть в самой небрежности и поспешности театральной работы. На этой почве мы постоянно спорили и ссорились с ним… Это на мешало мне принимать участие в мамонтовских постановках, играть там роли, искренно восхи-щаться работой художников и режиссёров…»
Такая спешка в театральных постановках у Мамонтова происходила из-за огромной занятости его железнодорожным делом, у него была удиви-тельная способность работать на людях, ставить пьесы с листа. Ведь они сочинялись в основном самим хозяином и его старшим сыном Сергеем, будущим талантливым журналистом и писателем.
Характеризуя роль Мамонтова как реформа-тора театра, Станиславский отдаёт отчёт его ис-ключительным организаторским способностям и режиссерскому таланту: «… Меценатствуя в обла-сти оперы и давая артистам ценные указания по вопросам грима, костюма, жеста, даже пения, во-обще по вопросам создания сценического образа, дал могучий толчок культуре русского оперного дела … Здесь же, в его театре, где он показал нам ряд прекрасных оперных постановок своей режис-сёрской работы, мы впервые увидели вместо прежних ремесленных декораций ряд замечатель-ных созданий кисти Васнецова, Поленова, Серова, Коровина, Врубеля…»
Признавая заслуги С.И.Мамонтова перед те-атральным искусством, Станиславский считал, что его система не появилась из ничего; она вызрела и формировалась из тех уроков, которые будучи на домашней сцене, а затем в своём оперном театре преподавал всем участвующим в спектакле Савва Мамонтов. И, пожалуй, нельзя не согласиться с идеей о том, что фактически на деле он применял тот метод «создания сценического образа», кото-рый в дальнейшем разработал и обогатил новым содержанием Константин Сергеевич Станислав-ский. Мамонтов говорил Шаляпину и требовал от него, что «петь нужно, играя». И К.Алексеев – со-глашался с тем, что Мамонтов своей методой сде-лал из певца великого»поющего артиста», - « … выдвинул Шаляпина, сделал при его посредстве популярным Мусоргского, забракованного многими знатоками…».
Когда К.Алексеев и Немирович – Данченко от-крыли в октябре 1898 года Художественный обще-доступный театр, первой постановкой была пьеса Алексея Толстого «Царь Фёдор Иоаннович». Пьесу долго не пропускали и тогда по примеру мамон-товцев постановщики с художником Симоновым, учеником Саввы Ивановича, ездили в Ростов Ве-ликий выискивать там старинные одежды, утварь, архитектурные образы.
Не случайно Константин Сергеевич пригла-сил Савву Ивановича на генеральную репетицию пространной запиской, в которой писал:
«Глубокоуважаемый Савва Иванович!
Сегодня ровно в 7 ч., в театре «Эрмитаж» со-стоится генеральная репетиция «Фёдора».
Вас же, как театрального человека, … Как знатока русской старины и большого художника – мы были бы очень рады видеть на репетиции.
Помогите нам исправить те ошибки, которые неизбежно вскрылись в столь сложную постанов-ку, какой является «Царь Фёдор»
В приятной надежде увидеться с Вами, оста-юсь готовый к услугам уважающий Вас
К.Алексеев 12 окт. 98г.»
В другом приглашении он пишет: «Очень хо-телось бы видеть Вас в театре как моего учителя эстетики…»
Пятнадцатилетним отроком играл Костя Алексеев в любительском спектакле Мамонтов-ского кружка молодого патриция Корнелия в траге-дии А.Н.Майкова «Два мира» и двадцатишестилет-ним молодым человеком играл в пьесе «Царь Са-ул», написанной С.И. и С.С. Мамонтовыми, пророка Самуила, судью Израиля. А всего на русской сцене Константин Алексеев (Станиславский) за 50 лет сыграл около 120 ролей, поставил на театре около 90 драматических произведений русских и зарубежных авторов, среди которых «Горе от ума». А.С.Грибоедова и «Власть тьмы» Л.Н.Толстого, «На дне» А.М.Горького и «Три сестры» А.П.Чехова, «Ревизор» Н.В.Гоголя и «Месяц в деревне» И.Тургенева, «Двенадцатая ночь» В.Шекспира и «Доктор Штокман» Г.Ибсена, «Синяя птица» М.Метерлинка и «Генштель» Г.Гауптмана.
Он поставил не менее 30 оперных спектаклей на сцене Большого театра и в оперном театре име-ни К.С.Станиславского и это была также и дань уважения своему «учителю эстетики» С.И.Мамонтову.
Система Станиславского – это комплексное решение сценического образа путём подлинного перевоплощения актёра и оформление сцены в со-ответсвии с сюжетной линией пьесы, времени, ме-ста и среды – при полном отрицании любой иници-ативы и ложных представлений.
Зарождение таких представлений относится у Станиславского к первому дебюту в любительском домашнем театре, когда четырёхлетнему Косте сказали, что нельзя подносить деревяшку к горя-щей свече («к огню костра»), он бросил её в огонь и произошёл пожар, но тот пожар стал пожаром душевным, произвёл скачок в голове мальчонки в сторону правды театра и правды жизни. И тогда всё это как бы отождествилось.
Савва Иванович Мамонтов
и Нижегородская
промышленная ярмарка
1896 года
Нижегородская промышленная ярмарка 1896 года, 100летие которой широко отмечалось рос-сийской общественностью, отражала значитель-ный экономический и культурный подъём России на рубеже двух веков. Она совпала и с расцветом предпринимательской и меценатской деятельности Саввы Ивановича Мамонтова, одного из крупней-ших представителей российского железнодорож-ного дела.
Рассказывать о Мамонтове можно много и увле-кательно, ибо сам по себе это был исключительно деловитый и увлекающийся человек. Тем не менее в прошлые «веселые» советские годы имя этого выдающегося русского человека всеми средства-ми массовой информации замалчивалось, затушё-вывалось... Ещё бы! Ведь он не геройреволюцио-нер, он капиталист, он эксплуататор! И даже в му-зее, который призван хранить память о человеке, оставившем после себя грандиозные свершения во славу России и русского народа, доходило до абсурда. Нам говорили чиновники свыше: «Зачем вы увлекаетесь Мамонтовым и выпячиваете его заслуги перед русским искусством; вы акценти-руйте внимание на художниках, которые жили и работали в Абрамцеве. Посмотрите, какие замеча-тельные полотна они создали здесь».
Сердце кровью обливалось при подобных наставлениях. Подумать только, кто, как не Ма-монтов, привёл в сердце России, в нашу Моско-вию, этих русских художников и сделал их вели-кими. Да, да, именно сделал. Он вырвал из бедно-сти В.Васнецова, он неимоверно мощно поддержал и помог встать на ноги М.Врубелю, он лелеял та-лант К. Коровина, он вылепил, наконец, «поющего актёра» Ф.Шаляпина...
Настало время сказать о Савве Ивановиче осо-бо и без прикрас.
В последние годы выходят статьи и книги о нём. Хотелось бы отметить статью Игоря Янина в газе-те «Гудок» за 4 августа 1995 года «Савва велико-лепный, или Воспоминания о будущем» и альбо-мкнигу Е. Арензона «Савва Мамонтов» (Русская книга, 1995 год).
С.И.Мамонтов был человек, который не разде-лял слово с делом и, бывало, в самых безысход-ных, иногда опасных, иногда нелепых ситуациях, доводил дело до логического завершения. Эти ка-чества формировались у него с детства в Ялуто-ровске, когда в их доме появились декабристы, и особенно в юношеском и молодом возрасте, когда отец Иван Фёдорович послал его с товарищами в Персию. Множество «кровавых», как он потом вы-разится, событий подстерегало его в пути и в да-лёких экзотических краях. Жизнеутверждающий оптимизм Саввы Ивановича, его восточная закалка выразится затем в том, что именно ему в своём предсмертном завещании отец отдаёт права управления железнодорожным делом, а сам Савва Иванович чуть позже напишет шуточную пьесу «Чёрный тюрбан», которая с успехом будет по-ставлена на домашней сцене в Абрамцеве, где ак-тёрами станут друзьяхудожники и члены их семей, где сам он будет играть и режиссировать, и это шуточное до детскости действо натолкнёт его на создание первой русской частной оперы.
Будучи исключительно даровитым, Мамонтов пробует себя в разных жанрах искусства: берёт уроки ваяния у Антокольского (нам известны не-сколько десятков скульптурных работ Саввы Ива-новича, а одна из них портрет отца Ивана Фёдоро-вича, находится в экспозиции музеязаповедника «Абрамцево»); ставит голос в опере ЛаСкала; пи-шет пьесы (им написаны по меньшей мере 10 пьес); создаёт Русскую частную оперу; в Абрам-цеве гончарную и столярную мастерские.
«Бог дал ему особый талант возбуждать твор-чество других», писал В.М.Васнецов. Он пригла-шает к себе в подмосковную усадьбу Абрамцево тогда неизвестных художников разных поколений: Н. Неврева, В. Поленова, И. Репина, братьев Вас-нецовых, М. Антокольского, М. Нестерова, К. Ко-ровина, В. Врубеля, В. Серова... Позже их имена навсегда войдут в историю русского искусства, а их объединение получит название Абрамцевского художественного кружка.
Заслуга С.Мамонтова в искусстве была не только активно содержательной, он не был и в полном смысле коллекционером, как братья Тре-тьяковы, Морозов, Щукины и др... Его величайшая миссия в искусстве состояла в определении настоящего таланта. У Мамонтова была исключи-тельная способность выявлять талант художника благодаря безукоризненному вкусу, пришедшему с опытом и развитому до интуитивного чутья. Так он поставил на ноги Виктора Васнецова, Михаила Врубеля, дал «волю» Фёдору Шаляпину, заметив, что «петь нужно играя».
Савва Мамонтов представитель того слоя рос-сийских предпринимателей, чьи идеи опережали время, определяли будущее страны. Он не ставил разграничительных знаков между материальной и духовной культурой. Внутренним чувством он по-нимал, что экономика не может развиваться без высокообразованного общества, без определён-ных культурных достижений, традиций и путей развития. И эти идеи толкали его на создание крупномасштабных общегосударственных про-грамм. В начале 90х годов он приходит к мысли о создании мощного объединения промышленно-транспортных предприятий. Строительство желез-ных дорог он понимал как лучший способ экономи-ческого и культурного освоения обширных россий-ских территорий и поэтому что бы ни делал, при-знавал, что во всём им «тайно руководило искус-ство».
Эти обстоятельства в немалой степени опреде-лили общий характер участия Мамонтова в Ниже-городской выставке.
Анализируя деятельность Мамонтова первой половины 90х годов, приходишь к выводу, что вы-ставкаярмарка в Нижнем Новгороде была делом не сиюминутным, не случайным, не проходным. Она тщательно готовилась с тем, чтобы показать мощный размах России после реформ 6080х го-дах, её твёрдую поступь в век XX и полную уве-ренность в громадных потенциальных ресурсах огромной страны. Нужны лишь некоторые гумани-тарные толчки, Россия богата талантами, а значит, будет достаток и благосостояние народа.
Чистый доход предприятий С.И. Мамонтова к этому времени составил более 5 млн. рублей огромное состояние. Тем не менее он вовсе не намерен был вести жизнь рантье, а занят новыми проектами. В его руках часть акций Невского судо-строительного завода, Мытищинского вагоностро-ительного завода, он мечтает о Московской окруж-ной дороге, занимается добычей руды и выплавкой стали, вместе с Федором Чижовым строит техни-ческие училища, думает выпускать общероссий-скую газету.
Его кумиром становится министр финансов Вит-те. Мамонтов основательно поверил в прогрессив-ность взглядов и действенность мероприятий по развитию промышленнотранспортного дела нового министра. Мамонтов же своей увлечённостью, пре-красным знанием искусства, той художественной атмосферой, которая его окружала, беспримерным энтузиазмом определённо нравился Витте, и эти отношения, на некотором этапе переросшие в дру-жеские, совершили ряд замечательных общегосу-дарственных дел.
Бурное развитие промышленности и сети же-лезных дорог потянуло русское предпринима-тельство на север. С этой целью Витте организо-вал крупную экспедицию на Крайний Север, чтобы собственными глазами увидеть несметные богат-ства Русского севера и наметить пути освоения этого региона. Летом 1894 года Витте пригласил Мамонтова принять участие в поездке вдоль Коль-ского полуострова. Витте имел непосредственной целью выбор места под строительство незамер-зающего порта на Мурмане и возможности подве-сти туда железную дорогу, это могло быть поруче-но Мамонтову. План Витте не был осуществлен, а Мамонтов получил в том же году концессию на строительство дороги от Вологды до Архангель-ска.
Савва Иванович, возвратившись домой из по-ездки с министром финансов, под свежими впечат-лениями от увиденного направил туда же «в твор-ческую командировку» художников Коровина и Се-рова, будучи уверенным, что она принесёт пользу и ему, и художникам. Он был посвящен в задумки Витте открыть в Нижнем Новгороде Всероссий-скую выставку.
Выставкаярмарка в Нижнем Новгороде была от-крыта через два года после экспедиции на Крайний Север с большим размахом и представительством. Коммерции советник С.И.Мамонтов был назначен заведующим отделом «Крайний Север».
Художественный замысел Мамонтова ориги-нально воплотил К.Коровин, который спроектиро-вал лёгкий выставочный павильон в духе север-ных норвежских факторий и создал незаурядную экспозицию. Коровин написал большие пейзажные панно для павильона по этюдам, привезённым из путешествия.
Витте, далеко стоявший от Академии художеств и других художественных учреждений, фактически поручил Мамонтову всю работу по культурной про-грамме выставки. Мамонтов принял поручение как готовность к действию и живо организовал своеоб-разный отдел: привёз в Нижний принадлежавшие ему живописные и скульптурные произведения со-временных художников, работал с известными коллекционерами. В разделе художественной про-мышленности он представил свои, созданные им в Абрамцеве, керамическую и столярнорезчицкую мастерские.
Особое место отводил Савва Иванович работам М.Врубеля, который в Москве подготовил два кар-тона, чтобы уже на месте, в Нижнем Новгороде, перенести их на холсты. Они вписывались в огромные по размерам панно: одно на сюжет древнерусской былины «Вольга и Микула», а дру-гое на драму в стихах французского поэта Э.Ростана «Принцесса Грёза». Однако работы ху-дожника были забракованы академическим худо-жественным советом. Мамонтов обратился тогда за помощью к Витте, но тот не принял участия в судьбе художника и его картин. Вот тутто и про-явился дерзкий и настойчивый характер С.И.Мамонтова. Он пошёл против всех и вся. На собственные деньги он распорядился построить за пределами выставочной территории специальный павильон для показа врубелевских работ и, зару-чившись согласием художника, который находился тогда в состоянии депрессии, попросил Поленова и Коровина перенести эскизы Врубеля на холсты. Всё было сделано, как он и предполагал. Подогре-тый разными слухами и отзывами в печати, народ валом повалил смотреть «запрещённое» искус-ство.
Для павильона «Крайний Север» Савва Ивано-вич привёз в Нижний Новгород множество различ-ных экспонатов: двинский алебастр (камень), мо-дели промышленных судов, образцы пород леса, различные орудия лова, образцы рыб, мехов, пти-чьего пуха и множество других «завидных» вещей. Привёз даже помора по имени Василий, пившего водку и заедавшего её живой рыбой. Василий со-стоял как бы смотрителем при живом тюлене, ко-торый плавал в оцинкованном баке. Подрядчик, строитель павильона Бабушкин говорил: «Челове-ка привёз с собой, так рыбу живую прямо жрёт. Ведь достать эдакова тоже где!».
Работа С.И.Мамонтова удостоилась успеха. За-няли своё место в русской художественной куль-туре Абрамцевские керамические и столярнорез-чицкие мастерские. Мамонтов получил золотую медаль за изделия керамической мастерской, а столярнорезчицкая мастерская получила грамоту.
Нижегородская ярмарка отмечена ещё одним интересным событием: здесь было представлено главное детище Мамонтова Частная опера, со-зданная им 10 лет тому назад (1885 год). В Русской Частной опере С.И.Мамонтова с 14 мая по 29 авгу-ста 1896 года было сыграно 106 спектаклей. Отзы-вы прессы сплошь положительные, успех значи-тельный, хотя убытки составили 30 тыс.рублей, что не явилось столь уж разорительным делом, бывало гораздо хуже. Здесь, в Нижнем, опера Ма-монтова как бы возродилась заново, здесь впер-вые выступил Ф.И.Шаляпин. О первом же пред-ставлении «Жизнь за Царя», состоявшемся 14 мая, в день коронации, газета «Волгарь» писала: «Из исполнителей мы отметили Ф.Шаляпина, обшир-ный по диапазону бас которого звучит хорошо...»
Следующим спектаклем была опера «Аида», где декорации Коровина произвели на зрителей потрясающее впечатление. Шаляпин завоёвывал неизменную любовь публики, и Савва Иванович был доволен успехом. Ведь вырвать Феденьку, как он любезно называл Шаляпина, из Мариинского театра было нелегко, уже не говоря о крупной сумме выкупа за актёра. Здесь, в Нижнем Новго-роде, Мамонтов явился молодому актёру и учите-лем, и режиссёром, и просто другом, что подкупало порусски широкую натуру Шаляпина, и он с каждой постановкой не только совершенствовал себя, но и сам всё более веровал в свой талант. Ведь из-вестно, что не все роли ему удавались и принима-лись «на ура».
Эту заботу Мамонтова о нём Шаляпин помнил постоянно: и когда работал с другими оперными труппами, и когда подводил итоги своей 50летней театральной деятельности. В музее Абрамцево имеется портрет Шаляпина в роли Ивана Грозного с лаконичной надписью: «Дорогому и любимому учителю в знак благодарности и преданности от его Фёдора Шаляпина».
Художественные открытия Саввы Ивановича и, в первую очередь, открытие молодых талантов значительно отличают его от меценатов в бук-вальном смысле этого слова, таких, как Третьяко-вы, Морозов, Щукин и т.п. Мамонтов владел спо-собностью увидеть талант и поставить его в нуж-ное русло, дав новому таланту заряд определён-ной эстетической направленности, я бы сказал Мамонтовской энергетики.
В этом смысле «метод Станиславского», как отмечают некоторые исследователи (Станислав-ский доводился С.И.Мамонтову племянником со стороны жены Елизаветы Григорьевны), не по-явился из ничего, а вызревал и формировался из тех уроков, которые, ещё будучи на домашней сцене (ведь в спектаклях Мамонтова играл Костя Алексеев, будущий Станиславский), преподавал всем участвующим в спектаклях Савва Иванович.
Можно согласиться с идеей о том, что фактиче-ски Мамонтов разработал и применил в своей опе-ре тот метод, который в дальнейшем получил название «метод Станиславского». И не случайно в одном из приглашений Савве Ивановичу на репе-тицию в Московский художественный театр Кон-стантин Сергеевич Станиславский писал: «Очень бы хотелось Вас видеть в театре как моего учите-ля эстетики...»
При жизни Мамонтову пророчили поставить 4 памятника: в Мурманске, в Архангельске, в Донец-ке и в Москве на Театральной площади, что явно подчёркивало его выдающееся значение перед русской культурой.
Его называли «Саввой Великолепным» по ана-логии с итальянским герцогоммеценатом эпохи Возрождения Лоренцо Медичи Великолепным. И эта приставка «Великолепный» в полной мере от-вечала его духовным и материальным устремле-ниям, ибо во всём, за что он ни брался, был вели-колепен.
Сегодня, размышляя о Савве Ивановиче Ма-монтове, о его бескорыстных делах во славу Рос-сии, внимательно переоценивая всё, что написано о нём, изучая эпистолярный материал, приходишь к одному, мне думается, не случайному выводу: эту личность надо рассматривать как выдающееся явление.
С.И.Мамонтов, как и его соотечественникимеце-наты, о которых уже говорилось, является сыном великих российских реформ Александра II, когда атмосфера России наполнялась определённым воздухом свободы, когда начал появляться новый тип купца, промышленникакапиталиста, не героя из «темного царства» Островского, а человека про-свещенного и полностью соответствовавшего тому направлению, которым шла Россия к своему бу-дущему. И эту суть отражала Нижегородская вы-ставка. Для Мамонтова она подводила итог его 35летней деятельности на поприще промышленно-сти и искусства.
Когда мы говорим о национальной идее, о наци-ональной гордости русских, ассоциативно в памяти появляется образ С.И.Мамонтова, этого «нового русского» конца прошлого века, человека, которого я бы назвал олицетворением лучшей части рос-сийского меценатства.
Спустя 100 лет, в конце XX века, в России опять появился «новый русский». Лучше ли он, хуже ли того русского можно судить по тем делам и по то-му состоянию, в котором находится сейчас рос-сийская культура. Национальная идея, о которой мечтали демократы, стоит на принципе «своя ру-башка ближе к телу», а отношения между людьми по древнему латинскому выражению Homo homini Lupus est (человек человеку волк). Народ получил свободу, но не получил метода использования этой свободы на пользу общества. Пока что от этой свободы только всеобщий вред и слёзы.
Первая в России
Она мечтала зиму провести в Париже, но не позволили исключительные обстоятельства: скон-чалась мать, и хлопоты по разным семейным де-лам забирали немало времени. Осенью 1897 года, наконец, решилась уехать за границу. Её путь ле-жал в Испанию; желание познакомиться с искус-ством великих мастеров давно волновало её душу. Дорога занимала несколько дней и ночей, и они не прошли без удивительных впечатлений и воспоми-наний прошлой жизни. Она всё ещё хорошо помни-ла себя с раннего детства и юности до близкой зрелости, хотя болезнь (сильные головные боли и головокружения) давала о себе знать.
Картины яркой, но короткой жизни, проплывали в голове Елены Дмитриевны Поленовой, Божией милостью русской художницы, сестры знаменитого живописца Василия Поленова. В ночные часы, ко-гда ранняя тьма застилала глаза, она ясно видела, как бабушка Вера Николаевна Воейкова рассказы-вает ей сказки по дороге на отдых из Москвы в Тамбовскую деревню, в родовое имение славной семьи, известной незаурядными литературными традициями. Эти бабушкины сказки оставили неиз-гладимый след в душе будущей художницы, авто-ра многих оригинальных сказок для детей. Об од-ной из них она писала в прошлом 96ом году В.В.Стасову, что текст «Войны грибов» знает с детства, «ведь так говорила эту сказку бабушка».
Не только бабушка, но и родители многому её научили: мать, увлекающаяся живописью, и отец Дмитрий Васильевич, историк и археолог, изучаю-щий мир Древней Эллады. Да и старший брат с его художественными опытами немало способствовал проявлению художественного вкуса и мировоззре-ния Лены.
На памяти, вместе с «картинками» детства, уро-ки рисования у П.А.Чистякова и И.Н.Крамского, ри-совальные классы студии Шаплена в Париже, за-тем увлечение керамикой и керамическим произ-водством. Вспомнилась поездка в 1884 году с по-другой П.Д.Антиповой по городам и селеньям По-волжья, Дона, Кавказа и Крыма, когда она привез-ла в Москву массу акварельных набросков и этю-дов, а на периодической выставке зимой 1885 года полная коллекция этих работ получила одобрение художественной критики и некоторые из путевых этюдов приобрёл П.М.Третьяков. Как она горди-лась этим! «С этой минуты, писала Елена Дмитри-ева, только поверилось, что я точно художник».
… И, конечно, незабываемы весна и лето 1885 года. Она сблизилась с Елизаветой Григорьевной Мамонтовой и часто стала гостить у неё в подмос-ковном имении Абрамцево. Двенадцать лет про-шло, с тех пор, а как будто вчера там, в школе и в столярно резчицкой мастерской, построенной для обучения крестьянских детей резьбе по дереву, с увлечением работала она над эскизами предметов и украшений народного быта, создавая свой непо-вторимый подчерк и стиль.
В Абрамцеве же по летам живали Репин, Васне-цов, брат Василий, бывали и молодые: Коровин, Левитан, Нестеров. Каждый вносил свой художе-ственный характер в жизнь Абрамцева.
В этом неформальном художественном кружке наиболее сильное влияние имел на Елену Полено-ву Виктор Михайлович Васнецов с его сказочными темами и образами. У Васнецова она не училась в полном смысле слова, а как то набиралась, нахо-дясь около него, понимания русского народного духа. И ещё .Маленькая церковь, построенная обитателями Абрамцева и названная во имя Спаса Нерукотворного. Сколько в неё красоты народной и своей любви вложил тот же Васнецов! В ней, как и почти везде у Виктора Михайловича, немало не-точностей, археологических изъянов и анахрониз-мов, и это совершенно справедливо, думала она, ему свойственны ошибки, «но эти ошибки он выку-пает таким интересным, полным содержания, ху-дожественным творчеством, что нельзя не насла-ждаться большинством его произведений». Миро-воззрение Васнецова, проникнутое древнерусским духом, охватило её, помогло определить самобыт-но русское направление в искусстве. Она не со-мневалась, что именно в Абрамцеве в полную силу раскрылся её талант художницы. Какой добрый и светлый человек этот Васнецов, что подсказал Елизавете Григорьевне поднять столярное дело на новую высоту, на почву воспроизведения народ-ных образцов! И увидел именно в ней исключи-тельный темперамент и свойственный только ей опыт художественного руководителя, редкое уме-ние пользоваться народным материалом, черпать его, так сказать, из всего накопления по северным и южным регионам России. Ведь у неё и у брата Василия было много зарисовок, сделанных ими в Олонецкой губернии, где они жили по летам; нема-ло привезла она и из путешествия по Югу. Однако этого материала стало не хватать и она сказала об этом Мамонтовой, а та, не задумываясь, решила «прогуляться» по соседним деревням в Репихово, Артёмово, Глебово, Мутовки, Быково. Экспедиции, как их называли художники, доставляли интерес-ный материал. Вопервых, ходя по избам, они обна-руживали и приобретали резные изделия: фасад-ные доски, наличники, солонки, шкафчики, вовто-рых, находили мастеров, работы которых украша-ли бедный крестьянский быт. В окрестных дерев-нях попадались талантливые дети умельцы. А это самые драгоценные находки для школы учениче-ства.
Походы по деревням начинают полностью зани-мать художницу, и она предлагает совершить экс-педицию в северные губернии. И вот весной 1885 года Елена Дмитриевна, Елизавета Григорьевна с 15летним сыном Андреем предпринимают поездку в Ростов Великий и Ярославль, откуда они приво-зят много нового и необычного.
Дела в Абрамцевской мастерской шли хорошо, некоторые ученики показывали незаурядные ре-зультаты, творческую смекалку и ловкость в рабо-те. Хозяйственный склад пополнялся новыми из-делиями, заказы постоянно увеличивались, и Еле-на Дмитриевна не успевала их работать. Тогда Е.Г.Мамонтовой удалось заинтересовать автор-скими работами Елены Дмитриевны земский ку-старный музей в Москве, а в 1886 году изделиями и мебелью уже торговали в одном из домов на По-варской с пространной вывеской «Продажа рез-ных по дереву вещей работы учеников столярной мастерской сельца Абрамцева Московской губер-нии Дмитриевского уезда». С начала 1890х годов был открыт «Магазин русских работ», где вместе с резными вещами стояли работы из майолики. Но, пожалуй, лучшей работой Елены Дмитриевны бы-ли талантливые юные мастера, им отдала свой опыт, знания и душу художница. И хорошо приду-мала Елизавета Григорьевна. Закончив обучение, каждый мальчик получал в подарок набор инстру-ментов, чтобы работать самостоятельно в домаш-них условиях. А один из учеников, Василий Петро-вич Ворносков из деревни Кудрино, стал осново-положником широко известного промысла Кудрин-ской резьбы, работы которого покоряли любителей в России и за рубежом.
Изделия Абрамцевской мастерской получили высшую оценку русской интеллигенции. Один из Поленовских шкафчиков можно увидеть в рабочем кабинете А.П.Чехова в Ялте, другой в музее квар-тире Аполлинария Васнецова в Москве; и до сих пор ещё попадаются на глаза в старых московских квартирах резные вещи из Абрамцева. Достаточно сказать, что Абрамцевкая мастерская получала самые высокие награды на Всероссийской Ниже-городской выставке в 1896 году и на Международ-ной выставке в Париже.
Работая по деревням, Елену Дмитриевну всегда окружала толпа ребятишек. Она радовалась тому, как к ней относятся крестьяне, рассказывала сама интересные истории и сказки, запомнившиеся с детства, и просила рассказывать стариков, баб и ребятишек, «мастеров сказывать сказки». Так по-явился текст «Избушки на курьих ножках», напи-санный грамотным крестьянским мальчиком. Она литературно обрабывала написанное и рассказан-ное и делала акварельные иллюстрации.
Е.Д.Поленова понимала, какое значение в жизни человека имеют сказки и полностью отдавалась благородному, по её словам, «делу большой важ-ности». Нельзя же воспитывать русского ребёнка на английских и немецких сказках и делает всё, чтобы показать, как велика национальная былинно сказочная тема и как она не вяжется с пресловутой «немчурой». «Белая уточка», «Иванушка дура-чок», «Сказка о Маше и Ване», «Война грибов», «Дед Морозко», «Лисица и Волк», «Филипко», «Рыжий и Красный», «Козлихина семья», «Петух, Кошка и Лиса», «Свинка пестра», вот неполный перечень сказок, иллюстрированных Еленой Дмит-риевной Поленовой. К некоторым из них, как «Сказка о Маше и Ване», ею написаны и тексты.
Душа её горела радостным чувством, а в сказ-ках она выработала свой, так сказать, Поленов-ский стиль, который оказал влияние на многих ил-люстраторов книг былинно сказочной тематики.
В последние годы новые европейские мотивы в искусстве не могли не захватить художественного вкуса Елены Дмитриевны. Импрессионизм всё бо-лее увлекает художницу, и под впечатлением это-го направления она пишет картины «В гостях у крёстной», «Детская», «Урок анатомии» . Однако, своё, сказочное брало верх.
Ей хотелось в сказочной отвлечённой форме изобразить молодую жизнь, живущую в природе, не знающую ни горя, ни печали. А реальность обо-рачивается в виде отвратительного зверя, неза-метно подкрадывающегося к молодой жизни. Меж-ду тем тяжёлый недуг (опухоль мозга)уже подкра-дывался к ней и, казалось, ту страшную драму, ко-торая нависла над ней решила отразить в картине «Зверь» Живя в волшебном мире искусства, сры-вая его цветы, она не заметила того чудовищного зверя, который угрожал ей, и 7 ноября (ст. стиля) 1898 года в возрасте 48 лет её не стало.
Орнаментальная и книжная графика Е.Д.Поленовой вписали яркую страницу в историю русского изобразительного искусства последней трети 19 века. По её образцам работала в прошлом веке Хотьковская фабрика резных художествен-ных изделий, а училище и колледж им. В.М.Васнецова выпустили сотни мастеров резчи-ков и художников русского народного стиля.
Крестьянин
из деревни Кудрино
Память у него была крепкая. В преклонные годы он хорошо помнил почти в мелочах далёкие дет-ские голодные годы, помнил, как мать уговаривала барыню Мамонтову принять на воспитание в школу в Абрамцеве старшего брата Мишку и его, молоко-соса Ваську. А когда они «обосновались» в Аб-рамцеве, стало быть попривыкли, в родную дерев-ню Кудрино, что за селом Ахтырским в двух вер-стах, да до села три с лишним, их уже не оченьто тянуло.
Уж больно он был мал и тощеват, вспоминая своё детство, удивился Василий Петрович сноров-ке мальца семи лет от роду. Закончив похвально классы начальной школы, он незаметно и с ловко-стью, какая в нём была заложена от рождения, от-дался обучению в мастерскую резьбы по дереву, устроенную хозяевами усадьбы. Там он встретил необычную женщину, похожую лицом на мужчину, работающую за верстаком. Это была Елена Дмит-риевна Поленова, подруга барыни Елизаветы Гри-горьевны, сестра художника Василия Дмитриеви-ча, сама незаурядная художница, чьи рисунки они резали в дереве. Он помнил и Виктора Михайлови-ча Васнецова, носил ему по велению мастера подрамники под холсты, на которых тот писал кар-тины в абрамцевском парке.
Мальчонку хвалили как самого лучшего моло-дого резчика, и он остался при Абрамцевской ма-стерской резать настенные полочки, шкафчики, ларцы, кухонную мебель и многое другое по гео-метрическим эскизамобразцам. После пяти лет такой однообразной работы семнадцатилетний Ва-силий Ворносков сказал своему старшему брату Михаилу, что он больше не хочет резать скучные мотивы и решительно настроен уходить из мастер-ской, уговорив и брата. Так в Кудрине появились два резчика надомника, два кустаря.
Вскоре Василий узнал, что в Москве существу-ет музей, который помогает кустарям и даже поку-пает приглянувшиеся отдельные работы за при-личную цену.
Стилизованная в народном духе резьба при-влекла городских жителей, а когда в Москве от-рылся магазин по продаже резных из дерева ве-щей, работы Василия тонированные и полирован-ные раскупались с неимоверной быстротой, а мо-лодому резчику, только что обзаведённому семь-ёй, не вскружили голову денежные доходы, хотя в большой семье (молодые и родители жили сов-местно) он был почти единственным кормильцем; брат Михаил погуливал, увлекался водкой и слабо помогал Василию. А тот работал с утра и до позд-ней ночи, даже воскресные и праздничные дни проводил за резьбой. По натуре он был художни-ком и поэтому не мог стоять на месте; работая геометрические образцы по эскизам Е.Д.Поленовой, он всегда привносил чтото своё.
Василий, увлекаясь работой, редко отдыхал. Но однажды, присев на скамейку возле окна, смотрел на зелёную лужайку с розоватой кашкой и гуляю-щими курами, он вдруг увидел перед собой моза-ичный пол в абрамцевском храме, устланный большими ромашками с летающими птицами над ними. Он моментально прозрел: вскочил и в одно мгновенье нарисовал на бумаге изпод упаковочной коробки примитивный рельеф с подобными цвета-ми и птичками. Вспомнил, как этот красивый моза-ичный пол в храме, исполненный Виктором Михай-ловичем Васнецовым, длинным, сутуловатым ху-дожником, поразил его чувства, когда он ещё мальчонкой несмышлёнышем увидел эту красоту впервые. А теперь вот она перед ним, эта красота теперь будет вдохновлять его на новые доселе необычные работы.
Так с бумажного огрызка и началась настоящая «Ворносковская резьба».
Работами заинтересовался Сергей Тимофеевич Морозов (родной брат Саввы Морозова), который лично познакомился с талантливым «модернист-ским» резчиком и стал делать заказы на свечные ящики, украшенные рельефной резьбой.
По инициативе С.Т.Морозова Московское зем-ство организовало кооперативные артели в Серги-евском и Дмитровском уездах и школы учениче-ства. Он выстроил в Леонтьевском переулке для Кустарного музея целый ансамбль зданий в рус-ском стиле, а сам музей был превращён в Центр российских художественно прикладных промыс-лов. Здесь можно было получить заказы на изде-лия, познакомиться с лучшими образцами, с кол-лекцией старинных работ. При музее был создан выставочный зал и магазин, где распродавались работы кустарей.
В конце XIXго начале XXго столетия в моду входил стиль «модерн» с его витиеватыми линия-ми и стилизованным растительно животным орна-ментом. Этот замысловатый стиль, казалось, сам собой явился неугомонному Василию Ворноскову. Специалисты советовали мастеру держаться этого стиля, а Василий Иванович Соколов даже настаи-вал.
Работы Ворноскова пользовались исключи-тельным спросом как среди простонародья, так и среди достаточно богатых людей. Они несли не-кую новизну в повседневный быт; жилище стано-вилось более уютным, поднималось настроение людей. Лучшие из его «зверей», «птиц» и «цветов» по настоящему самобытны и опоэтизированы доб-рыми чувствами художника. Их с особым интере-сом приобретали коллекционеры и музеи.
В 1902 году в СанктПетербурге на выставке резных изделий Василий Петрович был отмечен бронзовой медалью за резные шкафы и ларцы, а за резные шкафчики получил серебряную медаль.
Популярность и авторитет художника растёт. В1 905 году его приглашают на международную вы-ставку в городе Льеж (Франция), где искусство В.П.Ворноскова из деревни Кудрино Дмитровского уезда Московской губернии было удостоено брон-зовой медали. Так состоялось международное признание крестьянского резчика кустаря.
Василий Петрович мечтал о своей артельной мастерской. Деревня буквально гудела от ребяти-шек, подрастали и свои детки, а стало быть надо их обучать грамоте и ремеслу. И вот наконец сбы-лась мечта: пришла долгожданная грамота раз-решение открыт, в деревне школу мастерскую для обучения детей резьбе по дереву.
Всего в мастерской В.П.Ворнаскова обучалось за 8 предвоенных лет (1906 1914гг) 30 человек де-тей. Почти в каждом доме появились свои верста-ки, инструменты, материал, работники. Жизнь в отдалённой деревне стала налаживаться, житьё кудринцев день ото дня улучшалось.
В 1908 году в Кустарном музее была организо-ванна первая в истории России персональная вы-ставка крестьянинакустаряхудожника Василия Петровича Ворноскова. Её устроил попечитель Ку-старного музея С.Т.Морозов. Выставка имела огромный успех у посетителей, а музей отобрал лучшие работы в свою коллекцию.
Началась международная публикация творче-ства оригинального резчикахудожника. Он получал медали и грамоты в Европе и Америке: в Милане, Гааге, Чикаго. Русскую рельефную резьбу знал почти весь мир.
В 1913 году в Петербурге прошла вторая Все-российская кустарная выставка, на которой были представлены монументальные работы Ворноско-ва, из них особо отличались ковшладья с конскими головами в шесть аршин (четыре метра) и ковшле-бедь. Лебедь вырезан художником в натуральную величину, как будто он плывёт, тихо разрезая гладь воды. Вообще все 16 работ Василия Петро-вича на той выставке получили наивысшую оценку специалистов. Выставку посетил и сам Николай Второй.
Домой в Кудрино Ворносков вернулся с золотой медалью и именной саблей Почётного Гражданина Дмитровского уезда.
Урядник теперь мне должен честь отдавать, на полном серьёзе говорил он, теперь заживём и школу построим. Но началась война и многие за-мыслы рухнули. И только спустя 8 лет мечты Ва-силия Петровича сбылись: организовалась Куд-ринская артель резчиков «Возрождение», в которой Ворноскову предоставили место инструктора это чтото напоминало главного художника. И в 50 лет Василий Петрович работал, как в молодости, с азартом, придумывал новые образы и никогда не повторялся, кальки со своими рисунками он даже сжигал.
Новая политика по крестьянскому вопросу до-шла и до Кудрина. Раскулачивание. Остановились на Ворноскове как самом зажиточном крестьянине, но за большие заслуги перед обществом и Отече-ством, Ворносковых не выслали, и они вскоре уехали в Москву, где Василий Петрович стал ра-ботать инструкторомхудожником в Музее народно-го искусства (бывший Кустарный).
Василий Петрович так и не вернулся в Кудрино, оставив своё детище, артель и школу, тем, кого воспитывал и учил.
В 1936 году Государственная комиссия по де-лам искусств предложила В.П. Ворноскову сде-лать портал для выставки народного творчества в Третьяковской галерее. Художнику исполнилось 60 лет, и он уже не мог с прежней активностью рабо-тать. У него было 5 сыновей и 3 дочери, жена и сам десятый. Семейная артель.
Портал назывался «Охрана границ СССР», и эскизный проект к нему разработал сын Василия Петровича, Василий Васильевич, при непосред-ственном контроле со стороны отца.
Огромную работу провела династия Ворносво-вых во главе с Василием Петровичем по художе-ственному оформлению Всесоюзной сельскохо-зяйственной выставки. Они полностью оформили павильоны: «Зерно», «Масляничные культуры», «Дальний Восток», «Грузия» резными постамента-ми, панно, щитами, шкафами и полками.
О Ворносковых писали центральные газеты, а «Правда» от 18 июля 1939г. поместила большую статью о лучших людях строящейся выставки и среди них, десять человек семьи Ворносковых из д.Кудрино Загорского района Московской области.
В 1940 году Музей народного искусства пред-ложил организовать персональную выставку, по-свящённую 50летнему юбилею работы В.П.Ворноскова как резчика художника по дереву и 65летию со дня рождения.
Для этой выставки он решил сделать большое панно «Боевая схватка конного отряда Красной Армии с белогвардейцами». Заканчивали резное панно уже его дети, он не дожил до своего юбилея и скончался 26 января 1940 года; выставка откры-лась в апреле.
Жизнь Василия Петровича Ворноскова прошла на одном дыхании. До последнего дня он трудился, искал новые образы и видел свою деревню и лю-дей богатыми духовно и счастливыми от достатка. Он создал более тысячи монументальных и малой формы работ, получил 10 золотых, серебряных и бронзовых медалей, большое количество дипло-мов и грамот, стал Почётным гражданином уезда при царской власти.
Василий Петрович удостоился чести видеть со-вершенно разных правителей России: царя Нико-лая Второго и В.И.Ленина.
Царь протянул мне маленькую руку и ничего не сказал, вспоминал частенько художник, а Ленин оглушил меня своей речью на Первом Крестьян-ском съезде, и все слушали внимательно и он был прав, хлеб всему голова.
Василий Петрович был до корней волос кресть-янином, но он был и художником, Художником с большой буквы, который довёл до совершенства декоративно художественную резьбу по дереву и тем прославил в мире русское народное искусство.
Многие работы крестьянина художника нахо-дятся в музеях и в частных коллекциях страны и за рубежом. Хранит резные художественные вещи земляка и Государственный музейзаповедник «Аб-рамцево»; их можно увидеть в экспозиции отдела художественных ремёсел музеязаповедника в го-роде Хотьково.
Мечта В.П.Ворноскова о широком развитии сто-лярнорезчицкого дела в России успешно претво-рялось в жизнь в 50е 80е годы прошлого века, когда работала в г.Хотьково фабрика резных ху-дожественных изделий и Абрамцевское художе-ственно промышленное училище готовило масте-ров резчиков. Но, как почти всегда случалось на Руси, в 90е годы народное искусство не стало пользоваться спросом, а доходы от шкатулок и ковшей, полочек и тарелок не устраивали новых русских; фабрику закрыли, не в моде оказались резные деревянные вещи, «пережиток прошлого» и в зданиях фабрики создали новое производство «Евроокна»
… И тем не менее резные изделия в дереве ма-лопомалу пробиваются на рынок, а потому хочется верить, что дело, которому отдал жизнь Василий Петрович Ворносков, не погибнет.
Ахтырка
Есть в Загорском районе Подмосковья старин-ное село Ахтырка. В наше время оно почти ничем не отличается от других селений, лишь возвыша-ющаяся на высоком берегу реки Вори полуразру-шенная церковь в стиле «ампир», да протяженная и широкая в своей проезжей части тенистая аллея из могучих вековых лип привлекают внимание по-сещающих эту местность.
Однако мало кто теперь, даже из постоянных жителей Ахтырки, знает о ее прошлом.
Ахтырка, бывшая усадьба князей Трубецких, расположена в трех километрах от города Хотько-во, что на югозападе от Загорска.
Регулярная усадьба в Ахтырке, судя по извест-ной литографии 60х годов прошлого века, явля-лась образцом отечественного усадебного зодче-ства. Роскошный дворец, церковь во имя иконы Ахтырской Божьей Матери, природные гулянья, плотина с водяной мельницей, большой водоем, образованный заливами реки Вори, лодочная, при-стань все это сделано в хорошем вкусе граждан-ской архитектуры начала XIX столетия. Имеется версия, что вместе со своим учеником А.С. Куте-повым вложил в Ахтырку свой огромный опыт и мастерство знаменитый зодчий Д.И. Жилярди.
Селение, которое в 70х годах XVIII века получи-ло существующее название, упоминается уже в 1504 году в межевой духовной грамоте Великого князя и государя Московского Ивана Васильевича III, «село Дудкино». О владельцах же сельца наши знания довольно скудны и начинаются лишь с кон-ца XVIII века. Из «Грамот коллегии экономии» из-вестно, что оно в 1864 году принадлежало боярину Ивану Андреевичу Панину, родственнику В.Н. Та-тищева.
Род Паниных на Руси особенно показал себя в царствование Екатерины II, но ветвь Ивана Андре-евича ничем себя не проявила.
В Государственном архиве древних актов хра-нится «Дело о прошении князя Ивана Юрьевича сына Меньшого Трубецкого о записке за ним не-движимого имения по купчей от Василия Никитича сына Татищева Дмитровского уезда». С 1734 года имение, называвшееся «ДенисовоДудкино тож,» перешло во владение князей Трубецких. Древний княжеский род Трубецких берет свое происхожде-ние от создателя Великого княжества Литовского Гедимина (годы княжения 1315 1340). Внук Геди-мина Дмитрий Ольгердович Корибут (13571399), принявший титул Великого князя Северского, Трубчевского, Брянского и ПереславльЗалесского родоначальник князей Трубецких. Дмитрий Кори-бут и его брат Андрей Вигунд были союзниками Дмитрия Донского и участвовали в Куликовской битве.
Трубецкие играли значительную роль в истории Русского государства в качестве военноначальни-ков, воевод, дипломатов. Так, Дмитрий Тимофее-вич Трубецкой в смутное время освобождал Мос-ковский кремль и отбил шведов под Волоколам-ском. Другой Трубецкой, Алексей Никитич, участ-вовал в переговорах с Богданом Хмельницким о присоединении Украины к России. К началу цар-ствования Петра I из Трубецких остались два бра-та Иван Юрьевич и Юрий Юрьевич, оба военные, сподвижники великого реформатора.
Юрий Юрьевич Трубецкой (16681739) был, по-жалуй, единственным продолжателем рода Тру-бецких. Он отличился в Петровских войнах, был жалован императором и считался, по некоторым дошедшим до нас сведениям, одним из прибли-женных Петра I. В коллекции известного москов-ского любителя старой книги Николая Ивановича Казакова мы нашли интереснейший экземпляр не-большого томика велеречивых и витиеватых ре-чей, изданный в 1710 году и подаренный Ю.Ю. Трубецкому лично Петром, о чем говорит сохра-нившийся автограф царя. Юрий Юрьевич Трубец-кой считается также дальним родственником А. С. Пушкина. Русский боярин неожиданно в 1721 году породнился с Пушкиными. Пятидесятитрехлетний вдовец повенчался с 17летней красавицей Ольгой Ивановной Головиной, дочерью петровского адми-рала Ивана Михайловича Головина. Младшая дочь его в том же году вышла замуж за каптендермуса Преображенского полка Александра Петровича Пушкина.
В неоконченной поэме Пушкина «Езерский» есть строчка, всего одна строчка, сказанная как бы вскользь: «Шептались с хитрым Трубецким». Тем «хитрым» был генералпрокурор России Ю.Ю. Тру-бецкой. Так вспомнил о своем родстве с извест-ным княжеским родом великий поэт. Этот Трубец-кой нас интересует особо, поскольку с ним, а точ-нее, с именем его сына, связана дальнейшая судьба Ахтырки. В середине 30х годов XVIII века сын Юрия Юрьевича Иван Меньшой, как он прозы-вался в отличие от своего дяди генералафельд-маршала Ивана Юрьевича Большого, стал вла-дельцем «сельца ДенисоваДудкино тож», то есть будущего села Ахтырского.
В начале 70х годов сыном Ивана Юрьевича Меньшого была построена в Дудкине деревянная церковь «во имя явления иконы Ахтырской Божьей Матери», которую вывезли из старого малороссий-ского имения; деревню переименовали в село Ах-тырское.
Подобные переселения в 60х и 80х годах XVIII века были явлениями вполне обычными. Доста-точно вспомнить «Семейную хронику» С.Т. Аксако-ва, чтобы представить, как происходили далекие и трудоемкие перемещения дворян на новые земли.
Тот облик, который теперь нам более всего из-вестен, усадьба получила в начале XIX века при внуке первого ее владельца, Иване Николаевиче, а скорее, благодаря активной деятельности богатой и умной его жены Натальи Сергеевны, урожденный княгини Мещерской. Тогдато и был построен вели-чественный дворец длиной более 100 м, церковь, разбит парк и создан огромный водоем.
До настоящего времени на зеленой лужайке у церкви лежит цилиндрическая колоннапамятник, на котором, внимательно приглядевшись, можно прочесть эпитафию, стихотворное посвящение Наталье Сергеевне. Выгравированное на камне стихотворение принадлежит ее сыну Петру Ивано-вичу. В стихотворении удачно отражена основная черта деятельной женщины, имеющий необыкно-венное тяготение к западным вкусам, прогрессив-ным идеям:
...Ты местность эту сотворила,
Храм божий, воды, дом и сад,
Саму природу победила,
Всему дав стройный, дивный лад.
Настоящий рассвет Ахтырки наступил во второй половине XIX столетия, когда, благодаря подвиж-нической деятельности последнего владельца усадьбы Николая Петровича Трубецкого (18281900), она была гостеприимно открыта для выдающихся музыкантов, художников, деятелей культуры.
Николай Петрович, как и многие из рода Тру-бецких, был человеком военным, служил в Преоб-раженском полку, но после смерти первой жены в 1860 году вышел в отставку, переехал в Москву и полностью посвятил себя деятельности Русского музыкального общества. Получив музыкальное образование, он хорошо играл на рояле, сочинял романсы, песни, балетную музыку, хореографом которой бывал даже знаменитый Петипа.
Женившись на Софье Алексеевне Лопухиной, известной в московских кругах пианистке, Николай Петрович быстро сошелся с выдающимся музы-кантом того времени Антоном Рубинштейном и стал одним из организаторов и вдохновителей московского отделения Русского музыкального общества. Более 24х лет отдал он этому обще-ству, став в дальнейшем почетным его членом.
В эти годы часто бывали в Ахтырке братья Ру-бинштейны Антон и Николай, Осенью 1867 года гостем Трубецких в Ахтырке был П. И. Чайковский. Своему брату Анатолию он писал: «Москва 28 сен-тября 1867 г. Прошлое воскресенье провел в де-ревне в 60 верстах отсюда у князя Трубецкого с Рубинштейном, Лаубом и Коссманом...»
Будучи натурой исключительно увлеченной ин-тересами русской музыкальной культуры, Н.П. Трубецкой часто забывал о собственных насущ-ных делах и даже благополучии своей семьи. В итоге он постепенно разорился и, наконец, был вынужден продать усадьбу...
Родословная Трубецких богата: в ней были пи-сатели, ученые, общественнополитические деяте-ли, художники. Наиболее известным представите-лем этой фамилии является декабрист, полковник гвардии Сергей Петрович Трубецкой (17901860), избранный предполагаемым будущим диктатором накануне восстания на Сенатской площади. Сын последнего владельца Ахтырки, Сергей Николае-вич (18621905), профессор философии и извест-ный общественный деятель, был первым выбран-ным ректором Московского университета в 1905 году; дочь Ольга Николаевна (1867 1947), писа-тельница, оставила интересные семейные воспо-минания. И, наконец, Паоло Трубецкой (18661938)скульптор с мировым именем, один из первых скульпторов, изваявший Л. Н. Толстого.
В 1883 году усадьбу в селе Ахтырском купил Иван Михайлович Матвеев, мировой судья Москвы и большой знаток изобразительного искусства и музыки, цветоводлюбитель. Он быстро преобра-зовал усадебный ансамбль. Заметно похорошел, а затем приобрел образцовый порядок партер между дворцом и церковью, был разбит цветник с фонта-ном и круглым бассейном посередине. У веранды-полуротонды устроена площадка с балюстрадой; в летний период перед южным фасадом дворца устанавливались вазы с пальмами. В усадьбе провели водопровод, реконструировали оранжереи и парники; цветоводство велось на научной осно-ве, для чего изза границы выписывалась новейшая литература.
Восьмидесятыедевяностые годы прошлого века и первое пятнадцатилетие XX века усадьбы были наполнены оживленной творческой жизнью. Про-цветание московского меценатства, известность и близость Абрамцева не оставляли равнодушными обитателей Ахтырки. Усадьбу навещал С.И. Ма-монтов, наезжали художники. Виктор Михайлович Васнецов успешно работал в Ахтырке над карти-ной «Аленушка», Аполлинарий Михайлович писал многочисленные этюды, среди которых большой интерес представляют для нас усадебные виды. Действительно, в деле восстановления историче-ского облика того или иного памятного места этю-ды А.М. Васнецова и сохранившиеся фотографии тех лет являются незаменимым материалом для архитекторов и реставраторов, научных сотрудни-ков, занимающихся составлением опорноистори-ческой карты местности.
Впоследствии неоценимую помощь при рестав-рации мамонтовской усадьбы оказал этюд «Аб-рамцево. 1884». Теперь, когда идут работы по ре-ставрации церкви и воссозданию исторического облика усадьбы Ахтырка, этюды A.В. Васнецова «Ахтырка. Вид усадьбы», «Ахтырка» и другие имеют значительную научнопознавательную цен-ность.
В 19151916 годах киностудия Ханжонкова сни-мала в усадьбе фильмы «Лунная красавица», «Сын мой, где ты?» и «Дети века» с участием Веры Холодной.
В 20х годах Ахтырка, как и многие дворянские усадьбы, перестала существовать. Самой крупной утратой был дворец: он сгорел в пожаре 1922 года. Спустя некоторое время развалилась плотина, навсегда исчез водоем, вырублен парк, многое расхищено из главного дома, из церкви. По свиде-тельству очевидцев, один из оставшихся «в жи-вых» деревянных флигелей усадебного комплекса был разобран и увезен в дальнюю деревню Кудри-но, где жили мастера деревянной резьбы Ворнос-ковы. Родоначальник династии резчиков, B.П. Вор-носков являлся учеником художницы Е.Д. Полено-вой, работавшей в Абрамцеве, у Мамонтовых, ху-дожественным руководителем организованной ими столярнорезчицкой мастерской и школы учениче-ства для крестьянских детей. Поместительный флигель сослужил верную службу на ниве про-свещения: из его добротных сухих, «как звон», бревен получилось хорошее здание начальной школы.
Единственное уцелевшее от ансамбля здание Ахтырская церковь долгое время находилась под охраной государства, но охрана была лишь сугубо формальной. В послевоенные годы в Ахтырке жил советских скульптор C. Тавасиев. Он приспособил церковь под мастерскую и в 5060 годах изваял в ней... памятник Салавату Юлаеву, народному ге-рою Башкирии.
У людей серьезных почитателей старины и ис-тории интерес к Ахтырке никогда не пропадал. Они понастоящему ценили гнездо русской культу-ры. Одним из таких людей был покойный Дмитрий Сергеевич Ганешин, инженер по образованию, кра-евед по призванию. Школьником приехав в начале 20х годов впервые в Абрамцево, а затем в Ах-тырку, он навсегда полюбил эти места и положил немало сил на поиски разрозненных материалов о знаменитой усадьбе.
После принятия Закона «Об охране и использо-вании памятников истории и культуры» церковь в Ахтырке в 1979 г. была передана арендноохран-ным договором Государственному музеюзаповед-нику «Абрамцево». Здесь создана охранная зона, а в 1984 году начаты реставрационные работы. Важ-нейшим моментом в работе по реставрации и вос-становлению подлинного облика Ахтырки является создание опорноисторической карты, представля-ющей собой своего рода свод различных материа-лов изобразительных, эпистолярных, веществен-ных на основе которых решается практическая за-дача.
Планомерная изыскательская работа в этом направлении ведется научным коллективом музе-язаповедника. С этой целью вот уже два года функционирует специально созданный отдел.
Совсем недавно сотрудниками отдела обнару-жены интересные материалы по истории Ахтырки 10х годов XX века. Среди них альбом из 16 фото-графий и уж совершенно неожиданно! несколько удивительных цветных слайдов французской фирмы «Люмьер». Фотографии и слайды чудом сохранила 86летняя Вера Артамоновна, вдова Сергея Ивановича Матвеева, сына московского мирового судьи, тихо доживающая свой век в вет-хом домике на станции Сходня.
Предприняты также попытки создания проекта восстановления всего усадебного комплекса. По заданию музея архитектурная мастерская № 2 ин-ститута «Спецпроектреставрация» и Московский архитектурный институт провели совместную ра-боту по воссозданию ситуационного плана усадь-бы и проекта восстановления дворцового ансам-бля.
Обосновано направление по использованию Ах-тырской церкви как объекта эскурсионного показа, для чего разрабатывается тематико-экспозиционный длан – «Московское отделение Русского музыкального общества в развитии рус-ской музыкальной культуры»
Изыскательские работы позволят разместить в стенах памятника материалы о жизни и деятельно-сти почётного члена Русского музыкального обще-ства Н.П.Трубецкого, показать имеющийся в рас-поряжении музея-заповедника ранее не экспониру-емый иконографический и изобразительный мате-риал, а на отдельных стендах – варианты и проек-ты восстановления замечательной архитектуры Ахтырской усадьбы. Имея хорошие акустические свойства, церковь могла бы использоваться и в качестве концертного зала, а сохранившиеся в храмовой части хоры лишний раз убеждают в необходимости именно такого её приспособления.
Важнобыло бы привлеч внимание общественно-сти к вопросу о восстановлении Ахтырки в её пер-возданном виде, с замечательным дворцом - тво-рением А.С.Кутепова и д.И.Жилярди. Историче-ская подоснова для этого имеется: есть кутепов-ские альбомы, есть фотографии, есть киноматери-алы, есть материалы, собранные Д.С.Ганешиным, а главное – есть способные архиьтекторы, искус-ствоведы, историки, могущие спроектировать про-шлый облик Ахтырки… И вновь заиграла бы всеми своими красками одна из красивейших подмосков-ных усадеб, видный очаг русской культуры.
В 1988 году в связи с 1000-летием крещения Ру-си решением областоной власти и по согласова-нию с Министерством культуры России отреста-врированный храм в Ахтырке был передан для ор-ганизации в нём культовых отправлений.
Первый директор
Она стояла на пороге двух миров. Усадьба ещё существовала и её уже не было. Тот милый дворянский быт с его умиротворением, тишиной и неповторимым характером стоически переживал насильственное наступление нового времени, от-звуков столичных бурь, которые всё более настойчиво касались её деревенского одиноче-ства, затерявшегося среди монастырских лесов древнего Радонежья. Так же струила зеленоватые воды петляющая в ольшанике, осокоре, зарослях ирги и ивы, живописная речка Воря; так же горде-ливо, подбоченясь, на высоком лесистом правом берегу, выступал под красной крышей деревянный старинной постройки барский дом с мезонином, а перед ним возвышалась высоченная двухглавая сибирская пихта, видимая уже невооружённому глазу от Покровской женской обители, что на Хоть-кове. Теперь её нет. Смерч и ураган, пронёсшейся над усадьбой в июле 1981 года, унёс ту красавицу пихту.
Одно время, казалось, что здесь никто не жи-вёт. Старые гостеприимные хозяева, так активно проводившие каждое лето свой досуг с родствен-никами и многочисленными друзьями – художни-ками, куда-то подевались (иные ушли из жизни, другие обзавелись собственными домами и дача-ми), а новые, - то бишь – дети, внуки да племянни-ки, поддавшись настроению века, были в раздумь-ях, - что делать(?), как содержать этот уникальный уголок русской природы и русского духа, саму русскую дворянскую усадьбу?
Александра Саввишна, небоязливая женщи-на, оказалась в некоторой растерянности. Из близ-ких родственников остались брат Всеволод, кото-рый теперь жил и служил в Туле на конезаводе, да двенадцатилетняя племянница Лиза, названная в честь бабушки Елизаветы Григорьевны, жила вме-сте с ней в Абрамцеве.
С измальства помнила она всех родственни-ков и дела, большие и малые, которые происходи-ли в усадьбе. Шустрая и немного озорная Шура с детства и отрочества отличалась крайней смело-стью и решительностью. Задушевные и богемные дни прошлого постоянно стояли перед глазами этой уже немолодой женщины.
Когда построили церковку, ей было всего 4 годика, и она с крестьянскими ребятишками бегала и срывала цветочки в парке; когда же хоронили брата Андрея у стены храма, построенного при его участии, ей шёл уже 14-ый год. Вот и Лизе уже ис-полнилось тринадцать. Время неумолимо идёт вперёд и многое остаётся позади. В 15-ом году по-гиб на фронте старший брат Сергей, служивший военным корреспондентом, оригинальный литера-тор и драматург; в марте 1918 года умер отец, Савва Иванович Мамонтов, крупный промышлен-ник, строитель железных дорог в России, меценат, выдающийся реформатор театрально – оперного искусства.
Наступали тяжёлые и страшные дни, а по но-чам невыносимо было в старом аксаковском доме, когда горели яркими кострами ближайшие поме-щичьи усадьбы; в Ахтырке, что в трёх верстах от Абрамцева, сгорел дотла деревянный дом в стиле ампир князей Трубецких. С трепетом она с пле-мянницей Лизой смотрела на эти пожары. «… И сердце сжималось при мысли, что, может быть, завтра будет так же пылать милый амбамцевский дом», - вспоминала спустя десятилетия Лиза - ба-бушка (Елизавета Александровна Самарина - Чернышова), дочь старшей сестры Александры Саввишны, Веры, отроческий портрет которой написал Валентин Серов и назвал его «Девочка с персиками».
Аксаковский дом (он же Мамонтовский) в Аб-рамцеве не сгорел, к нему даже не прикоснулась недобрая, злая рука деревенского смутьяна. Что же спасло усадьбу и дом от разорения? То ли бла-годатная судьба, то ли непрестанные молитвы, обращённые к Богу теперешней хозяйки, то ли от-ношение крестьян соседних деревень к Абрамцеву было более сознательным, то ли добрая память о милосердной Елизавете Григорьевне, которая да-вала деревенским людям «вздохнуть», помогала материально, обучая детей ремеслу, ставшему ос-новой их жизненного достатка, то ли всё вместе взятое, как торжество глубокой Веры и Божьего Промысла.
Она понимала, какое значение имела эта усадьба на протяжении 19-го века и старалась со-хранить всё, что ей досталось. Как солнечный луч среди тёмного неба было письмо отца Павла Фло-ренского, который с полной ответственностью утешал её, что растерянность и душевная апатия – это ничто иное, как чисто физическая и нервная утомляемость, взятая как данность существующей действительности, которая не должна продол-жаться и она не может продолжаться, ибо долг пе-ред Абрамцевым превыше всех унижений страш-ного и смутного времени. Всё, что происходит во-круг нас, говорил отец Павел, мучительно. Однако всё это пройдёт и «после краха всей мерзости сердца и ума уже не по-прежнему, вяло и с огляд-кой, а наголодавшись, обратятся к русской идеи, к идеи России, к Святой Руси. Всё то, что Вам доро-го в Абрамцеве, воссияет с силой, с какой никогда ещё не сияло».
… И сколько бы раз Александра Саввишна не читала письмо любимого священника и уже почти выучила его наизусть, с каждой идей, с каждой мыслью согласна и готова подписаться под каж-дой фразой и каждым словом.
Велика поддержка для верующего человека слово пастыря, оно убедило её окончательно в значении Абрамцева для русской культуры, какие бы катаклизмы не переживала и Родина и граж-данское общество. Он – великий мыслитель и про-рок, когда утверждает, что кризис российский пройдёт и «очистит русскую атмосферу». «Тогда «Абрамцево» и Ваше Абрамцево будет оценено, тогда будут холить и беречь каждое брёвнышко аксаковского дома, каждую картину, каждое пре-дание в Абрамцеве, в абрамцевых. И Вы должны заботиться обо всём этом ради будущей России, вопреки всяким возгласам и крикам».
Постепенно эйфория устрашения и разбоя затихала и в усадьбу стали наезжать друзья и знакомые по старым добрым временам художники М.В.Нестеров, П.П.Кончаловский с сыном Мишой, А.Первухин, Юрий Репин, священник и учёный С.Н.Дурылин, актёр А.Л.Вишневский. Все они, каж-дый по-своему, говорили Александре Саввишне о необхо-димости организации музея.
В Троице - Сергиевой Лавре уже работала прави-тельственная комиссия по выполнению «Ленинского Де-крета» о взятии на Государственную охрану выдающихся памятников истории и дворянских усадеб, имеющих исто-рико-культурное значение. Комиссию возглавлял крупный знаток древнерусского искусства Ю.А.Олсуфьев, членом комиссии состоял П.А.Флоренский, который рекомендовал взять под защиту и Абрамцево.
Надежды хозяйки абрамцевской усадьбы оправдались. Неожиданно приехал представитель Отдела музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса и на двери передних боль-ших комнат первого этажа были положены сургуч-ные печати, а в последний день 1918 года А.С.Мамонтова подписала акт о приёме на хране-ние опечатанных комнат, картин, скульптур, мебе-ли, библиотеки и образцов деревянных изделий. Когда высокая комиссия попросила у хозяйки дома опись имущества с инвентарными книгами, она, не имея представления о таких книгах, вспоминала свидетель-ница, племянница Лиза, чётко ответила: - «Смот-рите. Всё на своих местах!» Всё на своих местах! И это вселяло уверенность, - что не погибло Абрамцево и не только его душа, но и тело, и дом, и вся усадьба.
В 1919 году Совнарком принял постановление о пре-образовании абрамцевской усадьбы в музей. Хотя и был в дальнейшем подписан акт о снятии печатей с дверей всех комнат дома, флигелей, художе-ственной мастерской и сдаче всех предметов и полномочий под охрану А.С.Мамонтовой, музей-ный статус ещё не был оформлен, но решительная Александра Саввишна с друзьями начала подготовку экс-позиции. «Впервые, - рассказывала та же Елизавета Алеклександровна Самарина - Чернышёва (Лиза), - был оформлен кабинет С.Т.Аксакова, который и всегда при Мамонтовых был полон воспоминаниями об Аксаковых: портретами, предметами, сохранившимися в доме, в старом книжном шкафу стояли книги Аксаковых и их современников. Это было то, что очень цени-ла Елизавета Григорьевна. Весной 1920 года всё же му-зей был открыт».
Официально считается открытие музея 11 августа 1920 года, когда Отдел музеев и охраны памятников искусства и старины постановил: «Принять Аб-рамцево в ведение отдела и устроить в нём музей-усадьбу. Утвердить смету на 30 тысяч рублей на устройство музея».
Сначала музею было присвоено имя С.Т.Аксакова, а в 1926 году Накромпрос переимено-вал музей С.Т.Аксакова в музей - усадьбу «Абрамцево».
В 20-ые годы кроме заведующего (директо-ра), коей являлась Александра Саввишна, она бы-ла ещё и хранителем, и бухгалтером, и экскурсо-водом, в штате состояли сторож да уборщица. Экс-курсии водили все, кто знал историю Абрамцева и мог по-мочь в этом деле.
У истоков создания музея стояли П.А.Флоренский, И.Э.Грабарь, П.П.Кончаловский, В.Я.Адарюков, Н.Г.Машковцев; большую заботу о музее прояв-лял первый председатель Хотьковского сельсовета, крестьянин из деревни Быково, Иван Андрианович Широ-ков.
В середине 20-х годов музей занимал семь из 17-ти комнат дома. Показывали церковь, в которой до 1925 года совершали богослужения.
В двух комнатах барского дома – кабинете и гостиной Мамонтовых экспозиция строилась по мемориальному принципу, в остальных комнатах –по мемориально-тематическому характеру. Алек-сандра Саввишна не допускала никаких грубоис-кусственных вмешательств и изменений во внеш-ней и внутренний быт дворянской усадьбы, и прак-тически старалась оберегать всё, заложенное в усадьбе её отцом. Таким образом архитектоника первых экспозиционеров во главе с заведующим (первым директором) сохранилась и в будущих экспозициях вплоть до получения статуса Госу-дарственного музея-заповедника и в новой экспо-зиции после реставрации главного дома, в 80-х - 90-х годах прошлого века.
Надо сказать, что в эти годы коллектив ре-ставраторов – проектировщиков института «Спец-проектареставрации» во главе с заслуженным де-ятелем искусств России В.Ю.Кеслером также ори-ентировался в своей работе на облик музея 20-х годов, сохраняя (восстанавливая) усадебный ландшафт и весь архитектурный ансамбль, вме-шиваясь с осторожностью в основной экспонат усадьбы – барский дом Аксаковых – Мамонтовых. Как Мамонтовы дорожили всем, что им досталось от Аксаковых, так и Александра Саввишна заве-щала хранить великий памятник русского духа в первоначальном состоянии.
Она боролась против идеи организации на базе усадебного комплекса дома отдыха, и после десятилетнего управления хозяйством и девяти-летнего заведования (директорства) музеем в Аб-рамцеве её, как «несговорчивую гражданку» и, главное, дочь капиталиста в 1926 году отстранили от работы и заведующим назначили бывшего свя-щенника, снявшего с себя сан, Л.П.Смирнова, ко-торый способствовал тому, что часть главного до-ма музея заняли отдыхающие, а место культурно-го посёлка Мамонтовых отдал дому отдыха «Аб-рамцево», просуществовавшему 50 с лишним лет.
В 1928 году Александру Саввишну арестова-ли , а затем выслали из Московской области, и она уехала к брату Всеволоду в Тулу, а потом была принята в Поленовкий дом, где и прожила до конца своих дней, до 1952 года. Фёдор Дмитриевич По-ленов, внук художника Василия Дмитриевича По-ленова, о тёте Шуре (так он её называл) писал: «После своего отъезда из Абрамцева (без неё дом сразу потерял свой семейный дух, свой особый внутренний лад и строй) в тридцатых и сороковых годах она избегала туда приезжать. Для неё всё уже уходило в прошлое. Остались только тяжесть и боль утраты «малой родины» (такая боль в послед-нее время знакома и нам), которые перевешивали её же-лание вновь посетить любимое место».
Её похоронили на Бёховском кладбище, что недале-ко от музея-усадьбы им.В.Д.Поленова, ныне - в пре-делах Поленовского музея-заповедника. На нижней перекладине обратной стороны креста выжжены две строчки, вместившие в себя всю долгую и мно-готрудную жизнь этой честной женщины: « И песен небес затмить не могли
Ей скучные песни земли…»
Белый дом над Окой
Есть в России место, которое среди многочис-ленных исторических святынь имеет в нашей культурной жизни особое значение.
Недавно исполнилось 110 лет усадьбе, осно-ванной великим русским художником Василием Дмитриевичем Поленовым вблизи деревни Бехово под Тарусой. На возвышенном правом берегу Оки, среди вековых сосен стоит большой белый дом, построенный по проекту художника, а поодаль не-сколько ниже «Аббатство», постройка в стиле французской архитектуры, служившая Поленову мастерской, далее «Адмиралтейство», сарай для хранения лодок, а ближе к реке »Банька».
Поленов давно мечтал о доме, который бы находился не в городе, а далеко за его пределами, в деревне, и носил бы просветительский характер для широких народных масс. Такой очаг культуры и был открыт в октябре 1892 года. Поленов, как и его старший друг и учитель Савва Мамонтов, меч-тал сделать искусство доступным всем, и особен-но молодым людям, детям из крестьянской среды.
Стремясь учить народ, как это делали многие представители отечественной интеллигенции, где главное место занимал Лев Толстой со своей Яс-ной Поляной, Василий Дмитриевич писал: «Всякое просветительское дело есть самое важное и нуж-ное». В Москве в 1915 году он построил Дом теат-рального просвещения, который получил имя ака-демика В.Д.Поленова, а в усадьбе две школы, в Бехове и в селе Страхове, где также был оборудо-ван зал для самодеятельных театральных пред-ставлений. В Бехове же построена церковь во имя Святой Троицы.
«Желание мое устроить музей осуществилось, писал он К.Коровину, и я несказанно радуюсь, ко-гда вижу, как приходят посетители и разглядывают наши собрания. Проходят целые экскурсии из ближайших городов, из санаториев, школ, из дере-вень, крестьяне и крестьянки с детьми».
Эта радость наполняла все его существо, и он мечтал, уже семидесятилетним стариком, о по-стройке большого здания народного театра, кото-рый бы стал подлинным храмом искусства буду-щего. Его мечты, как и подобные идеи Саввы Ма-монтова о строительстве огромного театра в Москве, не осуществились. Помешали революция и Гражданская война, затем болезни и смерть. Он умер 18 июля 1927 года в возрасте 83 лет и похо-ронен на кладбище Троицкой церкви на высоком берегу Оки. Оттуда открываются величественные просторы, которые так любил и запечатлел в своих полотнах художник.
«Поленово» усадьба и старейший российский музей крепкими нитями связано с «Абрамцевом», ставшим в последней трети XIX века художествен-ной Меккой, пристанищем для русских художников, «лучшей в мире дачей», где отдыхали и творили Репин, братья Васнецовы, Антокольский и, конеч-но, Поленов, который стал для молодого хозяина подмосковного имения Саввы Ивановича Мамон-това лучшим, преданнейшим другом и сподвижни-ком во всех его начинаниях.
Они познакомились в Риме в 1873 году. В том же году, побывав в Абрамцеве, Поленов понял, какое значение для него имеют русские природа и пейзаж. В имении Мамонтова написаны картины «Пруд в Абрамцеве», «Река Воря», жанровый портрет «За роялем. П.А.Спиро и С.И.Мамонтов».
Пейзажи, написанные в Абрамцеве, считаются одними из лучших творений Поленова. Их по до-стоинству можно сравнить с пейзажами француз-ских художниковбарбизонцев, которых исключи-тельно любил Тургенев. Да и само Абрамцево в короткий срок превращается в «русский Барби-зон». Сюда приезжают в гости к радушному и хле-босольному хозяину историк искусства Прахов, художники Коровин, Врубель, Серов. Валентин Се-ров пишет здесь портрет старшей дочери Мамон-това Веры «Девочка с персиками». Художники, объединившись в единый коллектив единомыш-ленников, «Семью», как они себя называли, сво-бодно творили при благоприятных условиях жизни в Абрамцеве. Коллективными усилиями построена в усадьбе церковь во имя Спаса Нерукотворного, а в главном доме играли «живые картины». Здесь Поленов встретил Наташу Якунчикову, которая стала его женой. В только что построенной церкви они венчались, а благодетель друг Савва Ивано-вич построил для художника доммастерскую (По-леновская дача), где он и работал в летние меся-цы до 1892 года, времени постройки своего дома-музея.
В эти бурные для художников круга Мамонтова годы активно приобщается Василий Дмитриевич к участию в организованной в Москве частной опере. Гениальным достижением, по выражению Виктора Васнецова, явилась в постановке Поленова пьесасказка «Алая роза» на сюжет сказки «Алень-кий цветочек» в переработке Мамонтова. «Надо быть волшебником, говорил Васнецов, чтобы перенести нас в эти сказочные сады и дворцы». Вот, пожалуй, почему при устройстве своей усадь-бы Поленов с присущим ему энтузиазмом брался за строительство школ, в которых были бы специ-альные залы для самостоятельных спектаклей, дома театрального просвещения, а в последние годы жизни работал и как архитектор над создани-ем величественного по своим размерам и формам театра.
Работа и дружба с Мамонтовым во многом спо-собствовали приобщению Поленова к музыке, к музыкальному сочинительству. Он частенько го-ворил друзьямхудожникам, что считает себя в большей степени композитором, чем художником. Мамонтов тоже считал себя больше человеком искусства, нежели промышленником, строителем железных дорог. Он создал не менее десяти пьес, которые ставились на домашней сцене и в поста-новке частной оперы, сам прекрасно пел, писал музыку, режиссировал.
Такова была в основе своей русская интелли-генция последней трети XIX века, такой был и но-вый нарождающийся класс буржуазии, купечества, который безвозмездно вкладывал в развитие культуры и образования немалые капиталы. Это и Василий Кокорев, и Кузьма Солдатенков, и Моро-зовы, и Рябушинские, и Александр Пороховщиков, и братья Поляковы...
Поленов как композитор писал музыку к драме Аполлона Майкова «Два мира», поставленной в частной опере, им была написана сюита для ор-кестра к опере «Призраки Эллады», он писал ро-мансы и музыкальные пьесы. Многие его произве-дения ни при жизни, ни позже не исполнялись, и вот спустя семьдесят пять лет после смерти По-ленова Калужские камерные оркестр и хор под ру-ководством Гари Азатова и Лилии Афанасьевой порадовали творческую общественность исполне-нием ряда лучших работ композитора Василия По-ленова в Большом зале Государственного музея А.С.Пушкина.
После кончины Поленова усадьбу принял его сын Дмитрий Васильевич, который в 1939 году по согласованию со всеми родственниками передал в дар государству все ценности, находящиеся в До-мемузее.
Вторым директором стал сын Дмитрия Василье-вича Федор Дмитриевич Поленов, чести которого принадлежит создание Государственного мемори-ального историкохудожественного и природного музеязаповедника В.Д.Поленова.
Много лет руководит музеемзаповедником вер-ная сподвижница и жена Федора Дмитриевича Наталья Николаевна Грамолина. Поддерживая труды и традиции мемориальной усадьбы Полено-вых, она проводит значительную работу по сохра-нению уникального уголка земли русской, которо-му суждена большая и долгая жизнь.
Певец любви
В пору далёкой юности, когда я прочитал по-весть «Митина любовь», я представил себя на ме-сте того неспокойноболезненного юноши, обурева-емого любовными страстями и оказавшемся в без-выходном душевном состоянии, мне сделалось худо. И послышался, вместе с последними слова-ми автора, как щёлкнул курок револьвера, шлёп-нул глухой выстрел, упал страдалец герой. Долго ещё не мог закрыть я небольшую дешёвым тира-жом изданную книжицу, всё перелистывал и пере-читывал отдельные страницы и места, пытаясь находить созвучные моему настроению и чувствам мысли. Чтото невыносимо волшебное вселилось в меня, какая то неведомая сила переворачивала моё сознание, словно проливала свет печали и ра-дости на моё глупое сердце, отчего оно то приятно замирало, то билось здоровьем до изнеможения.
Затем через некоторое время случайно я услы-шал по радио: «И ветер, и дождик, и мгла над хо-лодной пустыней воды. Здесь жизнь до весны умерла, до весны опустели сады». Тогда я почти влюбился в одинокого поэта, в его «Одиночество». Но ещё многого не знал о нём, не знал даже, что он мой тёзка по имени и отчеству. Потом подвернулся случай подписаться на собрание сочинений, и каждую книжку из девяти томов поглощал от корки до корки. «Суходол», «Деревня», «Господин из Сан Франциска», любимые вещи, а пятьдесят расска-зов из «Тёмных аллей» читал запоем. Он не мог, как мне думалось, смириться с мыслью о том, что будут вёсны, осени, зимы, а его уже не будет, что он ещё не всё испытал в обозримой ему данности, не все запахи перенюхал, не всех женщин перелю-бил…, и осталось, кажется, вино, которое он недопил.
«Люди совсем не одинаково чувствительны к смерти. Есть люди, что весь век живут под её зна-ком, с младенчества имеют обострённое чувство смерти. Вот к подобным людям принадлежу и я». Это Бунин Иван Алексеевич, великий писатель земли русской, первый лауреат Нобелевской пре-мии по литературе среди русских писателей. Веч-ные истины жизнь, любовь, смерть проходят красной нить через всё его творчество, через всю его долгую и многогранную жизнь.
«Жизнь, говорит он, может быть, даётся нам единственно для состязания со смертью», Это со-стязание он выдержал с честью; у него не смерть, а любовь побеждает, она отступает перед силой любви.
Он воспринимал смерть как величайшую не-справедливость, и потому творчество было для него возможностью, думалось мне, пережить фи-зическое умирание, продлить в памяти людей от-меренный судьбой срок, видеть в писательстве постоянную борьбу с «рекой забвения». В свои семьдесят лет Бунин, казалось мне, оставался поюношески бодрым, не по годам темпераментным и жадным к жизни. Словно сбывалось полушутли-вое полусерьёзное предсказание доктора Чехова: «Вы же здоровенный мужчина, только худы очень, как хорошая борзая. Принимайте аппетитные капли (читай, вино, И.Р.) и будете жить сто лет».
Бунин прожил 83 года, из них 33 за границей, вдали от родных берегов и тенистых аллей, от России, где не всё так легко давалось, как там, в той уютной и милой полустепной глуши; и ещё больше сердце его волновала Москва с её былы-ми «Средами», друзьями, из которых уже многих нет, а те, которые живы, слюбились с Советами, с «вождём всех времён и народов». Вот и Алёшка, как называл он Толстого, не вынес, уехал, стал первым писателем после смерти Горького; Сталин друг писательской братии, а он всё сомневается, уж больно врезались в память те окаянные дни, когда он бежал и из Москвы, и из Одессы, помнил слова газетчика, продавшего ему газету: «Слава Тебе, Господи. Лучше черти, чем эти…» … И он запомнил, как дворник, сидевший у ворот, горестно покачивал головой и тоже говорил: «До чего в са-мом деле довели, сукины дети!» И он видел, что «в лавках, ещё не закрывшихся, почти ничего нет, точно всё провалилось кудато».
Былая Русь! Где она, куда делась эта летящая «Тройка»? Нет прежней Отчины, отчизны он эми-грант, без флага, без гимна, и всё же одно утеша-ет, греет душу признание мировой общественно-сти.
Прав был Антон Павлович, когда говорил, что из Бунина большой писатель выйдет, а он сам о себе сказал, что родился слишком поздно, надо бы ро-диться между Тургеневым и Чеховым, году в 1840ом. «Родись я раньше, не таковы были бы мои воспоминания». «Он не то что раздражался или сердился, вспоминала Нина Берберова, он при-ходил в бешенство и ярость, когда ктонибудь го-ворил, что он похож на Толстого или Лермонтова, или ещё какуюнибудь глупость. Но сам возражал на это ещё большей нелепицей: «Я от Гоголя. Ни-кто ничего не понимает. Я из Гоголя вышел».
Он родился между Чеховым и Блоком (разница в десять лет), которого, кстати сказать, недолюб-ливал как поэта, призывающего слушать «музыку революции».
Бунин отрицательно относился к российскому социальному движению, к революциям, которых он органически не переносил, и сравнивал с грузови-ками. «Сперва меньшевики, потом грузовики, потом большевики и броневики… Вся грубость совре-менной культуры и её «социального пафоса» во-площена в грузовике». («Окаянные дни», Петропо-лись,1935г.)
Он любил всё русское, русскую деревню с её древними обычаями и ни с чем не сравнимым бы-том, с полями и лугами, с высоким небом над го-ловой и необъятными простором…, он любил дво-рянскую усадьбу, которую не хотелось отпускать в небытие, с её девками и парнями, работающими в саду или на гумне, где чувствовалась сильная хо-зяйская жила, и, пожалуй, как многие русские ин-теллигенты либералы, утверждал вслед за Кон-стантином Леонтьевым, что в этой жизни ничего не надо менять, «только бы чиновники добрее отно-сились к простолюдинам», да не «старели» вёсны, не скисало вино и не черствел хлеб.
Современники оставили нам несколько словес-ных портретов И.А.Бунина. Вот один из них. «Вы-сокий, стройный, с тонким умным лицом, всегда хорошо и строго одетый, писал о нём организатор литературных «Сред» Николай Дмитриевич Теле-шов, любивший культурное общество, хорошую литературу и между прочим хорошее вино, много читавший и думавший, очень наблюдательный и способный ко всему, за что брался, легко схваты-вающий суть всего дела, настойчивый в работе и острый на язык, он врождённое своё дарование огранил до высокой степени».
Это Бунин далёкой молодости, лауреат Пуш-кинской премии по литературе Российской Акаде-мии наук, автор повести «Деревня», сделавшей его известным всей читающей России.
Увлечённый литературной работой и быстро увлекающейся всем, что для него интересно, Бу-нин ценил дружбу с Л.Андреевым, Горьким, Купри-ным, Шаляпиным, бывал в подмосковных усадь-бах: Царицыне, Останкине, Остафьеве, и знаком-ство с Сергеем Мамонтовым (сыном мецената Саввы Мамонтова), который также посещал Теле-шовские «Среды», не прошло бесследно. Сергей Саввич вынашивал идею создания похожего лите-ратурнохудожественного кружка в Абрамцеве на основе богатых традиций прошлого, куда, по всей видимости, и был приглашён Бунин вместе с Ша-ляпиным. Но это требует добросовестного иссле-дования творческой жизни Абрамцева начала XX века вплоть до 1920 года, когда усадьба стала му-зейным памятником.
Бунин в зрелые годы становится писателем с тяжёлым неуравновешенно нервическим характе-ром, «который он, по мнению Н.Берберовой пере-носил и на литературу».
Когда то равнодушный к своему древнему роду, он теперь с болезненной пристрастностью восста-навливает самые, казалось бы, незначительные элементы своего столбового обедневшего дворян-ства. «Знаю, что род наш знатный, говорит писа-тель, хотя и захудалый и что я всю жизнь чув-ствовал эту знатность, гордясь и радуясь, что я не из тех, у кого нет ни рода, ни племени… и как пе-редать те чувства, с которыми я смотрю на наш родовой герб?» С одной стороны великий поэт В.А.Жуковский, с другой поэтесса Анна Петровна Бунина.
Эта гордость за своё происхождение с особой полнотой выразилась в последнем романе Ивана Бунина «Жизнь Арсеньева», который принёс ему мировую славу, как С.Т.Аксакову классические по-вести «Семейная хроника» и «Детские годы Багро-ва внука». И он не мог пройти мимо аксаковского «начала», мимо младенчества, некоего, «зеркала», существующего как бы вне времени и простран-ства, как какоето «тёмное пятно», на котором появ-ляются сначала «солнышко», затем первые пред-меты, первые радости (собственное отражение), на всю жизнь запомнившаяся Серёже Багрову «странная бутылка» из под рейнвейна или краси-вая банка чёрной ваксы Алеше Арсеньеву, пред-меты, какие не восхищали так сильно даже в срав-нении с пирамидой Хеопса. Их вдохновляют доро-ги, путешествия, природа, весь Божий мир окружа-ет младенцев. Они видят его и постепенно, своими ещё слабым сознанием, проникают в тайны бытия. И всё же то, что выглядело в условиях патриар-хально усадебной гармонии, окружавшей Багрова внука, в конце XVIII века, у Алеши Арсеньева, спу-стя столетие, имеет иные оттенки, иной характер, кажется уже анахронизмом.
Главное, на что обращает внимание Аксаков, это воспитание доброго, отзывчивого, порядочного человека, человека чувственного сердца. «Жизнь Арсеньева» путешествие души юного героя, рас-цвет человеческой личности, расширение её до тех пределов, пока она не окажется способной к самовыражению и самопожертвованию ради высо-кой идеи, ради любви, когда она (личность) стано-вится не изолированной, а поражает многообрази-ем связей с действительным миром.
Патриархально усадебная гармония конца XVIII века первой трети XIX века перерастает к концу столетия в распад русского усадебного барства. Бунин показывает это на примере семьи Арсенье-вых. Среди троих дворянских сыновей один разно-чинец (Георгий), другой крепкий крестьянин, так сказать, кулак (Николай) и только третий, млад-ший Алёша повторил для своего круга поступки отца и деда, остался «недорослем», любил охоту, дворовых девок, беспрестанно влюблялся и хотел бы иметь всё, что имели родители в пору расцвета помещичьего быта. А ему достались «только шка-тулка из карельской берёзы, старая двустволка, худая Кабардинка, истёртое казацкое седло…»
Роман Бунина не чистая автобиография писате-ля. «Все думают, писал он в парижской газете «Последние новости» 16 ноября 1933 года, что ис-тория Арсеньева это моя собственная жизнь. А ведь это не так».
Особенно проникновенно «заглянул» в душу романа К.Паустовский: «Это не автобиография. Это слиток из всех земных горестей, очарований, размышлений и радостей. Это удивительный свод событий одной человеческой жизни, скитаний, стран, городов, морей, но среди этого многообра-зия земли на первом месте всегда наша Средняя Россия.
«Жизнь Арсеньева» это одно из замечательных явлений мировой литературы, к великому счастью, оно в первую очередь принадлежит литературе русской». И потому как творение национальное, русское оно близко и понятно прежде всего рус-скому человеку.
Существовало мнение и, возможно, существует до сих пор, что Нобелевскую премию Бунину присудили исклю-чительно за роман «Жизнь Арсеньева».
В рассказе о Нобелевских днях, что он написал сразу же после получения Премии, на вопрос жур-налистов: «За какое именно ваше произведение присуждена вам премия?», Бунин ответил лако-нично: «Думаю, что за совокупность всех моих произведений». И тем не менее немалую роль в представлении его кандидатуры лауреата сыграл «автобиографический» роман.
Бунин понимал, что для него решение Шведской академии было не столько неожиданным, сколько для «всей России, столь униженной и оскорблён-ной во всех своих чувствах, событием истинно национальным». Впервые со времени учреждения Нобелевской премии её присудили изгнаннику и потому невозможность вывесить для эмигранта советский флаг заставила устроителей ограни-читься шведским флагом.
Премия присуждалась И.А.Бунину в столетний юбилей со дня рождения Альфреда Нобеля. Писа-тель произнёс на торжествах краткую и очень ём-кую по содержанию речь, в которой отметил, что литературная Премия, учреждённая А.Нобилем, «есть высшее увенчание писательского труда». «Но есть нечто незыблемое, всех нас объединяю-щее, сказал Иван Алексеевич, свобода мысли и совести, то, чему мы обязаны цивилизацией. Для писателя эта свобода необходима, она для него догмат, аксиома».
Исполнилось 175 лет со дня рождения А. Нобе-ля и 75 лет со дня получения Премии русским пи-сателем, страстно любившим свою родину и рас-ставшимся с ней, чтобы вернуться назад уже навсегда своими литературными творениями.
Всю жизнь его окружали разные люди, много людей: писатели и художники, музыканты и поэты, женщины…; порядочные и справедливые, добрые и надёжные, друзья и приятели. Но были и льсте-цы, лживые люди, пытающиеся на виду слыть хо-рошими и верными, а на деле оказывались подле-цами и предателями. Он им доверял, и он обманы-вался этим доверием.
… И в конце концов понял, но поздно.
Уже на закате жизни грустил:
Никого в подлунной нет,
Только я да Бог.
И оставался всегда и везде одиноким.
Силуэты Абрамцева. часть 2
© Copyright: Иван Алексеевич Рыбаков, 2022
Свидетельство о публикации №222102801099
Свидетельство о публикации №222102801099
Рецензии