Жизнь российская Книга-1, Часть-1, Гл-15

Глава 15

"Поход в районную поликлинику"
Не далёк путь, но и не близок…


Закаляйся,
Если хочешь быть здоров!
Постарайся
Позабыть про докторов…
В. И. Лебедев-Кумач
(Слова из песни)


За ночь немного подморозило, снежная каша с реагентами на тротуарах оставалась лишь на обочинах да в многочисленных глубоких ямках, которые ещё не успели залатать; а на подъёмах и спусках лежал чудесный прозрачный ледок тонким слоем.

На льду этом лукавом и вражеском запросто можно поскользнуться и сломать себе то ли руку, то ли ногу, то ли шею; а может, и то, и другое одновременно… – всё вместе; бывает и так.

Несколько вахлаков, представителей бывших славных советских социалистических среднеазиатских республик, которые теперь непременно работают во всех ЖЭКах России, зычно перекликаясь меж собой на чужом и непонятном для окружающих людей языке, лениво раскидывали горстями поверх ледяной корки мелкий гранитный щебень.

Разные по размерам камешки неравномерно падали на лёд: местами густо, а где-то пусто. Но кого это волновало? Никого!

Вчера они сыпали на тротуар химические реагенты для таяния льда и снега, а сегодня им поступила команда разбросать щебёнку. А может… это они делали по своему собственному усмотрению – кто ж знает?.. Никто не знает! И никто не скажет. Тайна-с. Секрет-с.

Сие обычным горожанам невдомёк. Не их это ума дело. Жителям это не! известно. И не! положено им знать. Их дело ходить, спотыкаться, падать, наносить себе ушибы, получать раны, ломать руки и ноги, а не задавать глупые вопросы.
Людей на улице встречалось мало. Всего ничего… Так… крохи…

Вероятно, уже все разошлись по рабочим местам. По службам, по школам и институтам. По садам и яслям. Или… или это он, Василий, шёл по своим делам раньше других. Он так и думал: «Вот сейчас народу мало на улице, – значит, и в полуклинике никого нет. Как хорошо получается. Всё складывается в мою пользу. Быстренько схожу к врачу, получу льготные лекарства и пойду домой лечиться. Отлежусь денёк – другой… да на работу».

По льду с посыпанными камешками и разбросанными камушками оказалось идти легче, гораздо легче, чем по голому и скользкому, и коварному стылому.

Но всё же ещё оставались незащищённые речным песочком и разнокалиберным гранитным отсевом места, – проплешины, так называемые.

Коварные! Лукавые! Злыдни скабрезные!

Надо быть очень осторожным! Надо быть начеку. Глаз да глаз нужен.

Туда, где тускло, блекло и зловеще зияли ледяные блюдца, ногу ставить никак нельзя – а то вмиг навернёшься.

А падать Василию Никаноровичу совсем не хотелось. И так… еле живой, почти дохлый.

Вот он и топал по тротуару, выбирая места, где щебня побольше. Ледяные лысины старался обойти стороной, знал про их предательство.

Слишком не торопился, вроде бы успевал. Да и идти ему оставалось всего ничего – минут пять-десять…

***
У крыльца стояли три-четыре человека, курили, о чём-то говорили меж собой.

Из дверей вышла женщина с полным ведром. Через край что-то мутное плескалось…

«Ну вот, как говорится, повезло в такой не самый удачный день – попалась баба с полным ведром. С полнёхоньким. Не всё так уж и плохо в нашей жизни. Вон… – примета счастливая… Удача будет», – с радостью подумал ни на шутку болезный человек.

Фарт и везение мифическим миражом замаячили у него, у бедолаги, на горизонте.

Он хотел поблагодарить эту тётеньку, сказать ей ласковые и добрые слова, даже пожелать счастья, здоровья и долгих лет жизни; повернулся всем телом, ища её глаза и не замечая, что под ним обледеневшие, ехидно улыбающиеся бетонные ступеньки.

Нога поехала по бледному, коварному и вероломному зеркалу, руки разлетелись в разные стороны.

«Вот чёрт… Этого мне ещё не хватало…» – промелькнуло в мозгу.

Стараясь ухватиться за что-нибудь или за кого-нибудь, Василий инстинктивно начал балансировать, выгибаясь всем телом и размахивая конечностями, как тот удалый эквилибрист из цирка, в надежде удержаться на ногах.

Но устоять не удалось, – ситуация была явно не в его пользу, – и в конце концов он потерял равновесие и грохнулся со всего маха на промёрзлое массивное крыльцо, да ещё при этом больно ударился коленкой об острый край этой злосчастной ступеньки.

«О-о… Ну как же так…» – с болью в сердце и душе скрипнули зубы.

Пожилая женщина невозмутимо прошла мимо, не замечая никого и ничего, ловко и привычно выплеснула содержимое ведра у стоявших рядом санитарных машин и тут же вернулась обратно в здание, не обращая внимания на еле поднимавшегося со стылого бетона такого непутёвого мужчину.

«Ну как же так… Почему она не обратила на меня внимания? – каверзные мысли стали плодиться в голове Кулькова. – Неужели я такой неприметный? Неужели она меня не заметила? Но… Но такого же быть не может… Я же… я же… человек, всё-таки, не вошь, не блоха, не букашка какая-нибудь… Я же не мышь, не червь, не амёба, не инфузория туфелька… Не заметить меня просто невозможно! Штаны одни мои яркие рыжие за версту видны. Слепой! – и тот заметит! Нет, тут что-то не то… надо разбираться…»
 
Василий Никанорович с большим трудом выпрямился, кряхтя и бубня что-то себе под нос, поливая в уме отборными словами себя со своей неуёмной добротой; бабу эту чёртову то ли с помоями, то ли с ополосками от мытья полов; про себя ругая одуревших от табачного дыма куряк, стоявших рядом и с жалобной усмешкой глядящих на него.

«Оппа! – дошло до него. – А эти-то… куряки бесовы… заметили меня… Значит… значит… штаны мои сыграли свою роль всё-таки. Да-с… сыграли. Вон как они на меня смотрят. Как… как… О! Как на пугало в огороде стоящее!! Да ещё ухмыляются… черти болотные… А тётка мимо прошла… Почему? Неизвестно…»

Василий обматерил всех трёхэтажно, но… шепотком. Ему было обидно за себя.
От людей он такого не ожидал. Никак!

Настоящие люди сопереживать должны. Даже обязаны! Помогать! Сочувствовать!
Они же люди… всё-таки. А не эти… не пресмыкающиеся.

«Да! Попал впросак! Как петух в ощип. Чудак! на букву «м». Что теперь делать!? Что? Что?? Что??? Как поступить!? Как? Как?? Как???» – закрутилось у него в голове.

Кульков подумал минутку. Он всегда старался думать и анализировать. Такого он склада. Он же человек! Он же не просто человек, а человечный! А ни этот… и ни тот…

Человек, который человек, который самый человечный на всём белом свете, нашёл всё-таки выход: он грубо выругался на них на всех скопом, никого, однако, не выделяя по-отдельности. Пусть знают, черти эти полосатые, как надо вести себя в обществе, затем ругнулся ещё раз для очистки своей совести. Но сделал это негромко, а тихохонько, шёпотом, одними лишь синими от мороза губами, вытянутыми в тонкие сердитые ниточки. А потом и в третий раз, и в четвёртый, и в пятый. Зло и надменно. Нагло и бесцеремонно. От всей души. Они заслужили это.

Да-да! Заслуживали. Бог свидетель.

Что, мол, вы, архаровцы разэтакие, балбесы стоеросовые, тут делаете, глазеете на меня зачем так пристально…

Да! На всех он ругнулся! На всех! Резко и смачно.

Чтобы знали почём фунт лиха…

И на этих придурков, дымящих как паровозы и смотрящих на него с явным пренебрежением.

И на ту дуру старую, полоумную, из ума вконец выжившую, с ржавым поганым ведром, которая не соизволила пообщаться с ним, даже взглянуть на упавшего Васю не захотела.

Себя любимого, но в этот момент (хи-хи…) такого смешного, такого неуклюжего и беспутого, он тоже не пропустил. Тоже матом покрыл. Да-да! Себя! Так и было. Не пожалел и себя. Да! Троекратно обложил.

Кульков товарищ самокритичный. И справедливый. Всегда старался таким быть. Принципиальным. Из принципа… Нет! Из прынцыпа! Да, из-за него… он мог хоть что сделать. Вообще! Хоть всё. Хоть плохое, хоть хорошее. Без разницы. Поэтому он и себя для острастки выругал. Но не вслух. А так… мысленно… едва мёрзлыми губами шевеля и недовольно шипя на себя. Мол, вот ты какой… Вася-Василёк… Дурак, дескать, ты Вася! Да и вообще, мол, идиот полный…

Ладно… Всё. Хватит ерундой заниматься, хватит из пустого в порожнее воду мутную переливать. Идти уже надо. Ни век же на крыльце этом ледяном валяться… Не до вечера же тут прохлаждаться, задницу морозить да холодным воздухом дышать. Пора и честь знать. Доктора же там больного человека ждут! Лекари! Заждались уже… бедные… Где, мол, ты… мил чел потерялся… Иди, дескать, дорогуша… сейчас, мол, вылечим тебя быстренько… для этого, дескать, мы и существуем… Иди-иди! Не стесняйся!!

Колено у Василия ныло безбожно, в боку покалывало, в спине щипало и резало, в паху неприятные ощущения донимали, того и гляди – непредвиденное произойдёт, голову распирало, вот-вот взорвётся, в ушах стреляло, как на воинских учениях, глаза слезились, горло жгло, сопли текли… мозги плавились…

Да ещё от сильного рывка штаны сзади, однако, по шву лопнули… Или… или… не лопнули…

Как узнать? А никак. Не будешь же рукой в жопе… ой, пардон, в попе шарить у всех на виду… Не будешь же кого-либо просить посмотреть там… в… в… в… вот… – в известном заднем месте… если рука не дотянется. А она, чертовка, не дотягивается: со связками что-то случилось при падении. Ломит там… и в плече… и в локте… и в запястье… Спасу нет, как ломит. Хоть волком вой. Хоть на столб лезь, хоть в яму прыгай.

Да-с… дела-с… Да-с… сюжет-с…

На колене сразу видно, что брючина, гадина, лопнула при ударе об острый край бетонной ступеньки. И кровь сразу выступила через края рваные.

Вероятно, кожу на коленке содрал об эту идиотскую ступеньку.
А может, и кость повредил…

Что делать? Зашить надо. А чем? Нечем.

Нитки с иголкой с собой не носим. Не такие мы. Не деревенские. Это у них иголка с ниткой в шапку затолкнута на всякий пожарный случай…

А мы-то… городские, всё-таки… Мы-то не такие…

Ладно. Так ходить будем. Ничего особенного.

Вон! У каждого второго так. То дырка на одёже, то прореха растёгнута, то рвань, то грязь… Разный народец теперь ходит по улицам и ведёт себя по-разному.

А вот с коленом надо что-то делать. Болит! Спасу нет! Ноет и ноет… Ноет и ноет…

В общем, неприятная ситуация… Не для слабонервных.

Да-с… Так-с… Врагу такого не пожелаешь.


Продолжение: http://proza.ru/2022/10/28/1286

Предыдущее: http://proza.ru/2022/10/28/1242

Начало: http://proza.ru/2022/09/02/1023