Три рассказа

ВСЁ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ
 
Мальчишка протянул мне руку и сказал:
– Вставай. Чего ты на земле сидишь? Холодно ведь.
Я мотнула головой, чтобы он не заметил моих слёз. Ни к чему это. Не нужна мне была его жалость. Откуда он вообще взялся, оборвыш?
Я его впервые в жизни видела. Никогда не встречала на вокзале. А я тут больше месяца «работаю». Всех бомжей знаю и нищих. И старых и малых…
Клянчу бабки, мне подают: говорю, что отстала от поезда, мать умерла, отца никогда не было.
– Вставай, застудишься, – сказал он и дотронулся до моего плеча кончиками пальцев.
Не хотела я ему грубить, но как-то само получилось. Привычка.
– Катись, а! – огрызнулась я. – Вали отсюда!
Он зыркнул исподлобья, но не отошёл.
– Ты это… – сказал он через минуту. – Не переживай. Всякое бывает. От всего не упасёшься.
– Чего ты лезешь? – спросила я.
– Да сам не знаю, – ответил он серьёзно.
Я сидела, обхватив руками плечи. Сидела неудобно на ледяной земле, хотела встать, но упрямо продолжала сидеть, словно приклеенная, назло себе, миру и этому приставучему типу, который меня жалел.

Гад Вован! Все деньги отобрал, всю выручку за три дня.
И этот оборвыш со своей жалостью!
Это меня почему-то бесило больше всего.
А с другой стороны… Я посмотрела на пацана. Вот нашёлся в мире единственный человек, кому я не безразлична…
Да и тот оказался неказистым малолеткой с бычком за ухом.
– Никогда такого не было, – сказал мальчишка.
– Чего не было? – спросила я.
Вдруг мне ужасно захотелось поговорить с ним. Не о себе и не о нём даже, а о чём-то другом. Хорошем.
– Никогда так со мной не было, – сказал мальчишка, – и вдруг случилось.
– Да что? – спросила я.
– Ты знаешь, – сказал он, – я увидел тебя, и подумал: «Всё бы ей отдал, всё, что у меня есть!»
– А что у тебя есть?
– Моя жизнь, – ответил он.
И тут я встала.
Он взял меня за руку, и мы отправились бродить по улицам нашего большого несуразного города, обходя развалины и воронки, которых не было ещё три месяца назад.
А вечером я написала вот эти стихи:
 
Как хорошо, что мы вдвоём идём с тобою по Земле!
Как хорошо, что нам с тобой всё нипочём всегда везде!
И, может быть, когда-нибудь, как птицы две, взлетев к звезде,
Промчимся по Вселенной так,
Что все галактики, узнав в нас Силу Счастья и Любви,
В Гармонии найдут покой. И в Лету канут Зло и Мрак.
 
Утром Вадя ждал меня под окнами.
Его зовут Вадя, и в руках у него три красных тюльпана.
 
 
МАНЯ И ВАНЯ
 
Мы с дедушкой сидели перед шалашом у костра и пекли картошку.
Над нами мерцали звёзды и светила луна.
Я попросил:
– Дедуль, расскажи чего-нибудь.
– Чего? – переспросил дедушка.
– А чего хочешь, – я зевнул.
– А ты уснёшь.
– Не усну, – я снова зевнул.
– М-м, – замычал дедушка. – Чего бы такого… Вот расскажу я тебе про Маню и Ваню. Почти как Ромео и Джульетта! Слыхал? Нет повести печальнее на свете…
– …чем повесть о Ромео и Джульетте, – закончил я.
– Молодец, – похвалил дедушка. – Только про Маню и Ваню – быль. Истинный случай.
Дедушка поворошил угли.
– Так вот... Жили-были в нашей деревне Маня и Ваня. Жили себе, не тужили. Вместе бегали в школу, летом купались в речке, зимой катались с горки, книжки разные любили читать… Весёлые были ребятки, смешливые, заводные, краснощёкие. Всё у них ладилось. Да время слишком быстро летело… Словно торопилось что-то проверить. Будто скучно ему – времени – было, хотелось чего-то новенького, остренького!
Дед задумался.
– А дальше? – спросил я.
– Дальше… – протянул дедушка. – Дальше годы пролетели. Ребятки и оглянуться не успели. И выяснилось как-то неожиданно, что подросли они маленько. А точнее – выросли. Стали, так сказать, взрослыми. Маня из голопятой девчонки превратилась в девушку красоты неземной. У всех парней аж дух захватывало, когда она мимо проходила. А Ваня из курносого пацана в этакого парня вымахал! В богатыря! Он, знаешь ли, силы был необыкновенной: мог без труда подкову разогнуть.
– Ну да? – не поверил я.
– Точно! И назад сгибал, словно и не трогал её вовсе… И, понимаешь ли… полюбили они друг друга. Сильно, нежно и беззаветно. Будь я писателем, я б об этой любви книгу сочинил! Ах, если бы ты только знал, какая это была прекрасная любовь! Ведь такая это была любовь, что никто её не посмел бы глупым словом или даже мыслью глупой очернить! И сравнений для неё нет никаких, для любви этой, для Маниной и Ваниной любви. Какие могут быть сравнения? Ну а потом наступила весна, и решили Маня и Ваня сыграть свадьбу, только не успели – призвали парня в армию…
Дедушка снова замолчал.
Я сидел почему-то затаив дыхание и боялся пошевелиться. Что-то в его голосе словно околдовало меня, и расколдовываться совершенно не хотелось.
Наконец дедушка продолжил:
– А тут – война. Не какая-нибудь большая война, а так – маленькая, непонятная какая-то, уж совсем никому не нужная война. Злая войнушка, а боль от неё большая… И отправили на неё Ваню, и пропал он на той войне, словно никогда его и не было вовсе.
– А Маня? – прошептал я.
– Маня… ты не представляешь, взяла девушка котомку, перекинула её через плечо и отправилась по миру искать своего Ваню. И шла она, шла. Шла по полям и лесам, по горам и ущельям, без сна и отдыха, под дождём и градом. И солнце выжгло ей волосы, и ветер иссушил лицо. Но шла Маня, будто остался для неё в этой жизни лишь один  только  смысл – идти по дорогам и бездорожью в ожидании чуда. А молва о ней, исшагавшей не одну тысячу вёрст, неслась впереди синей птицей… Так, истоптав до дыр свою обувку, пришла Маня в одну пустынную местность и присела у дороги на камень, потому что опустилась на землю ночь.
Звёзды не сияли на небосклоне, и Луна не освещала дорогу.
Маня дремала, сидя на камне, как вдруг почувствовала, что рядом кто-то остановился, но не решается потревожить её сон. Она открыла глаза и увидела перед собой горбоносого седовласого старика в бурке и папахе.
Старик кивнул Мане, не говоря ни слова, повернулся и зашагал по горной дороге. Маня встала и пошла следом за этим странным человеком, идущим размеренным и твёрдым шагом.
Сколько шли они так, Маня не помнила. Может быть, час, а может, и всю ночь, только мрак расступился перед путниками, а старик исчез так же внезапно, как и появился, и Маня вдруг услышала голос:
– Вот ты и пришла. Больше тебе никуда не надо идти. Отдохни, моя девочка. Я знаю, как ты устала.
– Кто ты? – спросила Маня. – Я не вижу тебя.
– Я в твоём сердце, и был в нём всегда, – ответил голос. – Разве ты не узнаёшь меня?
– Ваня… – прошептала девушка и упала без чувств.
…Утро живительной росой прикоснулось к её губам.
Маня открыла глаза.
Она лежала под ярким солнцем и синим-пресиним небом на той самой бурке, которую видела на старике. А рядом сидел Ваня в полинявшей гимнастёрке. Он глядел на неё своими лучистыми глазами и улыбался.
– Ты нашла меня, – сказал Ваня. – А они больше не посмели держать меня в неволе. Они знали, что ты ищешь меня. И отпустили.
…Они лежали под вечным небом, которое оберегало их от горя и печали.
И знали, что отныне их ждёт добрая настоящая жизнь.
 
 
МАЛЬЧИК И АНГЕЛ
рассказ из будущего
 
Мальчик разбежался и подпрыгнул.
Он взлетел стремительно, прямо под свод полуразрушенной церкви, резко остановился и повис, слегка покачиваясь, высоко над землёй.
Мальчик был освещён ярким лучом света и снизу казался золотым.
 
Мама не разрешала ему разуваться далеко от дома. Без гравиботинок стало слишком опасно гулять.
Но что поделать, если мальчик был мальчиком, то есть самым обыкновенным озорным непослушным смелым мальчишкой, которому всё нипочём.
 
Учитель объяснил им что-то про сдвинутую с места земную ось, говорил о каком-то микроскопическом отклонении Земли от собственной орбиты, о резком изменении законов притяжения.
Ох как же это было нудно и неинтересно!
 
Гораздо приятнее было скинуть тяжеленные ботинки, оттолкнуться от покрытой росой травы и почувствовать бешеный стук сердца да лёгкий холодок в груди!
И безумную радость!
 
Разве прежде, тогда, ещё до Большого Взрыва, мог он вообразить себя птицей?
Разве мог представить, что стрижом бросится вниз, сорвёт на лету ромашку, вспугнёт лягушонка и снова помчится к синему небу?!
Правда, после Взрыва было очень страшно…
 
Боль воспоминаний и радость полёта переплелись в чудной клубок, от которого до сих пор бывает невыносимо печально.
Мальчик висел под сводом церкви и глядел на то, что некогда было фреской, которая очень давно, наверное, тысячу лет назад, украшала храм.
 
От свода почти ничего не осталось. Да и от фрески тоже.
Только едва различимый, чудом уцелевший ангел парил над миром, широко расправив крылья.
 
Мальчик часто прилетал сюда и представлял, как, взмахнув своими большими белыми крыльями, ангел отрывается от камня и взмывает к солнцу, где много света и добра…
 
Ангела было жаль.
Что, прикованный к стене, видел он всю свою жизнь, кроме другой такой же стены?
 
Стало прохладно, мальчик поёжился, оттолкнулся от замшелого свода и взлетел над развалинами церкви.
Малиновое солнце заходило за горизонт.
Он смотрел на то, что когда-то было городом.
Он нашёл свой уцелевший дом и буйно цветущий яблоневый сад.
Увидел маму.
 
Но тут завыла сирена.
Надо было спешить в бомбоубежище, а так не хотелось покидать ангела!
Где-то далеко, должно быть, на другом конце земного шара, что-то вздрогнуло.
Лёгкий ветерок прошелестел по планете.
Мальчик знал, что это продлится недолго.
Он взглянул туда, где только что стояла мама, она сердито махала ему рукой.
«Ничего не поделаешь, – подумал мальчик и обернулся, чтобы попрощаться с ангелом, – мне пора!»
 
Ангела не было.
Вместо него мальчик увидел прозрачное облачко, которое медленно растворялось в надвигающихся сумерках…
 
Позабыв про гравиботинки, мальчик помчался к маме.
Но можно было не торопиться. Земля успокоилась.
 
Ангел взлетал всё выше и выше.