Мы с Петровичем

*по мотивам анекдотов про Петровича



========== Часть 1 ==========

Петрович — наш друг семьи. Раньше он был только моим другом, но с тех пор, как я женился на Лариске, он общий. Правда, подозреваю, что Лариска не в восторге от него.

— Он научит тебя плохому, — сказала она.

— Да ладно, — беспечно ответил я, — чему меня учить? Я и сам знаю неприличные слова. Я даже порнушку смотрел, — у мужа и жены не должно быть секретов друг от друга.

— Чувствую, он научит тебя плохому, — не унималась Лариска.

— Петровича не тронь. Это святое, — говорю ей.


Петрович часто ночует у нас. Стелю на диване в комнате. Когда не спится, иду к нему и мы до полуночи играем в «Доту». Потом ложусь с ним, чтобы не разбудить Лариску.

Я её люблю и дарю подарки, потому что мама так научила, что женщинам нужно дарить подарки и баловать.

Купил Лариске бусики и показал Петровичу.

— Смотри какие.

Петрович везде, как слон в посудной лавке. Взял их и порвал нечаянно. Бусины раскатились по столу и упали между ним и стеной. Я лёг на стол, чтобы достать. Петрович встал сзади и начал помогать.

— А-ах! — Ларискино громкое аханье заставило обернуться.

Петрович от растерянности прижался ко мне плотнее. Я понял, что мы выглядим двусмысленно.

— Это не то, что ты подумала, дорогая, — предупредил Лариску на всякий случай, а то эти женщины такие подозрительные, любят надумывать пошлости.

Лариска поджала губы и вышла из комнаты.



Мы смотрим футбол. Я лежу на боку на диване. Он узкий, поэтому Петрович ложится за моей спиной и прижимается ко мне, чтобы поместиться. Перед нами на столике блюдце с орешками. Петрович берёт их, положив руку на моё плечо. Нам тепло и удобно. Диван, орешки, друг и футбол. Что ещё нужно для счастья? Ну Лариска тоже, конечно. Правда, на диване ей места нет. Она стоит, поджав губы, а потом садится в кресло. Я радуюсь, мне повезло с женой — она любит футбол. Постоянно смотрит с нами. Меня восхищает её выдержка, Лариска сидит с каменным лицом и не болеет ни за какую команду.

Мы любим с Петровичем лежать на диване и предаваться воспоминаниям.

— Помнишь, как мы кончили одновременно, — нежно улыбается он.

Только хотел ответить: «Конечно, помню, мы же в одном классе учились», как услышал Ларискино изумлённое оханье.

— Это не то, что ты подумала, дорогая, — успокоил жену.

Знаю этих женщин, всякую пошлость постоянно думают про порядочных мужиков.



А недавно мы с Петровичем были в гараже.

— Теперь расслабься и смотри, как я беру его в ротик и нежно отсасываю, — успел сказать Петрович, как мы услышали вскрик, а потом грохот.

Смотрю, Лариска валяется в обмороке. Придётся бензин потом перелить, надо её в чувство привести. Петрович вынул шланг изо рта и принялся помогать.


На днях мы с ним затеяли маленький ремонт в спальне.

— Засунь в дырочку пальчик, — говорит мне Петрович.

Да ну, думаю, у меня же на пальцах нет бит, лучше возьму шуруповёрт. И тут Лариска ахает за спиной.

— Дорогая, это не то, что ты подумала, — твёрдо отвечаю ей на невысказанный вопрос.

Она поджала губы и ушла, сверкнув глазами, а мы продолжили ремонт.

Устали, тяжело дышим. Петрович — добрая душа предлагает:

— Давай теперь я сверху?

Лариска откуда-то взялась, опять вскрикивает за дверью. Я чуть со стремянки не упал.

— Дорогая, это не то, что ты подумала! — кричу ей, — Петрович, держи крепче, стремянка шатается.


А сегодня мне ресница в глаз попала. Колет больно. Прошу Петровича посмотреть. Он берёт меня двумя руками за лицо и поворачивает к свету.

— Почему ты так и не предложил выйти за тебя? — ласково спрашивает он и, высунув кончик языка, оказывается совсем близко-близко.

Едва хотел ответить: «У тебя и без этого много смен, устаёшь ведь», как Лариска ахнула настолько пронзительно, что я вздрогнул. Петрович не отпускает меня, поэтому, скосив глаза в Ларискину сторону, говорю ей:

— Это не то, что ты подумала, дорогая.

— Ну всё! — верещит Лариска, — Мне это надоело! Хватит держать меня за дуру! Выбирай: или он, или я!

Я так растерялся. Впервые в жизни мне предъявили ультиматум. Смотрю на Петровича, ожидаю поддержки. А он:

— Да, выбирай: или я, или она!

Я совсем расстроился. Предлагают одно из двух. Но как выбрать? Лучший друг и лучшая жена.

Тогда я заплакал и ушёл из дома. Прямо в тапках, прямо в снег, и даже без шапки. Сейчас пойду и отморожу уши.

========== Часть 2 ==========

На улице холодно и грязь хлюпает под ногами. Я понял, что погорячился. Лучше бы заплакал и закрылся в ванной. И тут слышу крики позади. Оборачиваюсь, Лариска с Петровичем бегут. У Лариски в руках мои куртка и шапка-гондонка, у Петровича — ботинки. Ну я припустил в парк. Там снега побольше, местами даже сугробики. Петрович догнал и мы упали. Лежим, барахтаемся, как молодожёны в постели. Подбегает Лариска, загнанная вся, как скаковая лошадь, и опять выпучивает глаза возмущённо.

— Это не то, что ты подумала, дорогая! — кричу ей из-под Петровича. — Мы просто застряли в снегу!

Лариска психанула, поджала губы, швырнула прямо в нас куртку с шапкой и потопала назад.

Петрович встал, поднял меня, отряхнул, надел шапку и куртку, и мы пошли в бар отогреваться и футбол смотреть. Отогрелись в зюзю, вернулись вечером и завалились на диван спать прямо в одежде и обуви. Проснулись ночью от жуткого холода. Смотрим, лежим голые, без одеяла, и форточка открыта.

Петрович вскочил, захлопнул форточку, и мы побежали в ванную. Включили горячую воду и стоим под душем. А уже утро. Лариска тут как тут. Смотрит, сузив глаза, сразу понятно — осуждает.

— Дорогая, это не то, что ты подумала. — оправдываюсь и сразу перехожу в наступление. — Говори, зачем форточку открыла и нас раздела? А? Уморить хотела?

— Ах так?! — кричит Лариска, — Значит, я ещё и виновата, что проветрила комнату от перегара?! А раздела, чтобы теплового удара не случилось и чтобы диван не пачкали ботинками! Где это видано, в обуви спать?! Ну всё! С меня хватит! Я к маме!

И уехала к тёще. Я думал, шутит. Нет, собрала все свои шмотки и побрякушки, в том числе и мои подарки, и укатила. Мы с Петровичем осиротели. Сидим, думаем, чего бы поесть. Была бы Лариска, покормила нас. Хорошо, Петрович готовить умеет.

Ей я звоню, спрашиваю, как положено строгому мужу:

— Ну что, надумала возвращаться?

— А он всё ещё у тебя? — отвечает Лариска вопросом на вопрос и сварливым тоном.

— У него имя есть, вообще-то, — говорю я, задетый пренебрежением к Петровичу.

— Ну вот он, с именем, всё ещё у тебя? — упрямо продолжает Лариска.

— Конечно! Где ему быть? Он мой друг. Он наш друг, но ты, Лариска, не умеешь дружить, как мужики дружат, и постоянно придираешься к Петровичу.

— Вот и живи со своим Петровичем! — злится Лариска и бросает трубку.

Стали мы жить с Петровичем. Вроде ничего, справляемся, но всё же Лариски не хватает. В квартире стало грязно. Посуду мыть мы моем, вещи свои стираем, а убираться не любим: ни пол протирать, ни подметать в кухне.

Я раньше думал, что в квартире само по себе чисто бывает, а оказалось, это Лариска убирала. И мои носки с трусами тоже она складывала на полку в шкаф. Теперь они сиротливо ютятся на стуле. А Петровичевы на другом стуле.

Мы с Петровичем ели орешки и смотрели футбол. Скорлупки нападали на пол. Неохота было собирать, и я тихонько задвинул их ногой под диван. Петрович увидел этот лайфхак и стал делать так же.

А когда наступил карантин и нам не нужно было ходить на работу, мы с Петровичем совсем одичали. Выходили только за продуктами и мусор кой-какой выбросить. Без Лариски мы могли пить пиво, сколько захотим. И бутылок накопилось — если сдадим, велосипед можно купить.

На полу кухни под ногами хрустит, очень аппетитно хрустит. Это скорлупки от орешков. Хрусь-хрусь, будто сухие кузнечики или саранча. Люди едят их. Мы с Петровичем тоже могли бы, если оказались бы на необитаемом острове.
Но мы на диване и едим орешки.

— Надо вызвать клининговую службу, — говорит Петрович.

— Точно, надо. Отличная идея, — отвечаю ему. — Давай завтра с утра и вызовем?

— Давай, — Петрович закидывает в рот орешек, «нечаянно» роняет скорлупку на пол и отфутболивает её в угол.

Но с утра нас разбудила Лариска. Я долго не мог понять, почему она во сне нереально агрессивная. Ведь она фантом и не должна так больно дёргать за вихры. Я проснулся, но Лариска не исчезала. Только тогда дошло, что это не сон.

— Петрович, вставай! — заорал я. — Лариска вернулась!

Петрович был не в восторге, но шепнул:

— Хотя бы уборку сделает.

Лариска побила нас: меня тряпкой, а Петровича — щёткой. Мы боялись её и тихонько, боком убежали из квартиры. Пойдём переждём бурю в баре. Вернёмся вечером, когда в квартире станет чисто, а Лариска успокоится.

В баре тихо и полутемно, самое оно для наших потревоженных нервов. Петрович за бокалом благородного пива пожаловался, что у него импотенция начинается. Я испереживался за друга. От этой напасти хорошо помогает бледнокочанная калифорнийская капуста. Но есть проблема — её не достать.

Бледнокочанная калифорнийская капуста — эндемик, растёт только на территории резервации индейцев племени коняхо. Они бледнокожих не любят и капустой не делятся. Будем с Петровичем думать, что делать и как помочь ему.