Судьба ленинградских немцев

В начале войны герою нашего сегодняшнего рассказа было всего шесть лет. С великой печалью он рассказывает о том, что произошло с ним и его семьей в военные и послевоенные годы. Его военные воспоминания несут на себе налет, присущий детству – они фрагментарные, иногда яркие, чаще размытые. Слушая его рассказ, словно оказываешься там, в тех годах, в той обстановке. Знакомьтесь: петербуржец Сергей Федорович Ивандиков.

Истоки

Сергей Федорович родился в Ленинграде в феврале 1935 года. Его родословная – от петербургских немцев, которые приехали сюда 300 лет тому назад. Основная волна эмиграции немцев в Россию пришлась на XVIII век, они ехали по приглашению Екатерины II (манифест от 4 декабря 1762 года). За три века одни уехали назад, не сумев ужиться в двух культурах, а другие остались в России навсегда. Вспомните датчанина Владимира Даля, знаменитого составителя Толкового словаря, который не раз говорил: «Я думаю по-русски, а значит, я русский». Предки Сергея Федоровича – и пра-, и прапрадеды, и дедушка с бабушкой – верой и правдой служили России. Отец героя нашего рассказа – уже белорус, мама взяла его фамилию – так наш рассказчик стал Ивандиковым.

Со слезами на глазах

Сначала родители маленького Сережи жили в Ленинграде, а к началу Великой Отечественной войны перебрались в поселок им. Свердлова (Всеволожский район). Рядом Нева и кирпичный завод, поля с кое-где забытыми замерзшими корнеплодами. Блокада не так больно ударила по этой семье, как по другим родственникам, оставшимся в Ленинграде. Но мальчик помнил тот свирепый блокадный голод всю свою долгую жизнь. Отец, политрук, преподававший бойцам приемы рукопашного и штыкового боя, подолгу отсутствовал, потому что ненасытная война требовала все новых и новых бойцов. Мама работала поваром, а шестилетний Сережа вместе с младшим братом нередко были предоставлены самим себе. А вот и первый трагичный эпизод из 1940-го года. Финская война шла к концу:
– У меня была знакомая подружка, которая ухаживала за мной – девочка была на два года старше. Мы у Невы… Видим – у берега плывет яркая игрушка, которая так и манит к себе яркими красками. А много ли ребенку нужно? Девочка вошла в воду и едва протянула руку – взрыв!!! Для меня это была огромная трагедия… Слезы, истерика, а маленького человека уже не вернешь…

Кажется, никаких комментариев не нужно. Смерть в войну – обычное дело. И все же дополним печальные слова моего визави. Пару лет назад наше агентство РИА Новости опубликовало архивные документы и выводы, которые ранее были засекречены спецслужбами. В рассекреченных документах рассказывается о том, как финские военные уничтожали мирное население. Россия обвиняла Финляндию в геноциде мирного населения восточной Карелии во время войны. Однако финские историки считают полностью недостоверными новые российские разоблачения, согласно которым финская армия сбрасывала на мирное советское население игрушки, начинённые взрывчaткoй. А как же этот рассказ 87-летнего мужчины? Ему тоже не верить?! Вот он сидит передо мной!.. Как нам читать очередную западную ложь? И сколько нам еще предстоит выслушивать поток очередных «хайли лайкли»?

Только бы не сойти с ума

Боевые действия в 1941 году привели к сокращению площади пахотных земель в районе. В результате на 1 апреля 1942 года 1616 гектаров отошли под оборонительные сооружения и специальные участки.
Самыми голодными и трудными были конец 1941 года и зима-весна 42-го. В течение этого периода из Ленинграда сюда по Дороге жизни шел непрерывный поток беженцев. Среди них было много детей, больных дистрофией. Для улучшения их здоровья в марте 1942 года в районе был образован стационар для лечения дистрофических больных. В 1942 году, когда люди остро нуждались в витаминах, Всеволожский райисполком принял решение организовать производство хвойного витаминного концентрата.

Военное время добавило в учебный процесс новую дисциплину – военную подготовку для учеников старших классов. В свободное от учебы время дети трудились на колхозных полях наравне со взрослыми, помогали убирать урожай. А шестилетний мальчик смотрел на войну через свой калейдоскоп, и картинки складывались страшные… Такое невозможно забыть:
– Я видел, как сбрасывали бомбы, я слышал их леденящий душу визг, на себе прочувствовал действие звука летящей бомбы на психологию и видел, как шла рота… Взрослые мужчины падали от этого визга, и у меня начиналась паника… Некоторые солдаты сходили с ума. А еще я видел воздушный бой. Несколько вражеских самолетов и один наш. Подбили его, он загорелся, упал и взорвался. Потом, когда подходить было уже не опасно, мы узнали, что в самолете был 19-летний москвич, молодой паренек… Когда я видел смерть, мое сердце бешено стучало, были страх и жалость к погибшим людям.
А мы с друзьями очень хотели попасть на войну, бегали по местам сражений, искали оружие. Мальчишки!.. Я везде собирал патроны и, конечно, приносил домой, где складывал их в чемоданчик. Однажды мама увидела мой внушительный арсенал и, тревожась за нашу с братом безопасность, швырнула патроны в огонь буржуйки – от взрыва вылетела дверь. Впрочем, меня это не остановило, никакие ее уговоры на меня не действовали: я продолжал приносить патроны домой. И всё же мама нашла мотив, который заставил меня отдать ей драгоценные запасы: «Наши бойцы не могут победить врага, потому что у них не хватает оружия, кончились боевые патроны, а ты сидишь тут и не хочешь помочь им». Я вскочил и принес свою тяжелую ношу: «Вот, мама, неси бойцам!».

Ушли от блокады, но не от проблем

В это голодное время семья Ивандиковых выжила. Впрочем, это, по народным приметам, только присказка, а сказка впереди. Суровая сказка. Блокада хорошо изучена историками, но мало известно о судьбах давно обрусевших ленинградских немцев, на долю которых, помимо мук блокады, пришлись депортации и репрессии.
С самого первого дня войны ленинградские немцы оказались «на прицеле» у НКВД. 21 августа 1941 года был издан приказ «О выселении из Ленинграда и области социально опасных лиц», к которым наряду с другими были причислены этнические немцы и финны.

В марте 42-го Ивандиковых депортировали. Вывозили на полуторках по Дороге жизни, где от вражеских ударов лед не выдерживал, и машины с людьми проваливались в коварную ладожскую воду. Очень много людей погибло тогда. Семье нашего героя повезло: они доехали до Большой земли, а оттуда, не задерживаясь, еще дальше. В конце весны Ивандиковы прибыли в Якутию, в село Турукта, а это глушь: до областного центра Якутска почти 1000 км. А ведь отец не был этническим немцем! Тоталитарная машина не пощадила даже белоруса-политрука. Он недолго работал в Леспромхозе – в 43-м его не стало, а было ему всего-то 48 лет… В общем, сгубили молодого мужчину – не войной, так репрессиями… Спустя годы, в 1958-м его семья получила справку о реабилитации, которую отец так и не увидел.

В Якутии в первый год все депортированные тоже голодали, ели картофельные очистки и даже рыбьи внутренности. А весной посадили картошку, морковь, капусту… Жить стало легче. После смерти отца мать с сыновьями перебралась в село Нюя. Там Сережа пошел в школу, а 10-й класс окончил уже в селе Мухтуя (ныне город Ленск). А потом была учеба в Пеледуйском арктическом училище, завод им. Ленинского комсомола в Комсомольске-на-Амуре. Ленск, Комсомольск-на-Амуре, Владивосток, Благовещенск… Практика на судах…

Мирное небо и любимая жена

И вот долгожданный Ленинград. И мать, и сыновья вернулись на родину. Учеба в нашей знаменитой «Корабелке», и наконец Сергей состоялся в профессии «техник-механик, инженер-судомеханик». Вскоре женитьба и… совсем другая жизнь. НИИдизель, ВНИИтрансмаш. Жилищные проблемы, как у всех – общежитие, комната и, наконец, квартира в Сосновой поляне… Семейные радости – рождение дочерей, внуков... Семья, где мир и лад, где общие радости и общие беды, где один за всех и все за одного. А как иначе? Эти супруги всю жизнь вместе.

У его жены, Надежды Александровны, тоже непростая судьба – родилась она в военном 41-м. Все военное время ее семья прожила в местечке Красный Шлюз (шлюзовое хозяйство, обслуживающее Петровский канал). Там был военный госпиталь, и маленькую Надю воспитывали в основном раненые пациенты этого заведения. Оттуда они переехали в Новую Ладогу в 1946 году:
– Там мы жили на сеновале, в съемном уголочке, потом нас вселили в комнату 10-12 квадратных метров, где жили трое – брат с двумя сестрами. В тесноте – не в обиде, но холода… Потом сестер определили в детский дом, брат уехал, а мы остались в этой комнате без печного отопления: дом был наполовину разрушен. Мерзли мы всю зиму, согреваясь лишь тем, что мама приносила из школы несколько раз в день по ведру горячей воды – вот и весь наш обогрев. Весной нам поставили печку.
Город был разрушен, и развелось очень много крыс. В 1947 году пришло извещение о смерти отца, нам дали пенсию, и стало полегче. Была серьезная проблема поиска рабочих мест: где работать, если все разрушено?! Все мамины родственники, кто оставался в Ленинграде, умерли.

Потом дали однокомнатную квартиру в Новой Ладоге. Надежда Александровна вспоминает два случая, когда они с матерью едва не погибли:
– 1942 год. Я была совсем кроха, и мама, идя куда-нибудь, всегда привязывала меня к себе на спину. Однажды она шла из Красного Шлюза в Новую Ладогу, а путь неблизкий – 14 км. Там ей нужно было сдать отчет, получить зарплату и карточки. Она прошла уже 7 км, когда услышала звук вражеского самолета. Подумала: «Опять Ладогу бомбили» и пошла дальше. Самолет стал пикировать, мама кубарем скатилась под откос к воде, а летчик уже вовсю жал на гашетку… она подняла голову, только когда перестали падать на нее срезанные снарядами ветки. Вдруг спохватилась: а ребенка-то придавила, наверное… Отвязала, посмотрела – живая!.. Снова привязала и продолжила этот тяжелый путь. Мама тогда подумала: то ли немец случайно не попал, то ли пожалел нас.

Второй случай произошел в 1943 году:
– Однажды мама припозднилась на работе в школе и заночевала у подруги на улице Урицкого. В то время было много волков, ночью по безлюдной дороге страшно идти. Утром перед уходом сели пить чай. Вдруг воздушная тревога, мама схватила меня в охапку. Только успели выскочить, как во двор, с противоположной стороны дома, залетела бомба и… не взорвалась. От взрывной волны нас разбросало в разные стороны. Мама не пострадала, а я была вся в крови. В больнице наложили швы, и мы пошли домой. А уже после войны, в 1961 году открываю как-то «Ленинградскую правду» и читаю заметку: «В Новой Ладоге на улице Урицкого в доме предстоит капитальный ремонт. Местные жители вспомнили, что здесь лежит неразорвавшаяся бомба. Ее откопали, и оказалось, что ее вес составляет 1000 килограммов». Страшно представить, сколько жизней мог унести такой взрыв! Людей на время проведения работ по эвакуации бомбы выселили на соседние улицы, и все закончилось благополучно. В Старой Ладоге было много мест, где огораживали воронки с неразорвавшимися бомбами и постепенно их уничтожали.
Так наш разговор перешел к немцам-антифашистам. Многие из идейных соображений сознательно делали брак в такой продукции. Возможно, эта бомба была посланием от антифашистов.
В мирное время Надежда Александровна окончила педагогический институт им. Герцена, аспирантуру, а диссертацию защищать не стала, решив, что семья важнее.

Вместе 55 лет

Сергей Федорович и Надежда Александровна вместе 55 лет. Свой юбилей они отметили 24 сентября.
55 вместе прожитых лет – это редкая цифра, изумрудная! И эта супружеская пара, как волшебники изумрудного города, несмотря ни на что, сами из года в год делали свою сказку… Счастья вам, дорогие супруги и долгих лет!
На мой вопрос о том, какие плюсы есть у пенсии и много ли их, Сергей Федорович засмеялся и ответил: «Очень много – болезни!». А чтобы их было поменьше, пусть каждый читатель мысленно скажет: «Здоровья вам, изумрудные юбиляры!», и тогда здоровье к ним обязательно вернется. Не верите? Но болезней точно будет меньше!

***
Дописан рассказ, но он не отпускает меня. Семья Ивандиковых попала из огня да в полымя… Семья… А на самом деле целый народ. Как сложилась судьба многих депортированных ленинградских немцев? В 1945 году часть немцев оказались на территории, занятой советскими войсками. Людей освобождали из лагерей и Красная армия, и армии западных союзников. «В зависимости от того, в чьей зоне оккупации они находились, во многом складывалась их дальнейшая судьба. В «западной» зоне оккупации у них было больше шансов остаться в Европе», – пишет историк Ирина Черказьянова в своей книге «Ленинградские немцы. Судьба военных поколений 1941–1945». И всё же подавляющее большинство оказавшихся за пределами СССР советских немцев в течение 1945–1948 годов репатриировались обратно в Советский Союз. Все вернувшиеся проходили проверку в фильтрационных лагерях НКВД. «Дальнейшая история депортированных и репатриированных российских немцев сливается в одно русло, – делает вывод автор, – это нахождение на спецпоселении до начала 1956 года, запрет на возвращение в родные места». То есть у целого народа была глубочайшая психологическая травма на несколько десятилетий.
Не так давно все мы видели ролик «Газпром – национальное достояние России». А ведь достояние страны – не эта компания и никакая другая, а народы, которые проживают на ее территории. Народы России – вот уникальный бренд, и он нуждается в поддержке государства. И радует тот факт, что наша федеральная антимонопольная служба добилась того, чтобы «Газпром» убрал эту формулировку из рекламы, которую использовал в ролике более 10 лет.