Отрывок письма. На полях Первой Мировой

Вчера я услышал от капрал Дюбуа замечательную фразу,она мне так понравилась,что я напишу её тебе, моя дорогая Люси."Генералы умирают в своих постелях. " К солдатам это не относится.Невесёлая правда войны.Да и что веселиться,странно было бы смеяться после Вердена,это оскорбило бы светлую память всех наших погибших товарищей.Люси,с самого детства ты была моим светлым ангелом и душевным другом,а в юности часто помогала мудрыми не по возрасту советами.Мама...мама слишком легка и феерична,что бы говорить с нею серьезно.Она бы не поняла...а папа,ну отца интересует только наше финансовое благополучие и реноме семьи.Пытаться поговорить с ним ,это нарваться на длинную историю как из сына прачки он приложив массу сил и терпения стал преуспевающим торговцем углем .А эту историю я знаю наизусть.
Помню,когда ты заболела корью и мама ухаживала за тобой, отец взял меня с собою в поездку по филиалам и я на две недели остался с ним один на один. И в купе поезда и в гостинице и за обедом и за завтраком и за ужином он говорил, говорил и говорил. Одно и то же, одно и то же. Повторял и повторял одну и ту же историю. Как будто пытался убедить самого себя. Про голод в детстве и рваные башмаки, про насмешки в школе,про богатого торговца углем, который увидел в нём искру божию. Это его выражение. Про то, как из разносчика угля, выходившего по утрам на улицу с тяжелым мешком, в надежде,что у какой-то кухарки вдруг закончился уголь, он стал управляющим а потом и хозяином фирмы с тремя филиалами. Про то, что только трудолюбие ,абсолютная честность и умение угадывать желания хозяина помогли его небывалому успеху...Я люблю отца и уважаю его,но к концу первой недели я уже не мог слушать про уголь, а к концу второй не выносил его голос. Теперь я начинаю его понимать. Возможно,когда я вернусь( если я вернусь),я буду так же надоедать всем разговорами о войне.То ,что представляется важным, невозможно объяснить за один раз и до конца. Ведь то,что меняет нас,нашу сущность и меняет навсегда, для других в лучшем случае представляется забавной историей, развлечением во время обеда . И то, если хорошо рассказать. Другому человеку трудно понять, что нас заставляет говорить одно и тоже. Мне ,как герою" Моби Дика " Измаилу хочется кричать:" Слушайте,слушайте,проснитесь и слушайте,потому что больше вам об этом не расскажет никто."
Ангел мой Люси, у меня есть и радостная весть. Я излечился от" своего маленького безумия",как ты называла мою любовь к Мадлен. Как-то я поймал себя на мысли,что уже три дня не вспоминаю о ней.А ведь раньше я часа не мог прожить без мыслей о её длинных белых волосах,статной фигуре и великолепном лице. А теперь я вижу что ты была права, она не королева,а всего лишь горничная с грубыми руками и тяжелой походкой...Мои чувства не были настоящими .Это было просто какое-то очарование.Но мне всё равно стыдно,что я такой ветреный и неблагодарный тип. Временами я презираю себя,что так легко разочаровался и предал свою первую женщину.Проследи за её судьбой, мой ангел. Мама к ней не очень расположена. Как раз тогда,когда я освободился от этой страсти к Мадлен и моя любовь высохла, как маленькая дождевая лужица в солнечный день,оставив на дне лишь мутный осадок,как раз тогда и произошел случай о котором я тебе хочу рассказать.
Четвертый день мы сидели по пояс в грязи среди трупов наших товарищей( прости,что пишу такие вещи,но я знаю твое здравомыслие и твердый характер  ) отрезанные от своих, без всякой помощи . Артиллерия бошей простреливала единственную тропинку в этой непролазной грязи, что вела к нашим окопам. Да и какие здесь окопы, мы прорыли узкие ходы между воронками от снарядов и они постоянно заполнялись жидкой грязью.
Где-то за нами стояли канадцы и они несколько раз пытались к нам пробраться а потом бросили свои попытки. Непролазное море грязи было и впереди,где в таких же ямах сидели германцы и сзади,где на сухом пригорке обвиняющим небо перстом торчала колокольня и несколько хижин.
С этой колокольни мы сняли труп священника ,его повесили вниз головой привязав к языку колокола, а всех остальных забили прикладами,как бьют коров на бойне молотом по голове,перед тем как зарезать. Я не знаю,чем объяснить такую жестокость. Самое страшное на войне это потерять веру в человека. В его доброту и разумность. Поверить, что человек просто грязный, жестокий, жрущий и совокупляющийся зверь. Зверь, с которого в один момент слетели все прекрасные покровы цивилизованности. Не хочется думать,что все достижения человечества, все его высокие устремления и мечты, все жертвы и моральные подвиги,все милосердие и благотворительность были выброшены на помойку ,как только возникла угроза его жизни и желанию набить желудок.
Германцы вытачивают глубокие зазубрины в штыках и такой штык вытаскивает наружу кишки и обрывки легких и люди умирают страшно. А наши,если ловят боша с таким штыком вырывают ему глаза и набивают в глазницы горящие угли.
Я допишу письмо позже,Люси.У нас опять что то начинается...

Больше всего мы страдали от отсутствия воды. У германцев был ручей. Два раза ночью наши делали вылазку туда, к ручью, к их окопам. Никто не вернулся . И мы пытались пробраться в тыл, германцы отсекали нас артиллерией. Шрапнель они не жалели, мы уже привыкли к разрывам, привыкли ползать в грязи по трупам и облизывать высохшие и потрескавшиеся от жажды губы, но раненым было еще тяжелее.
На пятый день, во второй половине мы увидели боша который полз к нами позициям. Мы его обстреляли и он затаился.Ночью мы еще постреливали в его сторону. Утром он был намного ближе, за ночь преодолев почти половину расстояния. Полз он тяжело и медленно, что - то волоча за собою. Мы опять постреляли по нему и он затих.
Пить хотелось невыносимо. Раненые бредили водой. Мы пытались процеживать жидкую грязь через тряпки,но они становились осклизлыми от глины и не пропускали воду.У нас уже не было сил ни атаковать, ни отходить под обстрелом.
На рассвете над оплывшей стеной одной из наших ям показалась голова германца. Он что то крикнул и размахнулся пытаясь что то закинуть в наш окоп. Капрал Дюбуа выстрелил скорее от неожиданности . Мы затащили раненого боша к себе. Он был совсем молодым и это было видно,хоть выстрел и разворотил ему щеку так что виднелись осколки зубов и заляпал все лицо сгустками крови .Скоро он умер. Он был обвязан веревкой к которой были привязаны фляги с водой.
Капрал Дюбуа сказал что вода отравлена. Но Фурнье его оттолкнул и первым выпил несколько глотков. Чуть погодя мы напоили раненных и напились сами.Силы вернулись к нам. Мы прождали почти всю ночь и под утро отошли в густом тумане к колокольне. Когда мы лежали там глубоко дыша на холодном полу. Капрал Дюбуа сказал,так что услышали все - " А я не понимаю,зачем он тащил нам воду! "
-"Наверно потому,что мы хотели пить." - тихо ответил Фурнье.