Алькина война 17. пулковский рубеж

               
               
      Совершенно необъяснимо, как Григорию удавалось все время оказываться там, где жизнь на какое-то время останавливала свое движение и навсегда превращало это время и место в историю. Возможно это происходило, потому что он сам не прятался от того, куда его посылала жизнь, возможно потому, что люди, посылавшие его, знали, что туда, куда его посылают, нужны именно такие люди, как он. А людей в этой войне часто посылали туда, где надо было закрыть очередную брешь, если не снарядами, то хотя бы людьми.
      В ноябре семнадцатого года здесь, на Пулковских высотах, красногвардейцы Петрограда остановили войска генерала Краснова, шедшего на подавление  Октябрьского восстания. В октябре девятнадцатого года уже вновь образованная Красная армия разбила здесь белогвардейские войска генерала Юденича. В августе сорок первого (снова осенью), после падения Лужского рубежа обороны, задержавшего немцев на пару недель, последним естественным препятствием перед Ленинградом с юга могли стать только Пулковские высоты. 
Строго говоря, эти три небольших холма в пятнадцати километрах от центра города с точки зрения рельефа местности нельзя было назвать ни каким-то рубежом, ни препятствием, ни даже высотами. Если двигаться от Гатчины по Киевскому шоссе к Ленинграду, после развязки с Волхонским шоссе пологая равнина незаметно приподнимается  на несколько метров с юга на север в сторону Пулково и не является препятствием даже для пешехода, не говоря уже о механизированной армаде группы армий «Север», которая рвалась к  Ленинграду. Центральный холм рядом с деревней Пулково с расположенной на нем астрономической обсерваторией поднимается над уровнем моря всего лишь на 75 метров (вместе с обсерваторией), но подъем от равнины с юга составляет всего лишь около десяти  метров. Чуть меньшая высота, Глиняная горка, в четырех-пяти километрах на северо-запад от центрального холма имеет высоту над уровнем моря 66,5 метров – сейчас на ней стоят радиолокаторы аэропорта Пулково. И еще меньшая - около 40 метров - на востоке, рядом с главным холмом практически не имеет никакого подъема по отношению к местности с южной стороны холмов. (Для сравнения: высота Исаакиевского собора от уровня земли составляет 101 метр, а шпиль собора Петропавловской крепости поднимается на 122 метра, то есть гораздо выше Пулковской обсерватории.)
Но семьдесят, шестьдесят и даже сорок метров – это очень удобный плацдарм для артиллерии, когда лежащий в низине, почти на уровне моря город можно расстреливать не по расчетным координатам и приборам наведения, а прямой наводкой, отслеживая каждое попадание снаряда по фонтану взрыва и корректируя каждый выстрел. На это и рассчитывало немецкое командование.
 Отсюда Ленинград виден, как на блюде, прямо по Пулковскому шоссе, идущему стрелой вдоль Пулковского меридиан от центрального купола обсерватории до знаменитого Адмиралтейства на берегу Невы.  В ясную погоду невооруженным глазом можно было свободно наблюдать корабли в Финском заливе на западе, чуть правее - портовые краны судостроительных заводов в дельте Невы, дымящие трубы Кировского завода, продолжавшего трудиться на оборону, еще чуть правее - шпиль Петропавловской крепости, купол Исаакиевского собора и еще дальше за ними - даже заводские трубы на дальней Выборгской стороне. А между этими трубами, растягиваясь от залива слева направо вдоль Невы и ее изгибов, лежал великолепный город, сокровище России, давший России и всему человечеству за 250 лет своего существования такой пласт исторической культуры и гуманизма, сколько не давали многие города Европы за целые тысячелетия, - прекрасный город, названный поэтами Северной Венецией и Северной Пальмирой, с его неповторимыми набережными, дворцами, мостами, парками, научными организациями, улицами, жилыми кварталами и людьми: три миллиона человек, считая жителей города и бежавших сюда от оккупации жителей окрестных городов и селений. Снарядов у группы «Север», рвавшейся в Ленинград, было вполне достаточно: уже вся покоренная Европа работала на германский Вермахт.

  Спешно построенная силами гражданского населения, линяя обороны Ленинграда на южном направлении растянулась почти на сорок километров от Стрельны на Финском заливе через Горелово, три Пулковских холма и город  Пушкин, вплоть до Колпино на Московском шоссе. Шестьдесят километров противотанковых рвов, около 500 огневых точек, должны были создать заслон германским войскам, но продвижение немцев к городу было так стремительно, а отступление 42-ой армии так хаотично, что к моменту подхода немцев к Пулковским высотам, эти укрепления еще не были заняты регулярными войсками.
И все же были две точки обороны, почти секретные, созданные Балтийским флотом на подступах к Ленинграду еще до угрозы его окружения: на  Дудургофских высотах перед Красным селом (гора Киргоф и Волчья гора) и - на Пулковских холмах (перед обсерваторией и на Глиняной горке перед деревеньками Пески  и Нижнее Койрово). Это были  стационарные батареи крупнокалиберных (130 мм) корабельных орудий Б-13, снятых с кораблей Балтийского флота (батарея «Аврора», снята с легендарного крейсера и поставленная на Дудергофских высотах – девять  орудий), и батарея «Большевик» - десять таких же орудий, изготовленных на заводе «Большевик» (шесть перед главным холмом вокруг Пулковской обсерватории и четыре - на Глиняной горке).  Оборудованные защитными укреплениями со вспомогательными службами, складами боеприпасов, связью, продовольствием, медсанбатами, обслуживаемые моряками-балтийцами, - только они могли оказать сопротивление надвигающемуся потоку немецких войск.
Что происходило дальше стало известно в подробностях только спустя много лет, когда в архивах были открыты документы штабов и немецкого командования за период осени сорок первого года.

9-го сентября немецкие войска, прорвали фронт у Сквориц и Русско-Высоцкого (около тридцати километров от города). 11-го сентября танковым броском они уже захватили Красное село и батарею «А» на Дудерговских высотах), обойдя ее с тыла из-за непростительной ошибки наших частей, не разрушивших техническую перемычку противотанкового рва вокруг Красного села. Уничтожив батарею со многими ее защитниками и заодно - окрестные села с их жителями, продолжая движение на плечах наших беженцев и отступающих частей, вечером 11-го сентября немцы вышли к Пулковской гряде в районе Глиняной горки. До центра города, до знаменитого шпиля Адмиралтейства оставалось чуть более пятнадцати километров.

…Ударная моторизированная группировка на бронемашинах и мотоциклах, укрепленная пятнадцатью танками и пехотой, неторопливо двигалась по отлогому подъему в сторону высот, не встречая сопротивления, когда посыльной зенитчиков из частей противовоздушной обороны прибежал в расположение батареи на Глиняной горке и сообщил морякам, что на них от Волхонского шоссе двигаются немецкие танки.
Телефонная связь с командным пунктом батареи в Пулково была порвана, никаких указаний сверху батарея получать не могла, и командир крайнего орудия номер №3 двадцатишестилетний лейтенант Шлёма Дельник, выпускник Высшего училища им. Нахимова в Севастополе, увидев почти в двух километрах от себя немецкие танки, как и было предписано инструкцией по действию батареи в сложной ситуации, принял командование на себя и приказал развернуть все четыре орудия Б-13 в сторону противника.
Первый же залп тридцатикилограммовых снарядов, предназначенных для пробивания бронированных крейсеров на дальности до двадцати километров, смешал колонну немцев, разбросав передовые бронемашины по полю, но немецкие танки и минометы с флангов моментально открыли шквальный огонь по орудиям на высоте. И под этим огнем моряки четырех орудий за несколько минут выпустили по группировке противника по 25 снарядов, практически сметя ее со склона. Только три уцелевших танка сумели уползти назад в сгущавшихся сумерках, но и на батарее были убиты и ранены почти половина расчетов орудий, а у орудия №3 Дельника разорвало ствол от детонации заряда в канале ствола.
    Но это было вечером 11 сентября, а уже в ночь на 12-е, немцы, осознав свою ошибку, вызвали авиацию, и ранним утром эскадрилья «Люфтваффе» засыпала Пулковские высоты бомбами, после чего артиллерия открыла по ним шквальный минометный огонь.
Здания обсерватории были разрушены почти сразу же, четыре орудия из шести перед обсерваторией были повреждены, два орудия на высоте 40 остались целы, но связь с командованием Балтийского флота прекратилась, и командование батареи «Б», расположенное в обсерватории, опасаясь окружения, отдало приказ личному составу всех оставшихся орудий расстрелять боезапас в сторону противника, вывести оставшиеся орудия из строя и покинуть расположение батарей. (Чуть позже этот приказ был подвергнут детальной критике Комиссией Балтфлота, а двое командиров орудий, покинувших своё расположение еще до получения приказа, были расстреляны по решению Военного трибунала, о чем был оповещен весь Балтийский флот.)
Но приказ об оставлении позиций, отданный командованием батареи «Б» в Пулково, так и не дошел до Глиняной горки из-за ранее оборванной связи, и три оставшихся орудия лейтенанта Дельника, несмотря на бомбардировку и контузию командира вовсе не собирались отступать. В то же самое время немецкое командование, оценив с воздуха слабость нашей обороны на высотах, спланировало массированный штурм рубежа в обход высот, - слева от Глиняной горки силами 36-ой моторизированной дивизии, придав ей танки, и справа от обсерватории по Гатчинскому шоссе силами 1-ой танковой дивизии, придав ей полицейскую дивизию «СС», и подтянув туда тяжелые минометы и полевые мортиры.
Всего этого еще не знали ни командование обороной города, ни лейтенант Дельник, так и не получивший приказа об отступлении, ни командование только что сформированной 5-ой дивизии народного ополчения, куда входил артиллерийский дивизион старшего политрука
Голуба, когда 12-го сентября полки 5-ой дивизии получили первый боевой приказ: выступить из района Автово рядом с Кировским заводом и к девяти часам вечера занять оборону на пятнадцатикилометровом участке от Горелова до Пулкова с единственной задачей: закрепиться на рубеже обороны и стоять «до последнего…».
Приказ по дивизии был подписан в  15 часов 40 минут, а уже в 17:00 противник пошел на штурм Пулковского рубежа всеми силами.

Вечер и ночь были страшными. Полки 5-ой дивизии выдвигались поочередно, попадали под обстрел прямо на марше и вступали в бой незащищенными даже своей артиллерией. Немецкие моторизированные части, ломая порядки наших войск, били по колоннам и технике минометами и артиллерией. Два дивизиона артиллерии 5-ой дивизии, ломая дислокацию, разворачивали орудия и били по наступавшим немецким танкам прямой наводкой по вспышкам выстрелов, а штурмовые отряды немцев обстреливали минометами неукрепленные батареи по вспышкам их выстрелов, уничтожая технику и людей.   
В ночь и на следующий день немцы захватили Горелово и Верхнее Койрово, почти достигли вершины Глиняной горки, так что морякам пришлось спуститься с капониров в окопы и обороняться в рукопашную, а врач батареи Ираида Алексеева переливала кровь умирающему моряку прямо от себя, благо группа крови совпадало. И неизвестно что бы стало с батареей лейтенанта Дельника и 5-ой дивизией ленинградских добровольцев, если бы ни десять мощных танков КВ, собранных на Кировском заводе еще при Григории Голубе и брошенных в прорыв на Гатчинском шоссе у Пулкова, и два дивизиона 5-ой дивизии - (восемь стволов 122-ух миллиметровых гаубиц и шестнадцать стволов 76-и миллиметровых пушек), продолжавшие бить от Старо-Паново по рвущимся на Ленинград колоннам Вермахта.
 Только утром 14 сентября, когда на Глиняной горке осталось всего лишь одно целое орудие и три человека расчета, а дивизионы гаубиц 5-ой дивизии, потерявшие чуть ли ни четверть состава, все же сумели закрепиться на временных рубежах и отражали атаки германской бронетехники, стало понятно, что лобовой штурм Пулковких высот не удался. Но с этого момента еще десять дней немцы не оставляли попыток прорвать оборону, то в районе Старо-Паново, то в Пулкова, то на Глиняной горке.
В течение десяти дней то занимались, то освобождались приграничные деревни, превращенные в пожарища и руины. Немцами были взяты Стрельна, Урицк и Пушкин, солдаты вгрызались в землю, отстаивая каждый метр земли и стараясь удержать любое укрытие будь то деревенский погреб или придорожная канава. Теперь, каждый день по холмам и нашим артиллерийским точкам била немецкая артиллерией с Вороньей горы на захваченных Дудергофских высотах, так что бревна блиндажей и тела людей взлетали в воздух. Весь плацдарм вокруг Пулковских высот был изрыт окопами и воронками, превратившими окружающие поля в решето и непроходимые овраги. Каждую ночь увозили раненых в Ленинград и принимали пополнение, каждую ночь на обратной стороне холма, обращенной к городу, хоронили то, что оставалось от погибших после артобстрелов и атак; увозили с холма только раненых, живые и мертвые оставались здесь.
        Бывали моменты, когда немцы врывались в окопы нашей пехоты, подходили к окопам батарей на десятки метров и пьяными голосами орали «рус, сдавайся». И здесь вступали в бой наши минометы, пулеметы, гранаты, - все, из чего можно было стрелять. Но Пулковский рубеж стоял.


С 22 по 23 сентября наземная группировка армий «Север» снова предприняла попытку прорвать Пулковский рубеж усиленным танковым ударом и ворваться в лежащий внизу Ленинград. Но наша артиллерия и корабли Балтийского флота своей тяжелой артиллерией уже держали основные направления немецких прорывов под обстрелом, и немцы не выдержали этого огня и перешли к обороне. Так мечты командующего группой армии «Север» генерала фон Лееба о славе полководца, сумевшего взять Ленинград штурмом, провалились навсегда. Один лишь 490-ый полк Вермахт потерял за две недели боев около тысячи четырехсот человек и сотни единиц техники; немецкое командование, еще не привыкшее нести такие потери, поняло, что брать Пулковские высоты и входить в город, где их ждет еще большее сопротивление, - смертельно, и вернулось к основному плану ставки Гитлера - уничтожение города блокадой, артобстрелами и голодом. Потери наших войск на высотах за эти две недели не сумели подсчитать до сих пор и вряд ли сумеют подсчитать когда-нибудь из-за отсутствия точных данных.

       … У артиллеристов - особая война. В первую очередь это –  артиллерийские дуэли, стрельба по координатам на дальние расстояния по батареям и скоплениям противника, и отражение атак бронетехники и пехоты в местах прорывов, в том числе  и на собственные позиции. Поэтому эти дни сентября слились для Григория и его товарищей в одну непрерывную неделю боев: перекатывание орудий с одной позиции на другую, разворот орудий то в сторону Вороньей горы, то в сторону прорывов, подтаскиванию снарядов к орудиям, окапываниям, коротким перебежкам под встречным обстрелом или минометным огнем, когда немцы прорывались к позициям батарей и засыпали окопы и блиндажи минами. Остервенелое ползание по окопам от орудия к орудию, спешная еда в щели или в блиндаже, накрывшись шинелью, чтобы сверху не сыпалась земля в котелок, подсчет погибших и раненных после обстрелов и разговоры с людьми в часы затишья, когда порой значение слов действовало на людей меньше, чем сам звук человеческого голоса или само присутствие комиссара вместе с ними в одном окопе, - в этом был смысл существования.
Когда ценность человеческой жизни уже теряется среди взрывающейся земли и грохочущей техники, когда каждая минута и каждый снаряд могут стать концом жизнь каждого человека, остается только сознание, что другого способа выжить нет, и возможно только ожесточиться и делать то, что делать необходимо: стрелять в сторону врага и зарываться в землю, когда идет встречный обстрел.
Может быть поэтому Григорий не очень любил рассказывать об этих боях, где и понять, и запомнить в деталях что-нибудь было трудно. Чаще он рассказывал Альке о разных видах артиллерийских орудий: о дальнобойных гаубицах, о мортирах - с короткими стволами, снаряды, которых падают почти сверху и разносят в щепы блиндажи и укрепления, о том, как немцы били по нашим позициям и Ленинграду с Вороньей горы, подтянув туда тяжелую артиллерию. Он рассказывал о том, как при обстрелах надо прятаться в воронки от снарядов и мин, потому что снаряды никогда не попадают в одни и те же воронки дважды (на самом деле, случается, попадают), и о минометных обстрелах, когда мины с противным воем сыплются сверху одна за другой, причем звук этого воя меняется при приближении к земле, и надо немедленно бросаться на землю в любой окоп или воронку, чтобы не быть задетым осколками.
Возможно он не любил вспоминать об этом и потому, что когда к концу октября фронт вокруг Пулковских высот устоялся, и обстрелы с немецкой стороны стали регулярными, Григорий даже начал привыкать к этой жизни в земле и огню в сторону противника, невольно расслабился и, услышав вой запоздалой мины, не успел свалиться на дно спасительной воронки. И шальная мина со звоном лопнула где-то сбоку, его отбросило в сторону, а правую ногу ударило, словно молотком и обдало непривычным теплом, словно от раскаленной буржуйки.
«Опять в ногу, как на гражданской, - с досадой подумал он. - Хорошо, что ниже колена».
          Ночью, с другими раненными, его вывезли в Ленинград, и начался новый этап его борьбы за счастливую жизнь.