Глава 4. Громозека

               
Меня удивляли чайки в городе. Грязные, голодные, они совсем не похожи были на благородных морских птиц. Городские чайки не летали даже над озером, не рыбачили и  не утруждали себя тяжелой работой. Наглые птицы пропадали в помойных баках,  махали крыльями, кричали, копошились, выбрасывая наружу протухшие объедки. Шлепали самодовольно по городу, никого не боялись и с воплями набрасывались  на грязных, дворовых собак, которые также  были не против полакомиться объедками из мусорного бака.
Солнце висело на  горизонте. В мае в Кировске наступали белые ночи. А я с непривычки не поняла. Гуляла по пустынным улицам города, как белая ворона.
В первую ночь меня  измучили комары. Я накрывалась с головой, отмахивалась и фыркала.  Наглые северные комары проникали даже в самые маленькие щелки. А если я все-таки не выдерживала и высовывала нос из-под одеяла,  они набрасывались мгновенно. И мне оставалось только прятаться под одеялом и каким-то образом заставлять себя поспать. Московские комары  были намного добрее и гуманнее к человеку.
                .      .      .               
На следующий день я надела горнолыжный комбинезон и  ботинки и  пошла за тренером в сторону подъемника.  Андрей Леонидович показал, как правильно держать лыжи на плече.  Я грохотала на всю улицу, то и дело поправляла непослушные лыжи и со стороны была похожа на Громозеку. 
С непривычки горнолыжная обувь казалась мне неудобной.  Сдавленные пальцы затекали. Но других ботинок у тренера не было. И я понимала, что мои высказывания по поводу неудобной обуви лучше  держать при себе. Тело спортсмена в горнолыжных ботинках  наклоняется вперед. Шагая по земле, таким образом,  движение   замедляется. Я чувствовала себя луноходом, который впервые ступил  на лунную поверхность и должен был за короткий срок научиться ходить в  непривычных для него условиях. Я старалась. Пока мы   шли по асфальтированной дороге, я полностью освоила эту несложную науку.  Правда,  ноги болели дико, икры задубели, а  бедные пальцы, казалось, кричали из глубины горнолыжной обуви, чтобы их немедленно освободили.
Тренер  увидел мою страдальческую мину, но спокойно сказал, что к ботинкам надо привыкнуть - для новичка это нормально. Я поняла, что боли в ногах - это часть тренировочного процесса, а на тренировках никогда не бывает просто. Закусила губу.
У подножия горы возле подъемника мы нашли удобную полянку под небольшим наклоном, и тренер стал показывать, как застегивать крепления, как правильно стоять на лыжах и держать лыжные палки.
Теоретически я  все понимала.   Я улыбалась, кивала, пыталась выполнить то, что требовал от меня Андрей Леонидович, но как только я застегивала крепления и пыталась выполнить незамысловатые упражнения на снегу, лыжи запутывались или разъезжались, и я падала. Вставала, глупо улыбалась, смотрела на Андрея Леонидовича, но он-то  не улыбался, а начинал злиться и кипеть.
Моя черная, пушистая, и совсем не горнолыжная шапка  съехала на бок. Мокрая, снежная, красная,  я падала и падала и ничего не могла понять. Что бы я ни пыталась делать, лыжи брыкались, как строптивые лошадки, и скидывали меня на склон.
- Ну, что же ты делаешь, Аня!? Я тебе что сказал!  Колени согни, согни же ты колени, в конце концов, дура!!!
Тренер орал. Я разбудила в нем страшную бурю!
- Ты зачем надела эту глупую шапку! Ты же, как торгашка, в этой шапке! Чтоб не надевала ее больше!   
Андрея Леонидовича прорвало. И бедная моя шапка получила  от тренера свою порцию критики.
Андрей Леонидович кипел. Плюнул в сердцах, выругался, махнул рукой, отошел к подъемнику и сел на свободную лавочку.
- Чего стоишь! Работай! Я тебе уже все сказал!
Чувствуя себя на лыжах глупой каракатицей,  потихоньку начала все-таки куда-то катить, приседала с одной ноги на другую,  тряслась от страха, пытаясь приручить непослушные, несговорчивые лыжи.
Солнце припекало. На проталинах, на свободной от снега земле, прорастала  задорная травка, и белесые нежные цветочки украшали хмурые серые камни.
 Андрей Леонидович  успокоился, разговаривал с кем-то возле подъемника, время от времени поглядывал на меня.
В тот момент я поняла,  почувствовала в себе, что, оказывается, была совершенно не лыжным человеком. Я  занималась в гимнастическом зале десять лет. Я  выполняла на батуте и на других снарядах сложнейшие элементы. Но здесь, на склоне я становилась неповоротливой и  неуклюжей.  И не похожа была на  профессиональную спортсменку.
В те минуты, когда я пыталась все же приручить к себе лыжи, и слушала крики и наставления тренера, почему-то в моем сознании всплыла  картинка из далекого детства. Когда мне было лет семь,  я поехала с  родителями в лес  покататься на лыжах. У меня не получалось, я без конца спотыкалась и падала в сугробы и очень устала шагать на деревянных и непослушных лыжах по колее. Заплакала и стала капризничать, а папа  психанул и раскричался, потому что  надо было все равно куда-то идти…
Первая тренировка закончилась. Еле доковыляла до дома. После обеда прибежала Дашка и позвала меня в гимнастический зал, сказала, что с тренером договорилась, и меня пустят позаниматься. Пожала плечами – хорошо.
В гимнастическом зале Дашка сидела на матах и смотрела на меня с восхищением. А я отдыхала на шпагате, скрывая смущение и неловкость. Было бы глупо теперь называть себя  гимнасткой.  Немного размялась, на дорожке выполнила простые  элементы: кувырки, перекидки, перевороты.  И почему-то удивила местного тренера, когда сделала какой-то несложный кувырок на маленьком бревне.