Фанатка 8. Подружки на работе

Ранее  http://proza.ru/2022/10/29/570

На работе в Плановом отделе Нинка подружилась с двумя женщинами примерно своего возраста.  У них имелись мужья и у каждой – по одному ребёнку. Танька была после ПТУ (осветитель для кинопроизводства), а Лидка – после десятилетки. Их сюда пристроили по знакомству. Здесь они работали, по сути, счетоводами, Танька – на участке цен, Лидка – себестоимости. Экономистки на своих местах не слишком увлекались аналитической деятельностью. Вернее, совсем не увлекались – образование, а точнее – его отсутствие, не позволяло. Периодически начальство что-то вякало по этому поводу, но безрезультатно.
Нинке достался участок по нормативной отчётности. Она с этой работой справлялась вполне успешно.
Девчонки называли себя – Нинка, Лидка и Танька. И говорили друг с другом исключительно матерным языком. Но не так, как филологини из МГУ, щеголяющие порой сакральными знаниями русского языка, а так  – повседневно, обыденно, как слышали когда-то в детстве.
Дома девушки старались не материться (хотя в гневе могли грубое словцо выпалить) и с начальством, естественно, тоже говорили вполне литературным языком, но меж собой отрывались  по полной.
Особенно этим умением отличалась Танька – с внешностью Мерилин Монро. Голубые глаза с модными стрелками, платиновые (свои!) волосы со своими же крупными завитками – она их затягивала в хвостик. Когда её кто-нибудь спрашивал, зачем такие роскошные волосы прятать в скромный хвостик, Танька нарочито надменно отвечала:
- Ничем не могу помочь. Так нравится моему мужу.
Танька жила почти в Центре в новом кирпичном престижном доме в трёхкомнатной квартире, которую получила свекровь-коммунистка. Свекровь чувствовала себя здесь хозяйкой. Ходила в ярком атласном халате в розанах и с такими же розанами на пышущих здоровьем щеках. Развешивала в ванной праздничными флажками свои многоцветные трусы и даже не думала их убирать, когда к молодым приходили гости и шли в ванную помыть руки.
Свекровь красовалась в своём шикарном халате, победно улыбалась, всем своим видом грозясь ещё долго пожить, и не торопилась умирать, чтобы поскорее освободить квартиру снохе. Всё это страшно раздражало Таньку, и она на работе в кругу подружек оттачивала свой матерный язык, ругая ненавистную свекровь и всех коммунистов заодно, считая их виновными в своих бедах и бедах всей страны. Если при этих возмущениях, но уже не матерных, случался начальник, то он спрашивал Таньку:
 - А чем ты недовольна? Ты получила от коммунистов шикарную квартиру, почти в Центре. Что тебя не устраивает?
- Если бы не коммунисты, я бы пошла в проститутки, – был ответ, достойный логики блондинки.
- А что тебе мешает ею стать? – Спрашивал дотошный начальник.
- А потому что в нашем обществе проституцию осуждают, – гневно отвечала Танька.
Тут диалог с начальником прекращался. Он оставался с круглыми от тупости глазами. Мозг начальника отказывался понимать это.
Другим архиважным занятием Таньки было – обсуждать по телефону со своей матерью вопрос, который последнюю очень волновал. А именно: как сохранить за собой право владения сожителем, который ещё не определился до конца, с какой сожительницей ему сожительствовать  – с ней, Танькиной матерью, или с той, другой? И все на работе, включая начальника Планового отдела, все, кто оказывался при этом разговоре, должны были выслушивать сложные перипетии этой, ну, очень личной, истории.

Лидка была ладная девушка, стройная, повыше своих подружек. Одевалась и причёсывалась умело и с гордостью говорила про мужа, что он от неё балдеет.
Лидка тоже обитала в новой трёхкомнатной квартире, которую её семья, вместе с мамой, получила в результате перестройки района. Если Лидка кому-то рассказывала, как их «ломали», то вспоминала, почему-то с упрёком к слушателю (а, может, это она себя в чём-то убеждала?), как трудно было жить в частном доме – сколько ведёр воды внесёшь, столько и вынесешь, а сколько дров надо запасти на зиму! Теперь же она довольна была новой квартирой в блочном доме, у Затона (ей этот район всегда нравился), а  так же – первым этажом, поскольку они сделали погреб, достроив стенки лоджии до земли – есть куда складывать запасы, как и раньше в их собственном доме. Единственно, что её огорчало, так это то, что, как ей казалось, в подвале дома слишком гудели и вибрировали какие-то  механизмы, и она была погружена  в разбирательства с жилищными инженерами по этому вопросу.
- Лидка, ты чокнутая! – сочно резюмировала эти рассказы Нинка, – тебе всё мерещится.
Лидка только улыбалась на эти слава, будто комплименты от Нинки получала.

Все три девушки очень сдружились. Часто встречались семьями и летом даже ездили дикарями отдыхать в Анапу – Лидка списалась с маминой знакомой, у которой раньше они отдыхали.
Получилось, что подружки для Нинки стали самыми близкими людьми, не считая сыновей, конечно, но они ведь ещё маленькие. И, к слову сказать, мальчишки без твёрдой мужской руки, в неге и ласке со всех родственных сторон, вырастали, не ко времени, капризными и требовательными нытиками. Нинка жаловалась подружкам на них – требуют постоянно что-то, вынь да положь, а в магазинах всё дорожает и исчезает. Был конец 80-х годов.
На личном фронте у Нинки оставалось то же самое. Девчонки, проникшись её историей, стали агитировать Нинку сойтись опять с мужем.
- Я его никогда не любила и не полюблю, – твердила Нинка.
- Прояви себя женщиной, – убеждали её подружки. И каждая при этом думала, что если бы она была на месте Нинки, то она бы ему – ух, показала! Он бы у неё и не вспомнил, кто такая «школьная любовь»!
А Нинка, казалось, забыла, что значит «быть женщиной». Её фиалковые глаза приобрели стальной оттенок с неприятным холодком. Она подолгу не освежала стрижку, и отвисшая,  разваливающаяся по центру чёлка, поднимаясь кончиками волос  наверх, приобретала форму рогов антилопы Гну. Совсем не красиво. Но Нинке было всё равно. Из одежды у неё осталось всего: три застиранные кофточки и одна юбка, которую она носила круглый год. У зимнего пальто оторвалась верхняя часть накладного кармана, а она и не собиралась её пришивать. Заткнула внутрь кармана, чтобы не болталась, и так ходила по Москве, не стесняясь.
Однако, при этом, Нинка оставалась чистюлей. Дом, дети к этому обязывали. Сыновья были обуты, одеты, накормлены. Дефицитом, необходимым для хозяйства, Нинка была всегда снабжена – и сама доставала, и родители с Витькой помогали. Стиральным порошком запаслась надолго, набив им половину ванной комнаты, так что у младшего сына началась аллергия. Спохватилась, перетащила порошок на балкон. В общем, Нинка жила для детей и этим была горда.
Иногда в задушевных разговорах с подружками она вспоминала про своё увлечение Квашниным, но девчонки не поддерживали эту тему. Считали это подростковой глупостью и говорили, что они бы так никогда не смогли – не хватало ещё перед каким-то артистом унижаться со своей безответной любовью.

Квашнину в это время поручили вести одну популярную телепередачу. Выглядел он там достойно, передача была уважаема людьми. Нинка всегда смотрела её и гордилась своим любимым артистом, как хорошим давним знакомым.


P.S. Иллюстрация с картины Юрия Пименова 

Продолжение  http://proza.ru/2022/10/30/425