Печенье с предсказанием

Лора стояла на перекрёстке Восьмой и Олм стрит и наблюдала за Томом.

Каждый вечер Том — парнишка с Восьмой улицы, страдающий лунатизмом, бродил по чужим дворам, заглядывал в окна или гладил садовых гномов; он был безобидным и жители его не боялись, но по просьбе миссис Джонсон — матери Тома — не подходили к нему: с согласия Тома и его родителей психиатр Миранда Марбл испытывала на нём какие-то психотропные препараты, приём которых должен был доказать или опровергнуть теорию об агрессии среди лунатиков. Миссис Джонсон не верила в эту теорию, но доктор Марбл платила хорошие деньги, к тому же платила наличными, и обещала, что эксперимент не отразится ни на физическом, ни на психическом здоровье Тома.

Он принимал препараты курсами: четыре месяца пил таблетки, пахнущие рыбой, после месяц мать внутривенно вводила ему сыворотку, а в оставшиеся семь месяцев Том вёл дневник своего самочувствия и настроения и ходил на консультации к Марбл, которая прервала эксперимент через два года: поведение Тома не изменилось.
Лора подалась вперёд, когда Том завалился на пороге заброшенного дома Лизы Хэмфулл, но тут же выпрямилась: Том поднялся, отряхнулся и побрёл дальше. Лора, пожалев, что упустила его, свернула на Восьмую улицу: он был бы отличным предлогом не идти на встречу, организованную Сидни.

Сидни была одной из тех активных старшеклассниц, кто нуждался в нескончаемом внимании: то она собирала деньги на спасение морских котиков, то устраивала вечера английской литературы в школьной библиотеке, а сегодня она всучила приглашения на некую важную встречу всем девочкам, которых успела поймать в раздевалке после урока физкультуры. Согласно плану Сидни собрание, именуемое «подготовкой с сестринству», закончится ночёвкой в доме Робинсов, за чьими котами она присматривала, пока хозяева отдыхали на озере.
Лора не видела смысла в этой встрече: у тех, кому удастся оплатить обучение в колледже, не останется денег на такую роскошь как братства и сестринства, но не прийти она не могла. Сидни обладала гипнотизирующим взглядом: стоило ей посмотреть на собеседника и улыбнуться, и он терял нить разговора — таял как мороженое; под её гипноз попадали и взрослые, и дети, чем Сидни охотно пользовалась, и Лора знала: те, кто проигнорирует приглашение на встречу, на следующей неделе окажутся в немилости у всех учителей.

Дверь ей открыла Сидни.
— Ты опоздала, — сказала она, поджав губы.
Лора пожала плечами.
— Я встретила Тома Джонсона. Он блуждал по перекрёстку, и я боялась, что он выйдет на дорогу и его собьёт машина. Те две минуты, на которые я опоздала, я потратила на то, чтобы вернуть Тома на Олм стрит. Надеюсь, ты простишь мне моё опоздание?
Сидни засопела. Она не прощала опозданий даже на секунду, всегда сверяла свои часы с часами прохожих, но она не дружила с Лорой, а потому не понимала, лжёт одноклассница или нет. Если она говорит правду, а Сидни не впустит её, то в понедельник Лора, возможно, расскажет всей школе о равнодушии Сидни к несчастному Тому Джонсону, что скажется на репутации последней не лучшим образом.
— Входи.

Лора прошла в гостиную, пахнущую кошачьей мочой и освежителем воздуха. Сидни вылила полбаллона, чтобы перебить запах кошачьего пребывания в доме, но химия, смешавшись с мочой, выдала ядовитую смесь, от которой слезились глаза. Лора ухмыльнулась: у неё тоже жил кот, но он не вонял, потому что за ним ухаживали не хуже, чем за младенцем, и если Робинсоны вернутся раньше, чем Сидни приведёт в порядок их дом, то оторвут ей голову, и гипнотизирующий взгляд ей не поможет.
— Привет, — Лора плюхнулась на диван и упёрлась коленями в журнальный столик.

Три одноклассницы, две из которых зажимали носы, кивнули.
— Я рада, что вы пришли, — в гостиную прибежала Сидни. Она сложила руки точно в молитве и срывающимся голосом начала монолог. — Сестринство есть единство…
Монолог длился полчаса. Лора, еле сдерживая смех от актёрской игры Сидни, рассматривала самодельные плакаты с тем же лозунгом «сестринство есть единство» и криво вырезанные буквы греческого алфавита и корила себя за слабость, что не проигнорировала встречу, как остальные восемь девочек.
— … мы спасём мир!
Лора повернулась к одноклассницам. Они молчали, а Сидни прижимала руки к груди в ожидании похвалы за проникновенную речь.
— Мы спасём мир, — кашлянула Лора и поаплодировала. Девочки поддержали её вялыми похлопываниями.

— Спасибо! Спасибо! — поклонилась Сидни, будто ей рукоплескал Бродвей. — Я подготовила для вас сюрприз. Жаль только, что я испекла двенадцать печений, а вас четверо. Жаль, что другие девочки проигнорировали нашу важную встречу, — она протянула тарелку с печеньем Лоре. — Это печенье со страшными предсказаниями. Не обижайтесь на то, что прочитаете в них.
Лора схватила первое попавшееся печенье и раскусила его.
Сидни, поборов отвращение, улыбнулась.
— Лора, дорогая, — сказала она, — печенье с предсказанием ломают, а не раскусывают.
Лора улыбнулась в ответ, представляя, как засовывает печенье в глотку несносной выскочке, и достала изо рта бумажку.
— Очень смешно, — прочитав текст, она бросила бумажку на стол.
— Не обижайся, — ответила Сидни, — это всего лишь шутка!

Предсказания не были страшными, они были оскорбительными. Девочке, принимающей инсулин с детства, попалось печенье с пожеланием умереть от диабета. Одноклассницу, борющуюся с анорексией, печенье предупредило об одиночестве из-за лишнего веса, а третьей, поменявшей школу из-за нападок одноклассников за её цвет кожи, печенье сообщило, что «нет никакой разницы между белыми и чёрными, но даже в шахматах белые ходят первыми».

Сидни улыбалась. От её улыбки желание Лоры вырвать светлые волосы Сидни росло и раздувалось в груди, и лопнуло, когда скрипнула дверь.
— Какая вонь, Сид! Что это: коты Робинсонов сдохли или твои одноклассницы пришли? — в гостиную ввалилась старшая сестра Сидни. — Я была у Ричи и решила заглянуть к тебе. О, Лора, — хмыкнула она, встретившись с Лорой взглядом, — долго ты искала дорогу. Я думала, ты никогда не дойдёшь.
— Лора помогала Тому Джонсону, лунатику, — Сидни повернулась к сестре, — ты знаешь его, Мэг. Он ходит с фонариком по Олм стрит. Лора испугалась, что Тома собьёт машина, поэтому…

— Поэтому стояла на перекрёстке и смотрела, как лунатик слоняется по двору старухи Хэмфулл? — Мэг уселась в кресло, с которого одним жестом согнала пушистого серого кота. — Я видела тебя, — она обратилась к Лоре, — ты не приблизилась к лунатику ни на шаг.
— Ты обманула меня? — Сидни наклонилась к одноклассницам. Девочки отсели от Лоры. — Ты упомянула о Томе Джонсоне, чтобы оправдать своё опоздание?
Лора раскусила ещё одно печенье с предсказанием.
— Ммм, — ухмыльнулась она, — рак кишечника. Спасибо большое.
— Ты не ответила на вопрос! — взвизгнула Сидни. Она ненавидела, когда с ней спорили, когда она не была в центре внимания, когда ей лгали и когда не реагировали на её вопросы.

— Да, — сказала Лора, надкусывая третье печенье, — я обманула тебя. Ха-ха, — она прижала подбородок к груди и потянулась за очередным печеньем, но Сидни убрала со стола тарелку.
— Уходи, — пробормотала она срывающимся голосом, какой бывает у начинающих актрис, попавших на кинопробы в историческую мелодраму. Даже растёкшаяся по креслу Мэг гоготнула от игры сестры, пока открывала бутылку пива, припрятанную за пазухой кожаной куртки.
— А как же сестринство? Единство?

Сидни дёрнулась, будто по её позвоночнику прошёл заряд электрического тока.
Непропечённое печенье подпрыгнуло на тарелке и, разваливаясь в полёте, посыпалось на посуду и ковёр, усеянный светлыми волосами Сидни и шерстью серого кота, который схватил кусок печенья и убежал за диван.
Поджатые губы Сидни задрожали: нисколько от обиды за испорченное печенье, сколько от злости на одноклассницу, посягнувшую на «святое».
— Сестринство подразумевает…
Лора махнула рукой.
— Я поняла.

Чтобы не слушать новый монолог Сидни о «сестринстве как способе спасения мира», Лора вскочила на ноги и наступила на печенье, хрустнувшее под её грязными кроссовками.
— Тебе лучше поторопиться, — сказала Мэг, — ночью на этой улице небезопасно.
— Не забудь своё предсказание, Лора, — процедила сквозь зубы Сидни.
Лора улыбнулась.
— Какое из?
— То, которое ты вытащила первым. Остальные предназначались не тебе.
Лора сгребла все бумажки, лежавшие на столе, и сунула в карман.
— Весёлой вам ночи, девочки.
— И тебе, — ответили одноклассницы, но осеклись под взглядом Сидни.
— Кстати, вчера вечером, — Лора притормозила около кресла, в котором сидела Мэг, — я видела, как твой Ричи облизывал рыжую чирлидершу. И если ты принюхаешься к его куртке, которую напялила на себя, то уловишь не только аромат пота своего очкарика, но и её дешёвые духи, которыми она обливается в туалете после уроков, чтобы её папаша не просёк, что именно она, а не её младший брат, таскает его сигареты. Ричи же делится с тобой сигаретами, верно?
Мэг оторвалась от горлышка полупустой бутылки.
— Незабываемой ночи, Лора, — прошипела она, и Лора, не скрывая улыбки, хлопнула дверью.

Холодный воздух забрался под рубашку и ледяными пальцами впился в кожу. Фонари горели через один: в некоторых — разбитых — поскрипывала лампочка, перебивая свист ветра. Лора нащупала в карманах бумажки с предсказаниями и выбросила их на крыльце Робинсонов. У Сидни не хватило мозгов придумать что-то оригинальное, и хотя Лора не верила во все эти штучки и не была трусихой, но всё же едва сдерживала колючий липкий комок, норовивший выбраться из желудка, чтобы присосаться к горлу также сильно, как Ричи присасывается к Мэг во время поцелуя.

Лора поморщилась. Ричи — щуплый одноклассник Мэг, который, как и она, не поступил в колледж, был не только её другом, парнем, любовником и бог знает кем ещё, но и самым преданным обожателем, последнее, впрочем, никак не мешало ему зажиматься в углу с одноклассницами Лоры. Но смотрел Ричи лишь на Мэг и исключительно с восхищением: когда она приближалась к перекрёстку между Восьмой и Олм стрит, Ричи, сидя на ступеньках своего дома, в спешке стягивал очки, судорожно дышал на стёкла и протирал их краем футболки, — настолько боялся пропустить изменения во внешности Мэг, будь то ранняя морщина, прыщ или грязь под носом. Но слепая любовь всегда ходит рука об руку с затуманенным разумом, и первое проявление подобных «хождений» жители лицезрели три года назад.

Мэг не поступила в колледж и осталась в городе, чем удивила всех, кто её знал. Те, кому не удавалось набрать нужное количество баллов, уезжали из Деренвиля, чтобы не становиться поводом для насмешек местных болванов, даже не пытавшихся выбраться из этого болота. Насмешки были разными: от безобидных шуток до оскорблений и драк, заканчивавших в лучшем случае у шерифа, в худшем — несостоявшийся избитый студент умирал в больнице. Тип насмешки — словесная гадость или удар под рёбра — зависел от поведения жертвы: если на протяжении учебного года она вела себя спокойно и не говорила, что в скором времени свалит из помойки, в которой сгниют её тупые одноклассники, то «местные болваны» ограничивались парочкой пинков под зад и неделей мерзких кричалок. Но если она делала наоборот — на неё нападали с безмерной жестокостью.

Уже в начальной школе Мэг выбрала второй вариант и вплоть до экзаменов твердила, что обвела красным карандашом день в календаре, когда забудет, как выглядят «бесформенные тела, лишённые воспитания и интеллекта». А «бесформенными телами» для Мэг представлялись все, особенно влюблённый в неё без памяти Ричи — худющий очкарик с кудрявыми волосами, с которым в школе она не общалась.

Их общение началось в начале осени, когда те, кто смог, разъехались по колледжам. Мэг подловила Ричи за углом «Крабового утёса» и попросила сигарету. В завязавшемся по случайности разговоре она предложила ему потрахаться, и Ричи, перевозбудившись, кончил себе в штаны. Мэг ответила, что всё в порядке, — «со всеми бывает» — и продолжила ныть, как всё в этом городе её бесит. Мимо проходящие парни — одни из «местных болванов» — пошутили про «обкончавшегося очкарика». Их шутки над собой Ричи стерпел, но, когда они затронули Мэг, взбесился и сломал самому говорливому из них челюсть. В тот день Мэг посмотрела на Ричи другими глазами: нет, она не влюбилась в него, но идея держать рядом «силача в очках», в городе, где каждый второй слетает с катушек, не казалась такой уж идиотской. Они начали встречаться.

Лора прибавила шаг. Ледяной ветер подгонял её, кусая за неприкрытые части тела. Она дрожала не столько от холода, сколько от страха: за ней медленно катил автомобиль с включёнными фарами. Лора была готова поклясться, что её преследует Ричи. Сидни наверняка сговорилась с Мэг, и «сладкая парочка» решила её напугать: Сидни точно подгадала, кому какое достанется предсказание. «Сегодня ты умрёшь», — прохрустело печенье Лоры. «Лучше бы был рак кишечника», — пронеслось в её голове прежде, чем она ускорилась ещё.

Из автомобиля доносилось шипение барахлившей магнитолы. Иногда из приоткрытых окон прорезался голос Оззи Осборна, но его перекрывало чавканье радио, образуя трио: шипение, сводка погоды и Оззи.

Лора то и дело поглядывала на дорогу: «форд» (у папаши Ричи как раз такой!) скользил, словно игрушечный поезд по железной дороге. Улица обросла тишиной и темнотой, как паутиной. Ни в одном доме, мимо которого проходила Лора, не горел свет. Она подумывала завернуть в чей-нибудь двор, чтобы спрятаться, переждать, но, вспомнив всё, что знает о местных, отказалась от этой затеи. Скорее, они прострелят ей ноги, чем пустят на свою территорию. От одноклассниц, проживавших на Восьмой улице, Лора слышала, что тут не разбираются — сразу стреляют: у каждого с Восьмой и с Олм стрит в доме припрятано или ружьё, или огромный острый нож — слишком близко к ним находится «трясина».

На мгновение мотор «форда» затих и зажужжал с новой силой. Два фонаря за спиной Лоры лопнули, и она, закричав, побежала вперёд, уставившись на автомобиль через плечо. К трио присоединилось улюлюканье, гогот и хрип. Водитель нажал на газ, и «форд» обогнал Лору: из окна пассажирского сиденья высунулась волосатая мужская рука и показала Лоре средний палец. Автомобиль исчез на перекрёстке.
Лора застыла. Её хрип смешался с визгом тормозов на Олм стрит.
Она опустила глаза на свой живот, из которого торчала рукоять обвалочного ножа. Лунатик Том, глядя на Лору, что-то бормотал. Он вытащил нож и воткнул его снова: он напоминал глупого персонажа компьютерной игры, который стоит перед препятствием, не понимая, как его обойти.

Движения Тома были резкими: он проткнул Лору по меньшей мере ещё четыре раза до того, как она рухнула наземь, а Том, вцепившись в рукоять окровавленного ножа, развернулся и побрёл по улице.
От вида собственной крови Лору замутило. Стараясь не смотреть на зияющую дыру в животе, она поползла к перекрёстку — встать у неё не получилось.
Когда она была уже на середине дороги, голос Оззи Осборна оповестил, что «форд» несётся с бешеной скоростью.

— Нет, нет, нет, — Лора подтягивалась на руках, — пожалуйста, нет.
Автомобиль качнуло. Водитель возмутился, что обнаглевшие местные сваливают мешки с мусором посреди дороги. Волосатая рука пассажира прибавила громкость радио: «Ночью ожидаются осадки. Не исключено, что наши улицы зальёт кровью и дерьмом, как это обычно бывает в такую погоду», — пошутил ведущий.

«Форд» помчался по Восьмой улице.