В поисках бернардинского двора. Часть 6

ДЕЛИЛ ПЕТР СЕЛЛЯВА ИМЕНИЕ, НО КОМУ ОНО ДОСТАЛОСЬ?

(Продолжение)

После Кашица пышнянские владения достались Селлявам – еще одному знаковому роду (я писал о них в статье про Паулье). Если заглянем в известную энциклопедию Брокгауза и Ефрона, то найдем ссылку на Селляв. Они были ближе к коренному населению, происходили из белорусов. А наибольшую известность получили Антон (был архиепископом - униатским, полоцким), и Анастасий (митрополит киевский). Это была вершина их восхождения, оба «засветились» в середине XVII века, и оба подходили на роль соседей для виленских паненок-богомолок.

Кем они были для Петра Селлявы, неизвестно – много воды утекло, но именно Петру достался пышнянский ареал (вместе с Заболотьем). Большого значения это уже не имело. Делилась Речь Посполитая, и единым большим имением Петр распоряжался недолго: через пять лет после приобретения умер (1791 год). Словно повторяя судьбу государства, он пред смертью разделил имение между сыновьями. По крайней мере, такова позиция на сегодня белорусских ученых. Кандидат исторических наук Вячеслав Носевич ссылается на доследование Евгения Анищенко, который установил (по данным ревизии 1795 года?), что сыновьями Петра были «И.П.Селлява» и «В.П.Селлява». Первому досталась заболотская часть имения, а второму – непосредственно пышнянская: примерно поровну, по девять тысяч десятин в каждой. Очевидно, сыновей звали Иозофат и Винцент, в качестве довода Анищенко привел появившиеся в их честь фольварки: Езефатово и Винцентьяново.

Логично и убедительно. Действительно, Езефатово можно увидеть на первой российской карте (1795 год), при дороге из Пышно на Веребки - к берегам будущей Березинской водной системы. А ближе к другому волоку – теклицкому, прописано селение «Силявина», что указывает на возможный населенный пункт в честь второго отпрыска. На второй карте, землемерной 1810-1816 годов, в том районе уже фольварк «Винцентіново».

Вроде все ясно, и никаких сомнений не возникает. Два сына Петра унаследовали «отчызну» - отцовскую собственность. Однако уточнить эти факты пока что не представляется возможным. Указанные фольварки - ни тот, ни другой - в польской энциклопедии не упомянуты. О Езефатово в Лепельском повете вообще ничего нет, а Винцентиново упоминается – дважды, но принадлежность обоих иная: один относился к имению Несино, а второй был собственностью Григоровичей.

Правда, оценка селлявского наследия у польских историков вообще странная, если не сказать загадочная. В ходе нашего исследования выявились необычные метаморфозы. Похоже, что период государственного передела настолько повлиял на участь бернардинок, что их двухсотлетнее пребывание постарались забыть, вычеркнуть из истории. Это напрямую коснулось земельных отношений, их достоверности.

Факторы капиталистического свойства настолько накрыли край, что «перепахали» его до неузнаваемости.

На рубеже двух столетий – восемнадцатого и девятнадцатого – был выпущен энциклопедический словарь, где представлены все важнейшие поселения бывшей Речи Посполитой. Создавался он в Варшаве, под патронажем польских ученых, но визировался царской цензурой.

Мы нашли в нем два лепельских Заболотья. Одно названо «осадой» - в шести верстах от Лепеля. Наиболее приемлемой точкой привязочного ориентира будет деревня Заболотье на западной стороне Лепельского побережья, она и сейчас там. А вот второе Заболотье вызвало немалое удивление. Под одним наименованием оказались два одноименных пункта, причем в разных концах Лепельщины: одно в западной стороне, а второе – в восточной.

«Это грубая ошибка, - прокомментировал белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич. - Пышнянское Заболотье объявили центром Заболотской гмины. На самом деле, тамошнее Заболотье подчинялось Пышнянской волости».

Но это не единственный казус. Если анализировать историю Заболотья, изложенную в справочнике, то увидим расхождения с картиной, выявленной Анищенко. Там нет упоминаний о двух сыновьях Петра Селлявы. Там ставка сделана на его внука, Аполлинария, который не оставил потомства, то есть умер бездетным, и Заболотье досталось Кристине из княжеского рода Любецких – его племяннице. Она была дочерью сестры Аполлинария - Терезы Щиттовой, маршалки давидгродской.

Точно такой же «сценарий» описан в статье про Пышно – про вторую половину разделенного селлявинского имения, с той лишь разницей, что указан год вхождения племянницы во владение. Это случилось в 1836 году.

А вскоре уже новый собственник распоряжался пышнянской недвижимостью. Им стал Ян Щитт, маршалок дриссенский, наследник старого поместья Юстианово, в четырех верстах от Дриссы, на правом берегу Двины. Там возвеличил свой кут Юстиниан Щитт, переименовавший в свою честь Узмион, владельцами которого были ранее Огинские, Корсаки, Свирские.

Такую же версию высказал польский историк Роман Афтанази. Не упоминая про второго сына Петра Селлявы, он в своей уникальной «Истории резиденций на давнишних кресах Речи Посполитой», ссылаясь на 30-титомный труд Жихлинского, польского геральдиста, изданный в 1882 году, рассказал, что селлявский род «споткнулся» на внуке Петра - беспотомственном Аполлинарии. И невнятно высказался в адрес Яна Щитта: «то ли унаследовал, то ли купил». Интересно, что конкретный год вхождения Щитта во владение нигде не указан. Во всяком случае, доказательства Анищенко о некоем втором сыне Петра - Винценте-Винсенте пока что малоубедительны.

Одно можно сказать точно: пышнянские земли, соседние с монашеским ареалом, перешли под юрисдикцию новых хозяев – причем в период довольно сложный, не совсем стабильный. 30-40-е годы XIX столетия – это время восстаний и конфискационные меры в отношении бернардинок.

(Продолжение следует).

На снимке: особняк первой половины XIX века из книги Романа Афтанази в публикации о Пышно (на самом деле, предположительно, принадлежал Спасовским в Заболотье).


30.10/22