Глава 7. Нити всемирного тяготения

               
С утра видится мир иначе - утро вечера мудренее. Иначе преломляется солнечный луч на склонах горы.  Легкая утренняя дымка мерцает над землей.
Вчерашний день остался в прошлом. Закрыл на засовы  тяжелые двери, запрятал старые воспоминания в темные улочки памяти.
Сердце человека  тянется в будущее, и  разум чист, как у младенца.  Вселенная распахивает шторы. И на востоке, по кромке неба, распускается, как чудо, утренний цветок.
Все изменилось! Все стало иным на земле за одну только ночь!
                .                .                .
Утро вечера мудренее. Сашка Михайлов проснулся бодренький ни свет ни заря.  Все, о чем думалось вчера -  тяжелые чувства и мысли -  остались в прошлом. Надо двигаться дальше, надо жить, и работать, и прыгать, и карабкаться по горе до своей самой главной вершины. Кто знает, куда идти? По какой дороге двигаться? За каким коварным поворотом, возвышается его, личная, только Сашкина, непреклонная, непокоренная  никем, великая гора?
Сашка умывается, готовит  завтрак, слушает местные новости по радиоприемнику. Приводит в порядок вещи, собирает спортивную сумку.  По утрам  пропадает в гимнастическом зале – восстанавливает физическую форму после операции, закачивает травмированное колено.
«Так, Сашок, ничего не забыл?» - взглядом опытного следопыта осматривает комнату. - «Отлично! Ну,  с Богом! Вперед, Сашок, и только вперед, и ничего не бойся. Застегивай прочнее крепления на сапогах-скороходах.  Мы еще попрыгаем, поборемся, посмотрим, кто кого! Меня так просто не возьмешь, не проглотишь».   Хлопнула дверь в коридоре. Зазвенели  удивленно  хрупкие  колокольчики.  Тишина. Остывают волнами на стене невидимые  звуки…
                .                .               .
Услышала стук двери соседнего номера. Проснулась.  Лежу. Сашка ушел. Две минутки  пытаюсь включить внутреннюю настройку с реальностью. Не обдумываю происходящее, скорее чувствую кожей посторонние вибрации, потоками проходящие сквозь меня.
 Падение Лины  Черязовой где-то гулко отзывалось во мне, будто бы в животе, с древними страхами переплетался еще один незнакомый, неведомый  мне  страх. Этот страх был не моим. Я не прыгала с трамплина и не знала о том, что чувствуют лыжники-акробаты, какую скорость набирают на склоне,  на какую высоту взлетают… Что может случиться со мной, если вдруг оступлюсь, не докручу,  потеряюсь в воздухе, упаду с огромной высоты на укатанный снег?   Представила себе в красках  так ярко, что по коже запрыгали колкие мурашки и  засосало под ложечкой. «Успокойся, подруга, - внушаю себе. – Не трусь.  Никто  не заставит тебя  летать и прыгать с трамплинов. Ты  пришла во фристайл только месяц назад. Успокойся.  Все будет нормально. Все происходит постепенно. Не сразу строятся города, не сразу становятся чемпионами. Не ты первая такая новенькая во фристайле и не последняя. И никто тебя не будет сталкивать с трамплина помимо твоей воли». Где-то в сознании чувствую легкую радость от того, что я пока  только  новичок, и что в мае в Кировске  на склонах почти растаял снег.  Выдохнула облегченно и пошла умываться.
В Кировске вода из-под крана текла  настолько мягкая, что приходилось часами отмывать руки от мыла, а волосы от шампуня. У меня не получалось полностью прополаскивать волосы. И я выходила из ванной с таким чувством, как будто моя голова была в мыльной  пене.
По утрам времени на водные процедуры не было. Торопилась на  гору. Ладно,  переживу, не сахарная. От мыла еще никто не умирал.  Очевидно, у них тут в Кировске все такие намыленные и непрополощенные ходят. 
Высушила голову феном,  причесалась, чувствуя в волосах мыльную сухую пыль.
Оделась, проверила лыжи, застегнула клипсы на ботинках, запихнула горнолыжные перчатки в карманы комбинезона. Захлопнула дверь. С грохотом застучала на лестничной клетке по кафельному полу.

                .      .      .

Я шла по тропинке с лыжами на плечах. Шестой день в Кировске.
Работа на склоне  двигалась медленно. Чудесным образом за неделю я  не превратилась в уверенную горнолыжницу и нарушала расписанный тренером план подготовки. Я  падала, и спотыкалась, и летала кувырком, теряя в снегу лыжи и лыжные палки и выслушивая колкие замечания тренера. Андрей Леонидович психовал.
Сашка Михаилов вспоминал свои первые дни во фристайле с юмором.  Говорил — с лыжами разобрался быстро. Уже на третий день прыгнул  с трамплина  в снежную подушку. В те старые добрые времена в лыжной акробатике было все по-другому. Никто никого не заставлял. Ребята  рвались на гору. С утра до вечера прыгали, падали в снег, карабкались по склону и снова прыгали. Это было весело и круто, как в диснеевских мультиках.
Замечательно,  когда все так быстро получается. Но в моем случае надо  минимум годика два походить в горнолыжную секцию, прежде чем думать о полетах с трамплина. Смеешься? Тренеру только не говори. Какая  горнолыжная секция! Старушка, очнись.
   Максимум – десять дней на освоение лыж и, как миленькая,  полетишь с трамплина.
На акробатическом склоне в Кировске снег растаял полностью. Проплывая в кресле подъемника, Андрей Леонидович расстроенно качал головой:  на участке склона, где обычно в горнолыжный сезон возвышались  акробатические трамплины,  на  каменистой поверхности  пробивалась к солнцу первая весенняя трава. С высоты подъемника я с удовольствием рассматривала  представителей местной флоры.  А грустный тренер качал головой:«Эх, жалко-то как!   Эх,  на трамплин бы тебя сейчас! Эх, на недельку бы пораньше!"
 От  мысли, что тренер готов был скинуть меня с трамплина уже сегодня, от одной этой мысли  мое тело обмякло. Мелкая тряска прокатился волнами по коже, ладони вспотели. Я посмотрела на тренера и поняла, что Андрей Леонидович говорит серьезно.
Я благодарила судьбу и тихо  радовалась, что снег  растаял на акробатическом склоне, и что мы  так вовремя приехали в Кировск на сборы. Если честно, я была еще   не готова нырять с  трамплина вниз головой, как подбитая ворона.

На горнолыжной трассе, между каменистых проталин, Андрей Леонидович ухитрился  все же сконструировать маленький трамплинчик - что-то вроде небольшой акробатической кочки.
С лопатой в руках, уверенно и строго, тренер смотрел  на мое робкое растерянное лицо.  «Так, Аня, будем учиться прыгать солдатиком. Смотри внимательно и повторяй за мной! Ничего сложного здесь нет!»
В горле першило, голова кружилась, колени подкашивались. 
Скрюченные пальцы в ботинках упирались отчаянно. Лыжи ускорялись по трассе мгновенно и без моей команды. Я  безвольно двигалась куда-то вниз, как тряпичная кукла.  Мне хотелось приделать к ногам  крючки или шипы, или, на худой конец, приклеить к лыжам  шершавую шкурку.  Я  не чувствовала опоры.
Но  надо бороться, надо учиться преодолевать  страхи и сомнения.
Ты же спортсменка! Ты же все детство  отдала спортивной гимнастике, стремилась к победе, мечтала об олимпийских медалях. Не в твоем  характере отступать на первом же препятствии. Терпи, подруга -   не рассыплешься, не растаешь! Терпи же, подруга, если мечтаешь вскарабкаться на золотую вершину Олимпа.
  Я  прыгнула солдатиком  и  приземлилась точно на лыжи.  Высота небольшая. Не страшно. Чего же ты боишься? Чего ты все время дрожишь на горе, как цыпленок?
Тренер кивнул, объяснил, как нужно приземляться и тормозить на повороте.
Странно, прыгая с трамплина, я не чувствовала  полета.  Меня тянуло к земле, подобно безвольной игрушке, которая машет руками и ногами по воле и прихоти кукловода. Я была привязана к земле нитями всемирного тяготения.
В  гимнастическом зале я любила прыгать на батуте. Безопасная сетка ловила меня на любой высоте. Я не напрягалась и  могла часами кувыркалась, придумывала  смешные вертушки, забавные пируэты. Я убегала от реальности в мир зазеркалья, в сказочный  мир, где вместо земли была  натянута подо мной батутная сетка. Иллюзия полета, ощущение невесомости. За спиной вырастали крылья, и  сознание погружалось  в иное измерение.

Давным-давно, в далекие, доисторические  времена, когда-то на Земле бушевала вода и кипели вулканы.  Из огненной пасти  дракона  на землю лилась раскаленная лава, и магма, и пепел. Расплавленные реки пробивали сквозь камни  кровавые, огненные русла. Соленые воды разбивались волнами о берег, и твердые породы, вывернутые наружу из недр,  складывали по телу земли причудливые каменные пазлы.  Сверкающие в небе молнии клеймили рыхлую  землю, и высекали  копьями на отвесных скалах доисторические пиктограммы.
Земля,  рожденная в глубинах космоса, хранила  в соленой воде  океана жемчужину вселенной.  Причудливая космическая раковина  растила в себе драгоценную песчинку.  Жемчужина земли – это живая клетка. Она росла сотни  миллионов лет, и делилась, и развивалась, принимая удивительные образы и формы.   
И вот уже первая  птица взлетает над водами океана, и древние ящеры ступают на сушу из лона Мариинской впадины.
И где же тогда человек? Откуда прилетела вдруг его живая, неугомонная частичка?  Кто запустил на орбиту Земли человеческую неспокойную клетку?
Древние люди смотрели на небо со страхом. Они жили в пещерах, носили грубые звериные шкуры и преклонялись перед Богами природы.
Но однажды  увидел человек в небе птицу, которая парила над землей и никого не боялась.  И  вскарабкался тогда человек на самую высокую гору, и взмахнул над облаками белыми перистыми крыльями, которые выросли вдруг на спине, вырвались клинками из-под кожи,  и   разорвали тело, оставляя на туманных вершинах  кровавые горячие  следы.
Парил над землей человек раскрытыми крыльями души. Рассматривал под микроскопом, задумчиво и молчаливо, космические клетки  вселенной.
                .              .               .
А у меня на спине, увы,  не вырастали крылья. Я ждала терпеливо, и я верила в чудо. У зеркала рассматривала придирчиво выступающие острые уголки лопаток.  Поднимала плечи, крутила головой.  Прислушивалась к новым ощущениям в теле. Но ничего не получалось.
Я была странной птицей.  Птицей без крыльев. Наверное, из отряда пингвинов или страусов. Махала торопливо  жалкими  перышками на спине и падала в снег,  падала и падала, как мокрая перьевая подушка.
Глупая акробатка - без крыльев решила научиться летать.
Громоздкая горнолыжная экипировка  придавливала  к склону. Я  падала с трамплина  и билась о каменный снег.
 
На заключительном прыжке вдруг неудачно подвернула ногу,  резко дернулась на приземлении и в колене  сверкнула острая, скрипучая боль. Со страхом посмотрела на тренера.  Андрей Леонидович  озадачено покачал головой,  потрогал колено, посмотрел напряженно на мое уставшее лицо, как будто решая в уме математическое уравнение: «Ты  бледная, Аня. Что же ты? На гору приехала и совсем не загорела, а?» Андрей Леонидович, наверное, хотел  пошутить. Странно.  Я же  не загорать на гору приехала. 
 «Хорошо. Достаточно на сегодня, Аня. Спускаемся  со склона». - Андрей Леонидович хмурился – я не могла согнуть колено. Тренер помог подняться. С трудом застегнула крепления на лыжах.  Нога  была скованна железными клещами. От боли горела коленная чашечка. Тренер на склоне что-то  говорил мне спокойно и страховал. Доковыляла  наконец-то до конца горнолыжной трассы. 
Дома я  туго перевязала колено  эластичным бинтом. Измотанная, легла на кушетку.  Тупо щелкала кнопкой на пульте и пялилась в экран телевизора. По всем каналам крутили какую-то местную глупую  рекламу. Выключила телевизор, укрылась пледом, но заснуть не могла. Колено стучало, как   огненный молоточек.  Пыталась приспособиться, медитировала,  прислушивалась к больной ноге. Под вечер я  все-таки   выпила обезболивающее, чтобы  немного поспать.
Сашка посмотрел на мою распухшую ногу взглядом бывалого специалиста. Спросил, где сильнее болит. Я показала на внутреннюю часть колена и под коленной чашечкой. Понятно -  растяжение  внутренней боковой связки.  Обычная травма у новичков. У Сашки чего только с коленями не  бывало: и мениски вылетали, и связки рвались.
В спортивной карьере Сашка все пережил: бесконечные  сборы, поездки на  соревнования, тройные прыжки, неудачные падения, разрывы связок, больницы, операции, и снова горы. 
Сашка был похож на ученого практикующего травматолога, который испытывает во фристайле  нечеловеческие перегрузки и знает все тонкости растяжений и переломов на собственном опыте, а не по картинкам из медицинских учебников.
При растяжении врачи назначают  обычно  водочные компрессы, массаж,   днем – фиксирующую повязку на коленный сустав.
Сашка сказал, что восстанавливаться я буду, как минимум, четыре недели.
Так и должно было быть, очевидно. Так надо… Мои  первые шаги во фристайле отпечатываются на заснеженном склоне.