На Кубани

 НА КУБАНИ
Я работал в пароходстве уже два года. Теплоход «Вайгач» стал для меня почти родным домом, а суровый капитан Михаил Иваныч, как отец родной. Все было бы хорошо, но к тому времени я успел обзавестись женой, юной красавицей Оленькой. В очередь на жилье в пароходстве я не вставал, так как понимал, не совсем уж дурной  к тому времени головой обладал, что с квартирой мне не светит до конца дней моих. Перед глазами был печальный опыт плотника Лаврентьича, седого, как лунь моряка, отдавшего 40 лет жизни морю и получившему на склоне лет комнату в покосившемся деревянном двухэтажном доме с печкой. Отапливать комнату дровами нужно было по три раза на день, ибо щелей было неимоверное количество, через которые тепло благополучно и улетало. Еще вода с колонки за 200 метров, ну и туалет свободного падения во дворе, куда зимой ходить особой охоты не было, так как морозы бывали приличные и «причиндалы» прихватывало так, что и половину дел не сделаешь, а уже натягиваешь штанишки и летишь отогревать «хозяйство» в дом, где тебя ждет температура чуток повыше. Меня и молодую мою женушку, конечно, это не устраивало и она пока жила в Твери у родителей.
В очередной отпуск я рвался со скандалом, самовольно уйдя с судна, а это грозило большими неприятностями, что и случилось. На мне сначала отыграл свою партию инспектор Цветков, на мои возражения, мол, вы же мне замену прислали, я не виноват, что второй механик отправил другого человека, он тер пальцем переносицу, махал на меня рукой и говорил:
- Ты обязан был пойти в рейс! Иди к парторгу. Вызывает.
Я не понимал почему и при чем тут парторг, я не был коммунистом, а только секретарем комсомольской организации на судне. Парторг  Скарабевский воззрился на меня из-под очков, когда я постучал и зашел.
- Ты кто?
- Такой-то.
- Ааа, проходи. Ну решили с тобой так, визу мы тебе закрывать не будем, а в каботаже поработаешь. Иди к инспектору за направлением.
Я опять побрел к Цветкову и он выписал мне направление на пассажирское судно «Аджигол», стоящее у морского речного вокзала. Пришел, доложился стармеху о прибытии и с нолей часов заступил на вахту. Судно ходило на Соловки и по побережью Белого моря развозило народ. Навигация длилась до ледостава, и отработал бы я ее с легкой душей и чистой совестью, если бы моему другу Сереге не приспичило жениться. Он пригласил меня быть свидетелем на его свадьбе. Я пошел на поклон к стармеху за разрешением, которое и было получено.
Мы пришли из рейса. Свадебный кортеж должен был прибыть за мной к часу дня. Я сидел на койке в бигудях, решил быть красивым. Бигуди мне накрутила Светка, дневальная, она ходила вокруг меня кругами, терлась о плечо упругой грудью и приговаривала:
- Красивеньким будешь, самым красивеньким.
Больше слов о красоте она, видимо, не знала. В это время зашел стармех и объявил:
- Идешь в рейс.
Я изумленно захлопал глазами:
- Вы же обещали и разрешили! Что я скажу людям!? Они сейчас приедут за мной!
- Это не мое дело.
В это время прибежал вахтенный матрос:
- Там за тобой! Свадьба!
Я послал всех и вся на хрен, оделся и вышел. Сел в машину и мы покатили.
После свадьбы я явился на судно, которое пришло с очередного рейса, и второй механик вручил мне обходной лист:
- Списывают тебя.
Я обошел всех, кого положено, забрал вещи и отбыл в кадры. Мой враг в лице Цветкова сидел пригорюнившись.
- Ну что мне с тобой делать, мой юный друг?
Я дерзил:
- По вашей милости так случилось.
Он на дерзость не ответил и выписал мне очередное направление, на спасатель «Тритон», которое стояло в ремонте и куда направлялись самые отчаянные «козодеры».  Там я откровенно валял дурака. Сказал механику, что делать я ничего руками не могу и ежели они утонут после моих профилактических работ механизмов, то я не виноват. Видно, разговор был передан по инстанциям и мне запросили замену.
За короткий срок, в третий раз явившись пред светлый лик моего врага я уже ни о чем не думал, все круги ада были уже пройдены. На удивление инспектор был настроен миролюбиво.
- Так, ты отработал 14 месяцев. Ну что, иди в отпуск.
Я получил отпускные и вечером уже был в поезде, катил в Тверь, к жене.
- Так, мол, все получилось, - коротко объяснил я жене ситуацию насчет списываний с судна и тема была закрыта.
Сели за стопкой самогоночки, которую теща моя Валентина Ильинична налила с радости от прибытия зятя, обсуждать, что делать дальше? Жить с тещей и тестем в двухкомнатной квартире, в которой присутствовал еще и их семнадцатилетний сын Серега, не представлялось возможным, снимать квартиру было не по карману, и решено было так, пока жена остается с родителями, устраивается на работу, а я продолжаю ходить в море и зарабатывать деньги на кооперативную квартиру. Движение это, строительство кооперативного жилья, только набирало силу.
Я отгулял отпуск и с легким сердцем, жена пристроена и под присмотром, уехал в Архангельск. Опять мой враг злейший встретил меня словами:
- Ну, что, козодер, переходишь к другому инспектору.
- Ну и слава Богу, я рад, - высказался я и был таков.
Другой инспектор, Владимир Николаевич, с широким и красным лицом, то ли от болезни, то ли от употребления или злоупотребления, грузный ,поднял на меня глаза.
- Нестеров?
- Да, Владимир Николаевич.
- Ну-с, посмотрим, что тут у нас в личном деле? Так, виза есть, но пока не рекомендуется вам, мой юный друг, ходить налево, то бишь за границу. Пойдешь на танкер «Нива».
Это судно – отдельная песня, сборище ярых каботажников и «козодеров», о нем потом.
В прекрасном и дружном коллективе я отработал год и мне, высочайше, было позволено идти за границу. Попал я на «Пустозерск», сходил один рейс на Кубу и пошел в отпуск. Жена моя, Оленька, сказала:
- Так я больше не хочу, давай  что-то решать.
Опять за стопкой чудесной выгонки самогоночки, настоянной на дубовой коре и корице, теща моя золотая нашла выход.
- А на Кубани, доча, у нас тетка живет, может к ней?
На Урал я ехать не хотел, ибо помнил о прелестях той жизни и за предложение тещи с радостью ухватился. Адрес был в кармане, сборы были недолги, нам собраться – только подпоясаться, и поезд Ленинград – Кисловодск вез нас на юг, в неизвестность, ибо, ни письма, ни телеграммы мы не посылали.
Юг и в частности город Кропоткин встретил нас теплом и морем зелени, ибо был уже июнь. Площадь перед вокзалом благоухала цветами. Мы спросили дорогу и тронулись по указанному пути. Идти оказалось не очень далеко, перейти по переходу через ж/д пути и еще минут десять по улице. Постучались. Вышла бабушка лет шестидесяти.
- Вам кого, путники?
- Вы баба Настя?
- Ну, я, а вы откель будете?
- Мы с города Калинина, это Оля, дочь такой-то и такого-то, а я ее муж.
Баба Настя всплеснула руками, заохала, запричитала,
- Дед, а дед, иди скорее, смотри, кто к нам приехал! Да вы проходите, не стесняйтесь. Дружок, замолчи! – прикрикнула она на собаку, заходящуюся от лая, который местами переходил в вой.
Вышел дед, кряжистый, его взгляд из-под нависших бровей, поначалу не сулил ничего хорошего, но потом улыбка разгладила его лицо, он сунул мне руку:
- Дядя Костя, - обнял мою жену, - привет, красавица. Так ты чьих будешь?! А, Валентины! Понятно! Ну, заходьте, будем рады.
Мы поднялись на крылечко, крытое шифером и попали в маленькую кухоньку, не очень чистую. «Ну, так привыкли жить люди, не мне судить», - подумалось мне. Прошли в домик, в котором было две комнаты и небольшой закуток с окном, именуемый столовой. Везде было так же не очень чисто и не очень прибрано.
- Сейчас чайку с дороги спровороню, - засуетилась баба Настя, - а вы располагайтесь вон там, в той комнате.
Мы прошли, распаковали вещи, достали подарки. К этому времени на столе уже стоял чайник, дядя Костя доставал с серванта пряники, баранки, конфеты. Мы вышли с подарками, бабе Насте достался пуховый платок, скорее даже шаль. Она охнула, накинула на плечи, повернулась у зеркала.
- Смотри, дед, какая красота!
Белоснежная шаль и впрямь гляделась чудесно. А дяде Косте мы купили в Твери набор трубок курительных и несколько пачек табака, они только начинали появляться в продаже. Дядя Костя, дрожащими от волнения руками подарок принял, внимательно осмотрел трубки, по каким-то ему известным признакам выбрал одну, набил табаком и тут же закурил.
- Вот уж угодили, так угодили. Спасибо.
Баба Настя хлопотала у стола, разливая чай, разговор не начинала, его начал я.
- Дядя Костя, баба Настя, можно мы у вас немножечко побудем, пока не устроимся на работу и не снимем жилье?
Они переглянулись, и баба Настя заявила,
- Да конечно, родненькие, живите, вот в той комнате и живите.
За чаем разговор шел не спешно, меняя темы мы засиделись до ужина.
- Ой, чтой-то я, старая дура, ужин то надо бы сделать, - всполошилась баба Настя, но мы ее уговорили не беспокоиться об ужине, сходили в магазин, благо он был в десяти шагах, купили продуктов.
- Ой, куды вы столько всего накупили? – заохала, запричитала баба Настя.
- Съедим, нас сейчас четверо, - улыбнулся я.
Утром по подсказке опять того же дяди Кости я поехал на завод устраиваться на работу.
- Ну вот, смотри, парень, - сказала начальник отдела кадров, миловидная статная казачка, видно, что местная, выдавал говор, - у нас штат полный, только нужны сверловщики, пойдешь?
- Пойду, - сказал я, а она продолжила.
- И поработаешь учеником месяц-другой, сдашь на разряд и будешь квалифицированным рабочим.
Я мотнул головой и через два дня уже стоял у станка. Гена Попов, мой учитель, мужик лет тридцати пяти-сорока (для меня в то время они уже все были мужиками в эти годы), заулыбался при знакомстве.
- Не тушуйся. До этого где работал?
- На флоте.
- О, тогда еще проще, сверла научишься затачивать и вся недолга. Да, чертежи читать умеешь?
Я сказал, что у меня четыре курса техникума.
- Ну, парень, тогда через месяц сам будешь работать.
Через пару дней ко мне подошел начальник цеха Александр Михайлович.
- Ну что, осваиваешься?
- Да все нормально, Михалыч.
- Ну и ладненько, работай.
Через пару месяцев я получил не только разряд и приличную зарплату, мне самому дали ученицу, миловидную, стройненькую девушку Ирину. Михалыч только улыбался в усы на мой немой вопрос.
- Справишься, - сказал он, - притом попробуй на два фронта, - хитро прищурился и быстренько слинял, опасаясь моих вопросов.
С Иришкой мы общий язык нашли быстро, она оказалась умненькой девушкой, притом не только по работе. Генке дали в ученицы девицу с черными, как смоль, волосами, глаза были, как два глубоких омута, по национальности она была лачка, одна из народностей Дагестана. Девчонки быстро нашли общий язык со мной и Генкой, а через пару недель мы на обед ходили в бомбоубежище, расположенное недалеко от цеха, оборудовали там уютный уголок и неплохо проводили этот обеденный час.
Время шло, мы с Олей уже перебрались на съемную хату, в нашем распоряжении было полдома, правда, приходилось топить печку углем, но мы зато были самостоятельными. Чтоб пополнить семейный бюджет, часть его уходила на посиделки обеденные, поскольку обед у нас был всегда со стопочкой винца, Генке еда в рот не лезла без стакана портвейна, я пошел устраиваться разносчиком телеграмм ночами, телеграммы были все срочные: о прибытии, о смерти и прочее. Работал я с десяти вечера до семи утра, три дня в неделю и семьдесят рублей дополнительно капало в семейный карман. Работал я так где-то с полгода, пока в меня ночью не пульнули с ружья. После этого происшествия жена категорически запретила мне этот вид деятельности. Между делом я выяснил, что дома завод строить перестал и квартира мне опять не светит. Я подошел к Михалычу, он сочувственно развел руками.
- Общагой могу помочь, и только.
Злой я пошел работать дальше и плохо закрепил деталь, она соскочила, когда я начал сверлить и безымянный палец оказался у меня наполовину разрубленным. Замотал я его тряпочкой и пошел к табельщицам-девчонкам, за аптечкой, перебинтовать руку. Проходя мимо фрезеровщика Коли сказал,
- Производственная травма, блин.
Он увидел, засуетился,
- Давай я тебя доведу до девчонок, - подхватил меня под руку и мы пошли.
Однако, не прошли и десяти шагов, как Коле стало плохо, от вида крови, лицо его посерело и он грохнулся лицом вниз прямо на батарею парового отопления. Удержать я его не мог при всем своем желании, ибо весил он не менее ста кило. Кровь залила ему лицо, на полу лежали частички выбитых зубов. Набежавшие на шум табельщицы оказывали помощь, уже двоим. А  Коле, вообще, понадобилась скорая помощь, которую и не замедлили вызвать.
Спустя пару недель, когда я с завода уволился и проходил медкомиссию в городской поликлинике, я видел Николая у зубопротезного кабинета, он все еще восстанавливал выбитые при падении зубы.
Меня после прохождения медкомиссии быстренько  приняли в организацию, называвшуюся ПМК-26, электросварщиком. Я сходил к главному инженеру Орлову, он без проволочек выдал мне ордер на комнату в общаге, куда мы с Оленькой и переехали, став обладателями  жилья в 36 квадратных метров. Так называемая комната в общаге, состояла из двух комнат, первая метров двадцать и вторая шестнадцать, которую мы приспособили под кухню. Так же присутствовали ванная и туалет. Мы усердно принялись благоустраивать наше новое жилье, потом привезли с Твери сына, который бичевал у бабушки. Его мы устроили в сад, который был виден из окна, а Оля работала в местной библиотеке.
Все налаживалось, мы освоились на новом месте, прижились за зиму. Весной у нас на строительстве появился новый начальник участка – Петр Николаевич. Он неделю походил, поприглядывался, а в конце недели собрал собрание коллектива. Без обиняков заявил:
- Бригадира комплексной бригады я увольняю за пьянку. Назначаю бригадиром Василия.
Повышению я рад не был, мне было 27 лет, а в бригаде работали люди раза в два постарше. После собрания Петр Николаевич пригласил меня к себе в конторку и разъяснил «политику партии и правительства»:
- В общем сиди, слушай, вникай, а соглашаться или нет дело твое. Днем работаешь, ночью, найди еще двух человек на свой выбор, сторожить будете, приработок не плохой – 70 рублей в месяц. Дальше, я выписываю на участок железо, уголки, вы варите ворота, продаем, мне 50%, вам остальное. По рукам?
- Договорились, Петр Николаевич.
- Да, еще будут мелкие поручения, освобождаю от работы для их выполнения.
- Хорошо, - я чесал затылок, что за «мелкие поручения»?
В один из дней начальник снова вызвал меня в конторку и объявил:
- Приезжает начальство с Краснодара, надо бы их встретить, как дорогих гостей.
Я хлопал глазами, стоя у порога. Он засмеялся:
- Я приехал из средней Азии, там принято накрывать дастархан, то бишь стол для гостей. Бери Колю Сидорова, у него мотоцикл, Колю Радченко и мотайте на пруд, раков наловите, ну и потом по станице прокатитесь, купите самогонки, только хорошей, не на курином помете настоянной. Деньги есть?
- Есть, - мотнул я головой и вывалился из конторки.
Мы сели на мотоцикл и покатили. Раков мы наловили, пару ведер, часа за два. Поехали по станице, пробовали самогонку, выгнанную из буряка(свеклы), настоянную на самосаде и курином помете.
Потом хозяйка, у которой мы и купили заветную четверть, сказала:
- Вот, мол, заразы, дурят народ, им бы только деньгу сорвать, а то, что у людей голова будет трещать неимоверно, им и дела нет. (Это она про конкурентов, продавцов самогона).
По правде сказать, утром от ее самогонки голова трещала неимоверно.
Начальство прибыло к концу рабочего дня, с умным видом походило по объекту, зачем-то съездило на речку Кубань, которая тащила с гор все,что может тащить вода  и держать на поверхности, и была мутной-премутной ,и вернулось. Стол был накрыт по царски: помидорчики «бычье сердце» были готовы лопнуть, так были налиты соком, огурчики свеженькие с грядочки и малосольные, я их стащил у жены, которая готовила их к приезду тещи, свеженькие лук и укроп с петрушкой, мягкий хлеб с местной пекарни, гора вареных раков и шашлычок из баранины, который сготовил Коля, большой спец по этому делу. Изобилие венчала бутыль чистой, как слеза самогоночки, которая просилась наполнить ею граненые стаканы по венчику, что мы и сделали. Начальство плотоядно потирало руки и важно говорило:
- Ну, Петр Николаич, ну уважил, так уважил. Надо бы к тебе почаще заезжать.
- Милости просим, - улыбался начальник участка, - гостям дорогим мы всегда рады.
Гостям наливали, потчевали, снова наливали. Потом, когда половина попадала с лавок, аккуратно сносили их в машину, насыпали в пакеты вареных раков и они благополучно убыли.
Вскоре после приезда начальства к нам нагрянули журналисты с фотокорреспондентом. Приехали освещать строительство краснодарской оросительной системы. Меня вызвал начальник участка и представил:
- Бригадир лучшей бригады на стройке, ударник коммунистического труда, его фотография на Доске Почета нашей организации.
Журналистка, молодая, красивая шатенка с пухлыми губами, достойными лучшего применения, чем облизывание их языком, что она частенько делала, сунулась ко мне с блокнотом:
- Как вы добились таких выдающихся результатов?
Я краснел, язык присох к небу, еле выдавил:
- Только личным примером, - мысли у меня были совершенно о другом, меня смущали эти ее пухлые губы. И потом добавил, - конечно, у меня очень грамотный и относящийся к людям с уважением начальник участка. Под его руководством можно и нужно работать хорошо на благо Родины.
Она заулыбалась, видимо, я выдал, то, что и ожидалось. Защелкал, как в стихах про памятник Ленину, фотоаппарат услужливого фоторепортера. Вскоре вся эта гомонящая, шумная толпа отбыла, а Николаич сказал, улыбаясь:
- Жди гонорар.
И правда, через недельку на домашний адрес пришел перевод, аж на ПЯТЬ рублей. Если бы знал, наговорил бы побольше. Кстати, адреса у нас менялись часто, сначала жили в общаге, потом нам дали однокомнатную квартиру, а вскоре мы заехали и в двухкомнатную, на «еврейском» третьем этаже, светлая, большая, ленинградского проекта.
Насосную станцию мы закончили и мою бригаду перевели на строительство другой станции, куда надо было ездить за двенадцать километров. В бригаде появились новые люди: сварщик Витя и пара каменщиков-бетонщиков. Витя был прекрасный специалист, сварщик от Бога, но пьянь несусветная. Однажды мне это надоело и я решил его перевоспитать. Пригласил его к себе, взяли бутылочку водки и сели поговорить за «жизнь». Витя соглашался со всеми моими словами, кивал головой, утирал слезу, давал клятвы, что на работе ни-ни, в заначках спиртное не прятать. Мы усидели одну бутылочку, я одел парадно-выходной костюм, красивый, венгерский, мы сходили за второй и пошли в общагу, навестить друзей. Заходили то в одну комнату, то в другую и потом все, что было знаю только со слов жены. «Жду, жду, нет муженька моего, уже 11 вечера, слышала, только скребется кто-то у двери, подумала кошка соседская. Еще час подождала, нет, надо идти искать. Открываю дверь, сидит голубчик у порога, видимо, сил до звонка дотянуться не было, так и постучать даже не мог, так нажрался, зараза, скребся только. Затащила в спальню, бросила на пол подушку, нет, прется на кровать, ты, говорит, моя жена и я имею право спать рядом. Раз спихнула на пол, два, потом плюнула, принесла тазик, если будет плохо, спи, черт с тобой». Больше за перевоспитание Витька я не брался, но всегда защищал его, когда хотели уволить - работяга он был хороший. Уйдя в очередной отпуск, отгуляв пару недель, я вернулся, но Витька уже не было, мой заместитель Петя все-таки его убрал, хотя сам работник был никакой, зато языком работал хорошо.
Шел уже четвертый год нашей жизни на Кубани. Все было замечательно, до поры, до времени. Мы построили и вторую насосную станцию, и надо было ездить на работу еще дальше, за сто километров, на неделю, или работать дома на строительстве больницы. Бригада выбрала больницу, но заработки были тут совсем никудышные. В это время пришла телеграмма из Архангельска, «ПРИЕЗЖАЙТЕ НА СВАДЬБУ», женился Олин брат. Съездив на свадьбу, мы приехали, подумали и решили перебираться обратно в Архангельск. Олю я предупредил сразу, что пойду работать в пароходство. В райкоме партии накатали мне характеристику, с которой даже Господь принял бы меня в рай, несмотря на грехи. С тем я отбыл устраиваться, а Оля паковала вещи и готовилась к переезду. В ноябре я снова был на танкере «Нива». Так продолжилась моя морская жизнь.