Глава 10. Души прекрасные порывы

               
Московское метро – это  королевские  палаты, связанные между собой многокилометровой сетью тоннелей. Мраморные колонны,  мозаичные панно, настенные барельефы, люстры из горного хрусталя, авторские светильники ручной работы,  таинственные полупрозрачные витражи.
В сумерках подземелья нечеловеческий гул и грохот ежеминутно сотрясает магические своды замка. Толпы людей, перебегающие от одной станции к другой, не обращают внимания на великолепие и красоту, которая окружает их в метро.  Люди смотрят друг другу в спины и словно видят перед собой запертые, темные двери,  серые стены, заколоченные, разбитые окна.   Они  погружены в  ежеминутные, неразрешимые, запутанные  проблемы.  Они застряли во вселенной между мирами и блуждают, потерянные, жалкие, замученные, по лабиринту времени.
Московское метро – это  подземная многокилометровая  пирамида, возведенная в эпоху  Советского Союза, это  памятник, объединяющий в течение семидесяти лет народы советских социалистических республик, которые верили, как невинные дети,  в светлое коммунистическое будущее.
Московское метро – это пропитанный ядовитыми парами плесени склеп, в мраморных стенах которого забальзамированы революционные коммунистические идеи.
Массивные скульптуры на станции Площадь Революции,  молчаливые свидетели ушедшей эпохи, хранят в  монолитной бронзе историю разрушенной страны.
Сдавленные мраморными стенами, они  воскресают из мертвых тогда, когда наступает ночь. В тишине, в сумерках подземелья они расправляют бронзовые плечи, разминают застывшие мускулы,  широкими шагами ступают гордо, неторопливо вдоль низких колонн,   грозно сжимая в  мозолистых руках позолоченные винтовки, гранаты, наганы, натертые до блеска суеверными пассажирами московской подземки. Через вентиляционные отверстия доносятся  гулкие отзвуки города, грохот, скрежет, непонятные, подозрительные хлопки. Ожившие бронзовые воины уверены в том, что это гремит над ними  огненное пламя революции и готовы  ради великого дела подняться на баррикады,  гордо и гневно расправляя  над городом красный, революционный, советский стяг.
 А в это время по ночному Питеру, по мостовой, на бронзовом коне совершает свой  неустанный путь великий   император – царь Петр,  окрещенный в русской литературе   «Медным всадником». Он вышагивает  властно по набережной Невы,  хмурится и готов  растоптать и уничтожить любого, кто посмеет бросить ему вызов, кто осмелится  преградить ему дорогу к вершине славы и бессмертия.   Но первые лучи солнца разрушают бронзовые чары Петра и, поднимая на дыбы могучего  коня, великий царь замирает на гранитной глыбе, как на каменной волне,  обращая  застывший, когда-то огненный взгляд, в сторону северной реки, простирая над Россией  властную, бронзовую длань.
На путевой стене станции метро Пушкинская, на барельефе возвышается  «Медный всадник».
Я прислонилась к мраморной колонне и  в грохоте  московского метро  читаю  неторопливо стихи русского поэта:
Прошло сто лет и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы веков, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво…

Останавливаю время – хожу вдоль платформы, разглядывая медные барельефы, повторяя  заученные когда-то в школе, на уроках литературы, любимые строки:
«Москва, как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!»

«Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!»

«Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живи,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!»

Очнулась -  некогда расслабляться, некогда смотреть по сторонам. Нырнула вместе с толпой  в вагон электрички.
                .                .                .
Неожиданная встреча. Знакомое лицо. Маринка Махмудова  стояла у дверей вагона. И снова в памяти, как острая игла, вспыхнуло детское воспоминание - спортивный зал, гимнастический ковер, стройная, легкая, похожая на прозрачную фарфоровую статуэтку,  гимнастка и музыка Вивальди.  Марина танцевала на ковре  трепетно и нежно. Ее руки  как будто бы держали невидимую скрипку Паганини и воздушный смычок. Она водила смычком по  воздуху, как по  струнам, и парила, и прыгала на гимнастическом ковре сложные акробатические связки. Хореограф придирчиво оттачивала каждое движение гимнастики. 
Марина когда-то считалась перспективной спортсменкой. Она тренировалась у Разумовских, входила в сборную страны, выступала на международных соревнованиях и ставила перед собой максимальные задачи. Вершина  карьеры для каждого спортсмена – это олимпийское золото.
Виктор Михайлович и Ирина Викторовна Разумовские являлись ведущими тренерами в зале ЦСКА.  Но в 90-ые годы  после развала Советского Союза переехали жить и работать в Японию.
Повезло. Разумовские приняли разумное решение – сбежать в спокойную японскую гавань с российского корабля, трюмы которого были наполнены соленой водой. Прогнившие доски отчаянно скрипели под напором разбушевавшейся стихии.
Слово «патриотизм» с развалом Советского Союза утратило смысл.
Разумовские оставили в России  все то, что было наработано за годы. Никто никому ничего не обещал.
И девочки, которые пахали в спортивном зале по восемь часов в день за одно только слово «Родина»,  которые шагали годами по ступенькам к олимпийской мечте, чувствуя себя патриотами страны,  должны были сойти на землю и куда-то двигаться дальше одни, привыкая к новой капиталистической реальности.
Никто никому ничего  не обещал. Новая реальность диктовала  жесткие правила игры.
У каждого человека была своя судьба. Девочки вылетали из гимнастического зала в открытый мир и  падали порой на землю, как неумелые птенцы.
Марина увидела меня и кивнула. Ее лицо не изменилось, но глаза смотрели в себя, потеряно и грустно. Она спросила, чем я занимаюсь.
Я хорохорилась, распушила  перед Маринкой  глупые перышки,  похвасталась, что перешла в секцию фристайла, что прыгаю теперь на склоне горы с акробатического трамплина.
Марина промолчала, пожала плечами.  Ее взгляд стал глубже, темнее, печальнее.   Она почему-то извинилась передо мной и вышла торопливо из вагона на следующей остановке.
Марину звали во фристайл, но она отказалась. Слишком много сил было оставлено в гимнастическом зале.  Она захлопнула каменные двери прошлого. Подниматься на вершину Олимпа – это нечеловеческий труд.