Глава 11. Олимпийские звезды на Воробьевых горах

               
На поверхности воды, сложив на спине острые крылья, плавали чайки. Мимо Воробьевых гор пролетали то и дело вдоль берега речные трамвайчики, поднимая  суетливые волны.   Птицы, привыкшие к московскому шуму, не улетали. Они играли, как маленькие дети, на водной горке, ловили волну, будто ловкие серфингисты.
На месте Воробьевых гор Москва-река делала резкий изгиб, как бы образуя петлю в виде гигантский подковы. Словно неведомая энергия сбивала ее с прямого пути, закручивая по спирали, образуя над водой и над землей невидимые космические вихри.
Мы бежали с Ленкой Сафроновой вдоль набережной реки. Молчали, экономили силы, чтобы не сбить дыхание. Мы смотрели перед собой, и в себя, и на длинную бесконечную тропу, и на мелкую крошку под ногами. Мы были похожи на трудолюбивых осликов, перед которыми повесили на длинном шесте охапку ароматного сена в образе золотых олимпийских колец.
По холмистой тропинке мелкими перебежками преодолевали овраги и крутые подъемы, и чувствовали, что все это не зря, не  случайно, не просто так. Мы ощущали себя частичкой олимпийского золота,  олимпийской вершины именно тогда, когда  тренировались на Воробьевых горах, когда над нами шумели беззаботные, скрытые в густой листве  мелкие птахи, когда смешные белки, махая рыжими хвостиками, выскакивали на дорогу, и  тут же, испуганно ныряли в траву.
 Ленка Сафронова занималась лыжным балетом у Сергея Шайбина.  Для акробатики она не подошла -  была  очень пластичной, пластилиновой, гуттаперчевой. Ее спина складывалась, как резиновый коврик,  будто бы в теле вообще не было мышц.
Лыжный балет считался безопаснее акробатики. Но все же элементы лыжного балета требовали от спортсмена физической силы. Сергей Ревленович поставил перед Леной задачу – за лето укрепить спину и накачать руки.
Ленка ложилась на коврик лицом вниз возле шведской стенки, ногами упиралась в нижнюю перекладину, отводила руки за голову и, отрывая тело, тянула туловище назад как можно выше от земли. Она делала это упражнение  старательно и качественно, увеличивая ежедневно количество подходов.
И все же было такое чувство, что Ленкина спина не накачивалась, а просто складывалась, перегибалась, как легкая, тонкая бумага. После упражнений Ленка садилась на коврик, расстроенная, обнимала руками колени, будто складывала себя, как детскую книжку, будто прятала свои тонкие листочки  в мягкую бумажную обложку. Я видела в ее глазах  покорную, тихую грусть. Она не понимала, как изменить свое тело, как превратить себя в другого человека, в другую Ленку Сафронову. Она слушала  тишину,   словно  ждала от вселенной нужные слова, добрые подсказки, дружескую поддержку. И вдруг понимала, отчетливо и остро, что она никому не нужна, что ее проблемы, лично ее, Ленкины, жизненно важные, неразрешимые, запутанные  проблемы,  никого не интересуют. 
В доме была большая семья. Мать и отец пропадали на работе с утра до вечера. Братья и сестры переворачивали квартиру вверх дном, а Ленка, как старшая, отвечала за всех.
Я дружила с Ленкой Сафроновой. Ее сердце было мягким. Она принимала человека таким, каким он был от природы. Она смотрела на мир глубже, мудрее, чем обычные упертые спортсмены, нацеленные на результат, как будто видела что-то свое, особенное, ощущала глубинные, энергетические вибрации в частицах воздуха.
                .               .               .
У спортивной школы на Воробьевых горах  стационарного  здания  не было. Ребята хранили инвентарь в щитовом сарайчике: ботинки, лыжи, комбинезоны, шлемы.  По этому поводу никто не расстраивался.  Горнолыжники - народ неприхотливый.
Юркнули с Ленкой после тренировки в раздевалку. Переоделись и с чувством выполненного долга потопали наверх, в сторону троллейбусной остановки.
На смотровой площадке  гуляли расслабленные обыватели,  туристы фотографировали друг друга на фоне Москвы.  Продавец на уличном развале предлагал настырно  и назойливо за безумные цены расписанных  матрешек,  шапки-ушанки, советскую атрибутику: значки, вымпелы, марки.
Мы спрятались от мелкого дождя под навесом автобусной остановки, и, вытянув головы, как пугливые речные утки, высматривали в густой тополиной листве, долгожданные троллейбусные рожки.
Над Москвой-рекой летали голодные чайки, поджидая нетерпеливо блестящую добычу на поверхности мутной воды.
                .                .                .
Могул и акробатика – дисциплины фристайла -  вошли в программу олимпийских игр. Лыжный балет  остался  за бортом, на обочине спорта.  Его не признали, не приняли, отбраковали, как незрелищный, малоэффектный вид.  Кто-то всевластный, всеведущий,  поставил на пергаменте судьбы  роковую подпись, перечеркнул одним взмахом пера все то, что было наработано за полвека в лыжном балете.
Но Ленка Сафронова не падала духом. Она  верила, что ее любимый балет рано или поздно станет Олимпийским.
Я видела в ее глазах веселые искорки.  Не страшно, если что-то не получается на склоне. Главное в спорте – это ежедневные тренировки и вера в себя.