Глава 13. Полярная ночь

               
Полярная  ночь. Низкие темные облака, как тяжелые перьевые  подушки, накрывают маленький  город.
Земля завалена тоннами снега. У подножия горы застыли в сугробах пятиэтажные серые домики.
 Сквозь пургу и непогоду пробиваются из окон теплые, живые огоньки. Жители Кировска готовятся к долгой северной зиме.
               
                .     .     .

Москва. Первые робкие снежинки исчезают на глазах, истлевают, испаряются, не долетая до земли.
Начало декабря. В столице слякоть и осенняя грязь.  Голая, раскрытая, беспомощная, зажатая кольцами дорог, пустынная московская земля.   Пыль, смог, выхлопные газы, осенняя усталость и депрессия. Люди устали, выдохлись в  бестолковой гонке на выживание.
Московская земля мечтает отдохнуть, расслабиться, свернуться калачиком в  тихой, снежной   берлоге, как огромная,  бурая медведица.
Московские жители мечтают о настоящей  зиме, которая когда-то была в детстве, которую помнили, как беззаботную, детскую сказку. Хрустящая, колкая, сверкающая на солнце морозная зимушка-зима.
Санки, лыжи, снеговики, крепости, снежки, снежные лабиринты.  Счастливая   детвора. Промокшие насквозь варежки, валенки, носки, шубы, шапки, шарфы. После зимних прогулок московские мамочки раздевали  краснощеких детишек до трусов и вывешивали  на батарею мокрую   одежду…
Ностальгия по зиме, по чистоте снега. Зимняя дорога,  белое полотно, как чистый лист бумаги.
Раннее утро. Ни единого следа, ни единой черточки на снегу. Открываю скрипучую дверь подъезда.  Морозный, обжигающий воздух. Воротник возле рта покрывается инеем и мгновенно застывает на холоде. Я чувствую кожей мелкие, колкие, ледяные хрусталики. Я дышу белым паром, как настоящий волшебный дракон. И люди вокруг меня  дышат, как белые драконы, и покрываются инеем.
Я делаю  первый шаг. Оставляю  след на новой земле, на чистой девственной земле. Топаю за мамой в детский садик, и ребристая подошва  маленьких сапожек  аккуратно отпечатывается на снежном коврике.
Торопливые прохожие спешат на остановку. На полотне снега, как на пергаменте судьбы,  каждую секунду отпечатываются долгие, запутанные следы. Они спорят, кричат, куда-то бегут, наступают друг другу на пятки, подталкивают, подгоняют вперед.
Утренние сумерки. Низкое, тяжелое облако рвется, как тонкое полотно. И кружатся новые снежинки над крышами многоэтажек, над паутиной затоптанных дорог, над парками, дворами, покрывая землю белой, накрахмаленной скатертью.
Обновленная, сверкающая дорога, чистый  морозный воздух, нехоженый, непрочитанный зимний день.
                .      .      .

В декабре Андрей Леонидович организовал сборы в Швейцарии для старших ребят - Сашка Михайлов и Наташка Орехова готовились к международным соревнованиям.
Младшая группа акробатов в начале зимы поехала с командой фристайла на сборы в Кировск.
Андрей Леонидович передо мной поставил задачу – окрепнуть на лыжах - научиться уверенно поворачивать и съезжать по крутому склону без падений.
Мне выдали новую форму: ботинки, крепления, лыжи фирмы Rossignol. Отличная экипировка для новичка. Я была настроена на серьезную работу.
Новые лыжи были  удобнее старых. Ярко-желтый,  лакированный, широкий носок, гибкая, благородная стать, как у породистой лошади, оптимальная для акробатических прыжков длина, рассчитанная на мой рост.
Катайся  на склоне,  неугомонный новичок, сколько душе угодно.
Любуюсь лыжами. Провожу рукой по гладкой матовой поверхности.
Старые потертые советские лыжи я оставила в московской квартире, между стеной и платяным шкафом. Они отработали свой век и стояли теперь  скромно в пыльной тишине, в сумерках слякотного дня.
                .     .     .   
            
Пурга. Топаем по колено в снегу. Двухэтажная гостиница. Под окнами двухметровые сугробы возвышаются как снежные сопки. 
Расселяемся по комнатам, распаковываем вещи, отдыхаем. Обеденное время с часу до двух. Выходим на улицу в снежный буран –  столовая расположена в соседнем здании.
Полярная ночь в Кировске длится две недели, с 15 по 28 декабря. В эти дни солнце находится ниже линии горизонта. Но не глубоко.  Солнечные лучи как бы освещают небо из-под земли. В полярные ночи с одиннадцати до пятнадцати часов  в Кировске светло. Уличное освещение отключают. Можно работать, кататься на склоне  и даже  читать. Это время называется гражданские сумерки.
Я мечтала увидеть полярное сияние. Но появляется оно не всегда, не каждую ночь, только в темное время суток, в безоблачную погоду, когда на поверхности земли происходят геомагнитные колебания.

Первая тренировка на склоне.  Собираемся на гору, одеваем комбинезоны,  ботинки, перчатки, закидываем лыжи на плечи. Идем по глубокому снегу след в след,  как белые кроты, прорываем себе новый путь - дорожку до подъемника.
Девчонки убежали вперед. 
А я иду за Ленкой.  Ленка мурлычет   на ходу и пританцовывает.
«Не-е похожий на тебя, не-е похожий на меня, просто так прохожий – па-арень чернокожий!»
Почему бы и нет. Даже очень актуально в настоящий момент. В Кировске не хватает африканской жары и горячего солнца. В полярную ночь у подножия белой горы  парень чернокожий передает нам привет из далекой Африканской республики. Замечательно.
«Я снова слушаю дождь. Я вижу эти глаза. Я знаю, что ты придешь, и, может быть, навсегда». Мне нравится песня.  Я топаю за Ленкой и  слушаю дождь и вижу чьи-то глаза в этой полярной северной тишине.
А Ленка поет:
«Полдень, жаркий полдень, город и в порту причал. Босоногий мальчик тарантеллу танцевал».
У Ленки необычное лицо: смуглая кожа, немного сдавленный и все же красивый нос, широкие, открытые ноздри, каштановые, длинные, распущенные до плеч,  непослушные кудряшки.
Фанатка Леонида Агутина, Ленка слушает в наушниках любимые песни, заряжая северный  воздух частицами жаркого лета,  ритмами южного моря и пылкой влюбленной души.
Добрались  до подъемника.
Ленка положила на снег  балетные маленькие лыжки, застегнула  крепления и полетела, влюбленная, на вершину розовой горы.
                .      .       . 
             
       Ленка влюбилась в Антошку – могулиста. Но Антоха любил Машку Тарыгину.
Он прибегал в номер к девчонкам, сидел на Машкиной кровати и шутил.
Машка – русская красавица. Точеные, как у  княгини, черты лица, темные, восточные глаза, бархатная кожа,  густые черные волосы. Было удивительно, как такая красивая девчонка прыгала с трамплина. Как будто с картины великого художника спустилась в нашу реальность сказочная царевна, сбросила на пол заморские наряды, надела комбинезон, шлем, громоздкие ботинки. И помчалась, по  горнолыжной трассе, поднимая снежные волны, вылетая на лыжах на десятиметровую высоту… Отчаянная девчонка.
Машка не любила Антона.  Она никого не любила.
Андрей Леонидович  ставил перед акробатами  непростые задачи. Машка готовилась психологически к двойному прыжку.  Надо было прыгать, надо  было стремиться к вершине, к Олимпийской мечте.
«Первым делом, первым делом самолеты».  Ну, а мальчики? А мальчики потом.
Машка держала Антона на расстоянии.
Ленка переживала. Антон ничего не испытывал к ней. Ленка любила тихо, оберегая в  сердце  светлое чувство.
А Машка флиртовала и бегала к ребятам на второй этаж.

                .     .      .    
       
 Я приручала лыжи на розовой горе. Они не слушались меня - даже самые лучшие в мире лыжи фирмы Rossignol.
На вершине Умптека не было никого. Ни тренера, ни девчонок, ни города.
Я падала  через голову, летела в розовый сугроб, неуклюжая, нелепая, выкарабкивалась из-под снега и падала снова.
Строптивые необъезженные лыжи ускользали от меня, играли в прятки, в салки, в поддавки, смеялись, дразнили, как безжалостные дворовые мальчишки.
А великое солнце выглядывало из-под земли и  поливало розовой тишиной холодные  бутоны гор.
Прорывая сумерки полярной ночи, гордая гора Умптек раскрывала  маковые лепестки навстречу солнечному ветру.